Овертайм

* * *

Ожидавшая его возвращения домой женщина всерьез начала волноваться. Стопочка использованных бумажных салфеток давно перекочевала в мусорное ведро, а заплаканные глаза уже не пугали краснотой. Почти в норме. Почти готова к разговору. Почти...

Он все не приходил. И телефон молчал. Молчал, проклятый, как не молчал в обед, когда все завертелось.

Досадно.

Горько.

Больно.

* * *

Войдя в просторную приемную, женщина первым делом посмотрела на часы. Опоздала на полчаса. Плевать. То, из-за чего опоздала, наверняка стоило того. Теперь она во всеоружии. Так спокойнее. Действительно, "если в начале спектакля на стене висит ружьё, то в конце, оно обязательно выстрелит". Ее ружье висит уже давно. И не была бы она Барской, если бы заранее не почувствовала опасности. Дядя что-то готовил. Его ласковый, доверительный тон мог обмануть кого угодно, но не ее. Александр Михайлович позволял себе любезность и обходительность лишь в одном случае — видя, как его конкурент признает свое поражение. Сегодня он был очень добр. Без папки с хорошим компроматом такую "доброту" вряд ли удастся осилить.

Секретарша с первого взгляда догадалась, кто перед ней. Засуетилась. Любезно поприветствовала и, уведомив сурового босса, провела в следующий кабинет. Все с улыбкой, фальшивой и насильной... Пугающей. Настя вспомнила, что тоже умела так раньше. Теперь разучилась. Счастливая. Вырывая из размышлений, тишину кабинета нарушило громкое приветствие дяди.

— Дорогая моя! Проходи. Очень рад тебя видеть.

Воображаемое дуло винтовки уперлось в висок.

— Здравствуй, дядя, — вот и все.

Исполнительная секретарша перегородила собой выход.

— Наташенька, принесите нам... — Барский повернулся к своей гостье. — Настя, ты что предпочитаешь?

Вариантов "яду" или "веревку с мылом" в меню наверняка не было. Она попросила чай.

Неспешно убирая со стола лишние документы, банкир изредка поглядывал на свою посетительницу. Волнуется, понимает — его девочка. Возможно, стоило вмешаться и раньше, но думал: само собой разрешится. Нахальный хоккеист — смесь упрямства и тестостерона. Такие меняют подружек как перчатки, не обременяя себя их чувствами и планами. Не вышло. Этот Таранов оказался стойким малым. И нынешняя Настина сосредоточенность говорила об одном — она пришла бороться.

Все-таки нужно было раньше вмешаться, не доводить до последней черты.

— Мы давно с тобой не виделись, Настюша... — он начал первым. — Нехорошо. Могла бы и позвонить как-нибудь, в гости заехать.

— Дядя Саша, давай опустим эту вводную часть, — прервала собеседница.

Дождавшись, когда секретарша оставит чай и удалится, Барский вынул из верхнего ящика стола какие-то бумаги.

Положил перед собой. Пока рано было их предъявлять.

— Что ж, тогда о главном, — одним движением руки он полностью раздвинул жалюзи, заполняя кабинет светом.

Яркое майское солнце озарило каждый уголок строгого офиса. Дорогое кожаное кресло, массивный письменный стол, картины, шкаф и самого хозяина. "О Боже, как он постарел!" — с удивлением заметила гостья. К настороженности примешалась вина. В круговерти борьбы и ожидания расплаты она совсем забыла о его возрасте. Несгибаемый магнат, властолюбивый самодур — он тоже болел и старел. Сеточка морщинок на лице стала заметнее, взгляд потускнел. Все такой же привычно холодный и цепкий, сейчас он не горел — еле тлел. Как так вышло? Раньше это не было заметно. Редкие встречи в офисе, ужины в ресторанах — каждый думал о своем, не замечая в блеклом свете настоящего лица, под маской бизнесмена. И лишь сейчас оно обнажилось, будто бы вместе с жалюзи отодвинулась и его собственная ширма. За деловой сосредоточенностью показался старик. Насте стало не по себе.

— Два года назад, когда тебя еле живую доставили в больницу, я думал, что хуже уже не будет. Мой самый страшный кошмар превратился в явь. — Александр Михайлович осторожно опустился в кресло. Даже сейчас воспоминания о том времени отзывались тупой болью в сердце. — Никто не мог понять, как такое произошло. Замерзнуть возле дома — непостижимо! Висевшая на волоске от смерти, ты с таким трудом выкарабкивалась. Казалось бы — счастье, повезло, спасли. Физическое состояние стабилизировалось, но ты была не ты. Оболочка, — он тяжело вздохнул, нужно было продолжать. — Я платил медсестрам, чтобы они отвлекали тебя от ненужных мыслей, нашел самого лучшего психотерапевта, чуть не придушил своими собственными руками твоего мужа...

Во взгляде Насти вспыхнуло недоумение.

— Да, — невесело хмыкнул старик. — Пока ты методично избавлялась от нанятых мною специалистов и игнорировала все медицинские рекомендации, я искал ответы. Сам, не доверяя никому.

— И как, нашел? — мысль о том, что кто-то мог докопаться до нелицеприятной правды, пугала. Одно дело Таранов. Ему она призналась лишь под страхом потерять. Но дядя... Захотелось спрятаться от стыда.

Барский внимательно следил за калейдоскопом эмоций на лице племянницы: злость, недоумение, боязнь. Все он тогда разгадал правильно. Его девочка сбежала из своей идеальной семьи, не найдя там настоящей любви и заботы. Он был таким дураком, будучи уверенным, что в браке она счастлива. Несколько лет фальши. А все почему? А потому что в глубине души его маленький стойкий оловянный солдатик был слишком робок, чтобы сдаться. Настоящие трусы не капитулируют. Они спасают свою шкуру, наплевав на косые взгляды и упреки других. И только застенчивые, чуткие, не знающие, что такое настоящая любовь и опека — тянут из последних сил свою лямку. Тянут, да не вытянут. И сейчас Настя взваливает на свои плечи очередную чужую ношу.

— Да. Свои ответы я нашел. Основная вина лежала на мне. Твоему черствому сухарю только собак дрессировать или поучать нерадивых сотрудников, — Барский горько усмехнулся. — С одной единственной девочкой я не справился. Провалил самое важное дело в своей жизни.

Настя отвернула лицо. Слышать подобные признания от дяди ей еще не приходилось, будто это противоестественно. Ее строгий наставник раскаивался за свою строгость. Почему-то отчаянно захотелось к Андрею. Прижаться к нему близко-близко и попросить, чтобы не отпускал. Никогда.

— А сейчас, моя дорогая, я вижу, как ты вновь затягиваешь себя в ловушку, — дальше откладывать было нельзя. Главное он высказал, осталось самое неприятное. — Та пресс-конференция... Она стоила тебе любимой работы. Я бы не уволил, но ты решила сама: вынесла себе приговор и понесла наказание. Проклятие! У меня руки чесались стереть твоего Таранова в порошок. Как он мог позволить?

— Он не знал, — надтреснутым голосом произнесла Настя. — Андрей не пошел бы на такое. Я организовала все за его спиной.

— Черта с два! — Барский поджал губы, сдерживая гнев. — Он мог не знать заранее, однако очень ловко принял твою подачу. Его ответы я слышал — капитан не упустил подвернувшуюся возможность. И цена для тебя, я так понимаю, его не интересовала.

— Все не так... — она не договорила.

— Расскажи мне, как! — Барский резко встал со своего места. — А еще расскажи — зачем?

Она замерла на вдохе. Первая пуля попала точно в цель. Проницательность дяди поражала.

— И коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет... — многозначительно изрек банкир. — Настя, только не говори, что не понимала, для чего Андрею нужен был Чемпионат мира. Ты ведь умница. Мировое первенство для такого спортсмена, как он — ступенька к НХЛ. Не к ЗАГСу или в семью, а за границу.

— Я не могла иначе, — она опустила голову на грудь.

— Ты не могла, он не мог. Девочка моя, Таранов действительно хороший хоккеист, а у таких на первом месте только дело. — Дядя обошел стол и стал прямо напротив гостьи. — И ближайшие три года он будет заниматься только им. За границей.

— Если позовут.

— Позовут. Не тешь себя иллюзиями.

— Договор еще не подписан. — Настя перевела взгляд с лица старика на стол. Стопка документов привлекла к себе внимание.

— Да. Ты все правильно поняла, — похлопав ладонью по бумагам, ответил банкир.

Настал момент истины — то, ради чего она здесь. Грустные предисловия и обоснования позади, и не сбежать — уже догадалась, что произойдет в следующий момент.

— Одно твое слово, и он останется здесь. — Вот он выстрел. Сердце дрогнуло. — Одно твое слово. Его мечта в твоих руках. Я подпишу документы, и он уедет на три года. Отличная команда, выгодные условия, пресловутая заокеанская Лига, до которой нашей, к сожалению, еще расти и расти.

— Ты ведь не за этим меня звал, — крепко сжала в руках сумочку с папкой. — Каким будет условие?

— Я не хотел, чтобы это выглядело как шантаж. Настя, ты ведь понимаешь, он не сможет мотаться к тебе на ужины, а тебе оставить здесь все и перебраться к нему — безумие. Из известных журналисток в домохозяйки! Какая-нибудь пустышка смогла бы, но ты другой породы. — Барский перевел дыхание. Правда не давалась легко. Вроде, и готовился к этому разговору, а все равно сердце болело. — Ты знаешь, каково жить рядом со мной. Поверь — с ним будет не намного легче. А ты не так сильна, как пытаешься казаться. Воля и сила — не тождественные понятия. Родная, к окончанию его контракта тебе будет тридцать семь. Без детей, рядом с молодым, только-только освободившимся хоккеистом... Это, знаешь ли, не работой пожертвовать — расклад совсем иного уровня.

— Мы бы что-нибудь придумали...

— Как ты уже придумала с Чемпионатом мира? Или как до того, в браке? — теперь жалость была не к месту. — Если он сейчас примет приглашение, то ни о каких детях и думать не захочет. На три года, не меньше.

— Я справлюсь, — и тут же поняв, что оговорилась, добавила: — Мы справимся.

— Ты — да! Угробишь нервную систему и здоровье, но справишься, — Барский кивнул. — Только кому это будет нужно? Девочка моя, да он променяет тебя на какую-нибудь смазливую фанатку, едва на твоем прекрасном личике появится первая морщинка.

Дядя знал, куда целил. Страхи, которые она долгие месяцы постоянно гнала от себя, сейчас с новой силой отозвались в душе. Пара ли они: красивый, успешный спортсмен и она, немолодая любовница, ублажить которую не так уж просто? На сколько еще хватит его интереса, так ли сильна привязанность? Она тысячу раз задавалась этими вопросами! Самыми страшными. Рядом с Андреем все было просто и легко, но стоило расстаться хотя бы на день, и тревога возвращалась. Продвинулись ли они хоть на шаг за полгода? А смогут ли продвинуться дальше там, в Канаде, где у него будет любимое дело, а у нее — ничего.

— Настя, еще раз говорю: если ты считаешь, что у вас получится, я готов расторгнуть контракт. Место в моей команде ему всегда найдется, в канадской — решать тебе.

— Это его единственный шанс... — женщина обхватила руками голову. От напряжения адски ломило в висках. Проклятый выбор. Нежданно и жестко. Сейчас она знала лишь, что расстаться со своим капитаном пока не готова. — Я поеду с ним.

— Все-таки хочешь попробовать? — упрямая племянница не оставляла шансов. — Сунешь голову в петлю и будешь ждать, когда затянет потуже.

— Господи, ну как ты не понимаешь?.. — не удержалась. — Я действительно люблю его. Мне хорошо с ним. Впервые в жизни так хорошо!

— Подобное я предвидел, — старик пододвинул к ней стопочку листков. — Прости меня, милая, но допустить твой отъезд я не могу.

— Дядя, нет... — Настя вжалась в кресло.

— Все равно на слово ты не поверишь. Читай, — Барский указал на контракт. — Канадцы его уже подписали.

Она не хотела даже прикасаться, а лучше — не видеть и не слышать об этих бумагах. Вышколенные юристы Барского были похлеще пираний. Если контракт был делом их извращенных умов, то и надеяться найти уловку не стоило. Но если нет...

Собрав волю в кулак, Настя принялась читать. Никогда еще ей не приходилось так внимательно и дотошно вчитываться в документ. Каждое слово и запятая, каждое "в праве" и "обязуется", но лазейки не было. Договоренности, как невидимая, но прочная паутина крепко опутали свою жертву. Клубы договорились обо всем, и дядюшка не пожалел денег, чтобы иметь возможность дергать за нити.

С каждым прочитанным абзацем Насте становилось все хуже. Воздуха не хватало.

— Ты сможешь его отозвать... — отложив бумаги, горько проронила она. — Завершить заокеанскую карьеру по щелчку пальцев. Бесчестно.

— Да, после любого сезона. Клуб отпустит.

— За такие-то деньги...

— Из него выжмут все соки и прибыль, а затем вернут мне, — спрятав документ, подтвердил Барский. — А я отзову. Уж можешь мне поверить.

Последние слова прозвучали будто приговор. Сомневаться не приходилось. Хладнокровию ее драгоценного дядюшки можно было лишь позавидовать. Уж он точно во имя "так будет лучше", не дрогнув, отрезал бы себе руку или ногу. Сейчас же ради этого "так будет лучше" единственный родной человек на мелкие кусочки резал ее. Мастерски, как опытный хирург, только без анестезии.

— Настя, я хочу, чтобы ты понимала: не нужно слез и просьб. Я делаю это не ради себя. Ты — самое дорогое, что у меня есть, и позволить тебе рисковать своей жизнью я не могу, — он попытался погладить ее по голове, но влажный, злой взгляд остановил. — Ты не веришь сейчас — боишься увидеть правду, но от нее не уйдешь. Вы слишком разные, рано или поздно его страсть к тебе угаснет. А я не смогу быть рядом, чтобы вовремя помочь...

— Помочь? Ты уже помогаешь! Закапываешь меня живьем!

— Это эмоции. Он скоро уедет, найдет себе другую, — дядя упрямо гнул свою линию. — А что будет с тобой? Там!

— Мне бы "здесь" пережить теперь...

Это был даже не выстрел — по горлу словно лезвием полоснули. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Ком.

Любые доводы бесполезны, а компромат как рогатка для танка. Ради нее он скупит всех. Уже скупил.

— Я никогда не строила планов на долгую совместную жизнь. Я жила! Без иллюзий, принимая каждый день за подарок, — заплакать не получалось — глаза словно пересохли, а голос охрип, как от долгого плача. — Но ты хочешь лишить меня и этих дней.

Барский отшатнулся. Эмоции, с которыми были произнесены последние слова, пугали. Совсем как два года назад, когда он умолял ее принять помощь и начать жизнь с чистого листа. Ужасное повторение. Он слишком поздно спохватился выручать свою девочку. Не доглядел!

— Надо заканчивать этот бесполезный разговор, — Александр Михайлович снова уселся в свое кресло. — Все равно ничего толкового не выходит. Я свое мнение уже высказал. Время для того, чтобы подумать и принять взвешенное решение, у тебя есть. До утра. Выбирай: его мечта или ваша совместная жизнь. Но стоит тебе нарушить условие, я отзову его мечту. Навсегда.

* * *

В квартире было тихо. Удивительно тихо для десяти часов вечера. Настя не решилась ехать домой сразу после встречи — боялась не сдержаться. Наматывала по городу круги пока вместо раздирающего душу горя ни осталось остывших углей. Ее первое пепелище. Сколько еще их будет? Сколько еще раз придется сжечь всю себя, чтобы забыть?

А может не терпеть? Сознаться Андрею во всем, и пусть выбирает. "Это его мечта, не твоя, ему и решать!" — вкрадчиво нашептывал внутренний голос, соблазняя надеждой.