Вернувшись в свою келью, Ингвар уже не стал ложиться спать. Да, если бы и лег, все равно бы не заснул. Слишком много магии, сродной его собственной растворилось в его крови, плоти и костях. Поэтому он решил заняться чем-то таким, чего еще ни разу не пробовал делать в этой своей новой жизни. Он решил медитировать. Но "уйти в пустоту и безмятежность" оказалось совсем непросто. В голову все время лезли воспоминания о "сошествии в ад" и размышления на тему добра и зла. Однако в какой-то момент он все-таки отстранился от злободневного и растворился в вечном. Это удивительным образом прочистило ему мозги и в очередной раз примирило с действительностью, данной нам в ощущениях. Этот мир, и в самом деле, не был совершенен. Он был построен на весьма неоднозначном с моральной точки зрения фундаменте и так и не смог пока избавиться от множества "родимых пятен" своего ужасного прошлого. Но это был мир, в котором жил Ингвар Менгден, и любая попытка изменить этот мир сколько-нибудь кардинальным образом могла привести только к катастрофе. Для самого Ингвара и для мира, в котором он собирался прожить долгую — по возможности, счастливую, — жизнь.
Однако для того, чтобы жизнь удалась, ему надо было быть теперь крайне осторожным и в то же время в достаточной мере решительным. И это отнюдь не оксюморон. Просто осторожным и решительным предстояло быть в разных ситуациях и в разные моменты времени. И это понимание тоже стало результатом короткого путешествия Ингвара Менгдена в пространство вечности. Ну, и кроме того, медитация благотворно сказалась не только на его душевном состоянии и умственных способностях, но и позволила понять кое-какие простые истины, сопоставив между собой хорошо известные Бармину факты. Он наконец понял, что витало не названным во время вчерашнего общения с Марией Назаровой.
"Она не Назарова, — решил Ингвар, обдумав имеющиеся в его распоряжении факты и ощущения, — во всяком случае, эта фамилия не имеет никакого значения. Вопрос, чья она дочь на самом деле, и кто ее за меня сватает!"
Очевидно, это должен быть кто-то не меньшего калибра, чем Нестор Глинский. Но в отличие от Глинского этот неизвестный действует не так нахраписто. Он осторожен и хитроумен, и он весьма умело ведет свою игру. Другое дело, отчего так, а не иначе? Боится спугнуть потенциального зятя или просто предпочитает "дружить", а не "воевать"? И приглашение на охоту уже не выглядело ни откровенным оскорблением, ни попыткой поставить молодого Менгдена на место. Но, если так, то в чем смысл всей этой возни?
"Рано или поздно мы узнаем ответы на все наши вопросы, — вздохнул Ингвар мысленно. — Или, как минимум, на большинство из них".
Глава 11
1. Двадцать четвертое мая 1983 года
Сборы на охоту начались уже ближе к вечеру. Предупрежденный слугой, Ингвар вернулся в свою комнату и переоделся в охотничий костюм, не забыв поддеть под длиннополый пиджак из шерстяного твида тонкий плотной вязки свитер. Погода стояла хорошая, и ночь, по прогнозам, будет ясная, но в конце мая на этой широте все еще скорее холодно, чем тепло, тем более в вечернее и ночное время. Сейчас, например, термометр показывал плюс тринадцать по шкале Цельсиуса, и это было "достаточно свежо" даже для закаленного и привычного к холоду Бармина. Впрочем, Ингвар давно уже подозревал, что этот мир несколько теплее того, в котором жил когда-то профессор Бармин. Он помнил, например, что в начале июня в Пскове, где он часто бывал в дни своей первой молодости, дневная температура воздуха болталась где-то между пятнадцатью и восемнадцатью градусами, а здесь и сейчас, — в конце мая, — зашкаливала, чуть-чуть не достигая двадцати. Здесь же, на Русском Севере, должно было быть и того холоднее, но сегодня днем при солнце в зените ртутный термометр показал +18 ®С. Но все это были всего лишь путевые заметки, потому что голова Ингвара была занята другим: для чего его, вообще, притащили на охоту. Сейчас он уже не думал, что дело в желании оскорбить или даже убить. Все относились к нему более, чем корректно, и большинство из гостей не знал, похоже, кто он такой, и не догадывался, что замок Усть-Угла — это родовое гнездо его семьи. Так что максимум возможного в этом смысле — это указать ему на его место. Обозначить, так сказать, границы. Что же касается убийства, то случайный выстрел на охоте — это, разумеется, классика, но в глазах Света смотреться это будет откровенным моветоном.
Между тем, охотники спустились во внешний двор, расселись по внедорожникам и выехали в сопровождении егерей к месту охоты. Ехать оказалось недалеко и недолго. Уже через пятьдесят три минуты довольно медленной езды по лесной грунтовой дороге, машина, в которой ехал Ингвар остановилась, пропустив остальные вездеходы вперед, и егерь, представившийся Борисом, отвел Бармина к лабазу — площадке, построенной на манер детского домика на старой сосне. Взбираться пришлось по веревочной лестнице, но зато с площадки открывался отличный вид на границу между лесом и полем, куда кабаны повадились ходить на кормёжку. При этом лабаз находился довольно высоко и был скрыт кроной дерева, так что кабаны не увидят и не унюхают охотников, главное, чтобы не услышали.
Бармин поднялся наверх и оказался единственным обитателем лабаза.
"Значит, будем ждать гостя".
И гость, а вернее сказать, хозяин появился буквально через десять минут. Высокий, худощавый, с обильной сединой в темных волосах и усах, в твидовом охотничьем костюме "Норфолк", в кепи английского образца и в очках с круглыми линзами в тонкой металлической оправе.
"Ни дать, ни взять — английский джентльмен на охоте", — усмехнулся мысленно Бармин, но вслух, разумеется, сказал кое-что другое:
— Добрый вечер, Ваше Высочество! Я Ингвар Менгден! Рад возможности поохотиться вместе с вами!
— Добрый вечер, молодой человек! — сухо ответил князь Северский и протянул Ингвару руку. — Рад наконец увидеть вас вживую.
— Это большая честь для меня, — чуть наклонил голову Бармин.
— Оставим расшаркивания дуракам и бездельникам, — несколько излишне резко оборвал брат венценосца обмен любезностями. — Перейдем к делу. Вы, Ингвар Сигурдович, хотите, чтобы император вернул вам титул. Я правильно излагаю суть вашего дела?
— Да, Ваше Высочество, это так.
— Зачем это нужно вам, — все так же рассматривая Ингвара, что называется, в упор, ровным голосом произнес князь, — я отлично понимаю. Объясните теперь, зачем это нужно нам?
"Хороший вопрос! — покачал Ингвар мысленно головой. — Очень похоже на бессмертный принцип Сталинской юриспруденции: доказательство своей невиновности — задача самого обвиняемого".
— Менгдены один из древнейших родов империи, — сказал он вслух. — Прямая линия наследования, не прерывавшаяся ни разу за прошедшие тысячу лет. Возможно, что и дольше, но это уже спорный вопрос.
Бармин говорил спокойно, ровным голосом, словно читал лекцию. Какое-нибудь дурацкое "Введение в общую психиатрию".
— Однако беспорно, — продолжал он излагать свою мысль, — что это мужская линия наследования, которую ни разу не перебивали наследницы. Полагаю, что это капитал имперского значения. Голубая кровь, родство с половиной аристократических родов северной Европы, и накопленный с веками огромный магический потенциал. Ну а я последний мужчина в роду Менгденов.
— Род не прервется, если вы женитесь, — сухо прокомментировал его слова князь Северский. — Но почему ваш род обязательно должен быть графским?
— Наверное, потому что во все время существования империи Менгдены никогда не исчезали из виду, — коротко ответил Ингвар. — Полководцы, царедворцы, министры и дипломаты...
— И государственные преступники.
— Ваша правда, Ваше Высочество. Понимаю, что должен что-то сказать по поводу моего деда, отца с матерью и моего дяди Петра.
— Хотелось бы услышать.
— Что ж, скажу, как есть. — Ингвар понимал, что не стоит настраивать против себя такого человека, как князь Северский, но и шестерить перед ним не имел права. — Я не знаю, какими соображениями руководствовались мои дед и отец, выступая против вашего дяди-императора. Не знаю и не берусь судить, тем более, оправдывать. Однако я в их делах не участвовал, ибо родился гораздо позже. Тем не менее, присоединяться к хору хулителей не буду тоже. Они осуждены императором, и я, как верноподданный, не имею права сомневаться в его правоте. Месть в этом случае так же неуместна. За что мстить и кому? Думаю, что мертвых следует оставить мертвым, но это не значит, что я готов забыть, что они мне родня. Вы же знаете, Ваше Высочество, я язычник, а у язычников культ предков едва ли не сердцевина веры. Поэтому, где бы я, в конце концов, ни обосновался, — будучи графом или обычным дворянином, — я собираюсь перезахоронить останки моих родителей на том кладбище, которое будет ближе всего к моему новому дому. Собираюсь я так же соорудить кенотаф в память о деде и брате моего отца, могил которых я, верно, никогда не найду. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь увидел в этом проявление фронды. Я просто чту святость Рода и Племени. В остальном же я законопослушный подданный вашего брата, которому я благодарен за обретение имени и свободы.
— Не боитесь? — чуть прищурился сильный человек империи.
— Сошлете обратно на Грумант? — прямо спросил Ингвар.
Он затеял опасную игру и сам это прекрасно понимал, но и уступать в этом вопросе было нельзя.
— Согласен, — кивнул князь, — такого, как вы, сложно испугать, тем более, запугать. Впрочем, пустое! Вы мне нравитесь, Ингвар Сигурдович. Вы действительно настоящий Менгден, что при ваших обстоятельствах более чем похвально. Отважны, но не безрассудны, умны, образованы и знаете границы возможного.
— Лестно слышать.
— Пустое! — отмахнулся князь. — Поговорим о главном.
"И что же для вас главное, Ваше Высочество?"
— Давайте-ка, Ингвар Сигурдович, расставим для начала все апострофы везде, где это надо. Первое и главное, что вы должны обо мне знать: я лоялист, и считаю, что ваш дед был неправ. И дело не только в том, что он выступил против моего дяди. Я, в принципе, против любых действий, могущих принести вред империи, а император и империя, в моих глазах, суть — нерасторжимое единство. При этом, я был против того, чтобы дети расплачивались за грехи отцов. Поэтому я лично просил императора снять с вас обвинение и наказание. Не я один, насколько мне известно, но мой голос, полагаю, тоже чего-то стоит. Это все, Ингвар Сигурдович, было — "во-первых".
— Помолчите, пожалуйста! — остановил он Ингвара, попытавшегося вставить слово. — Обойдемся без комментариев.
— Теперь, "во-вторых", — сказал князь после короткой паузы. — Скорее всего, вы этого не знаете, но Сигурд был моим другом. Вашу мать я знал хуже, но достаточно, чтобы сожалеть о ее судьбе. Помочь вашим родителям, было не в моих силах. Дядя не прислушивался ни к моему мнению, ни к мнению своего брата — моего отца. Единственное, что я смог тогда сделать, это на правах близкого родственника императора "прикарманить" ваше имущество: этот замок и все, что к нему прилагается. В Усть-Угле, к слову, все эти годы никто не жил. Для сегодняшней охоты его открыли впервые за более чем двадцать лет. Я сохранил здесь все, как было при Карле Менгдене, вашем деде: мебель, произведения искусства, сервизы. Сохранил даже портретную галерею и библиотеку. Единственное, что мне не удалось уберечь от разграбления — это ваш семейный архив. Да и то, я запретил трогать документы, датированные прошлым веком и ранее. Так что почти весь ваш родовой архив уцелел. И вот мы подошли к третьему пункту, который состоит из нескольких подпунктов.
— Прошу прощения, что прерываю вас, Ваше Высочество! — Ингвар уже с минуту чувствовал на себе чужое недоброе внимание, и сейчас ему удалось, наконец, разобраться в своих чувствах. — Снайпер охраняет вас или охотится за кем-то из нас двоих?
— Снайпер? — повторил за ним явно насторожившийся Великий князь. — Направление? Расстояние?
— На три часа с копейками, — подытожил Бармин собранную информацию. — Метров двести пятьдесят по прямой.
— Вы его видите?
— Нет, только чувствую.
— Знаю, что это мужчина, — добавил Бармин через секунду, — и что он вооружен винтовкой с оптическим прицелом. Это все.
Даже это знание не переставало удивлять Ингвара. Как, черт возьми, это возможно? Но так все и обстояло: он не просто чувствовал, он знал.
— Почувствуете, когда он решит стрелять?
— Честно сказать, не знаю, — вздохнул Ингвар. — Он не решительный какой-то. То и дело меняет цель. То целится в меня, то в вас, потом — наоборот.
— Может быть, примеривается, как сделать два выстрела подряд?
— Может быть.
— Щит ставить умеете? — Хороший вопрос, вот только Ингвар не знал, получится ли, и, если получится, то удержит ли его шит 12,7 миллиметровую бронебойную пулю, выпущенную с чудовищным ускорением из современного снайперского комплекса.
"Боги! — всполошился Бармин, едва осознал, о чем только-что подумал. — А это-то откуда взялось?!"
— Боюсь, что мне не удержать, — сказал он вслух. — Снайпер вооружен чем-то очень мощным и стрелять собирается 12,7 миллиметровым бронебойным патроном.
— А, если контратаковать прямо сейчас?
— Могу повалить все деревья в том направлении. Дров будет много, шума тоже, — честно признался Ингвар. — Могу сжечь гада, но боюсь, тогда может случится лесной пожар. Ну, или могу застрелить его из охотничьего ружья.
— С двухсот пятидесяти метров, не видя мишень?
— Думаю, что смогу, но кабаны разбегутся.
— Тогда, сделаем так, принял решение Великий князь, — я поставлю щит, они у меня получаются хорошо. И мы продолжим разговор. Выстрелит, валите его на хрен! Чем хотите. Лады?
— По вашему слову, Ваше Высочество.
— Хорошо, — кивнул князь. — Итак, подпункты. Во-первых, я хочу вернуть вам и вашей сестре все, что у вас взял. Разумеется, всех доходов, полученных за эти годы с ваших земель и предприятий, это не касается. Я сохранил ваше добро, не дал его разорить и передам вам в целости и сохранности, но полученные ранее доходы не верну. Это понятно?
"Щедро и... неожиданно!"
— Разумеется! — поклонился Ингвар. — И принимается с благодарностью.
— Второй подпункт, — продолжил тогда князь излагать свою позицию. — Вы можете спросить, с чего вдруг такая щедрость. Я отвечу. Прежде всего, из-за вашего отца, но не только. Еще я хотел бы обезопасить империю от нового раскола. С восточниками западники, как лаялись, так и будут, но, если в стане западников будет находиться разумный, вменяемый человек, который удержит их от крайностей, — а вы мне кажетесь именно таким человеком, — это будет на пользу государству. И наконец, еще одно. Я за вами наблюдал, и вы мне понравились. Умный, спокойный и не подлец. Однако есть один нюанс. Я не могу просто взять и отдать вам ваше достояние. Меня не поймут и начнут искать причину, которую мне не хотелось бы озвучивать. Поэтому, предлагаю вам сделку, Ингвар Сигурдович. Вы женитесь на моей дочери, а в приданное ей пойдет ваше имущество. То есть, оно перейдет к вам через нее в полном объеме. Но будут два условия. Первое, она будет не первой, а второй вашей женой и поэтому сможет сохранить свой титул. Она не будет графиней Менгден, а оставит за собой родовое имя ее матери.
