Тебе назло

— И нечего слёзы лить, — прикрикнул на меня отец, вновь появляясь в столовой. — Выкинь всю дурь из головы!

— Папа, я его люблю.

— Что?

— Люблю!

Филин на жену посмотрел.

— Вот и воспитывай детей! А они потом не успокоятся, пока до инфаркта тебя не доведут!

Я из-за стола вскочила.

— Не буду с тобой разговаривать, — заявила я, пролетая мимо него. Правда, моё обещание продействовало не больше трёх секунд. Я вернулась и отцу заявила: — Между прочим, я свадьбу из-за него отменила!

Папка кивнул и противно усмехнулся.

— Мне даже сказать на это нечего, честно. Променять сына депутата на Завьялова. Умница, дочь.

— Я знаю! — выдохнула я, надеясь оставить последнее слово за собой, и побежала вверх по лестнице. На верхней ступеньке столкнулась со Светой, встретила её взгляд, и поняла, что она подслушивала, и даже в лице изменилась от услышанного. Но сейчас мне было не до злорадства, не до празднования победы, своих проблем достаточно, не до нервно сцепленных пальцев соперницы. Я в свою комнату вбежала, села на кровать и с минуту просто сидела, не в силах справиться с дыханием и волнением. Сердце колотилось, а в голове — ссора с отцом. Когда телефон зазвонил, я поначалу напряглась. Шею вытянула, стараясь увидеть имя на засветившемся дисплее, и тут же выдохнула, когда Генкину фотографию увидела.

— Ты как почувствовал, — начала я, а он мне прямо в ухо рявкнул:

— Что случилось?!

Я дыхание затаила и судорожно сглотнула.

— Ты уже знаешь?

— Мне Кирилл позвонил, и сообщил, что лучше мне ему на глаза не показываться в ближайшие лет двести, если не хочу остаться без... — Генка замолк и только крякнул. — Вася, — проговорил он тише и настороженнее.

— Ген, я не виновата, правда. Это Ванька. Взял и ляпнул за ужином, что мы в кино обнимались.

— Блин. Он же не смотрел на нас!

— Вот и я так думала.

— И что?

Я пальцем по покрывалу поводила.

— Ничего... Я папке сказала, что тебя люблю.

Генка даже застонал, но, правда, говорить ничего не стал. Примолк, видно, задумался. А я на кровать повалилась, прикрыв лицо рукой.

— Ладно, главное не паниковать, — решила я. — Это же папка — он покричит и успокоится.

— Вася, это он тебе "папка", а когда дело касается его сотрудников, он ещё ни разу не успокоился.

— Ты не сотрудник, — осторожно заметила я.

— Да? — Он хмыкнул. — А кто? Вась, надеюсь, ты не сказала ему, что мы... ну...

— Господи, у тебя даже слова закончились? Приличные, как я понимаю. Или все?

— Не смешно, между прочим.

Я снова села, потёрла лоб.

— Ничего я ему не сказала. Сказала, что у нас свидание было. Вот на это и дави.

— Я — дави?

— Ген, меня он уже не слушает. А то и замуж выдаст за Емельянова, лишь бы я тебе не досталась.

— Вот ведь чёрт. Я знал, что так будет!

— Хватит охать, — разозлилась я в конце концов. — Приезжай домой, а по дороге подумай, что ты скажешь моему отцу, чтобы убедить его в своём светлом чувстве ко мне. Иначе хуже будет.

Завьялов неожиданно весело усмехнулся.

— Это ты сейчас о Кирилле или о себе?

— О себе. Гена, приезжай и сознавайся.

Он вздохнул.

— Хорошо, хоть не кайся.

Я ещё пару минут его инструктировала, говорила, что нужно рассказать о его поездке в Москву ко мне, а что нет, а потом быстренько рот закрыла, когда дверь моей комнаты неожиданно распахнулась, и появился папка. Посмотрел подозрительно и поинтересовался:

— С кем говоришь?

Я телефон от уха отвела и поспешно нажала на "отбой".

— С Фаей, — соврала я, и тут уже повысила голос. — Я ей рассказала, какой ты деспот! Что ты собственной дочери на горло наступаешь!

— Что-о? — Филин посмотрел возмущённо и дверь захлопнул. А я перевела дыхание, вновь оставшись одна.

Завьялов приехал через час. Я в окно наблюдала за тем, как он припарковался, потом из машины вышел и приостановился, глядя на окна дома. Я ему рукой махнула, а потом из комнаты поспешила выйти, вниз пошла, испугавшись, что папка всё ещё на сильном взводе, и тогда его встреча с доверенным лицом может закончиться плачевно. Оставалось только надеяться, что Генка сумеет подобрать правильные слова, и шефа убедит. В искренности своих чувств.

Даже мне смешно было, когда я все эти слова мысленно произносила. Признания в любви, вспыхнувшая страсть и искренность чувств. Что-то мне подсказывает, что при разговоре между папкой и Завьяловым, ни одно из этих выражений произнесено не будет. И слышать я этого совсем не хочу. Пусть во мне живёт хоть маленькая надежда на романтику.

— Что-то ты без цветов, — едко заметила Ника, когда Генка мимо неё проходил. Тот одарил её убийственным взглядом, и кулак исподтишка показал. Нашёл время на дурацкие жесты, ей-богу!

На меня оглянулся, прежде чем в кабинет Филина войти, словно ждал от меня чего-то. Интересно чего. Чтобы я его перекрестила?

— Жуть какая-то, — проговорила я, жалуясь Нике, когда Генка всё-таки скрылся за дверью кабинета. Я, если честно, ожидала, что сразу начнутся крики, ругань, под дверью замерла, но ничего не происходило, только тихие голоса в кабинете, и я, как ни прислушивалась, ничего не смогла разобрать. Постояла, постояла, да и ушла в гостиную. Села на диван, и руки до боли стиснула. Вдруг поняла, что у меня пальцы ледяные.

Ника пила чай, сидя за небольшим круглым столом у окна, и на меня поглядывала с любопытством.

— Вась, не трясись так. Они взрослые мужики, сами между собой разберутся.

— Ага. А то я их обоих не знаю. Сама же говорила — одинаковые. Упёртые как...

За моей спиной послышались тихие шаги, я через плечо глянула и напряглась ещё больше, заметив Светлану. А как только та отошла на достаточное расстояние, тихо проговорила, обращаясь к Нике.

— Видишь, что происходит? Она шпионит.

— Да? А ты бы на её месте, что делала? Пока тебя не было, Генка весь ей принадлежал, и вроде бы так и надо. Он жениться на ней хотел, Вась!

— Не хотел, — возмутилась я. — Не хотел, это он мне назло!

— Да какая разница? Назло или нет. Свете он об этом явно не сообщил.

Я руки на груди сложила и насупилась.

— Я бы на её месте уволилась.

— Ну, ты не на её месте. Слава Богу.

С этим было трудно спорить.

— Вась, ты уверена в том, что делаешь?

Я на мачеху посмотрела.

— Да.

Ника едва заметно усмехнулась.

— Тогда расскажи мне. Что это у тебя за любовь с восемнадцати лет?

Я посмотрела на дверь кабинета.

— Не думаю, что сейчас подходящий момент.

Ника только отмахнулась.

— Брось. Им точно не до нас.

— Но ты же догадывалась. Сама говорила.

— Ну, догадываться — это одно. Я, конечно, видела, что ты к нему неровно дышишь, а вот Завьялов, оказывается, великий актёришка. Я ему это ещё припомню.

— Да, припомни. И спугни.

Ника рассмеялась.

— Что уж он, пугливый такой?

— Ник, я тебя прошу.

Не знаю, что происходило за закрытой дверью кабинета, но сорок минут оттуда никто не показывался. Я вся извелась, и с каждой минутой желание наорать на двух этих упрямых болванов только росло. А ещё я боялась, тряслась и нервничала. Даже во рту пересохло, и я залпом выпила стакан воды. Потом решительно направилась к папкиному кабинету и без стука открыла дверь, застыла, глядя на занимательную картину. Двое мужчин, которые по моим представлениям сейчас должны спорить и ругаться, спокойно пили коньяк и молчали. Честное слово, молчали. Генка сидел в кресле с высокой спинкой, в расслабленной позе, и смотрел в рюмку с янтарной жидкостью, а вот папка на него смотрел, и тоже молчал. Всё это напоминало какой-то ритуал, даже страшно немного. Совершенно не понимаю, чего они ждут и что друг в друге высматривают.

Я руку в бок упёрла, стараясь казаться уверенной в себе, хотя совсем этого не чувствовала.

— Что происходит?

Папка глаза на меня поднял.

— Тебя не звали.

Я нос вверх задрала.

— Папа.

— Вась, тебе же сказали. — Это уже Генка. Голову повернул, глянул на меня выразительно, а я только рот открыла, не зная, как реагировать. А потом с грохотом захлопнула дверь, вложив в это действие всё, что я об этих двоих думаю.

— Что это было вообще? — накинулась я на Завьялова, когда он спустя полчаса появился у себя в комнате. От него разило коньяком, но взгляд ясный и лишь слегка обеспокоенный. Он на кровать рядом со мной сел, и локтями в колени упёрся.

— Ничего, поговорили.

— Правда? Очень интересно. И что он тебе сказал?

— Не думаю, что тебе нужно это слышать.

Я на Генку смотрела, ждала какого-то продолжения, но он замолчал. Я даже по плечу его стукнула, не сдержалась.

— Короче, у нас с тобой букетно-конфетный период, — сказал, наконец, Завьялов.

Я отчего-то насторожилась.

— Да?

— Да.

Я погладила его по плечу, по которому недавно стукнула.

— И что это значит?

— Это значит, котёнок, что если он застанет тебя в моей комнате, на моей постели, то мне уже не понадобятся женщины. Но он, правда, выразился по-другому, мне показалось, что очень доходчиво.

Не знаю, мне, наверное, нужно было радоваться, некоторое подобие отцовского благословения мы всё-таки получили, но какая-то заноза в сердце осталась. Снова придётся прятаться и скрываться. Такое чувство, что это никогда не кончится.

Но я всё же к Генке ближе придвинулась и обняла его, положив голову ему на плечо.

— Он успокоится, — неуверенно проговорила я.

— Ага. Я в это верю, — усмехнулся Завьялов.

— Гена. — Я потянулась к нему и поцеловала в уголок губ. Заметила, что он посматривает на меня искоса. — Если задуматься, то всё идёт, как нужно. У нас почти год, чтобы всех убедить в серьёзности наших отношений.

— Год, Вась.

Я улыбнулась.

— А тебе приспичило, что ли?

Он вдруг в охапку меня сгрёб, и мне, наконец, полегчало. Рассмеялась и Генку в ответ поцеловала. Он меня на постель повалил, а когда спустя минуту отстранился, посмотрел весело.

— Мне приспичило.

13.

Конфетно-букетный период я возненавидела довольно быстро. Самое удивительное, что ещё совсем недавно я мечтала о романтике, о цветах, о прогулках под луной, чтобы Завьялов просто за руку меня держал, в глаза смотрел и в любви клялся. Правда, клятв я пока не дождалась, но мне и всего остального было чересчур. А самое ужасное то, что Генке в доме отказали. Ночевать в Яблоневке ему отныне было запрещено. Уж не знаю, заподозрил папка что-то или просто решил перестраховаться, но ровно в девять вечера Генку настойчиво выпроваживали за порог. А я только беспомощно за этим наблюдала, и внутренне закипала. Днём Завьялов был занят, мы если и встречались, то в ресторане или в гостинице, и постоянно были у кого-то на глазах. Меня уже не радовали легализованные поцелуи при встрече, то, что я могла в любой момент его за руку взять и даже обнять. Контроль меня раздражал. В первые дни на нас свалилось вполне понятное удивление и любопытство окружающих, на нас посматривали непонимающе, ещё и из-за этого невозможно было расслабиться и удовольствие получить от начавшихся, наконец-то, нормальных отношений. Но у меня было такое чувство, что раздражает подобное положение вещей только меня. Генка не возмущался, не злился, наоборот, был спокоен, как танк, и со стороны казалось, что всем доволен. Наверное, звание рыцаря решил завоевать в глазах моего отца. Он даже когда целовал меня, в его поцелуях было столько сдержанности и благоразумия, аж холодом веяло, честное слово. Мне так и хотелось стукнуть его хорошенько, чтобы прекратил притворяться.

А ещё он мне цветы дарил! Каждый день, каждый раз разные, и моя комната очень быстро оказалась заставленной вазами и наполнена смешанным сладким цветочным ароматом — розы, хризантемы, герберы, ирисы, лилии. После того, как поутру мне с курьером прислали букет гладиолусов, я стала ждать, когда в цветочном салоне закончатся красивые и дорогие экземпляры, и Генка перейдёт к фикусам или кактусам, продолжая стараться поразить моё воображение. Это уже даже смешно не было. Это был не мой Генка, и я уже не хотела романтики. Хотелось крепких объятий и жарких поцелуев, даже если бы пришлось снова от всех прятаться. Но где спрячешься, если папка глаз с нас не спускает? И ведь присматривается с недоверием, а на Завьялова вообще с подозрением смотрит, словно тот его несовершеннолетнюю дочь развратить задумал. Ну что сказать — интуиция у папки всегда была что надо, правда, на этот раз он явно опоздал с беспокойствами. Ему бы года четыре назад интерес проявить к тому, чем его дочь в гостях у Завьялова занимается, вот тогда образовательный курс занимательной сексологии был в разгаре, а сейчас... Сейчас я замуж хочу. И мне не нравится, что стадия "знакомства с родителями" грозит затянуться.

— Давай съездим куда-нибудь на выходные, — предложила я Генке. Позвонила, получив очередной букет, разглядывала его без всякого удовольствия, а томление в душе было совсем по-другому поводу. Не хочу больше красоты, хочу уехать ото всех подальше и пар выпустить.

— Кирилл разрешит? — усмехнулся Завьялов на другом конце провода, и что-то сказал в сторону. Я услышала музыку и поняла, что он в клубе. Снова, наверное, смотрит, как девчонки у шеста репетируют. Вот куда это годится?

Я на кровать села, голову опустила, взъерошила волосы.

— Я с ним поговорю. С Никой поговорю, — пришло мне в голову решение проблемы. — Она сможет его убедить.

— Очень в этом сомневаюсь.

— Гена, ну что делать-то?

Он снова усмехнулся, на этот раз веселее.

— Ты же этого хотела, разве нет?

— Нет, не этого. Я не думала, что папка неожиданно спятит. У меня уже терпение кончается, честное слово.

Завьялов засмеялся, а я совершенно не понимала, по какому такому поводу он веселится. И чтобы хоть немного настроение ему подпортить, поинтересовалась:

— Куда ты смотришь?

Генка озадаченно переспросил:

— Куда?

— Не знаю куда, — съязвила я. — Как очередные твои Цветочки стриптиз у шеста танцуют? Отвернись сейчас же.

— Боже, Вася.

— Что? Я дома сижу, одна, с этими дурацкими цветами в комнате, а он на других баб смотрит.

Завьялов хмыкнул.

— Кажется, у кого-то, на самом деле, терпение кончилось.

— А я тебе про что говорю? Пожалуй, пойду сейчас к Нике. И завтра сможем уехать.

— Ага, мечтай.

А чего тут мечтать? Своего я всё равно добьюсь.

Договорившись с Генкой встретиться через час в гостинице, я бегом спустилась по лестнице, заглянула в столовую, не увидела никого, и на веранду выглянула. Потом на кухню прошла. За кухонным столом домработница пила чай, а кухарка нарезала овощи. Они о чём-то весело переговаривались, а увидев меня, примолкли.

— Доброе утро, — поздоровалась я. — Нику не видели?

— А Вероника Алексеевна ещё не спускалась.

— Да? — Я немного удивилась, бросила быстрый взгляд на настенные часы. Половина десятого. Ну что ж, иногда всем хочется подольше поспать, даже любителям вставать пораньше.

Ванькин голос слышался в саду, он что-то кричал Фиме, я ещё в гостиной приостановилась, выглянула в окно, отдёрнув лёгкую штору, на ребёнка посмотрела, а потом поднялась на второй этаж, решительным шагом направилась в сторону спальни отца и Ники. Мысленно проговаривала, что я мачехе скажу, какие доводы приведу — не ей, а для неё, чтобы она потом их папке передала, — без всякой задней мысли дверную ручку повернула и дверь открыла, даже разбудить Нику готова была, не в силах больше терпеть и мучиться. А когда увидела на постели слившуюся в объятиях пару, от неожиданности вспыхнула до корней волос, жар даже в голову ударил и в висках заколотился, честное слово.