Невидимые знамёна

8. Воссоединение

Проснувшись, Шура не сразу вспомнила, где находится, потом сообразила. Села, огляделась — дверь в домик была распахнута, снаружи лился солнечный свет, слышались птичьи голоса.

Потянувшись, она села, протерла глаза... замерла. Вместо вчерашней хламиды на ней оказалось что-то вроде рубашки с длинным рукавом, но она не переодевалась, это точно! Может, пока она спала, Куа-Тан... Но нет, Шура бы проснулась!

Она оттянула рукав, присмотрелась — вроде ткань похожа на вчерашнюю, но вязка намного мельче, плотнее, и сама материя стала мягче, приятно льнула к коже. Шура перевела взгляд вниз — штаны тоже сделались уже, облегая тело, а штанины достигали середины икры.

-Что за чертовщина... — пробормотала она, спуская ноги на пол.

Будто услышав ее слова, в дом вошла Куа-Тан, она что-то несла в плетеной корзине.

-Хорошо ли спалось, Шур-Рой? — весело спросила она.

-Отлично, — честно ответила девочка. Под открытым небом она спать так и не привыкла, а тут были стены, потолок и даже кровать, пусть и жесткая! — Только вот... что это такое?

-Это? Это наша одежда, — ответила болотница и уселась у очага. В корзине оказались две большие рыбины, уже выпотрошенные и почищенные. — Мы вяжем ее из травы кьян, что растет в трясине, а она растет, растет...

-Погодите, она что, на мне выросла?! — Шура вскочила, попыталась заглянуть себе за спину. Непонятная одежка плотно облегала тело. — Она же вчера была шире и длиннее!

-Мы так делаем, потому что у всех разные тела, — пожала плечами Куа-Тан. По дому разливался упоительный аромат жареной рыбы. — Трава кьян сама знает, как оплести куакки, чтобы было удобно, да, удобно.

-Но я-то не куакки!

-Значит, траве кьян все равно, на ком расти, — усмехнулась болотница. — Раньше мы не давали людям нашу одежду, но у меня нет ничего другого...

-И она так и будет расти? — подозрительно спросила Шура.

-Пока не станет совсем удобно.

-А снять ее можно? — носить на себе нечто живое было... неприятно.

-Конечно, можно, — кивнула та. — Твоя одежда уже высохла. Но наша лучше, да, лучше! В ней не бывает ни холодно, ни жарко, она не промокает, когда нужно, и ее не приходится чинить, нет, не приходится! И запаха нет, совсем нет, и зверь тебя не выследит...

-Как так? — Шуре стало любопытно. Вон, на Куа-Тан такой же наряд, который она вчера ошибочно приняла за шкуру или чешую, и ничего!

-Будет прореха — трава кьян заделает её, — ответила болотница, — можно порвать одежду пополам, она срастется, да, срастется!

-Здорово... — девочка посмотрела на свое одеяние уже с большим уважением. Не промокает, значит, и не холодно... — Послушайте, а может, поменяемся на что-нибудь?

-Ты же говорила, что у тебя больше ничего нет, говорила! — повернулась к ней Куа-Тан.

-Только вот одежда, — вздохнула Шура, — но вы сказали, она вам ни к чему...

Болотница задумчиво то ли квакнула, то ли булькнула, потом произнесла:

-Я бы взяла вот это, взяла бы, — она указала на Шурину футболку. — В темноте не видно было цвета, а он хороший, хороший! И такой ткани я не видала!

Футболка была самой обыкновенной, под камуфляж, только цвета поярче — мать купила младшему брату, а ему обновка оказалась мала.

-Хорошо, — согласилась Шура.

-Но этого мало, да, мало, — покивала болотница. — Траву кьян трудно добыть, трудно сплести!

Шура задумалась.

-Погодите... — Обойдя Куа-Тан, она порылась в рюкзаке, нашла ключи от квартиры на простом брелке. Тут они ей ни к чему, а болотница вряд ли сможет влезть к ней в дом, чтобы ограбить! — Подойдет?

-Покажи, покажи...

Болотница повертела ключи в руках, возбужденно дернула горлом. В особенный восторг привела ее конструкция брелка.

-Подойдет, Шур-Рой, — решила она. — Хороший обмен, хороший! Бери нашу одежду! Надевай свою поверх!

-А как же... — замялась Шура. — Ну...

Выслушав ее затруднения, Куа-Тан засмеялась своим квакающим смехом.

-Люди странные, странные! — сказала она. — У куакки не так, совсем не так! Но траве кьян всё равно, что ее испачкает!.. Только помни — каждую луну нужно опускать одежду в проточную воду, иначе трава кьян засохнет, да, засохнет и больше не будет расти!

-Ладно, я запомню, — пообещала Шура серьезно, натягивая джинсы и вдевая новый ремень. Тот был чуть широковат, но все же пролез в шлёвки. — Спасибо.

-Ешь, — велела Куа-Тан, очень довольная сделкой. Похоже, куакки в самом деле очень любили меняться! — А потом я отведу тебя к твоим людям.

-Правда? — подскочила Шура. — Но вы же вчера сказали, что они далеко и заблудились к тому же!

-Они опять идут верным путем и скоро выберутся из Брогайхи, да, скоро, — ответила болотница. — Но мы их обгоним. Куакки знают короткие дороги!

-Откуда вы знаете, где они? — спросила девочка.

-Старая хамма говорит, а хамма знает, да, знает...

-Но она же хищная!

-Хамма не откажется съесть неосторожного куакки, но мы живем в одних болотах, и мы говорим, если есть, что сказать, — ответила Куа-Тан. — А откуда об этом знает хамма, она не говорит. В Брогайхе живет много разных, да, разных... Собирайся, Шур-Рой, пора!

Пока девочка шнуровала ботинки, болотница наведалась к своим головастикам, вернулась довольная и вывела Шуру из дома.

Проморгавшись на ярком солнце, та невольно попятилась, налетела на Куа-Тан.

-Это ч-что?.. — выговорила она.

-Водяной бегун, — ответила болотница. — Ты не сможешь идти по болоту так же быстро, как ходят куакки, а люди ушли далеко. Поедем на нём!

-А он нас не съест? — подозрительно спросила Шура. Водяной бегун больше всего напоминал тритона, только ростом с пони, с мощными лапами. Немигающий глаз уставился на девочку, мелькнул длинный язык — бегун на лету поймал какую-то птичку.

-Он хорошо поел, — заверила Куа-Тан и бросила на спину бегуна, между выступами гребня свернутое покрывало из травы кьян. — Садись и держись крепко, Шур-Рой!

Она легко забросила девочку на спину чудовища, сама вскочила позади, выкрикнула что-то на своем языке, и водяной бегун, развернувшись с кажущейся неуклюжестью, побрел по болоту, постепенно набирая скорость.

Скоро Шуре пришлось пригнуться к самой спине бегуна, чтобы ветки не выхлестнули глаза — с такой скоростью неслось животное. Оно замедляло ход на суше, и тогда Куа-Тан соскакивала наземь и бежала рядом, а трясины бегун попросту переплывал, не погружаясь, правда, целиком, и Шуре приходилось поджимать ноги, чтобы не намокнуть.

Она кое-как успевала смотреть по сторонам: солнечным днем Брогайха выглядела куда как симпатичнее! Даже страшные топи казались яркими лужайками, усеянными неведомыми цветами, птицы заливались на разные голоса, шмыгали неразличимые в траве животные, вились громадные стрекозы и бабочки — на болотах кипела жизнь.

Пару трясин водяной бегун отказался преодолевать наотрез, двинулся в обход. Там живет хамма, сказала Куа-Тан, а Шуре почудилось, что она разглядела длинное серебристое тело там, где видна была вода...

На закате путешественницы прибыли в настоящий поселок куакки, где их встретили без особого удивления — видно, новости тут в самом деле разносились быстро. Шура увидела, наконец, других куакки — расцветки они были самой разнообразной, не только зеленовато-бурые, как Куа-Тан. Мужчины оказались окрашены ярче, были выше ростом и массивнее. Сновали между домами подростки, сильнее взрослых похожие на своих земноводных прародителей, и всем было интересно, есть ли у Шуры что-нибудь на обмен. Хорошо, Куа-Тан пришла на выручку, заявив, что всё пригодное для этого она уже выменяла.

К этой болотнице тут относились с уважением, и скоро Шура поняла, почему: Куа-Тан жила не в сердце болот, с остальными, а, считай, на окраине. Она и еще много таких же, буро-зеленых, считались кем-то вроде разведчиков: их сложнее всего было обнаружить, они были сильнее и ловчее прочих, лучше обращались с водяными бегунами и вовремя предупреждали остальных об опасности. Шура видела других, мужчин и женщин — многие щеголяли такими шрамами, что и во сне не приснится! Видно, Брогайха была куда опаснее, чем могло показаться солнечным днем...

Они заночевали в чьем-то доме. Вернее, ночевала Шура, а куакки снова пели до утра, на этот раз иначе, мягче, что ли, и девочка снова вспомнила о доме. Она старалась делать это как можно реже, иначе впору было полезть в петлю или утопиться в этом самом болоте! Ей что, она жива-здорова, даже относительно благополучна, а родители? Что они думают? Как давно ищут ее и сколько еще будут искать?

За мощным хором куакки никто не расслышал бы всхлипываний, можно было плакать, сколько вздумается. Она и плакала, пока не уснула...

Они задержались в поселке на сутки — Куа-Тан сказала, что иначе они выйдут к границе Брогайхи слишком рано, и Шуре придется долго ждать остальных. Девочка не возражала: болотный народ ей нравился. Они, конечно, были странными созданиями, но не враждебными. Надо думать, ровно до той поры, пока к ним никто не совался: Шура видела то ли шуточные, то ли тренировочные поединки юношей-куакки и невольно задумалась, а сумел бы, например, Тиррук совладать с болотником, даже будучи вооружен мечом?

Вот только происходящее за пределами Брогайхи куакки интересовало мало.

-Люди приходят и рассказывают разное, — сказал девочке один из них, старый, с дряблой тусклой кожей, на одном глазу у него было бельмо. — Мы слушаем и запоминаем, нам интересно, но никогда никому не говорим, нет, не говорим. Мы знаем, как бывает, от тех же людей, да, знаем. Потом придут другие и скажут, что мы предатели, и будут охотиться на нас. Брогайха защитит нас, защитит, но люди упорны, и у них есть те, кто умеет посылать большой огонь!

"Наверно, он о магах," — догадалась Шура, а старик (его звали Коа-Ххан) продолжал:

-Мы не ходим к людям и не пускаем их в сердце Брогайхи. Хорошо, они заняты своими делами, да, заняты, им не до секретов наших болот!

-Но вы можете случайно пострадать, если люди будут воевать, — осторожно сказала Шура.

-Кто пойдет воевать в Брогайху? — хрипло рассмеялся Коа-Ххан. — Люди не могут ходить по трясине, их животные тоже, и они боятся!

-Но вдруг кто-то будет прятаться в болотах или попытается пройти дальше, чтобы укрыться от врагов?

-Тогда пусть проходят, мы пропустим их, как пропустили твоих людей, — ответил старый болотник. — Но мы им не покажемся, не покажемся. О нас мало кто знает, только верные люди, которых мы испытали, да, испытали. Им мы даем цветы и травы в обмен на разное интересное, а другим незачем слышать о куакки!

-Я никому не скажу про вас, — пообещала Шура. — Только меня же все равно спросят, как я умудрилась пробраться через Брогайху!

-Скажи, что случайно оседлала водяного бегуна, и он перенес тебя, — сказала Куа-Тан, подошедшая неслышно. — У нас рассказывают такие сказки, да, сказки. Твоим людям будет не до правды!

И Шура согласилась, что это, скорее всего, в самом деле так...

А потом был еще один день верхом на водяном бегуне, на исходе которого Куа-Тан спустила девочку на землю и спросила:

-Видишь желтые цветы, Шур-Рой?

Шура обернулась, присмотрелась.

-Вижу.

-Иди за ними, они не растут над топью, никогда не растут, — сказала болотница. — Увидишь, скоро Брогайха кончится. Остановись там и жди, твои люди будут здесь еще до захода солнца, да, до захода! А куакки дальше не ходят.

-Спасибо вам, — искренне сказала Шура. — Но я так и не поняла, почему вы мне помогли! Куа-Ххан не очень-то хорошо отзывался о людях, а я...

-Ты головастик, — серьезно ответила Куа-Тан. — Головастики должны быть со своими взрослыми, да, должны! Неважно, куакки или человек, таков закон!

"Где-то мои взрослые..." — печально подумала Шура.

-Прощай, Шур-Рой, — сказала болотница. — И не ходи больше в Брогайху! Куакки могут и не подоспеть, а хаммы ждут добычи, да, ждут!

-Хорошо, — кивнула девочка, решив, что по доброй воле уж точно больше не сунется в болото. — А вы...

Договаривала она уже в пустоту: водяной бегун канул в топь, только круги разошлись, исчезла и Куа-Тан, незаметная в своей одежде среди деревьев.

Не оставалось ничего, кроме как идти по дорожке, обозначенной желтыми цветами. Парило, должно быть, к грозе, но в одежде из травы кьян не было жарко, болотница не обманула...

Скоро изменились деревья: всё чаще стали попадаться прямые и стройные, светлые корой, а не черные и замшелые, а потом под ногами расстелился целый ковер желтых цветов. Брогайха закончилась.

Шура прошла еще немного вперед, нашла поваленное дерево и стала ждать. У нее было при себе немного еды (Куа-Тан брала с собой в дорогу), и она перекусила, чтобы не терять времени даром.

Потом насторожилась — послышался какой-то звук. Человеческий голос! Кто-то отчаянно ругался, продираясь сквозь заросли, а кто-то хныкал, слышны были и другие голоса...

-Чтоб мне провалиться! — услышала Шура. — Неужто вышли?! Слышите? Вышли!

-Да быть не может! — это был голос Нитмайи, и девочка не удержалась:

-Может, может! Брогайха тут кончается!

Воцарилось молчание, потом раздался треск кустов, и на поляну вывалились двое, Нитмайя и Тиррук, изодранные, грязные и взмокшие.

-Ты! — женщина схватилась за сердце в точности таким же жестом, каким хваталась пожилая учительница химии в Шуриной школе, когда класс начинал сходить с ума. — Откуда?!

-Стой, стой, вдруг это болотные духи морочат! — остановил ее Тиррук, подозрительно присматриваясь к девочке.

-Болото кончилось уже, — оттолкнула его Нитмайя и сгребла Шуру в охапку, стиснув так, что та охнула. — Ты как тут оказалась? Мы ж думали, утонула ты!

-Едва-едва не утонула, — ответила девочка. — Вернулась за Одноглазом, а потом ваших следов не нашла, заблудилась, два дня плутала и чуть в трясину не угодила... А там чудовище! — вовремя вспомнила она слова Куа-Тан и сообразила еще, что название водяного бегуна ей звать неоткуда. — Я прямо ему на спину упала, а оно как помчится! Я только и боялась, как бы оно не нырнуло! А потом оно меня скинуло, я смотрю, вроде лес светлее стал, пошла и вышла вот сюда...

-Чудеса! — покачала головой Нитмайя. — Что за чудовище-то?

Шура, как могла, описала, понимая, что ложь ее шита белыми нитками, и Джамдир наверняка ее уличит.

-Повезло тебе! — присвистнул Тиррук. — Слыхал я байки — это водяной бегун. Когда-то попадался в других местах, говорили, если его укротишь, будет носить по воде, как посуху!

-Вот, видно, кому всё наше везение досталось, — сварливо ответила Нитмайя, не отпуская Шуру. — Ведь не утонула, с голоду не умерла... у тебя, никак, было что с собой?

-Хлеба немного и мясо вяленое, — на ходу придумала Шура. — Я по привычке отложила, иногда ночью есть хочется, вот пригодилось! А с водой плохо было, грязная ведь, терпела, пока могла, потом нашла пень старый, а в нем дождевая вода скопилась...

-Ну точно, повезло, — вздохнула женщина. — А мы, как ты пропала, в такие дебри залезли, что насилу выбрались! Джамдир, проводник выискался! Каким чудом вышли, ума не приложу... Вот, пошли с ним, — она кивнула на Тиррука, — дорогу разведать, остальные вымотались вконец. Избранный наш не ест, не пьет, хнычет, что твоя девчонка... — Тут она рассмеялась: — А иные девчонки покрепче парней будут!