С крыши гостиницы "Екатеринбург", бывшей "Свердловск", вспыхнули два дополнительных армейских прожектора. На платформе уже стояла, улыбаясь, симпатичная девушка в белом. Бегущая строка выдала длинную строку: " Пелагея! Pelageya! Пелагея! Pelageya! Пелагея! Pelageya!"
— Она сразу согласилась! — прокричала Вика прямо в ухо Бриджесу. Тот показал пальцами "ОК".
Девчонка на сцене подняла руки и запела:
— Когда мы были на войне,
Когда мы были на войне,
Здесь каждый думал о своей
Любимой или о жене...
Над сценой бежал английский перевод, сопровождение молчало. Музыки не было... и Вика испугалась, что что-то случилось, но, видимо, так и было задумано. Ребята начали подыгрывать со второго куплета.
"Ах, какие молодцы! — бессвязно думала Вика. — Молодцы, молодцы, молодцы!"
Пелагея, почти без паузы, перешла к "Чёрному ворону". Голос её вдруг поднялся над площадью, как сильная серебряная птица. Вика заворожено слушала, мучаясь и боясь посмотреть по сторонам, — боясь увидеть, как люди вокруг пьют пиво и "Пепси", тихонько переговариваются, не глядя на сцену... но когда всё же оглянулась, то увидела, что все молчали.
Когда "Ворон" отзвучал, когда прошла томительная, ошеломлённая пауза, площадь вдруг завопила, захлопала. Вика поднялась вместе со всеми, отбивая ладоши. С удивлением она почувствовала на своих щеках слёзы...
— Какая молодец! Какая молодец! — орал ей на ухо Бриджерс. — Это же просто фантастический голос! Русское чудо! Вика, спасибо вам от старика, что всё-таки вытянули меня сюда!
Пелагея, спокойная и сосредоточенная, подняла руку и запела. Площадь стихла. Только неподалёку размеренно рокотал Ми-28, зависший где-то над ТЮЗом. В руке нагревалась так и не открытая банка.
Вика старалась не хлюпать носом... не мешать застывшим вокруг людям слушать...
— ... ой, да пропадёт, он говорил
Твоя буйна голова...
— Господи, почему я никогда её толком не слышал? Ну, Вика, ну ты даёшь! — прошептал Коваленко на ухо.
Вика смогла только пожать плечами. Горло её перехватило. Она никогда в жизни не думала, что песня может быть такой.
Отзываясь на их мысли, вспыхнул всё-таки экран, подвешенный на портике входа в вокзал. На нём улыбалось весёлое лицо Джефферсона... потом серьёзно смотрел в глаза Зайков... потом Лю Ши вполоборота повернувшийся к ним в костюме высшей защиты и ещё не надевший шлем, похожий на шлем космонавта, махал им рукой... Серёжа Привалов, чью фотографию так и не нашли и взяли стоп-кадр из служебной записи...
Они появлялись и исчезали... будто уходя в стремительно темнеющее небо. Вот и Вахтанг в своей неизменной пиратской косынке... вот нахмуренный дюжий парень, которого Вика не знала... вот бывший президент России, похороненный на Новодевичьем... вот застенчивый взгляд Микаэля...
И над всем этим молчанием звенел Голос... и мерно рокотали тяжёлые мощные двигатели...
Пелагея поклонилась и ничего не говоря, отошла в сторону. Вышедший на сцену ведущий, видимо понял, что говорить сейчас бесполезно. Он взял Пелагею за руку и снова вывел её вперёд.
А потом, когда отбушевали овации и крики, Коваленко вдруг быстро поцеловал Вику, нахмурился и отвернулся. "Поблагодарил, — пронеслось в голове... — ах, ты, стеснительный мой мужчина... мужчина! У меня есть настоящий сильный, любимый мужчина!"
— Спасибо! — звонко сказала Пелагея. — Спасибо! Дайте мне немного перевести дух — мы так долго добирались до вас. А сейчас для вас будет петь Юрий Шевчук, — она сделала паузу. — Встречайте, встречайте, родные, группу ДДТ и Юрия Шевчука!
Мир
Президент России смотрел концерт. ОРТ срочно подключалось к CNN, получив страшную выволочку. По коридорам Кремля гуляла фраза Коваленко... быть может, она только приписывалась ему: "Чтобы я на концерте ни одного чинарька не видел! Не х...й им тут пиариться за чужой счёт!".
Во Франции президент назвал Пелагею "русской Эдит Пиаф" и дал распоряжение пригласить Пелагею и Шевчука на ближайшее время в Париж. В США продюсеры телеканала "MTv" отчаянно пытались найти менеджеров русских групп... и поражались тому, что, оказывается, ни Пелагея, ни Шевчук не получат денег за концерт в самом центре Зоны. "Так бы и сказали, что благотворительный концерт!" "Благотворительный — это когда деньги всё-таки есть и уходят куда-то! — гордо объясняли в администрации президента Росси. — А здесь — полностью даром!"... и намекали на возможность споспешествовать... поднажать... связаться и передать просьбу.
В Екатеринбурге, на улице Комсомольская, Кондратьев, севшим от волнения голосом, сидя перед телевизором, объяснял всплакнувшей Светлане связь между творчеством Шевчука и стихами "позднего Пушкина". Мадонна торопила свою команду как можно быстрее выйти на связь с МЕНАКОМом и договориться о любом концерте... "хоть в местном баре в будний день"!
Российская "гламурная тусовка" шипела. Пресс-секретарь красавица Кабанова, растерявшись от неожиданности, выставила вместо себя, как щит, Дану Щербакову. Поправляя на носу очки, Дана, немного смущённо, сказала: "Даже если весь мир погрузится во тьму, мы унесём с собой воспоминание о том, что мы были свободными! О том, что мы умели любить. О том, что мы... были! И я знаю, мы — будем!" Эта фраза облетела все мировые СМИ.
Но, наверное, лучше всех, о том, что произошло в Екатеринбурге, — Россия, континент Евразия, северное полушарие, планета Земля, — сказал обозреватель "Times" Джилиан Норфолкс: "Эти русские ребята — молоденькая девушка и зрелый, крепкий мужчина — говорили нам о том, что ещё не всё потеряно. Что в мире по-прежнему существуют красота, любовь и надежда...
...И если даже человечеству придётся уйти, оно уйдёт достойно... как уходит к Вратам Рая последний солдат до конца удерживавший свой рубеж. Но самое главное, они пели нам о том, что для нас, Человечества, всегда есть НАДЕЖДА!".
Илья
Илья утёр лоб. Чёрт, чёрт, чёрт бы всё побрал!!!
Они услышали, как наверху страшно закричала Анна. Сашка выронил две сумки, которые тащил в руках, и, позабыв скинуть рюкзак, пронёсся мимо Ильи наверх. Мёрси стояла, оцепенев, сжав руки на груди, и только мотала головой, видимо боясь даже попятиться.
— Нет, нет, нет... — шептала она.
"Наверное, девочка думает, что наверху снова появился этот... который шёл за ней в тумане..." — подумал Илья.
— Мёрси, милая, пошли наверх, нельзя нам тут отсиживаться, — надтреснутым голосом сказал он. Илья поймал себя на мысли, что напряжённо ждёт, как наверху вот-вот дружно заорут дети... но было тихо. Вот что-то с грохотом упало и Анна закричала снова... крик её перешёл в стон и оборвался. Послышалось испуганное бормотание Сашки.
Они всё же поднялись наверх. Никогда ещё подъём по лестнице не давался Илье с таким трудом. Иногда ему казалось, что Мёрси, бредущая рядом, навесила ему на спину Сашкин рюкзак, иногда, что к ногам привязали ржавые колосники, ещё пышущие жаром металлургической печи. В правом плече что-то хрустнуло и Илья, борясь с неимоверной тяжестью, безучастно подумал о том, что для полного счастья ему не хватает только лишиться ещё и единственной полностью рабочей руки...
Наверху Сашка, сидя на полу, удерживал молча вырывающуюся куда-то Анну. Она уже не кричала. По подбородку её стекала струйка крови — наверное, она прокусила себе губу. Сашка испуганно посмотрел на них.
— Что случи... — начал было Илья, но мысленно махнул рукой. Что случилось, что случилось? Беда случилась какая-то, разве не ясно?!
— Аня, вы чего? — робко спросила Мёрси, держась подальше.
Анна повернула к ним лицо и Илья ужаснулся. Глаза всегда спокойной, по-домашнему хлопотливой женщины, чуточку надоедливой со своими расспросами, со своей постоянной ролью общей доброй мамочки, были слепы. Такие глаза можно увидеть в новостях у уцелевших людей, когда взрываются бомбы в толпе женщин и детей. Илья никогда не видел лиц, искажённых такой мукой... он всегда надеялся, что проживёт спокойно и тихо, что кровавые ветры долбанных перемен всё-таки обойдут несчастного калеку даже в этом мире тумана и страха...
— Дочка... дочка она мне! — выдохнула Анна и вдруг обмякла. Слёзы потекли по её лицу. Она уткнулась в плечо Сашки и разрыдалась.
— Мёрси, водки, быстро! — сказал Илья. Чёрт возьми, это было единственное, до чего сейчас смог додуматься парализованный страхом мозг. — Да шевелись ты, кулёма!
Мёрси, во всех иных случаях взвившаяся бы до потолка от негодования, трясущимися руками помогла Илье скинуть рюкзак, путаясь в лямках, ремешках от лыжных палок и собственных рукавах. Она с проклятием, чуть не сбив Илью с ног, выдрала его из хватких объятий рюкзака и бухнула тяжёлый тюк на пол. В рюкзаке зазвенело разбитое стекло. Достав бутылку "Абсолюта", Мёрси бестолково заметалась вокруг, ища стакан, пока Илья не схватил её за рукав и не сунул свой любимый складной стаканчик, хранящийся на обычном месте — в нагрудном кармане его джинсовой рубашки.
Проклятый "Абсолют" булькал по капельке. Эта чёртова пробка, не позволявшая ни пить из горлышка, ни нормально наливать водку, — а только цедить, по каким-то декадентским, изысканным правилам, — привела Мёрси в отчаяние. Она трясла бутылку, поворачивала её и так, и сяк, и в конце концов, задела горлышком за край стаканчика... который мгновенно сложился, облив Мёрси руку.
— Дай сюда! — заорал Илья. Он выхватил бутылку из рук Мёрси. — Стакан расправь!
Стараясь не дрожать самому, он ждал несколько томительных секунд, заставляя себя не трясти в нетерпении бутылку. Наконец-то проклятая водка налилась до краёв.
— Анна, Аннушка, слышишь меня? Анна, подними голову! Подними голову, я говорю! Анна!
Анна подняла голову. Она смотрела сквозь Илью, не замечая его. Лицо её опухло, потёки туши от ресниц превратили её в какого-то безумного Пьеро.
— Сашка, влей ей весь стакан, быстро!
Анна машинально выпила, даже не закашлявшись. Просто выпила в несколько глотков... и всё.
— Ещё наливай!
Анна пугающе машинально выпила и второй стаканчик. Сашка аккуратно усадил её на кушетку, словно жертву кошмарной трагедии, которую родственники под руки привели на приём к психотерапевту. "Многие были в шоке. Пострадавшим оказана психологическая помощь", — какие импотентные фразы... и как жутко это для тех, кто оказался рядом...
Через минуту, Анна прошептала:
— Губы щиплет.
— Ты их искусала, — сказал Сашка. Он принёс коротенькое детское одеяло и укутал сидящую Анну, которую начала бить сильная дрожь. — Водка щиплется, да!
— Водка?.. Вы мне водки дали...
— Как-то надо было тебя в чувство привести, — сказал Илья. — Не знаю, где там у тебя в аптечке нашатырка...
— Илья, — сказала Мёрси, стоя среди разбросанных одеял и подушек. Семь детских раскладушек белели пустыми простынями. В руках Мёрси теребила любимого Борискиного медвежонка Топтыгина. — Илья... а где... а где... дети?
— Он... он... он их увёл. — мёртвым голосом сказала Анна.
— Кто — он?
— Он... он увёл их... сволочь... — повторяла Анна. Глаза её загорелись мрачным светом. — Убью гада... глаза вырву... сволочь!
Илья утёр лоб. Тягучий едкий пот заливал глаза. Сердце бухало Чёрт, чёрт, чёрт бы всё побрал!!! Вот она — жизнь после жизни!
Под рюкзаком ширилась пахучая коньячная лужа.
* * *
Всё, что рассказала Анна... точнее, наверное, всё, что она пожелала рассказать, было дико... и здорово отдавало мистикой. Нет, конечно, Илья готов был согласиться со всем, что узнал... но всё-таки... всё-таки, версии Мёрси с кознями инопланетян, ЦРУ или многомиллиардными вложениями родного правительства с целью проведения психологического эксперимента над двумя инвалидами, перепуганной одиннадцатиклассницей и почтенным бухгалтером — эти версии и те казались более здравыми.
Впрочем, привыкай Илья, привыкай. Не ты один чесал голову перед непонятным... и таким бессмысленным на первый взгляд, миром. Наверное, именно так — огорошено — чувствовали себя когда-то члены Парижской Академии наук, когда окончательно выяснилось, что на свете всё-таки есть живые организмы, которые собою меньше платяного клеща. Линней ликовал, Европа шлифовала стёкла и рассматривала инфузорий, с ужасом находя их везде, а господа доктора-профессора-академики чувствовали, как привычный мир становится с ног на голову.
— "Смешались в кучу кони, люди..." — пробормотал Илья, когда обессилившая Анна закончила свой путаный, горестный рассказ. Она снова порывалась куда-то бежать. Начала собирать рюкзак, но бросила... стала застилать раскладушки и остановилась...
— Я найду её, — сказала она, глядя в окно. — Не знаю, где и как, но я её найду, и идёт этот Сатана или Демон.... или как его там — в жопу!
С трудом удалось уговорить её остаться и не бежать на улицу, в туман, на ночь глядя. Анна немного успокоилась лишь тогда, когда Мёрси, молчавшая всё это время с медвежонком в руках, сказала ей:
— Не паникуйте! Он же сам говорил вам, что будет беречь и растить детей несколько лет. Ничего плохого он им сейчас не сделает.
— Устами младенца глаголет истина... — удивился Илья. — Действительно, не на заклание же он их...
— Замолчи! — резко оборвала его Анна, и Илья послушно заткнулся. — Ты мне лучше скажи... ты же гору книг перечитал, тебя же трактором не остановить, когда ты болтать начинаешь — скажи нам, где искать, куда идти?
Блин... она и не сомневалась, что пойти они должны все вчетвером! Вот уж действительно, очень весело!..
Впрочем, сидеть здесь... с Мёрси... наверняка Сашка-то пойдёт с Анной... он не сможет отказаться... вдвоём...
Илья на мгновение представил себе, как они с Мёрси переселяются в квартиру Анны, поливают цветы, ходят за продуктами и трясутся от ужаса по ночам, ожидая, что вот-вот в комнату войдёт двойник Ильи... и присядет рядом с ними, насмешливо делая жест в сторону разверзшейся за его спиной пасти ада... пожалуйте, мол, сладкая парочка, плиз, в преисподнюю! Ох... тут и у Казановы бы опустился! Какие уж там возможные любовные отношения, в ожидании таких-то ужасов! "Да и кто тебе сказал, что ты так уж нравишься Мёрси... чтобы она с тобой... ты — инвалид, калека несчастный, а? — ехидно прошептал внутренний голос. — Подбери слюни... а то рубашку закапаешь!"
Илья вздохнул и выпил водку, уже минут пятнадцать нагревавшуюся в пластмассовом стаканчике. Пить на глазах у всех в такую минуту вдруг показалось ему стыдным... но Сашка привычно протянул ему бутылочку "запивки" и Илья залпом выпил спиртное. Кивнул головой Сашке, Илья сделал несколько глотков "Пепси", и, собравшись с мыслями, начал:
— Я склонен решать проблемы по мере их поступления. Первое — согласимся с тем, что рассказала нам Анна. Примем это. Хотя и тяжело. Впрочем, мы здесь всякого навидались, так что внутренне мы все уже готовы. Второе — во всех религиях злой дух, Сатана, Астарт и так далее — дух зла и обмана. Думаю, он соврал, когда говорил о каком-то там слиянии миров...
— Почему? — сухо спросила Анна.
