-Почему именно крабов и скатов? А корюшка им бы побрезговала?!
И мы смеемся уже втроем.
Появление виконта на нашем борту изменило все настроение — вместе со штилем, воцарившимся на море... Надежды на быстрое возвращение с победным докладом об операции 'Убежище' откладывались на неопределенное время. И — что не менее тяжелым грузом легло на мои плечи — задерживалось пребывание Джеймса на борту 'Пантеры'. А с учетом его состояния — в лазарете. И это означало беспрерывную череду общения — даже если не по душам, а 'был ли стул'.
Высказав Пантере то, что мы обе с ней понимали в глубине души, он все же вытащил на поверхность какие-то болезненные мысли. И, несмотря на то, что Тессен, пользуясь штилем, переплывал каждый день на нащ фрегат, в его отсутствие Пантера стала молчаливее и суше. Даже тренировки проводила без обычного азарта и задора, просто добиваясь четкого выполнения своих команд. Но, как ни странно, под общую атмосферу подпал и Лейн. Он тоже притих и больше не балагурил на тренировках — наоборот, стремился выполнить досконально все ее распоряжения и часто становился ее партнером в фехтовальных и рукопашных схватках.
Стил заглянул в лазарет и от порога холодно поинтересовался:
-Виконт, не рад знакомству, но я первый помощник капитана 'Пантеры', — и, посмотрев на реакцию Сент-Джона, прибавил. — Если будут вопросы, то готов Вас выслушать. Потому что капитан больше с Вами общаться не будет.
-Ей неудобно передо мной за свое двусмысленное положение? Как мужчина мужчине позволю себе сказать...
-Да что б не прибить тебя ненароком! — неожиданно резко заканчивает свою мысль Стил, не дослушав философствований английского лейтенанта, и выходит из лазарета.
Мне тоже неприятно с ним вступать в беседы, и все неизбежные дела я выполняю молча — умываю, меняю повязки, вливаю в рот обжигающе-горький отвар от треплющей его лихорадки...
Несколько раз Джеймс, обретающий постепенно все более и более благообразный вид — промыты и расчесаны длинные светлые вьющиеся волосы, сходят синяки на лице, поджили разбитые и искусанные губы — начинает искренне недоумевать.
А вот то, что я перебралась в каюту Стила, лишь бы не встречаться ежечасно и ежеминутно с презрительным взглядом Джеймса, давно и прочно сделавшим нелицеприятные выводы не только относительно Пантеры, но и относительно меня, прошло в целом незамеченным.
Всеми, кроме, конечно, Стила.
Дни шли, и вот уже лейтенант Сент-Джон был готов к тому, чтобы быть выпущенным на просторы нашего фрегата. И снова возникли трудности — мне он достался абсолютно голым, и поиск штанов для него в исполнении юнги не увенчался успехом. Мой помощник вернулся с пустыми руками от боцмана, что несказанно меня удивило — не впервые кровавые лохмотья, срезанные второпях, летели за борт, и исправно заменялись боцманом по мере выздоровления обладателей.
Вздохнув, отправляюсь сама.
Боцман, заменивший старого, погибшего при обороне того городка, со своей работой справляется не хуже. И со мной дружит — ну, в той степени, в которой это нужно.
-Док! Хороший денек сегодня! Хоть и увязи мы тут в этом штиле, но хоть буквы на борту есть возможность поменять и паруса проверить. Что там у Вас? Чем могу...
Но на мою простую просьбу о штанах и рубашке он мрачнеет:
-Нету. И времени нету искать...
-Погодите, как? У Вас же такой запас.
-Запас, да. Масла для ламп не надо, кстати? Вы же пишете еще что-то по ночам... Капитан велела для Вас не жалеть масла.
-А штанов?
-Вам? Хоть кипу. Дайте-ка взгляну на Вас, чтоб по размеру...
-А только что не было?
-Не было для этого утопленника.
-Но мне надо одеть именно его, — заглядываю боцману в глаза. — Послушайте, мне он тоже не по душе. Но не держать же его в простыне вечность у себя на глазах. Мне б его уже выпихнуть оттуда...
Он вздыхает, соглашаясь. И я возвращаюсь с трофеями.
-Это насмешка?! — Джеймс, лейтенант королевского флота и виконт Сент-Джон, возмущенно крутит в руках залатанные холщовые штаны, покрытые несостирывающимися смоляными пятнами, и такую же рубашку с оторванными давно рукавами. — Сколько человек умерло в этой с позволения сказать одежде?
-Все выстирано со щелоком и просушено на солнце. Что Вас смущает?
-Что толку с Вами разговаривать о том, как должен выглядеть офицер и дворянин?
-И правда. Я как-то не замечала, чтоб запачканная простыня выглядела по-разному под офицерами и простыми матросами, — оставляю его наедине со штанами.
Пользуюсь затишьем и устраиваю с юнгой уборку в лазарете — выволакиваем на просушку матрасы, а на леерах вьются навязанные узлами свеженастиранные простыни и бинты — соленая вода отлично отмывает кровь.
-Марта, может, хоть твои 'паруса' приманят ветер, — вздыхает Пантера, пробегая на палубу проводить очередную тренировку.
Лейн тоже там, но у него своя работа — пытается обучать нескольких наших ребят как боевых пловцов. А это чей хвост мелькает? Ник? А он как тут оказался? А вообще — что сложного, 'Александра' от нас буквально в нескольких шагах, и что Нику, что Тессену, да и той же Пантере это не препятствие: с борта вниз, а там по сброшенному канату вверх.
Ладная даже в нелепых разлохмаченных понизу штанах фигура Джеймса возникает на палубе. Но Пантера не останавливается, чтобы его поприветствовать или ввести в курс дела. Она продолжает что-то пояснять ребятам, намечая невидимые линии кончиком кинжала в волоске от палубы, но не касаясь ее. Она приопустилась на одно колено, опираясь на вторую поджатую под себя ногу, и, когда она склоняет голову, то тяжелая пушистая коса, тянущаяся высоко с макушки, падает своим кончиком на белесые от соли доски, как свежая золотистая стружка. Джеймс скользит взглядом по этой картине и демонстративно отворачивается к морю.
Во время коротких передышек, когда капитан дает людям возможность перевести дыхание, умыться и сделать глоток воды, лейтенант пытается заговорить с кем-то из ребят, но они лишь презрительно смотрят на него, фыркают и отворачиваются. И даже кок, напоив всех, уносит бачок прямо из-под рук Джеймса, хотя там еще и плещется свежая вода, щедро приправленная ломтиками лимона.
Наконец-то бросаем якорь... Особо пополнять аптеку в это раз не надо, но все равно прошусь в город — когда еще доведется, а запас карман не тянет. Стил отказывается меня отпускать с кем угодно, кроме себя, и мы в результате отправляемся целой гурьбой, от которой постепенно отходят по своим делам небольшие группы — кто-то просто хочет отдохнуть, пользуясь прелестями суши, а у боцмана и у меня дела.
В общем гуле голосов я плохо улавливаю, о чем говорит Тессену Пантера, но глаза у нее по-прежнему грустные. Видимо, задел ее этот напыщенный гаденыш за живое своими нравоучениями. Впрочем, будь жив Вольф — он сказал бы то же самое...
-Кстати, а где наш этот лейтенант недокилеванный? — вдруг спрашивает боцман, прощаясь с нами до вечера на перекрестке торгового квартала.
Пантера пожимает плечами:
-Собирался искать корабль в Англию. Это его право. Взрослый человек...
-Офицер, дворянин, — едко заканчивает Стил, и все хохочут.
-Нет, вы подумайте, — кто-то из корсаров не рассчитал голос, и его слышно всем. — Этот придурок у юнги попытался спросить, с кем живет капитан.
-И что юнга?
-Сказал, что не его собачье дело. И что после таких вопросов ему самому страшно с ним в лазарете ночевать. Взял тюфяк и ушел на палубу.
-Вот молодец, — и новые взрывы хохота.
Но от меня не укрывается, как бережно, словно раненую, прижимает Тессен к себе Пантеру на этих словах.
Но вот мы остались вчетвером...
-Что ты, солнышко, хочешь сначала? Яблочного пирога или в аптеку? Может, сначала пирога? -с надеждой интересуется Стил. — А то после запахов аптеки уже безразлично, с яблоками пирог или с сушеными лягушками.
Хохочу безудержно, хватаясь за его плечо и разве что не прыгаю от радости — его смех, его шутки... Но осекаюсь, услышав, как ссорятся капитаны.
-Нет. Что за ерунда! — сначала спокойно, а затем все более раздраженно отвечает Тессену подруга. — Ты сам капитан, и должен понимать. Это булочница или прачка может ходить на работу. А капитан живет кораблем. И последним покидает его даже горящий. А ты мне что предлагаешь?
-Милая, любимая, но я же не могу без тебя. Каждая минута вдали от тебя превращается в мучительную пытку.
-Займи себя тренировками.
-Я и так уже загонял команду и себя до полусмерти. Людей пожалей, о них подумай.
-А о моей команде кто подумает? Ты мне сейчас вот что предлагаешь? — она останавливается посреди улицы, и ее подкованные каблуки едва не высекают искры из булыжника. Да что булыжник — искры в воздухе уже летают и того гляди подожгут сохнущее над головами прохожих белье.
-Успокойся... — он пытается обнять ее. -Ну что я такого сказал? Ты понимаешь, что мне остается только в первом же бою опять нарваться на саблю или пулю, чтобы снова слечь в твоей каюте.
Она остолбеневает на мгновение:
-Только попробуй, — и в ее притихшем голосе неприкрытая угроза.
-Тогда перебирайся ко мне сегодня же вечером. Все равно эскадрой же идем.
-Ты невыносим! Что, взял уроки у Джеймса?! — и она убегает вверх по переулку, он кидается за ней, но между ними оказывается стадо овец с бестолковым погонщиком, какие-то телеги, груженные хворостом, и Тессен теряет ее след.
Нам видно, как он мечется между несколькими отходящими от перекрестка улочками и сыплет такими проклятиями, что я холодею от стыда несмотря на хорошее знание укромных уголков человеческого тела, а прохожие оборачиваются — кто с хохотом, кто с осуждением.
Настроение испорчено, пирога мы уже не хотим, и зайдя в пару-тройку аптек и оружейных лавок, возвращаемся на фрегат.
В довершение всего у меня как с палубы слизало юнгу. И вроде такой спокойный разумный парень этот Питер, и все на лету усваивает, и ни разу я от него не услышала слова поперек.
Он мечтает заработать денег, чтобы поступить в университет и получить диплом врача, и поэтому служба при лазарете Пита не тяготит. Немногословный, аккуратный, он прижился на 'Пантере' сразу, хотя и пришлось ему туго — его и взяли-то взамен погибшего в драке с испанской эскадрой малыша Тома. Так что Пит, сам уроженец отвоеванного Пантерой от испанских посягательств городка, в первые же часы службы понял цену, которой далась победа — лазарет занимал все пространство нашего фрегата, сновали монашки, почерневшая от усталости и страха за умирающего в ее каюте Тессена Пантера, шатающийся первый помощник с подвязанной рукой и забинтованной головой, мои переругивания с монашками... Хорошо, хоть добрые сестры не особо обижались — сами понимали, что захворавшие путники, завернувшие к ним в монастырь, это одно, а суровые просоленные корсары — совершенно другое... Да и 'хвори' тут сильно отличались...
Так что Пит вовремя оказался у нас.
Одно мне было мучительно — назвать его по имени. И понимала, что обижает старательного, беззлобного парня мое безликое обращение 'будь любезен' и 'юнга, пожалуйста'. Но не могла... Вставал перед глазами весельчак Пит из абордажной команды, дважды в том бою удравший из лазарета на палубу, где шел бой и каждая пара рук была на счету.
С наслаждением вдыхаю вечерний воздух, врывающийся в открытый иллюминатор — в море его открывать рискованно, а сейчас пусть ветром продует каждый уголок лазарета. И заодно вынесет все следы этого Джеймса. Надо же, как он был хорош перед лицом врага, а вот со своими как-то не вышло...
Склянки возвестили, что уже вечер, собственно, закончился. И закрыть самой иллюминатор у меня не получится — роста не хватит. И где Пит? Всыплю, как только вернется.
Но вот шум в коридоре — голоса Пантеры, Пита и еще какой-то знакомый. И уж конечно, Стила.
Дверь распахивается:
-Надоело уже, — Стил искренне негодует, держа за шиворот юнгу. — Что за молодежь? Понабрали по объявлению, сачком поналовили! А что делать, не рассказали. В каждом порту их теперь будем отбивать! Проще не выпускать вообще на берег, пока не откормятся.
Он протягивает мне Пита, и, несмотря на достаточный рост шестнадцатилетнего крепкого парнишки со спокойными честными глазами, именно протягивает.
-Пит... — только и могу я вымолвить, потому что правая рука у него висит на Пантерином кушаке, хотя крови не видно.
-Леди Марта, не волнуйтесь так, — он еще пытается меня утешать. -Ничего страшного, мedice, cura te ipsum!
-Вот именно, врач. А ты пока что горе луковое. И сам исцелиться не можешь. Ты думал, когда куда лез? Я что без твоих рук делать буду? — а сама снимаю с него рубашку при помощи Стила.
Мальчишка скрипит зубами.
-Стил, помоги мне. Тут плечо вправлять.
-Обезболить ударом по макушке? Запросто. До рома-то он не дорос еще.
-Я и не буду, — шепчет Пит, морщась не только от боли, но и от соприкосновения с холодной поверхностью стола.
-А тебе предлагали? — с деланным удивлением спрашивает Стил и тут же меняет тон. — Держись, мальчик. Все не так страшно, как тебе кажется. Можешь даже закричать. На первый раз прощается.
-Да даже Джеймс не кричал... — начинает Пит, но замолкает, когда я вливаю ему в рот обезболивающий отвар.
-Полежи вот так на боку, не поднимай руку, пусть свисает. Ты сейчас расслабишься, и нам всем будет легче. Пока что расскажи, что нам минут пятнадцать скучно не было, куда ты взялся?
-Ох, — глаза парнишки загораются задором и округляются. — Да если бы не капитан...
-Не сомневаюсь, — улыбается Стил, все же придерживая его голову.
-Вы просто не видели! — он захлебывается от восторга, и Стилу приходится приложить усилия, что он не сел, пустив мои усилия насмарку. — Она одна уложила троих. Ну и Джеймс еще одного.
-Не могу о нем слышать спокойно, — вздыхает Стил. — Давай лучше о тебе. Где же ты бродил так, что по крайней мере четыре вооруженных дядьки тебе грозили? Тебе, юнге по клистирам...
-Стил, ну не надо так, — примирительно глажу по руке первого помощника. -Так кто на тебя напал? Или ты сам кого полез поучать, как рассказывал тут боцману, что курить трубку вредно?
-Честно? Я с девушкой познакомился...
-Гарпун мне в ухо, — усмехается Стил. — Тысячи веселых историй начинаются с этой фразы...
Он осекается, увидев, как я вздрогнула — так, что звякнула кружка, которую я положила почему-то в таз, а не поставила на стол.
-Да вы не подумайте, — Пит переводит испуганные глаза с него на меня. — Она вроде хорошая такая была, тихая, с косами такими гладкими, фартук накрахмаленный. И стихи ей нравились. Мы гуляли по набережной.
-И что? На вас шайка поэтов напала? Ты перепутал размер, когда декламировал? -ну что же за настроение сегодня у первого помощника, так мне и придется их обоих успокаивать по очереди.
-Не, она заскучала и сказала, что если я настоящий корсар, то должен ее повести туда, где веселее, чем гулять по набережной.
-И ты клюнул?
Он вздыхает, пытается пошевелить пальцами свисающей со стола руки:
