* * *
Вокруг меня был камень. Настоящий камень. Гробница Раниора. Я лежала на спине. Все мои кости казались переломанными. Но нет, я шевелилась и дергалась.
"Он разозлится", подумала я, слишком устав, чтобы волноваться. Когда его руки начали ощупывать меня от колен до груди, я ждала, что они будут мять и давить. Но они двигались медленно, и каждое касание возвращало меня обратно в тело. Его руки. Моя обнаженная, чувствительная кожа.
Я открыла глаза. Его голова склонялась над моей грудью. Он выглядел очень далеким. "Мое платье", подумала я. Мысли были неповоротливыми, но я поняла, что оно поднято вверх до самых подмышек. Его складки двигались, словно волны. Я хотела закрыть глаза, но черные формы, мельтешащие поверх головы и рук Телдару, притягивали внимание.
Его язык был прохладным. Я видела, как он рисует влажные круги на моих сосках, как нежно сжимаются на них зубы. Я стонала. "Селера", подумала я или, быть может, произнесла вслух, потому что он поднял голову и проговорил:
— Все хорошо. Ты отлично поработала. В следующий раз сделаешь лучше.
Я заставила себя посмотреть на Селеру. Она оказалась не там, где мы ее оставили, а на полдороге к двери, и я подумала, доползла ли она туда сама, или ее отодвинул Телдару. ("Телдару и я", подумалось мне, но я отстранилась от этой мысли). Селера была вся изломана, как когда-то Лаэдон. Голова и ноги кривились, одна рука завернулась под спину. Даже нарушенное зрение не убеждало меня в том, что она жива.
Телдару был на мне. Его вес прижимал меня к полу — он почти не поддерживал себя. Он взял в ладони мое лицо, а я была слишком слабой, чтобы отвернуться. Его черные глаза были в пятнах красного и серебряных вспышках, похожих на маленькие молнии. Они оставались открытыми, даже когда он меня целовал. Даже когда он раздвинул мои колени и еще сильнее прижал к полу. А потом он оказался во мне, и я застонала, извиваясь под его спокойным телом. Когда, наконец, он начал двигаться, это было легкое движение вперед и медленное, плавное возвращение. Только это, снова и снова. Я закусила губу, чтобы больше не издать ни звука. Зажмурила глаза, но он раскрыл их своими пальцами. Он смотрел на меня до тех пор, пока не сделал последнее плавное движение. По нам обоим прошла дрожь. Потом его глаза закрылись, и он опустился на холодные красные камни.
Я сделала вдох, но воздух застрял в горле. Всхлип, который я услышала, был моим собственным. И другой звук — низкий, ровный рокот. Я перекатилась (моргая и дрожа) и увидела его лицо у моей груди. Его дыхание было теплым. Я изогнулась, чтобы заглянуть ему в глаза. Закрытые веки подергивались. Я легла, вслушиваясь в храп, а потом начала двигаться.
Мне понадобилось много времени, чтобы сесть, но когда это получилось, остальное оказалось проще. Я поднялась на колени и наклонилась, опираясь на кулаки, потом села на корточки, и платье опустилось вокруг тела. Я чувствовала теплую кровь, но не хотела тратить время на поиск ткани, которую подкладывала в белье. Я встала на ноги и посмотрела на него сквозь мерцание черных мушек.
"Убей его. Если ударить факелом, у тебя получится".
Телдару втянул воздух и на мгновение, которое показалось мне слишком долгим, затих. "Умер", весело подумала я, но он задышал и перекатился с бока на живот.
"Убей его, и проклятие никогда не разрушится".
Я стояла, глядя на его расслабленные руки, на щеку с пушком рыже-золотистых волос, которые сейчас казались зелеными. Его ноги были беззащитно раскинуты, как у ребенка.
"Если не можешь убить — беги".
"Нет смысла, ты же знаешь. Ты не можешь покинуть его: глупо даже думать об этом".
"Все равно беги. Сделай что-нибудь".
Я обошла вокруг него и Селеры. Замерла перед входом, подняла сумку, толкнула дверь, и на этот раз меня никто не остановил. Я нырнула во тьму и приложила к стене дрожащую ладонь.
"Пожалуйста, пожалуйста, веди меня, как раньше, будь сильнее, чем проклятие, покажи Путь отсюда"... Узор гудел. Я следовала ему быстрее, чем в прошлый раз; пальцы легко скользили вдоль впадин резьбы. Каждый шаг придавал новых сил. У верхней двери я почти бежала. В ушах стучала кровь. Я схватилась за засов и распахнула ее. "Сработало, я вышла! Я ухожу!" На этот раз по-настоящему...
Дверь я не закрыла. Я начала огибать холм, идя к началу тропинки. Еще несколько шагов, как вдруг что-то ударило меня в грудь и повалило навзничь. Я закричала, замахала руками, но этот кто-то был все еще на мне — теплый, шерстистый, пахнущий гнилым мясом.
— Борл! — воскликнула я и засмеялась, отчего грудь заболела немного сильнее. — Слезай, Борл, дай мне встать!
Он быстро спрыгнул, заскулил и оказался во внезапно появившейся тени. Чьи-то руки подняли меня и поставили на ноги; передо мной возникло лицо, испещренное темными пятнами мушек, и я не узнавала его до тех пор, пока не услышала голос.
— Что происходит? — спросил Бардрем. — Скажи, Нола, пока я...
— Нет, — сказала я, пытаясь вывернуться из его рук, — не сейчас, нам надо идти. Быстрее, уходи.
Он держал меня. Наверняка он все видел — кровь на моем лице и то, что было в глазах.
— Почему? — спросил он тихим, требовательным голосом. — Скажи мне — я никуда не пойду, пока не скажешь, почему он это делает. Я следил за тобой, ждал, злился, а потом увидел тебя и его, как он поймал тебя, как бил собаку... я шел за псом. Не знаю, надо ли было, но я так разозлился. Он тебя бьет. — Бардрем коснулся моих щек, и я отпрянула. — Где он? — тихо спросил Бардрем. — И кто он?
— Ага, — произнес Телдару из-за наших спин. — Я ведь был в капюшоне, и ты не видел моего лица.
Теперь капюшона не было. Он остановился в пяти шагах от нас. Борл заворчал и притаился. Бардрем встал — я увидела это и вспомнила тонкое голое дерево Игранзи. Мне хотелось прикоснуться к нему, но я не могла.
— Орло, — сказал Бардрем.
Телдару улыбнулся.
— Поваренок. Ну что, попробуешь меня убить?
Он держал погашенный факел. У Бардрема не было ничего.
— Хороший шрам, — сказал Телдару, указывая на него факелом. — Тот, который я тебе оставил. Ты с ним много девок в постель затащил? Мои шрамы мне очень пригодились. Правда, Нола?
Зубы Телдару блеснули.
Бардрем рванулся вперед — вихрь, стремительное движение, которое оттолкнуло меня назад. Он врезался в Телдару, и они оба упали. На миг Бардрем оказался наверху, поднимая кулак. Но Телдару сбил его одним-единственным ударом и придавил коленями грудь. Его факел взмывал и опускался, и звуки ударов были громче, чем крики Бардрема и мои. Я видела его кожу, бледную в свете звезд, которая постепенно темнела от крови. С каждым ударом крови на лице становилось все больше. Она обрызгала мои руки, когда я схватила Телдару и потянула его изо всех сил. Он отбросил меня и встал; теперь дуга, по которой опускался факел, была больше; он ударил Бардрема в грудь и по спине, когда тот попытался отползти. Я опустилась на колени, собравшись, готовая прыгнуть снова. Я должна быть сильнее. Я должна выцарапать ему глаза, вонзить зубы в тело... но нет. Он уже поворачивался ко мне. Бардрем лежал без движения. Его светлые волосы почернели. Лицо Телдару тоже было покрыто черным. Он поднял руку и провел ладонью по щеке; кровь размазалась, на лице остались полосы.
— Ну давай. — Его дыхание было прерывистым. Глаза казались серебряными, и этот взгляд пригвоздил меня к земле. — Попробуй сбежать еще раз. Я не пойду за тобой. Давай.
Я покачала головой. Я должна была сказать или хотя бы подумать: "Нет, я не оставлю Бардрема, даже если ты его убил". Но сказала я другое:
— Я все равно вернусь сюда, разве не так? Неважно, куда я пойду. Ты только посмеешься.
Обеими руками он медленно поднял факел.
— Что-то в этом роде. Прости Нола, правда.
Его первый удар пришелся на правый бок. Я растянулась в траве, выпрямилась и поползла на тропинку, словно там было безопасно, словно я собиралась возвращаться в город. Ноги немели и волоклись за спиной. Я видела Борла, прижавшего живот к камням. Слышала, как он скулит, хотя мой собственный плач был выше и громче. Следующий удар пришелся на спину, и я упала на живот. Рот наполнился галькой, землей и кровью. Ботинки Телдару хрустели так близко, что даже с закрытыми глазами я знала — он рядом. Я ждала. Боль пронзала меня от кончиков пальцев до внутренностей, от груди к голове. Я представляла волны, исчезающие линии тьмы, после которых на песке остаются панцири крабов.
— Нола, — тихо и нежно сказал он, а потом боль вспыхнула белым, и я потеряла сознание.
Глава 32
Очнувшись, я обнаружила, что Телдару плачет у меня на груди. Позже я думала, что это мне показалось, поскольку в глазах и в голове все плавало от лихорадки, а когда я действительно очнулась, он вновь был самим собой, спокойным и улыбчивым. Странно, но сейчас я уверена в этом больше, чем тогда. Он был там. Его голова лежала на моей груди, а сам он плакал, как ребенок.
У меня были сломаны челюсть, нос и несколько ребер. Много дней целительница поила меня сонным зельем. Когда отпала нужда в постоянном сне, я грезила (но не о нем). Я видела свою мать и старые нары, где спала с другими ее детьми. Видела серебряный пояс Хозяйки и поношенное синее бархатное платье. Я грезила, будто проснулась, сижу на краю постели и качаю голыми ногами, готовая встать и выйти во двор.
Когда я открыла глаза, он был рядом и плакал, но боль под кожей оказалась слишком реальной и слишком внезапной; я вновь потеряла сознание, выпав в Иной мир, в котором прежде никогда не была.
Я пыталась прогнать боль, но она была слишком сильной. Я просыпалась снова и снова, на все более долгие промежутки, и лежала, слушая звуки собственного дыхания. Мои глаза пересохли, а все, что я видела, окружало голубое пламя. Окно (не мое) и занавески. Чьи-то руки — чьи? Телдару? Селеры? — держат чашу. Я ожидала увидеть ее косу, думая, что в окружении голубого пламени она будет очень красивой, но скоро поняла, что Селера не может быть рядом, хотя не знала, откуда мне это известно.
Однажды голубое мерцание начало гаснуть. Я перекатила голову на подушке. В челюсти пульсировала боль, стонать было нельзя. Одну из занавесок отдернули, и на постель падал солнечный луч. Я смотрела на зеленое покрывало и выпирающие под ним коленки. На Телдару, который сидел в кресле, протянув ноги на солнечный квадрат, а его склоненная голова оставалась в тени.
Помню, как смотрела на него спящего. Слои снов исчезали, пока не остались только реальные образы. Тогда я застонала. Борл положил морду мне на руку; он лежал рядом, вытянувшись во всю длину. "Тебе тоже досталось, — подумала я. — Ты пострадал из-за меня". Он заскулил, голова Телдару поднялась, и его черные глаза открылись.
— Нола, — сказал он. На лице возникла нежная улыбка, та, что рождала во мне ощущение безопасности и ценности, даже несмотря на мысль: "Мне надо было тебя убить".
— Я боялся, что потеряю тебя, — сказал он. Он наклонился, и его пальцы коснулись покрывала. Борл напрягся и зарычал, так низко, что это было больше вибрацией, чем звуком. — Но Узор привел тебя обратно, и я ему благодарен.
"А я нет, — хотелось сказать мне. — Ты лжешь или безумен?" Не знаю, какие слова у меня бы появились, но дыхание застряло в горле, и Телдару щелкнул языком.
— Тихо, любимая. Ты пока не можешь говорить.
Я подняла руку. Она дрожала и казалась очень тяжелой, но мне удалось коснуться головы. Челюсть, щеки и уши были закрыты повязкой. Я не находила узлов. Когда я коснулась ткани, кожа под ней, которая до сих пор пульсировала, начала гореть. Я могла бы зарычать на него сквозь стиснутые зубы и мышцы, которые разрывало на части от боли. Но я молчала.
Он встал и пересек комнату, на миг скрывшись из виду. Я услышала, как он отжимает воду, и внезапно поняла, что хочу пить. Он сел рядом и оттолкнул скулящего Борла ногой. Поставил на кровать таз и приложил к моему лбу тряпку. Она была такой холодной, что я вновь закрыла глаза. Я слышала, как он опускает тряпку в воду, вынимает ее, и почувствовала на губах капли, которые покатились по шее вниз.
— Позже я велю принести тебе суп, — сказал Телдару. — Возможно, завтра ты поешь что-нибудь мягкое — очищенный фрукт или хлеб, смоченный в молоке. Или что-то более экзотическое, что осталось после свадебного пира.
Он внимательно следил за моими глазами. Когда они расширились, он улыбнулся.
— Ты спала очень долго, дорогая.
Он вернулся к своему креслу. Придвинул его ко мне и сел, положив руки на край постели. Его ладони легли на мой правый бок, и я почувствовала вокруг ребер тугую повязку. Любое место, которого касались он или я, пробуждало в моем теле воспоминания.
— Они поженились два дня назад. Как мило. Селере бы понравилось. Хочешь, я расскажу тебе подробности?
"Ненавижу тебя, — подумала я, — ненавижу, ненавижу". Слова путались даже в голове; я вновь хотела спать, меня трясло и вдавливало в постель. Я пыталась остановить на нем сухие, горячие глаза.
— Ритуалы происходили на холме Раниора. Представь, Нола, насколько больше смысла в нем было для меня, чем для любого из моих предшественников! Стоять под землей, в гробнице Пса Войны, в самом сердце нашей земли, где ты и я недавно управляли мощью Узора... Там было чисто, — оживленно продолжал он, — слуги целыми днями скребли стены и саму гробницу. Камни сверкали. В коридорах светили факелы. Лорд Деррис плакал от потрясения, когда я еще и рта не раскрыл.
Я устала и не хотела его слушать, но все же слушала и думала: "Сколько в этой истории лжи?"
— Думаю, тебе интересно узнать, во что была одета Земия, — сказал он и усмехнулся. Если бы я могла, я бы свернулась калачиком и натянула на голову покрывало. Меня затошнило, и я на миг подумала, что будет, если меня вырвет.
— На ней были белакаонские одежды и по дороге к холму и после, в замке. Я думал, что она наденет сарсенайское — с этой своей коричневой кожей и толстыми мускулистыми руками она выглядела нелепо. Но под холмом Раниора на ней было островное платье, зеленое с желтым. Одежду украшали маленькие ракушки, которые звенели при движении. В волосах тоже было несколько ракушек. Ее сестра не надевала украшений.
Я попыталась представить прямую высокую Нелуджу у каменного саркофага Пса Войны и не смогла.
— Я произнес слова клятвы над Королевским зеркалом.
Маленькое, старое зеркало, сделанное из бронзы, а не из золота. Его использовали только для ритуалов свадеб и рождений, и я никогда его не видела, только слышала рассказы. Госпожа Кет учила нас словам этих ритуалов: "Путь, который вы пройдете вместе, да будет прямым и гладким и проведет вас через все преграды". Телдару произносил эти слова глубоким, торжественным голосом. Халдрин и Земия держали край зеркала, а он положил свои руки на их, темную и светлую, и сказал, что они пойдут прямым и гладким путем, вместе.
— Пальцы Земии были стиснуты, но все равно немного дрожали. Она боялась. Гордая принцесса, рожденная в море, жившая среди вулканов, боялась комнаты из сарсенайского камня — или меня, Узора, который она видела в моем взгляде. Не знаю, но мне было приятно. А потом мы вышли на солнце, и король с королевой сели на лошадей. Они поехали вперед, а лорд Деррис, Нелуджа и я ехали за ними в карете. Вдоль дороги стояли люди — больше, чем когда мы проезжали туда на рассвете. Люди на сельской дороге и на городской. Некоторые бросали лепестки, ленты и яркие полосы белакаонской ткани. Бедные радовались. Богатые молчали.
