Зверь лютый. Книга 23. Одуванчик

И здесь: я не веду речь об аннексии, о захвате стратегически важной точки на Волжском пути. Я говорю лишь об очередном обострении в отношениях с язычниками. О моих действиях в "рамках должностной инструкции". А то, что война с язычниками прямо вбита в Коран, что джихад есть обязанность всякого мусульманского государя, что Ибрагим, допуская мирное сосуществование правоверных и поганых в одном государстве, впрямую нарушает правила "борьбы на пути Аллаха"... Аллах акбар. И пусть Аллах просветит эмира и укажет ему — что есть наиболее наилучшее и сильнее соответствующее.

Снова вчетвером, с Николаем, Абдуллой и Мусой, прошлись по "повилам на четыре ноги" — по списку желаемого.

Я старательно демонстрирую высокий уровень доверия: у нас нет секретов от булгар, мы — "добрые люди".

Как сказала Раневская:

"Для того, чтобы сохранить хорошую фигуру и хорошие отношения, нужно вовремя закрыть рот!".

Фиг с ней, с моей фигурой. Но хорошие отношения — нужны категорически!

Так что, свой язык, в части комментариев, приходиться придерживать.

Забавно: тот перечень, который Николай когда-то готовил в Янине — существенно ужался. Взрослеем, крепчаем, матереем. Всё более экзотичные позиции. Если зерно, то на посев, если скот, то на племя. Свинца больше надо — пули для плевательниц, литеры для типографии...

Жёстче по людям: русские рабы должны быть освобождены. Все. Сейчас. Эрзя, мокша, мари, мурома, мещера, меря... Все. Нынче. Я предполагаю, что таких — тысяч десять-двадцать. За пару лет я смогу принять. Потом и до других очередь дойдёт.

Наконец, караван, возглавляемый баркой Абдуллы, вытягивается из Аиши в Волгу. Я радостно машу ташдару с берега, пропускаю мимо себя цепочку довольно неуклюжих, плоскодонных посудин.

Последний — учан Николая. Не может неверный идти перед уверовавшим. И это правильно: мели на реке никто не отменял, пусть уж лучше "верные" на них корячатся.

Ещё день — разговоры с пришедшими "на огонёк" главами других черемисских родов. Разгром "бершей" не прошёл бесследно — собрано племенное ополчение.

Ну, часть. Из ближайших кудо. Некоторых из этих людей я знаю — вместе бились на Земляничном ручье. Главного военного вождя -одноглазого она, помню ещё по бою в Усть-Ветлуге с унжамерен.

Осторожненько, тщательно подбирая слова: "Так жить нельзя. И вы так жить не будете".

Или вы изменитесь. Как изменились мари и эрзя. Или вас вырежут. Как бершей.

Моё появление сдвинуло прежние здешние расклады. Воины, кто ходил со мной — это видели. Теперь вам нужно найти себе новое место. Возможных три: под моей рукой, на чужбине, в могиле.

Кугураки воротят носы:

— Мы — чремис! Мы горный мари! Мы ни под кем! Никогда!

Глупое хвастовство для малознающих с короткой памятью. И под хазарами были, и булгарам данничали. Зацепился бы эмират за Стрелку — на Волге многих бы эмиром прижало. Не вышло. Поэтому — прижмёт Воеводой.

Кавырля хвастает перед ополченцами полученными вещами.

— Воевода только брови нахмурил! А торгаши уже сразу прибежали! Отдали и сестёр моих, и котлы медные, и ткани тонкие. И всё кланялись. Боятся, однако.

Разоружать "горных" пока не надо: враг вон, рядом, за Свиягой. "Десятина от всего" — не надо, пусть умножаются, усиливаются. А вот остальные пункты Усть-Ветлужского соглашения... должны исполнить.

Я ж никого не примучиваю! Я ж приголубливаю! Чисто по согласию!

Но — "взялся за гуж — не говори, что не дюж".

Не напрягать их. Они сами довольно быстро разделятся. Отказников пока сильно больше. Но это до первого серьёзного набега соседей. Или — голодной зимы.

Самые умные, больше видевшие, уже просят:

— Воевода Всеволжский! Возьми к себе мою дочь! Пусть растёт в сытости и довольстве. И сына моего! Пусть выучится управлять такой... такой синей... лодищей!

Находятся и желающие наняться в бурлаки. Пополняем команды, выпихиваем эскадру...

Ну, вроде, всё. Пора домой.

— Дик, как с ветром?

— Порядок, господине! Хорошо пойдём!

— Тогда — с богом.

Ташдар Абдулла притащил в Биляр множество свидетелей противозаконной деятельности шихны и визиря. Едва пошёл сыск, как вскрылись и другие их преступления противу блистательнейшего. Ибрагим пришёл в ярость, обоим отрубили головы. Третьей была голова раиса Ага-Базара. Как чуть раньше посадник в Ярославле, чудак не понял, что приставать к моим людям с глупостями, типа:

— Дай бакшиш! Дай! Дай!

опасно для жизни.

Николая не допустили до эмира — он сразу предупредил чиновников, что "припадать и лобызать" не будет. Поскольку — свалил всё на меня — "Зверь Лютый" пообещал отрубить голову за такое. Поэтому благоволение блистательнейшего было передано заочно.

Николай ещё метался по Булгарии, "щупая воз", когда в Ага-Базар пришли два ушкуя из Всеволжска. Чисто проходящий, по совсем другим делам, караван с Акимом Рябиной во главе. С некоторыми товарами по "форвардам". Оказия. Скорость поставки укрепила нашу репутацию.

С этого времени в Булгарии заработала наша первая фактория — торговый двор, созданный и расширяемый с активным участием Мусы и Абдуллы. Эта точка играла роль не только торгового представительства и разведывательного центра, как все торговые дома в эту эпоху, но и способствовала сбору освобождаемых рабов и формированию положительного имиджа Всеволжска.

Через год мы открыли фактории в Биляре, Суваре, Янине. Через два я уже знал не только все дороги, броды, крепости, но и кто что думает из тамошних вятших.

Нет, девочка, не надо преувеличивать мои успехи. Эмират был всегда довольно аморфным образованием, Бряхимовский поход усилил прежние центробежные тенденции — я лишь воспользовался этим. Кого-то поддержал, кому-то помог... Уйти с Волги, например — их собственное решение.

Конец девяносто первой части

Часть 92. "Сверкают звёзд золотые..."

Глава 504

"Еще темнее мрак жизни вседневной,

Как после яркой осенней зарницы,

И только в небе, как зов задушевный,

Сверкают звезд золотые ресницы.

И так прозрачна огней бесконечность,

И так доступна вся бездна эфира,

Что прямо смотрю я из времени в вечность

И пламя твое узнаю, солнце мира".

Афанасий Афанасьевич — как всегда. Под густой пеленой печали про "мрак жизни вседневной" — восторг красоты и пылающий огонь надежды. Ох, и хороши здешние летние ночи! Когда "сверкают звезд золотые ресницы".

Классик прямо девиз попандопулы сформулировал! "Прямо смотрю я из времени в вечность". Из двух времён. Би-хроноскопичность. Да не "хрено-", а "хроно-"!

"Смотрю в вечность".

Из своего прошлого. Которое несбывшееся будущее этого мира.

Из своего настоящего. Которое ломающееся в моих руках прошлое неслучившегося будущего.

Ничего нет. Ни прежнего прошлого, ни прежнего будущего. Только "золотые ресницы" равнодушных далёких звёзд. И пылающее "солнце мира" — жизнь человека. Созидающего и разрушающего, гадящего и взлелеющего. Живущего. И я промеж них. Один из мириадов. Попандопуло...

О-хо-хо... Ось мира, пуп земли, венец творения... Господи! Верни меня обратно! Я буду хорошим! Я...

Я уже никогда не буду.

Не буду прежним.

Даже если бы это был просто сон — я уже стал другим.

Останется память, останутся знания, опыт... о каких-нибудь расшивах или мерее на кожах. О местах и зверях. О ночном волжском ветре с запахами прибрежных лесов и лугов. О лёгком плеске воды при волшебном неслышном ходе шверта... О людях. Которых я здесь встретил. Об их любви и ненависти, хитрости и глупости, удивительном уме и разнообразнейших талантах. Обо всём этом — о "Святой Руси".

Русь — во мне. Навсегда. До последнего вздоха.

Нет, Господи, не надо меня возвращать. Мне и здесь... не скажу — хорошо, но... очень забавно.

Перед рассветом "Белая Ласточка" пришвартовалась у "Воеводской" пристани под Стрелкой.

У меня уже своя пристань есть!

Транспорты с людьми останавливают выше по рекам — у фильтрационных пунктов, "грузовики" идут к своим местам, большей частью чуть ниже по Волге. А здесь, почти в том месте, где два года назад "дастархан победы" развернули после Бряхимовского боя — административные и особо важные посудинки ставятся.

Тем более странно видеть здесь постороннюю ладью.

Караульщик на причале при нашем появлении выскочил из сторожки. Кинулся, было, рапортовать. Не надо. И колокольного звона — не надо. Что я — князь какой или епископ? Государь приехал — эка невидаль. "Опять черти нашего лысого принесли" — зачем? Пусть народ отдыхает.

— Что за лодейка?

— Дозволь, докласть, господин воевода! Яссы с Боголюбова пришедши.

Оп-па... Яссы... Это ж где-то на Кавказе? Из Боголюбова? Странноватенько...

"Всё чудесатее и чудесатее".

В любом случае — посторонних мне на Стрелке не надобно. Для того я выношу пограничные пункты, таможню, карантины на границы.

— А чего их сюда пустили?

— Не могу знать! Тока... ну... гуторили... эта... Родня, де. Самой княгини Суздальской.

Вона чего. Помнится, я ту полонянку, с бою взятую, бывшую наложницу эмира Булгарского, очень неплохо... орально применил. Да ещё и Боголюбскому подарил. Трофейная бабёнка оказалась в нужном месте в нужное время. И стала государыней.

"Времени немного пролетело

У девчонки мальчик подрастал

Щуря свои чёрные глазёнки

Князь-Андрея папой называл"

Точно — есть такой. Юрочкой кличут. По дедушке, по Долгорукому назвали. А этот будет... "Долгоногий" — далеко убежит. Северный Кавказ, Грузия, Византия...

"Лучший способ узнать всех своих родственников — разбогатеть" — всемирная мудрость нувориша.

Слухи о новой княгине Суздальской Анне, "ясыне", разнеслись по городам и весям, странам и народам. Сыскалась и родня. Какая-то. Но Анне хоть какая кровная родня — в радость. Она-то одна-одинёшенька, опереться не на кого. Сила любого аристократа не в землях да в сундуках, а в людях, которые ему служат.

Анне были нужны "свои люди", и родственнички — нашлись. Всегда есть персонажи, готовые поменять свою родную саклю/юрту на койку в казарме заморского дворца. В надежде на дорогой кафтан, булатную саблю, доброго коня. И перспективы продвижения по службе.

* * *

Как армянские визири — выходцы из армян-наёмников, реально управляли Фатимидским халифатом в Египте — здесь известно всем. Только что, в 1164 году (два года назад), в Египте армян сменят другие наёмники — курды под предводительством Асада Ширкуха, дяди Юсуфа Салах ад-Дина.

Дело было в Дамаске: "Мой дядя Ширкух повернулся ко мне и сказал: "Юсуф, оставь все дела и отправляйся туда!". Этот приказ прозвучал для меня как удар кинжала в сердце, и я ответил: "Клянусь Аллахом, даже если бы мне отдали всё египетское царство, я бы не поехал туда!"

Эх, молодо-зелено, они так легко клянутся Аллахом...

Через три года племянник, младший офицер при дяде, передумает:

"Я начал с того, что сопровождал моего дядю. Он завоевал Египет и потом умер. И тогда Аллах дал мне в руки власть, которую я совсем не ожидал"

Да, это было неожиданно. Непонятно почему, но исмаилитский халиф аль-Адид выбрал молодого (двадцати семи лет) суннита Салах ад-Дина — наёмника в третьем поколении, в великие визири Египта.

Подобные истории непрерывно наполняют уши здешней молодёжи, заставляют гореть глаза и биться сильнее сердца. Все хотят стать "истинной опорой трона". Хоть какого. С функциями кормораздатчика. Хоть кому.

Как минимум один из яссов удержится у Суздальского стола и станет соучастником убийства Боголюбского.

* * *

А вот у этих, кажется, не сложилось. Раз топают из Боголюбово. Да ещё лодкой. Это кружной путь по Клязьме-Оке-Волге, а не прямой через Степь конями. Хотя, конечно, могут быть... разные обстоятельства. Или Анна их именно ко мне послала?

Почему погранцы пропустили? Что я не знаю — понятно. "Абонент вне зоны действия сети" — из-за незаконченности Волжской линии связи я не мог получать сообщения. Но почему их сюда пропустили?

Низкопоклонство? Родня "самой"! И мой приказ — побоку? Глупость? Измена? Пост наверняка запрашивал центр. Если это Гапино решение, то... мне будет жаль. Ближникам не положено ошибаться. Или они перестают быть ближниками.

Я, несколько пыхтя, поднимался по крутому склону Дятловых гор короткой тропинкой, выводящей на Гребешок прямо к моему "фигваму". Вдруг Курт, неспешно рысивший впереди, остановился и принюхался к воздуху.

— Сухан, что там?

— Двое. Сношаются.

Как это естественно! Дерьмократично, гуманистично и общечеловечно. Особенно — в такую прекрасную ночь.

Небо уже собирается светлеть, звёзды "опускают свои золотые ресницы" — тускнеют. Но здесь, чуть ниже Гребешка, на склоне, ещё совсем темно.

— Кто?

— Мужчина и женщина.

Факеншит! Ну ты, зомби-слухач, Америку открыл! Это ж всегда! Ну... почти. В смысле: относительно преимущественно.

— Кто именно — узнаёшь?

— Мужчина... молодой. Горячий. С оружием. Нерусский. Не узнаю.

Кто-то из моих молодых воинов свою сударушку на травушку вывел? Поваляться-покататься. "Под небом голубым". В смысле: чёрно-синим. Надо какой-то "дом свиданий" организовывать. Так-то у меня профессионалки работают непрерывно. Но это чисто физиология. А ежели вдруг "любофф"? Ежели конкретно эту хочу? Какой-то аналог кинозала?

"Нам кина не надо, нам лишь бы тёмно".

С поселенцами проще: я выступаю в роли "отца". "Батя сказал взамуж — значит взамуж". Люди определившиеся — у меня женятся быстро. А вот пока учатся или отрабатывают... Опять же — либерастия моя. Стараюсь не навязывать "цепи Гимения". Я смотрю на девок — никакой разницы, а они — находят. А потом такие страсти начинаются...! Никакой производительности труда!

— А баба — сестра твоя, Марьяна.

Что?!!

М-мать...! Факеншит! Уелбантуренный через мясорубку!

Поубиваю всех нафиг! И его, и её!

Его... А он — кто? — А какая разница?!

"Умереть на женщине" — мечта многих мужчин. Достойная, благородная цель.

Сща-сща, я те твою цель — достигну!

Мы тихонько двинулись вперёд. Теперь уже и я различал характерные звуки похлопывания голым по обнажённому, ритмичное тяжёлое дыхание и "стоны страсти". Женщина явно опережала в близости к... к завершению. Или здесь правильнее — к окончанию? К финишированию?

"Ленточка моя финишная!

Ещё раз, и ты примешь меня.

Примешь ты меня, нынешнего, -

Нам не жить друг без друга".

И это правильно: разве это жизнь, когда сам?

В темноте ночи белела тропинка, прямо на которой устроилась парочка. Между широко раздвинутых и хорошо видимых во тьме очень белых ляжек женщины равномерно раскачивалась несколько более тёмная и худая задница мужчины. Выше наблюдалась ещё более тёмная голая спина. На которой, в такт охам и стонам, двигалась белые, вцепившиеся руки женщины.

Расцарапает сестричка спину своему хахалю. В кровь.