Они выбрали ночь

Шрам коротко кивнул.

— Стало быть, кукла не создаст мне помех? — поводок окончательно напрягся как струна.

— Не забывайся, проклятый. Ты стал задавать слишком много вопросов.

Глаза демона зло блеснули.

Позвонки мастера затрещали, и его стало закручивать по часовой стрелке, словно он был грязным бельем. Острая боль пронзила тело — Шрам взвыл и обессилено упал на колени.

— Не забывайся, — чуть тише, спокойнее повторил Гарпий и, развернувшись, стал медленно удаляться, растворяясь в пелене усилившегося дождя.

Дрожа от сковавшей его напасти, Шрам провожал своего господина, посылая ему в спину тысячи возможных проклятий. Капли, издеваясь, хлестали мастера по лицу, скрывая скупые эмоции марионетки, которая не могла противиться приказам кукловода.

Поводок не растворился, и не исчез без следа, а наоборот, натянувшись, лопнул, больно ударив цепного пса. А вместе с болью пришло осознание, что, даже заполучив свободу, ему некуда будет идти. Четыре стороны света стали чужими и уже не сулили старому мастеру желанного покоя.

5

Некогда яркий и радужный зал, освещенный тысячью свечей, украшенный позолотой и дорогой лакированной мебелью, сейчас откровенно напоминал склеп. Солнечный свет не проникал сквозь толстые, кое-где имеющие дыры портьеры, и в полумраке одиночества и паутины, витали крупные частички пыли. Теперь изящные шкафы и столы с диванами были накрыты белой тканью, зеркала закрашены краской того же цвета.

В зале послышалось тяжелое дыхание, осторожные шаги, среди общей серости блеснул длинный трехгранный клинок.

Хозяин, заложив руки за спину, стоял у окна и, уставившись в портьеру, казалось, разглядывает дыры на выцветшем полотне.

Взмах клинка и рука опустилась сверху вниз — неумелый, слишком медленный удар. Перед глазами вспыхнул яркий свет, заставив неумелого убийцу зажмуриться.

Клинок звякнул о пол...

— Отчаянный и достаточно глупый шаг. Не правда ли?

Заговорщик только зло сплюнул. Единственное желание, которое возникло сейчас у фантома это вгрызться в шею демона. Но невидимые путы крепко сковали его тело.

— Второй раз ты переходишь мне дорогу. Считаешь, я собираюсь терпеть такое?

Гарпий хищно уставился на беспомощную душу.

— Можешь отправить меня в безвременье, только у тебя все равно ничего не выйдет!

Заговорщик застонал от накатившей боли. На запястье и шее появилась багровая борозда, источающая тонкие струйки крови.

— Что ты сказал?

Демон искренне удивился. Ему почудилось, что он ослышался.

— Ты никогда не получишь светлую душу! — фантом зашелся в истерическом смехе.

Впившись в податливую плоть острыми ногтями, Гарпий вплотную приблизился к Заговорщику, словно пытаясь разглядеть сквозь оболочку его тайные мысли.

— Как? Откуда?! ТЫ глупый раб! О чем ты говоришь?! — демон был в не себя от ярости.

— А ты догадайся! — привознимагая боль прохрипел фантом.

Свечи в зале вспыхнули сами собой, и в мутном свете можно было разглядеть выцветшую обивку мебели. Повеяло прохладой, которая подхватив огромную сеть паутины, закружила ее по кругу.

— Говори, мерзкая душонка! — едва сдерживаясь, чтобы не разорвать Заговорщика в клочья.

Фантом хотел плюнуть в лицо Гарпия, но в последний момент понял, что рта у него больше нет.

Замычав как раненый бык, Заговорщик пытался вырваться — демон не дал ему ни единого шанса. Ноготь указательного пальца, коснулся лица взбунтовавшейся души. Впился, в то место, где были губы. Брызнула кровь. Заговорщик разразился истошным воплем.

— Говори! — потребовал Гарпий.

Сейчас он напоминал хищную птицу, крепко ухватившую свою жертву.

— Говори! — настойчиво повторил мучитель.

Фантом продолжал молчать.

Повернув голову, демон свистнул. Среди затхлости и уныния залы послышалось странное шуршание.

Взгляд бунтаря наполнился ужасом. Даже потеряв пенсне, он с легкостью мог определить, кто приближается к нему из темных углов зала.

Перебирая короткими лапками, пауки создавали впечатление, будто перешептываются, обсуждая, как будут измываться над бедной душонкой.

— Я даю тебе последний шанс. — Гарпий отошел в сторону, оставляя фантома на растерзание своим верным слугам.

Повернувшись к бунтарю спиной — он толи не хотел смотреть на его мучения, толи не выносил подобных зрелищ.

Тело пронзила острая, злая боль и тысячи игл проткнули тело фантома. В той далекой земной жизни он сравнил бы ее с ожогом, но здесь, в чистилище, она была куда страшнее, рождаясь в голове, и растекаясь по всему телу, словно его поджаривали на костре.

Закусив несуществующую губу, Заговорщик молча наблюдал за тем, как пауки оплетают тело, высасывая из него последнюю силу.

— Не надумал? — промежду прочим поинтересовался Гарпий.

Мученик не отреагировал. Он стойко переносил выпавшие на его долю страдания.

Тело фантома быстро покрылось крохотными точечками крови. Пауки впивались своими жвалами, пытаясь докопаться до сокровенных мыслей.

Скрестив руки на груди, барабаня при этом пальцами, Гарпий ждал — терпеливо воскрешая в голове события вчерашнего дня. Откуда фантом знал о заговоре? Блеф? Или действительно ему известны подробности плана?

Захлебываясь в предположениях демон время от времени торопил своих кровожадных слуг.

При первой встрече с Заговорщиком он недооценил своего соперника, решив, что его поступок, скорее всего жест отчаянья. Глупая попытка вытребовать себе у Всемогущего прощение. Но как оказалось, фантом поступал куда как изощреннее, желая продемонстрировать Высшим, истинную сущность надзирателей.

Информация от пауков приходила скудно, маленькими дозами — остальное Гарпий выстраивал сам, по крупицам, не чураясь даже самых опрометчивых предположений.

И картина складывалась неутешительная. Получалось, Заговорщику действительно было известно если не все, то очень многое. Но главное, у фантома были приспешники, которые могли если не помешать, то хорошенько подпортить демону карту.

Пауки подобрались к голове и стали оплетать ее сетью стальной паутины.

Гарпий задумчиво почесал подбородок.

Выяснялись новые подробности и его опасения приобрели вид более призрачный и туманный. Заговорщик взял к себе в помощники смертного — того самого полицейского, который вел расследование смерти светлых душ.

Уголок рта вздернулся вверх, но так и не превратился в улыбку. Демон продолжал оставаться серьезным. Ирония судьбы уже давно не вызывала у него положительных эмоций. В Заговорщике было много чего непонятного и странного. С одной стороны очевидный факт: слепые попытки вмешаться в вопросы бессмертных, с другой — слишком откровенные ошибки, не имеющие логического объяснения. А стало быть, опять тупик!

Паутина практически скрыла лицо фантома, когда демон не выдержал. Хлопнув в ладоши, он заставил пауков скрыться в щелях.

Информация закончилась — поток прервался, навсегда скрыв в своих глубинах ответы на главные вопросы.

Эти проклятые души преподали надзирателю очередной урок своей непокорности.

— Упрямство не порок, но ... — Гарпий так и не договорил.

Интрига сделалась совершенно невыносимой — он ужасно не любил проигрывать.

Оставив Заговорщика наедине со своими страданиями, Демон спустился вниз, покинув здание Паноктикума. Едва задержавшись у дверей, он быстрым шагом сбежал по лестнице и оказался среди тенистых аллей. Ровные дорожки вели к высоким резным воротам — но Гарпий направился в другую сторону.

Углубившись в дальнюю часть парка, демон попал в круг множества темных фигур, которые в свете заходящего солнца, выглядели будто живые. Светило стремительно пряталось за горизонтом, отчего длинные тени ползли по земле шипящими гадами.

Гарпий покосился на ближайшую скульптуру, изображавшую один из человеческих пороков — жадность. Сгорбленный старик, заискивающе пряча под полы одежды мешок с золотом, косился на демона так, словно тот претендовал на его сокровище.

Демон пнул каблуком каменную крошку — и здоровенный булыжник отлетел в каменного старикана.

В его голове роились тысячи предположений, сомнений и опасений. Неизведанная человеческая душа, глупый поступок, полицейский, который силится докопаться до правды и помешать Шраму, осуществить задуманное; демон готов был на что угодно, лишь бы связать все это воедино. Но, к сожалению, никакие муки не заставят глупого Заговорщика раскрыть свои секреты.

Приблизившись к скульптуре худощавого мужчины в остроконечной маске, напоминавшей клюв, в руке которого покоился человеческий череп, Гарпий долго разглядывал своего верного адепта. Целая армия людских ошибок, слабостей — они все взирали на того, кто мог даровать им свободу, пускай и ненадолго.

Гордыня, тщеславие, гнев, обжорство, сладострастие, зависть, лень, уныние, осуждение, празднословие, пьянство, самолюбие и еще множество верных солдат ждали своего часа.

Пороки были прекрасным поводком способным управлять людьми — но любое принуждение, следовало платить цену гораздо больше, чем стоила сама жизнь.

Гарпий размышлял. Он не мог проиграть второй раз, и ждать следующего шанса целую вечность.

Прикоснувшись к крылатому чудовищу — пороку войны — демон наконец решился.

Он больше не мог появиться в Прентвиле, сил практически не осталось, а Шрам как не крути, нуждался в поддержке.

Однако прибегнуть к помощи пороков — верный шанс выдать себя перед Высшими. Они-то уж точно не потерпят подобных выходок от равного им. Раскроют его обман!

Стало быть, выбор сводился к одному простому решению: рискнуть и победить или потерпеть крах!

Гарпий ощутил приятный трепет в груди — он уже давно забыл, что такое страх.

Встав в круг, он закрыл глаза и расставил руки в стороны как птица, готовясь к полету.

Монотонный звук наполнил поляну, и время изменило привычный ритм, ускорившись: облака стремительно проносились по небу, а солнце, не успев наполнить мир теплом, в один миг скрылось за горизонтом. И малиновый закат, резко теряя краски, тускнел, покрываясь бледной пеленой ночи.

Звук нарастал. Гарпий крутился по кругу, щедро отдавая последние силы. Он шел ва-банк, надеясь лишь на то, что Улула верно определила последнюю жертву, и Шрам не подведет его, вовремя выполнив намеченное.

Рваные лоскуты облаков, разделяя звездное небо на множество частей и принимая причудливые формы, исчезали за острыми клыками гор, повинуясь невидимому ветру.

Монотонный гул, превратился в свист. Гарпий мысленно прикасался к каждой из фигур, ощущая ноющую боль. Но он уже не мог остановиться! Жернова грехов закрутились, не желая поворачивать время вспять!

Первой откликнулась фигура сладострастия: обнаженная дева с двумя головами, юная прелестница и морщинистая, лишенная зубов и глаз, старуха. Шевельнув пальцем, она вытянулась и распрямила руки, словно просыпаясь от долгого сна.

Наслаждаясь минутным превосходством, Гарпий чувствовал, как едва стоит на ногах. На лбу выступила испарина, а около глаза, червем вспухла огромная жила.

Пороки медленно оживали, протягивая свои руки, клешни, лапы, когти к своему повелителю — тому, кто вдохнул в них жизнь, позволив проявить свою истинную сущность.

Повалившись на колени, демон ликовал. Он приступил сразу несколько заповедей и не ждал от тех, кто находился выше него снисхождения, он не требовал оправдать его за содеянное, четко осознавая, что если он победит, никаких объяснений не потребуется.

Черные фигуры, шипя и завывая, поползли к порталу, в Прентвиле их ждал настоящий пир, которого они не видели уже многие сотни лет.

Гарпий смотрел им вслед, понимая, что те приведут его в пропасть безвременья.

Час настал!

13. глава — Во власти безумия.

Дождь не принес городу привычной надежды, наполнив улицы устойчивым смрадом и желанием поскорее оказаться возле камина и насладиться приятным ароматом душистого чая. Мутные ручьи, словно артерии, опоясали Прентвиль, но так и не смогли смыть с его каменной кожи той грязи, что уже долгие годы копилась в нем. Проклиная непредсказуемую погоду, нищие и попрошайки, выползали из своих нор на поверхность, словно сонные жуки. И только чадящие трубы трехэтажных исполинов и массивных заводов, выпуская в небо клубы грязного дыма, казалось, были равнодушны к тому, что происходит в Прентвиле.

Город погряз в слякоти и нечистотах — но для горожан подобное неудобство виделось временной проблемой, считая, что незримое уныние всего лишь неприятное стечение обстоятельств и ничего больше.

Джинкс рассуждал иначе...

Окончательно прозрев, он избавился от искажающих очков, которые четко делили мир на плохое и хорошее, злое и доброе. Все оказалось куда сложнее — и выбор, уже не сводился к простым определениям человеческой сущности: беззаконник — обязательно виновен, а богатый сластолюбец — должен быть обязательно прощен.

Закон для констебля стал пустым звуком, если противоречил простому понятию миролюбия.

Сегодня у кладбища было пусто. День Уныния давно прошел, а погребальные процессии не задерживались у ворот, быстро исчезая среди гранитных и мраморных надгробий.

Закутавшись в потрепанный, грязный жакет, который едва спасал от пронизывающего ветра, констебль вступил на территорию кладбища. После недавнего визита, здесь практически ничего не изменилось, только грязь от повозок и размытые дорожки, напоминали о недавнем ливне.

Остановившись у первой развилки, Джинкс вдруг понял, что совершенно не ориентируется в мире однообразных надгробий.

— Мистер, вам назначено? Или вы с заказом? — окликнув, обратились к констеблю.

Джинкс обернулся.

Придирчивый взгляд молодого человека пристально изучал посетителя Старого кладбища. Недовольно дернув короткими изящными рыжими усиками, подкрученными вверх, служащий повторил свой вопрос, заставив инспектора ответить.

— Простите, я немного оторопел, — признал тот и, потянувшись к голове, чтобы приподнять шляпу, вспомнил о ее отсутствии. — Я констебль Джинкс Форсберг. И с вашего позволения, хотел бы узнать...

— Констебль? — недоверчиво перебил его молодой человек. — По-моему вы наглый врун, мистер. И кстати, давно ли вы смотрелись в зеркало?

Попятившись назад, инспектор стал машинально отряхивать уже давно пришедшую в негодность одежду.

— Шли бы вы, мистер, от греха подальше, — поморщившись, посоветовал ему служащий кладбища, и с сочувствием добавил: — А то, неравен час, покличу полицменов, и уж они-то быстро опробуют на вас свои новые дубинки.

Как по мановению ветра за спиной Джинкса выросли двое рослых детин, с такими мрачными выражениями лиц, что в пору было самому лечь в гроб и, затаив дыхание, притвориться покойником.

Пытаясь сопротивляться и цепляясь за металлические прутья ворот, констебль так и не смог убедить неразговорчивых стражей, которым, скорее всего, было абсолютно без разницы какого сословия и звания их клиент. Вытолкнув его прочь, они погрозили вслед кулаками, заодно кинув пару грозных предупреждений.

За спиной раздался глухой стук колес и лошадиное ржание. Нащупав за пазухой пистолет, Джинкс, растерявшись, уже приготовился стрелять. В тот миг ему показалось, что время ушло и им не удалось опередить Шрама, но женский визг и напуганный взгляд возницы, заставил констебля остановиться и взять себя в руки.