Зверь лютый Книга 13. Рацухизация

Тут есть проблема, моя личная. Я никогда не носил украшений. Понятие — "цыганская лошадь" — вам знакомо? Так вот: это — не про меня. Мне "противозачаточный" крестик и "душевный" костяной палец на шее — уже лишнее. Соответственно, вся эстетика и прочий... вийзажизм... мимо.

О том, что эстетика человека 21 и 12 века — две большие разницы...?

Короче: Горшеня сделал несколько огнеупорных тиглей и отдал в стекловары двух мальчишек-гончаров с истопником.

Это была моя ошибка.

Запуская новое производство, я, обычно, брал местного мастера, владеющего уже "секретами" и азами технологии, и доучивал его: менял некоторую часть известной ему технологии, добавлял инструментарий, варьировал организацию труда... Даже "горнист", хоть никогда в жизни не видел ни водяной мельницы, ни молотилки — достаточно хорошо понимал суть молотьбы и помола. Пуская его на установку, я несколько раз прошёлся с ним по всем деталям. Каждую железяку, каждую палку, каждый ремень — мы подёргали.

У меня не было мастера-стекловара. А сам я представлял себе процесс лишь в общих чертах. Нет, "дудку стеклодува" я им сделал. Но как с ней работать... Есть масса мелочей: как и когда в неё дышать, как её крутить...

Нужно было пройтись с ребятами по шагам по всему процессу, неоднократно, в разных вариантах. Но... моё пренебрежительное отношение к "цацкам", разочарование от невозможности получения листового стекла, нежелание лезть в эстетику — "нравится/не нравится", другие заботы...

Короче — мне было неинтересно, я сачканул.

Другое нарушение моей технологии внедрения инноваций: я постоянно ставлю начальниками мальчишек. Потому что "старики" просто не воспринимают моих технологий! Но рядом с таким "вундеркиндером", на второй позиции — человек "в годах", "комиссар-коммуникатор". Он не понимает деталей моей "гениальности", но может "надавить своим авторитетом". Приструнить своих, отгавкаться от сторонних. При распространённости всеобщего пренебрежения к "отрокам безбородым" со стороны "мужей добрых", такая "ком.прокладка" — очень полезна.

В начале июня 1163 года мы провели первые варки. Куски светло-жёлтого стекла отметили наш успех. Проверили и литьё в формы, и выдувание трубкой. Понятно, что на "золотые" бусы, где серебряная или медная фольга укладывается между слоями стекла, я и не замахивался. Но шлифовку на основе токарного — тоже проверили.

Для стекло-ювелирки очень многое упиралась в красители.

Шкала цветов древнего стекла содержит 21 основной и сложный тон. Каждый — имеет несколько градаций, иногда до семи — от слабого светлого до густого темного, в целом более 100 градаций.

Понятно, что окислы меди и ржавчину — покидали в горшки сразу. Но основной стекольный товар на "Святой Руси" красится из того хвоста спектра "где сидит фазан" — синий. От бирюзового до фиолетового. Окислы кобальта... А что это такое? И где их взять?

Ладно, пусть ребятки попробуют-поиграются. И разберутся с примесями — воспроизведут Ашшурбанапала: мне нужно чистое прозрачное стекло. У меня уже были дополнительные планы на стеклянные изделия. Которых на "Святой Руси" пока вообще нет.

Дальше сработал второй закон Чизхолма:

"Когда дела идут хорошо, что-то должно случиться в самом ближайшем будущем".

Я ушёл на покос. А у стекловаров случилась катастрофа.

Мальчишки уже освоились с печкой, уже потеряли страх перед горячим стеклом. А ума ещё не набрались.

Ну почему никто из попадунов не говорит о чувстве собственного бессилия, когда твои люди, твои мастера, очень нужные, потенциально — чрезвычайно полезные, создающие с тобой вместе новый мир, в которых ты вкладываешь — и деньги, и душу свою — просто дохнут?! Просто умирают. Не от происков каких-нибудь мракобесов или врагов, а чисто по собственной глупости! Исключительно от хорошего настроения. И от нарушения техники безопасности.

Как всегда при покосе, часть работников переведена была на другие работы. Забрали и кочегара у стекловаров. Его вообще надо было выводить из рабочих: мужик женился, получил подворье. Накосит себе сена и пусть крестьянствует. Скотину я ему дал, кусок поля с посеянным уже житом выделил...

На его место пришёл юный хромой доходяга из "свежей наброди". Вот он и рассказывал:

— Печь, ну... горячая. Вынули, этот вот... да... горшок. Один, слышь-ка, трубку-то туда. Набрал и давай дуть. Уж чего он выдуть хотел... А второй-то ему и говорит. Чегой-то. Я и не услыхал. А этот-то как захохочет! А после как дунет! А скло-то как брызнет! А он-то — воздух-то назад, в себя. А тот-то, второй, ну... с испугу-то от горячего брызгами... спиной-то назад со всего маху... А тама столб печной... Он и сшиб его. И сам туда! Как заорёт! Как пыхнет весь! Ой и страху-то!

Стекловаренная печь имеет по боковым стенкам несколько отверстий, через которые ставят и вынимают стекловаренные горшки. Они должны были быть закрыты. Но — не были. Кирпичный столб — кладка между двумя этими отверстиями — не выдержал удара телом расшалившегося подростка. Парень, сбив несколько кирпичей, влетел в горячую зону. Погиб сразу. Другой, сделавший от смеха глубокий вздох из заряженной трубки, сжёг лёгкие. Умер к вечеру.

Двое весёлых, разумных парней. Из которых могли бы вырасти мастера национального масштаба... Я их учил, всякие истории им рассказывал, думать заставлял, мнением их интересовался. Они уже соображать стали, уметь чего-то.... Был бы с ними старший — указал бы на недопустимость игр и шуток на промплощадке в ходе техпроцесса. А так...

Гадское это занятие — своих учеников в землю закапывать. Кусочки себя, своей жизни, своей души...

Снова: ничего нового. Дети остаются детьми. Их гиперактивность требует разнообразия движения, игр.

У меня на глазах, в первой жизни, две разыгравшихся девицы лет 18-20 в цехе лампового завода, снесли "кормой" случайно проходившую мимо главного инженера. Скромная, маленькая, тоненькая женщина, одна из лучших специалистов страны — улетела. Головой — в угол станины станка, полгода на больничном, инвалидность... Девочкам просто было весело и хотелось побегать.

Ко всему прочему выяснилось, что покойники пренебрегли моим требованием подробно записывать каждый свой шаг: температуру, добавки, последовательность приёмов... "А, потом запишем...". "Потома" — не стало.

Печку мы так и не восстановили — пошли другие заботы. Только уже во Всеволжске мне удалось вернуться к работе со стеклом. Уже с другими людьми.

А тогда, высыпав ритуальную горсть земли в могилы своих ребят, я мог только повторять фундаментальное правило попаданца. Называется — теорема Гинсберга:

"Ты не можешь выиграть, ты не можешь сыграть вничью, ты не можешь даже выйти из игры".

"Танцуй, мальчик, танцуй". И не вздумай останавливаться. Как волчок — завалишься.

...

Впрочем, я несколько забежал вперёд. Конец 1162 года содержал ещё несколько запомнившихся мне событий.

Как я уже рассказывал, на "Святой Руси" есть несколько широко распространённых и часто повторяющихся массовых развлечений. К их числу относятся: крестный ход, кнутобитие и пожар.

Пожар — развлечение постоянное и повсеместное. Деревни и города выгорают в пепел. Раз-два в десятилетие — "оптимистический сценарий".

Понятно, что "как все — так и мы".

Странно: не встречал у попаданцев описания их чувств при виде "вылетевшего в трубу" собственного попадизма.

Вот ты стараешься, изобретаешь, трудишься. Мысли ценные записываешь — "письма из будущего". Или, там, строишь хитромудрое производство, или флот какой морской... А тут... фр-р-р... По Гумилёву:

"По жизни песня, а по Сеньке шапка.

И, к жизни не оборотив лица,

Несчастный Питер кутается зябко,

Спалив мечты, заборы и сердца".

Так и с попандопулами: не оборотишь лица к жизни, вот к этой, к "святорусской", постоянно пожароопасной — будешь "кутаться зябко". Спалив не только заборы и амбары, но и своих людей живьём. А уж своё сердце и мечты... в золу. Хоть поташ делай.

Валяюсь я как-то в ноябре на своём лежбище. Вдруг влетает Курт, сдёргивает с нас со всех одеяло, хватает клыками меня за руку и тащит. Больно, однако! Прыгает, рыкает и, явно, зовёт. Спешно. Я его, естественно, посылаю — занят я. Дама у меня. Не скажу где. Она верещит с испугу...

Когда он завыл в голос... Тут и мне страшно стало.

Накинул чего-то, пошли. Ссыпался со своего верха в подвал, там у меня печки стоят. Полное помещение дыма. На лавке истопник храпит, в углу корьё тлеет — уголёк из печки выскочил.

Дымовуху залили, чудака вытащили, набили морду, загнали "на кирпичи".

Кабы не Курт с его зверским нюхом... Пошла бы моя Пердуновская усадьба... синим пламенем да чёрным пеплом. Никогда не думал, что реликтовый князь-волк столь эффективен в части пожарной сигнализации.

Но он — один, а дураков — много.

Мы построили за этот год много подворий, заселили туда кучу новосёлов. Они, конечно, все "хомы", но не все "сапиенсы". Это я к тому, что у меня выгорела половина Ведьминых Выселок.

Я уже рассказывал, что решил основать новое поселение. На том месте, где раньше было логово "цаплянутой ведьмы". Только первых восемь хозяйств поставили, только заселили — одна сторона улицы сгорела полностью.

Вот, два десятка моих людей трудилась, я их учил, кормил, обеспечивал... И всё — в пепел. Могу в гривнах этому пепелищу цену назвать. А эти чудаки, погорельцы, чуть оклемались и начинают на меня наезжать:

— Ты, ета, боярич хренов, худые печки велел слаживать! Из их, ета, огонь прыгает! Мы, ета, мало-мало живы осталися. У меня, ета, от батяни кацавейка была — погорела! Память же ж! Теперя и не знаю — чего с тебя стребовать... Шубу, ета, давай! Лисию! Кацавейка-то ещё с деда была!

Дурня "кацавейкнутого" пришлось отдать под кнут. Я всё понимаю и где-то даже сочувствую: реликвия, убытки, стресс... Но смерду сиволапому и в сильнейшем стрессе — хайло следует держать закрытым!

Дальнейший "разбор полётов" показал исконно-посконные свойства русского человека. По Энгельгардту: неспособность к аккуратному труду. Что топку надо чистить — всем было сказано. И пропущено мимо ушей. Из замусоренной топки сыпется мусор. Горячий. Сыпется на пол. Деревянный. Чего прежде в русских избах не было. А народ этого не понимает.

Когда уголёк падает на глиняный или земляной пол — он гаснет. А вот на деревянном... по всякому. В 20 веке перед печкой делали на полукруг из железа: выпадет — погаснет. А тут, из-за цен на железо, я пытаюсь уменьшить его расход. Печное железо — треть стоимости подворья.

Я прошёлся по другим избам, в половине — на полу следы от выпавших угольков. Этих — "только бог уберёг". Нанимаем ГБ в брандмейстеры? Послушал, как мои смерды хают мои "белые" печки, какие у них всякие "пожарные" случаи случались. Что интересно: назад, к "чёрной" и глинобитной — никто не хочет. Тогда... — "будем лечить".

Вызываю к себе одного свежего гридня-неудачника:

— Имя у тебя хорошее: Огнедар. Как здоровьице?

— Благодарствую, боярич. Ходить могу. А вот плечо правое... Мара говорила: может через год-два...

Парень очень неудачно слетел с коня: попортил всю правую сторону. Нога, похоже, срослась нормально. А вот правая рука у него...

— Грамоте разумеешь? Писать можешь? А левой? Неделю на освоение. Будешь царапать бересту левой рукой. Выучишься — приходи.

— Эта... А зачем? Чего делать-то?

— Делать? По имени твоему: одаривать людей огнём. Безопасным.

Через неделю я сформировал "пожарную инспекцию": Огнедар с двумя мальчишками поменьше, оснащённые коловоротами, ходили по избам и перед каждой печкой устанавливали "противопожарные доски".

Если кто забыл — я про Пердуновский поташ рассказываю.

Так вот, обычная доска, пропитанная раствором поташа от 200 г/кв.м. резко теряет способность к возгоранию. В атмосферных условиях — на срок до 1 года, внутри помещений — до 5 лет.

Да, это не лучшее средство: производит глубокую деструкцию поверхностных слоев древесины. В 21 веке применяется только для обработки мест, не требующих эстетичного вида.

Но мне на эстетику плевать. Когда оно всё погорело — вид ещё менее эстетичный. Поэтому перед каждой печкой укладывается такая пропитанная доска. И сажается намертво на шпеньки к полу. Для чего и нужны коловороты.

Одни селяне снова недовольно бурчали, другие наоборот:

— А можно и вот сюда, под светец, такую же?

Огнедар последовательно обошёл усадьбу, Пердуновку, всю вотчину. К моему удивлению, "огнеспасательные доски" получили некоторую популярность: мы даже начали их продавать проходящим купцам и соседям. Правда — в небольших количествах.

Но важнее были другие "побочные эффекты": я велел Раките ходит по дворам с Огнедаром, и проверять санитарное состояние подворьев. Одну бы её заклевали, а толпой...

К пожарной инспекции добавился СЭС.

А когда Огнедар углядел в одной избе краденную у меня кадушку...

Так возникла ещё одна полезная структура в моём хозяйстве: "домовой дозор" — ДД.

Минимальные навыки ведения целенаправленных бесед, сообщённые мною Огнедару и его ребятишкам, позволяли, при всеобщей любви к сплетням и слухам, собирать перекрёстную информацию о всех жителях.

Установка "огнеспасательных досок" была операцией разовой — в уже построенных избах. В новых — мы просто включили в комплект. Но Огнедар оказался способным бюрократом: предложил мне расширить его функции.

Дело в том, что в трубной печке есть задвижка. Которая перекрывает трубу. Протопив печку, эту задвижку надо закрыть. Чтобы тепло в трубу не вылетало. У крестьян этого навыка нет. Ни — "закрыть", ни — "закрыть вовремя".

Понятно, что детишек, которые ко мне попадают, этому учат. Как учили в начальной советской школе ещё в 20 веке. Вместе с азбукой и таблицей умножения. Но... срабатывает распределение социальных ролей в крестьянской семье.

"Дрова в дом" — мужское занятие. Нормальный мужик хочет, чтобы его труд помедленнее расходовался. Чтобы ему, лично, не пришлось лишний раз запрягать лошадь, тащится в лес, валять дерева, тащиться обратно, рубить-складывать... куча дел. Лучше пораньше прикрыть задвижку — меньше труда в трубу вылетит.

Мелкий шпендрик, прошедший обучение в моей школе, набравшийся всяких боярских глупостей и бессмыслец, лезет под руку и нагло начинает родителю перечить:

— А вот нам училка сказывала, что задвижку закрывать можно только когда синих огоньков на дровах не будет.

Утомлённый за день "трудами праведными" родитель, снимает опояску и ловит по дому сопляка малолетнего обнаглевшего. Ловит — дабы вправить ему мозгов в задницу.

"Отцу своему указывать" — крайняя степень сыновней испорченности. Попутно нелицеприятно отзываясь об учительнице ("чернавка бесстыдная, беззаконная, разведённая..."), о бояриче ("хрен лысый, с чертовщиной знающийся...") и о системе в целом.

Мальчонка, вереща в предвкушении наказания, вылетает во двор, и убегает к соседям. Чтобы утром проснуться сиротой.

Так сработала одна из первых трубных печек в "Паучьей веси", поставленная там в порядке оптимизации селения и условий в нём обитания.