Дверь "Внитуда"

Психологом я никогда не была. Карнеги не читала. Почему одни люди поступают так, а не иначе, часто не понимаю, хоть кол на голове теши. Вдобавок, у меня вообще довольно плохо с тактом, всегда предпочитала говорить то, что думаю, а думать над тем, что говорю, даже когда следовало бы вообще прикусить язык и промолчать, тоже не способна. Такая я дефективная. Однако, сейчас на собственную неподкованность в отношениям 'м + ж' не сошлешься, все равно придется хотя бы попытаться помочь психующему куратору.

По большому счету, он-то влип с тем прошлым ритуалом, проведенным на исторической родине, куда сильнее, чем я, иначе не вел бы себя так загадочно, как та ворона из анекдота. Думаю, ЛСД в принципе не плохой чел... то есть нечеловек. Чувство долга присутствует, щепетильность и мужество, а что он не всегда тактично себя ведет, так я же не знаю, может, он очень старается и вообще по меркам кайстов эталон вежливости для палаты мер и весов. Поэтому мнимую и реальную личные обиды я загнала поглубже и, согласившись мысленно с Конрадом, постучала в прикрытую, но не закрытую на защелку дверь ванной комнаты. Распахнула ее, не дожидаясь великодушного разрешения.

И тут же заметила, как поспешно прячет за спину руку Ледников и придает физиономии совершенно каменный вид. Такой, что тролли униженно долбятся головой об стену и утюжат от разочарования пальцы, как домовые эльфы.

Вид потревоженного в неурочный час испанского гранда был почти идеален, если бы не красное пятно, замеченное мной на кромке ладони. И совершенно не верилось, что это гуашь или акварель. Не держу я на съемной квартире красок.

— Та-а-к! Что с рукой? Покажи! — я рявкнула не задумываясь, поступая привычно в привычной с юности обстановке так, как всегда вела себя с отцом.

Наш папа, в отличие от того же Стаськи, который огонь, воду и медные трубы пройдет, как два пальца об асфальт, патологически боится заболеть. Не потому, что помрет, а потому, что лечиться ужасно не любит. Не любит до такой степени, что вызвать врача на дом к нему или оттащить в больницу практически невозможно даже маме, которой по плечу все, что угодно.

Бои местного значения в нашем доме по причине любого папиного недуга, который ему не удалось скрыть от семьи, продолжались с переменным успехом до той поры, пока я не начала учиться в институте. Спецкурс медицины, обязательный для посещения, у нас был весьма продвинутый, такой, что годом раньше по его окончании на руки выдавали справку о присвоении квалификации медсестры. Но нам уже не повезло. Бумажку на руки зажали, хотя знаний вдолбили столько, что голова пухла. Народ стонал и зубрил, а я почему-то училась и практиковалась с удовольствием, даже в какой-то момент пожалела, что не стала поступать на медицинский, ну да поезд всяко ушел.

Так вот, папа, следящий за моими успехами, полистал зачетку, конспекты и почему-то проникся к дочери неизъяснимым доверием. Настолько проникся, что порой, в случае внезапно нагрянувшей болезни, тихохонько отзывал меня для секретных переговоров и сообщал о недуге, испрашивая совета в лечении. В тех случаях, когда я сама замечала подозрительное поведение родителя и в категоричной форме призывала его к ответу, кололся сразу. Он даже терпеливо подвергался осмотру вызванного врача, когда температурил.

Вот и сейчас при виде руки ЛСД у меня сработал старый рефлекс. Еще более интересным оказалось то, что куратор без возражений вытянул вперед руку, ссаженным ребром ладони вверх. Это же с какой силой он стукнул или стукнулся сейчас, чтобы в кровь разбить конечность?

В памяти еще был свеж разговор об артефактах, поэтому я взяла ладонь куратора в свою, а вторую развернула запястьем так, чтобы жемчужный браслет оказался прямо над раной, поводила туда и обратно. По коже пробежала теплая щекотка. Случайно повернув руку подопытной птички тыльной стороной, я узрела еще четыре окровавленные ямки. С учетом того, что вилкой Ледников себя не колол, сообразила, что ранки — след от ногтей или, в случае потомка фениксов, когтей. Пришлось лечить и их, потом я открыла воду и смыла засохшую кровь. Теперь пострадавшую руку уже невозможно было отличить от здоровой. Мысленно я еще раз поблагодарила русалочку за ее случайный и такой ценный дар.

— Все. Будь поаккуратнее, — попросила я, выпуская исцеленную конечность из пальцев. — Я тебя чем-то рассердила?

— Всему виной субъективное восприятие, — вздохнул ЛСД, отворачиваясь. Кажется, ему было неловко.

— Всякое восприятие субъективно, — пожала я плечами. — Конрад говорит, это тот ритуал, которым ты от нежелательной женитьбы отмазался, виноват. Из-за него все странности, и чтобы полегче стало, надо что-то сделать, что-то, что продемонстрирует установление новой связи.

— Предлагаете мне заключить вас в объятия и приникнуть к устам страстным лобзанием? — мрачно сыронизировал ЛСД, опять переходя на вы. И даже на всякий случай скрестил руки на груди. Неужели боялся попытки с моей стороны осуществить предложенное в принудительном порядке? Интересно, как бы я вообще смогла это сделать чисто технически против воли, не говоря уж о нравственном аспекте проблемы.

— Нет, целоваться с малознакомыми мужчинами, пусть даже им присущ некоторый мрачноватый шарм, меня не тянет, — покачала я головой. — Вообще сейчас мне кажется, надо что-то другое. Все эти вспышки дурного настроения проистекают в первую очередь из недостатка взаимного доверия. Поэтому я предлагаю сделать одно упражнение. Нам об этом в институте рассказывали, только, чур, не драться.

ЛСД уставился на меня как дикий мустанг на перепившего ковбоя, благо, хоть сразу решительно возражать не стал. Наверное, сам чувствовал тяжесть связи того ритуала, благодаря коему угодил из огня да в полымя.

Я храбро зажмурилась, шагнула почти вплотную к куратору и обняла его, принимаясь осторожно поглаживать по напряженной спине. Кажется, Ледников не отшвырнул меня прочь и сам не рванул куда подальше в первый момент только потому, что опешил от непредсказуемого закидона подшефной привратницы.

'Не пугай меня, я и так боюсь', — попросила я мысленно не то в шутку, не то всерьез, скользя ладонями по черной ткани рубашки.

— Зачем? — через силу и настолько безразличным, что казался мертвым, тоном, спросил мужчина.

— Это называется бондинг. Каждый человек, как нам говорили на одной из лекций по психологии общения, нуждается в дружеских прикосновениях и чувствует себя комфортно, лишь получая от двадцати до пятидесяти бондингов в день, — ответила я. — Не знаю, чем еще можно убедить узы в нашем нормальном общении, вот и решила попробовать. Не целоваться же, в самом деле. Думаю, если мы таким образом продемонстрируем доверительные отношения, станет лучше. Попробуем?

— Попробуем, — сдался ЛСД, чуть подаваясь вперед и самую-самую малость расслабляясь, он даже тоже поднял одну руку и осторожно, будто боялся обжечься, провел по моей спине. Было немного неловко от такого тесного контакта со свежезнакомым человеком, но ничуть не противно, даже как-то совсем наоборот, особенно когда рука прошлась по серединке спины. Мр-р-р, как приятно. Еще мама именовала меня иной раз не иначе, как шелудивой свинкой исключительно из-за того, что я балдела, когда почесывали область между лопатками и ниже. Туда самой без проблем и гимнастических экзерсисов обычному человеку никак не добраться.

Ой, судя по тому, как дернулся куратор, я сподобилась мурлыкнуть вслух. Пришлось торопливо объяснять:

— Ничего не могу с собой поделать, люблю, когда чешут спину. Можно еще разочек под левой лопаткой? А?

Кажется, ЛСД усмехнулся. Смотреть ему в лицо я так и не решилась, поэтому наверняка определить не могла. Зато просьбу 'про почесать' безропотно выполнил: погладил и почесал и дальше стал действовать уже двумя руками, поглаживая и чуть-чуть цепляя ногтями. Я замурлыкала, не таясь, и довольно объявила:

Теперь я знаю истинное назначение атавистических когтей кайстов!

— Тебе тоже требовались бондинги? — теперь уже явно, в голосе была настоящая улыбка, спросил куратор.

— Да уж, — согласилась я от всего сердца, — после фальшивых от Вадика и вынужденных с Талем — наверняка.

Спина под руками опять попыталась напрячься, я укоризненно хлопнула ее обеими ладонями и пояснила:

— Я про то, как Виталик меня спасал. Там без физического контакта не обойтись было. Не дерни он меня, и не свались я на него, оказалась бы под колесами. И вообще, нечего меня подозревать в чем-то безнравственно-развратном. Таль благополучно женат, и если долго смотрит на какую-то девушку, то лишь соображая, пойдет ли его жене такая же блузка и где купить.

— Прошу прощения за излишне острую реакцию, — даже сподобился извиниться куратор. Покаявшись и закусив губу, предположил, отойдя от меня и прислонившись к стене рядом с дверью: — Я не самый приятный в общении субъект, но обыкновенно могу контролировать свою речь, поступки и вполне осознаю движущие мотивы оных. В твоем случае все иначе. Этот проклятый инстинкт кайстов лишает самоконтроля. Я реагирую прежде, чем провожу анализ. Вампир, по-видимому, прав, это следствие ритуала. Надеюсь, со временем они сгладятся.

— Возможно, — пожала я плечами, вспоминая о том, как ЛСД бросился на Конрада при первой встрече.

Да, драка была знатная! Интересно, это был обдуманный поступок, или уже тогда странный ритуал туманил рациональные мозги, заставляя броситься на защиту, не разбираясь, нужна эта самая защита или вовсе нет. Надо же, все анализировать и контролировать... Я бы так не смогла! Шизанулась бы раньше! Всегда ведь действовала так, как сердце велит, а уж потом пыталась подводить под его выкрутасы логическую базу.

Здоровенные напольные часы в гостиной за дверью, еще прабабушкино наследство, которое было проще оставить на квартире, чем переместить куда-либо без риска повредить, звучно отбили время. Я глянула на свои часы: ой, ну и провозилась. Сначала оказание первой помощи, потом ужин с разговором, и на закуску беседа с куратором, до закрытия банка оставалось всего ничего.

Глава 18. Чудовище с зелеными глазами

— У меня сегодня еще одно дело не сделано, я отбегу в банк на полчасика, — проинформировала я ЛСД.

— Разумеется, — согласился куратор, отступая от двери еще дальше, как будто я могла снести его, не вписавшись в проем. На лицо снова упало забрало с надписью 'хладнокровный ублюдок', только в глазах почему-то остался проблеск разочарования.

'Получил передоз бондингов и теперь неделю будет от меня шарахаться?' — мелькнула мысль, но я уже влетела в свою квартиру, схватила на бегу сумочку с коридорной тумбочки, а с серванта в гостиной пару вырезок из городской еженедельной газеты. Напоследок машинально щелкнула кнопочкой сбоку электронной рамки, меняя изображение 'Семья на шашлыках' на 'Обузу для Стаськи'. В целях экономии безбожно утекающего времени я телепортировалась в кусты рядом с нужным зданием. Не сирень, какие-то декоративные и давно не стриженные, они разрослись достаточно, чтобы закрывать обзор случайным прохожим. Банк заботился о пышных клумбах перед фасадом, но напрочь игнорировал чащобу со стороны глухой стены. А может нарочно живую ограду растил, чтоб враг застрял на подступах? В любом случае, такая политика была мне на руку, хоть и не на ногу. Туфли, даже на небольших каблуках, совершенно не предназначались для перемещения по пересеченной местности класса ниже 'асфальт тротуарный, качественный'. Ничего, выбралась и даже не сломала ни ноги, ни супинатора.

По счастью, других альтернативно одаренных, стремящихся в банк вечером, вместо того, чтобы сидеть дома перед телевизором или гулять в парке, было немного. Я получила талончик, выбрав миссию 'перевод денежных средств', и уселась на диванчик, ожидая вызова.

Свободную минутку до подхода очереди я использовала на звонок другу, то есть соседке по даче — Катюхе, ибо в ответе мы за тех, кого приручили. В моем случае, оставили на Земле, вытащив из-за двери ВНИТУДА, пожалели, накормили, приодели и отправили на природу.

Телефон Катерина взяла не сразу, и голос ее звучал не с обычной деловитостью 'я тороплюсь, говори, чего надо, и разбежимся'. Появилась в интонациях какая-то ленивая расслабленность удачно поохотившейся крупной кошки.

— Привет, Гель.

— Привет, как там мой родственник, не докучает?

— В земле с Лизочком копаются, сажают, роют, играют, — Катюха по-девчачьи хихикнула. — Без дела ни минутки не сидит. Домовитый! Забор поправил, полки в сарае сделал, ступеньку починил, корзинку Лизке сплел, шляпу, крючки для одежды из деревяшек вырезал. Золотые руки у парня. Кормлю их вместе. Пачкаются тоже на пару, правда, моется твой Роман сам, хотя я бы не отказалась ему спинку потереть.

— Эй, ты полегче на поворотах, он юноша стеснительный и непорочный, — предостерегла я. — Свою девственность отдаст только жене! Если у тебя не серьезно, клинья к нему не подбивай, сердце вдребезги разобьешь!

— А может, серьезно? — Катерина призадумалась над 'может' или 'не может'.

— Вот когда определишься, тогда и действуй, — благословила я и, перейдя к теме меркантильной, напомнила: — Если деньги кончатся на еду, или Ромке понадобится чего, позвони. Сам-то точно не решится.

— Позвоню, — согласилась соседка и объявила: — Диковатый он у тебя, неиспорченный, в технике ни черта не понимает. Из староверов что ль каких? Но Лизке нравится. Она мне, знаешь, чего вечером сказала: 'Вот бы Рома мой папа оказался'. Она его даже дядей не зовет, Рома и все.

— Я же говорила, в глухомани жил, потому в городе ему плохо с непривычки. До осени он точно на даче жить будет, время присмотреться у тебя есть. Вдруг да сбудется дочкина мечта? — намекнула коварная я, радея о том, как бы получше пристроить бывшего минотавра в надежные женские руки.

— Присмотрюсь, — кажется, совершенно серьезно пообещала соседка, и на этой жизнеутверждающей ноте мы распрощались. Подошла моя очередь. Мелодичный женский голос, делавший паузы в самых непредсказуемых местах, пригласил меня проследовать к окошку номер четыре.

Слава богу, я не напоролось на подружку из соседнего дома, работающую тут, а то пришлось бы чего-нибудь выдумывать насчет нежданно-негаданно приваливших денег. И версия 'нашла на улице мешок с долларами' явно не прокатила бы.

Девушка в окошке спокойно выслушала объяснения, приняла реквизиты и совместными усилиями за пятнадцать минут мы сделали все, что нужно. Даже сторонних комментариев моим действиям не последовало. А что смотрела сотрудница банка на меня такими глазами, как, небось, некогда в Питере и на юродивую Ксению не глядели, так за погляд денег не берут.

Домой я возвращалась тем же телепортационно-кустовым методом. Пусть не очень удобно и несколько волосинок оставила на особо охочей до сувениров ветке, зато быстро. Несколько мгновений дезориентации в пространстве и на месте. Почти тот же процесс, что и в маршрутке, только в маршрутке несколько дольше.

Бросив на тумбочку бумаги, я сменила обувь на домашние тапочки и, щелкнув замком, открыла дверь на площадку с твердым намерением немножко помусорить.