— Батюшка, — любимая уже оборотилася человеком и подходит к отцу, — родимый.
Обнимает он её, целует в щёки.
— Доченька, любимая, — отец плачет. — Я уж не думал, что мы в этой жизни свидимся.
— Всё хорошо, батюшка, уже всё хорошо.
Смотрю, как у любимой меняется наряд прямо на очах, превращается в девичий.
— Дочка, что? Почему? — отец дивуется.
— Надо по-людски ещё свадьбу справить.
— Тут сёстры твои.
— Едь с ними на торжище, — отец кивает. А я оборачиваюсь пёрышком и падаю на землю. Настенька подходит и поднимает пёрышко, прячет за пазуху. И сама за берёзку становится и растворяется в её стволе. Как и я, словно мы становимся частью природы. А дальше суматоха, все начинают бегать, запрягают лошадей, садятся в телегу и едут на торжище. Все. Не остаётся никого.
Мы выходим из берёзки и становимся вновь птицами и летим, обгоняем родичей и летим на торжище вперёд них.
Отдаём в мену по камушку самоцветному, берём шестёрку лошадей, большой воз и забираем все товары с торжища. Зовём всех на свадьбу, объясняя дорогу.
— А коли увидите ветренник с книгою, знать туда вам поворачивать надобно. Там батюшка мой живёт, учитель сельской.
После этого едем мы обратно, да так быстро, что кони словно вихрь промчалися мимо отца с остальными родичами. Развернули их воз. Те и поехали обратно.
А дома уж и столы накрыли, всё для пира приготовили.
Скоро стали стекаться местные жители да праздновать нашу свадьбу. Любава, кстати, тоже замуж вышла, за Рудака.
А к полудню мы с Настенькой остались одни. Отказались от дома, вышли в чистое поле. Прикоснулся я к любимой, распустились косы золотые. Рассыпались живым солнышком по плечам любимой. Прикоснулся к одежке её, и развеялась она силой вокруг. Повторила она за мною и остались мы в чём мать родила. А дальше любили мы друг друга, пока солнышко заходить не стало. Настенька была такая счастливая. А я лежал подле неё и любовался. А с последними лучами солнца слились в одно целое и очутились на моей земле. Дом строить надобно. Тут солнышко только взошло, впереди долгий день будет. Скликал народ и стали вместе избу строить. А любимая намалевала, где что надобно поставить. Где горница, где полати, где стены. К вечеру мы и управились. Домового кликнули. Пришёл дедушка.
Взял я жену свою на руки да внёс в дом, чтоб вот так, она здесь словно и всегда была, а не новая хозяйка пришла. И стали мы жить-поживать да добра наживать.
Много этого добра — такой мелочи у нас народилося. А ещё создавали мы целые миры, целые земли со своими солнышками. Одной лишь мыслью, сливаясь воедино. Много миров, дальних, ближних — всяких.
— Люблю.
— Люблю, — вторит ЕЁ нежный голос.
Часть 2 Глава 5
Даша
За физику так и не смогла взяться. Прямо накрывало, и слёзы лились в три ручья. Да что со мной такое? Набираю номер телефона, смотрю, и не понимаю, чей это номер. Контакта у меня такого нет, да только руки сами набрали. И хоть родители предупреждали о мошенниках, что нельзя звонить на незнакомый номер или перезванивать чужому кому-то, а всё равно набрала номер. А у самой сердце бьётся быстрее. Сбросили. Набираю снова и снова. И короткие гудки в ответ. Грустно… Ведь гудок идёт. Кто ты, таинственный незнакомец?
И вновь еду в парк на роликах кататься. А перед глазами стоят трюки, которые пытаюсь повторить. Вот только человека, который эти трюки делал я не помню. И такая грусть захлёстывает меня. А вокруг меня толпа ребят, я скольжу по ним взглядом, но не вижу родных глаз. Потом бурные аплодисменты, а у меня слёзы на глазах. Кланяюсь и уезжаю. Потом проезжая мимо, вижу двух недавних знакомых: бывшего и его подружку. Улыбаюсь им, машу и... проезжаю мимо. Не хочу никого видеть!
Выезжаю из парка и вижу удаляющуюся фигуру в футболке и шортах. Блин! Спотыкаюсь и лечу кувырком. Вряд ли мне удастся благополучно приземлиться не на пятую точку. Жизнь не проносится мимо, жизнь не имеет смысла, если нет ЕГО! Его СИНИХ глаз! И перед глазами проносятся воспоминания. Я закрываю глаза. А когда открываю, я лежу в объятиях, ЕГО объятиях. Слёзы беззвучно текут из глаз.
— Ну не плач, прошу.
И такая волна протеста поднимается в душе.
— Ты, ты, да как ты посмел так поиздеваться надо мной! — на его лице отражается раскаяние и растерянность. — Поцелуй меня!
И он целует. А потом хватаю его за волосы.
— Прибью! Только ещё что-то отмочи в подобной манере! И волосы, с какой такой радости ты обкромсал, такие прекрасные волосы!
А он нежно ко мне прикасается, обнимает и мне кажется, что нюхает меня. Я начинаю принюхиваться. Ну вот, воняю потом, я ведь физические упражнения делала. А он зажмурил глаза и словно мурлычет.
— Я видела их.
— Кого? — он тут же садится.
— Наших голубков.
— Кого?
— Того самого, про кого думаешь.
— Где?
— Тут.
— Давно?
А у меня глаза уже горят, хочу его скалкой огреть, чтоб больше не был таким болваном. Отворачиваюсь от него.
— Мне надо знать.
— Ага, надо.
Что бы мне такого ему пожелать? Интересно, а прошлое воплощение распространяется на нынешнюю жизнь?
— Ты Мой! И никто другой не сможет к тебе прикоснуться! Ясно?
И хохот.
— Глупенькая, — он обнимает меня за талию, и нюхает мои волосы.
Маньяк, ей Богу! Извращенец!
И сидим мы у выхода в парк, и просто молчим рядом. Так приятно быть с ним, просто находиться рядом.
— Что ты вспомнила? — вместо ответа снимаю с себя ролики, достаю из рюкзака босоножки. — Ты обещала не кататься без меня.
— Не было такого обещания, ты его стёр!
— Тогда откуда ты...
А я показала ему язык! Вот тебе!
— Мне нужно знать!
— Хочешь воспоминаний лишиться? Могу тебе это устроить?
А он просто меня обнял.
— Прости, — шёпот, от которого мурашки по телу.
— Ладно, так уж и быть прощаю.
Он потёрся о мой бок.
— А ты в прошлой жизни котом не был?
— Может и был, не знаю. Так что там наша парочка?
— Не знаю, по-моему в очередной раз следили за мной.
— И ты не переживаешь?
— Нет. Что ты раскопал?
— Ничего дельного, — я надула губки. — Знаешь, есть официальная общепризнанная медицина, а есть.., — киваю в ответ. — Так вот, кое-кто занимается экспериментами над кровью, генами, абортным материалом и клонами.
Я задумалась. Получается то, что мы видели — это клоны.
— Ну да.
— А разве они живут? Вроде ж пока не научились живучих создавать.
— Смотря какую цель ставить. Да, воспоминания не могут вклинить в клона. А вот живучесть зависит не от тела.
— Душа?
— Да. Учёные не научились призывать душу в это тело. Тем более, оригинал призвать точно не получится. Но это официальная медицина не может.
— Значит, Она смогла? — Лёша кивает. — Странно.
— Что тебя напрягает?
— Знаешь, я раз смотрела передачу одну про отрицательный резус. Так вот, говорили там, что таких людей невозможно клонировать.
— Почему?
— Не знаю.
— Тогда логично предположить, что у тебя отрицательный, — киваю. — А группа?
— Первая, — присвистнул.
— Интересненько. Значит, скорее всего ...
— Да.
— Тогда...
— Как они обошли это? А меня ещё такой вопрос волнует. Вот она как-то научилась призывать души, значит, смогла заставить тело жить, переместила себя в него. Ладно. А кто такой Дима?
— Ну, тело понятно. А вот душа — не знаю. Я огляделась по сторонам. Нашей парочки видно не было. Я как раз переобулась, ролики спрятала в рюкзак, встала.
— Было приятно познакомиться.
И развернулась и ушла. Ко мне ещё навязались парни, говорили о том, какая красивая. Я с ними мило поболтала, они меня проводили почти до моей улицы. Потом я простилась и пошла домой.
Дома залезла сразу в душ. Потом надела свой красный махровый короткий халат на голое тело, волосы замотала в полотенце. Потом полезла в холодильник. Нашла рагу, тушенное мясо. Вывернула оба блюда на сковородку и стала греть.
— А на меня погреешь? — чуть сковородку не уронила. Вот, блин!
Стала греть и на него.
— Давно ты тут?
— Не, только пришёл.
Бросила на него взгляд, успел переодеться. Домашние шорты, и голый торс. Я сглотнула, но ничего не сказала. Поставила чайник. А волосы у него были мокрые да и на груди были капельки в волосках.
Потом отключила плиту и пошла сняла полотенце.
Теперь уже он сглотнул. Стала молча раскладывать еду по тарелкам.
— О чём думаешь?
— Не о еде. Как думаешь, нам уже можно?
Помотала головой.
— Сиди и думай о еде.
Пока кушали, молчали.
— А кто готовил? — я нахмурилась. Что-то мне это напоминает.
— Нравится?
— Нямственно.
— Я.
Улыбочка до ушей. Закатила в ответ глаза.
Пока кушали, поставила в духовку запеканку печься. Предварительно замесила тесто — творог смешала с яйцами и сахаром, добавила манку и всё в холодильник на полчасика или больше, всё на глазок. Ещё можно добавить соду, тогда более рыхлая получается, но я обычно не добавляю. Манка должна была разбухнуть. Ну и потом в форму для выпечки и в духовку.
— Знаешь, у меня с физикой опять засада.
— Помочь? — кивнула. — А чай будешь?
Я как раз заваривала “пу-эр с земляникой” — это такой китайский чёрный чай, и вроде как пищеварению помогает и если проблемы с желудочно-кишечным трактом, только брать нужно китайской фасовки. М-м-м.
— Хочу твою выпечку.
Я кивнула и пошла за учебниками. Принесла, села. Да только он меня усадил на колени. Я сглотнула. А ведь под халатом у меня ничего.
Так этот мучитель засунул руку под халат. Я вскочила.
И такие невинные отведённые в сторону глаза.
Села по другую сторону. А он тут как тут.
— Лёш, ты знаешь, чем это всё закончится?
— А я что, я — ничего!
Потом всё же сел рядом. Я открыла задание и сосредоточилась на учёбе. И странно, но просто присутствие его рядом помогло. Он просто взял расчёску и начал расчёсывать мои волосы. А я щёлкала как орешки задачки. Потом плита запиликала и я полезла проверять готовность. К зубочистке тесто не прилипало. Выложила в блюдо запеканку, выключила духовку.
— Садись, дорешивай.
Улыбнулась. Любимый.
Дорешав всё, налила заново вскипячённого чая. Он ел, но когда я ела, застывал и не сводил взгляда.
— Что?
— Ты красива, — а я покраснела. Что ж, если хочет любоваться, за просмотр деньги не берут.
Доела я быстро.
А потом пришли родичи. Я представила себя со стороны, Лёшу в таком виде и жутко покраснела. А если они подумают, что мы тут... Но Лёша уже был в футболке. Хух.
— Здравствуйте, — Лёша протянул отцу руку.
— Здравствуй, сынок!
Боги, они, правда, признали его?
— Лёша, покушаешь с нами? — вмешалась мама в напряжённую тишину.
И что, скажешь, что уже кушал? Не думаешь, что они могут обидеться или подумать, что их избегаешь?
— С удовольствием! — просиял он улыбкой.
Мама шустро накрыла на стол. Какие-то соленья доставала, грибы маринованные, мясо настрогала на тарелочки.
Надеюсь выпивку они не поставят.
Я пошла в комнату переодеваться, пока Лёша общался с родителями. Надела домашнее платье. Ну не буду ж я как на праздник наряжаться. Или буду? Покрутилась перед зеркалом, потом ещё и ещё. А вид у меня всё мрачнел. Вот тебе и полный шкаф нарядов. И что надеть?
Лёша сам явился ко мне.
Без стука. Правда у меня дверь была настежь, но всё равно.
— Ты тут утонула?
Я обессиленно села на кровать. Он окинул взглядом весь мой беспорядок.
Хоть успела выбрать себе нижнее бельё, а то в таком виде дразнить его точно не стоит.
Полез в шкаф и достал симпатичное платье. Оно было до колен, темно-синее с листочками белыми. Скромное, подходящее. Протянул мне.
Я благодарно кивнула и надела.
А с волосами что?
Понял без слов, просто стянул в высокий хвост. А я уже сама закрутила его в гулю и шпильками заколола.
— Благодарю.
Пришли мы вместе в кухню. Стол уже ломился от яств. Интересно, где мама столько всего откопала.
Алкоголя не было — это радовало. Хоть родители у меня не пьют, но иногда при гостях на стол ставят спиртное.
Зато был сок и байкал. А ещё мама вскрыла компот и перелила в красивый кувшин.
Так что в напитках точно проблемы не было. Нас усадили рядом в уголок, а по краям сели возле меня папа, а возле Лёши мама.
Лёша с папой беседовал о политике. Они даже немного поспорили. Вот знала, что любимый образованный и начитанный, но чтоб настолько... В итоге хоть мнения у них поначалу расходились, но в результате папа принял сторону своего зятя.
Я улыбалась. Всегда сомневалась: какого это привести в дом мужчину, как это папа воспримет? А вышло неплохо. Надюшки не было. Интересно, а где она?
— Мам, а где Надя?
— С Денисом в гараже возится.
Понятно всё с ней.
Мама всё допытывалась о родственниках со стороны мужа.
Родители есть? Отлично. Братья-сёстры? Брат — тоже хорошо.
Квартира в Москве есть — превосходно. Однушка — ничего страшного. На крайний случай можно сдавать, а жить в Подмосковье в двушке. И всё в таком духе. Я молча кушала, точнее сказать, ковырялась в тарелке да пожёвывала грибы. Люблю их, родители сами на даче собирали.
А есть ещё дача? Здоровско!
Просидели так часа два. Потом мама непрозрачно намекнула, что неплохо и со сватьями* познакомиться.
Проводила я Лёшу. Мы ещё долго стояли в тамбуре и целовались.
Лёша
Расследование продвигалось медленно, потому как исследования проводились запрещённые, поэтому никаких упоминаний, всё говорилось шифром, бумаг почти никаких не было. Компьютеры работали в режиме: схватил жёсткий диск и всё. Так же был пресс, под который в случае чего можно было засунуть этот жёсткий диск с данными.
Как известно, все данные, записываемые на жёсткий диск можно при большом желании восстановить, если нет физического повреждения и новая информация не записывалась. Поскольку при удалении информации, форматировании диска данные стираются не физически, а всего лишь удаляется ссылка на область, где хранился этот файл. Ну и это место становится "свободным", хотя файл по-прежнему на том же месте. И при переносе его в другое место обычно лишь ссылка меняет своё название, и лишь копирование информации на другой логический диск меняет его физическое расположение (при этом информация в предыдущем месте всё равно остаётся). Лишь перезаписывание на это место другой информации приводит к утрате предыдущей. Поэтому и говорят, если что-то случилось с данными, ни в коем случае не записывайте новые на этот диск. Тогда имеется большой шанс на восстановление.
Ну так вот, эти подпольные лаборатории предусмотрели это.
В общем, даже при имеющемся диске медик не разберётся в этих данных. Какие-то маркеры и цифры для каждого номера пациента, никаких имён. Поэтому всё расследование зашло в тупик, а рисковать своим обнаружением и копаться в мозгах — было рискованно. Ещё одна причина была: работа. Я ведь не мог всё бросить и сутки напролёт искать.
