Они выбрали ночь

Вместо запряженных коней, в повозке дыбясь и изрыгая пламя, стояли неведомые существа схожие внешним видом с мифическими химерами. Девушка, что издала истошный вопль, оказалась мерзкой старухой, выставившей вперед длинный костлявый палец. Наваждение привиделось констеблю лишь на миг, но этой малости ему хватило, чтобы кинутся прочь от повозки.

Теперешний Прентвиль стал для Джинкса чужим и враждебным. Приветливые и почтительные взгляды — колкими, словно лицо констебля было уродливым, а его внешний вид вызвал омерзение.

— Куда прешь! Пошел прочь, червь!

Привычный мир был хуже владений Кроноса, где, по словам служителей церкви, томились грешные души. Мистер Форсберг им больше не верил. Отныне у него была другая правда. И отличалась она кардинально, как отражение в кривом зеркале. И сейчас это самое зеркало показывало констеблю истинную человеческую сущность горожан. Люди представали перед служителем закона искаженными изображениями — уродливые, гнусные твари, которые насмехались над загнанным в угол человеком.

Дома сжались, и раскинули в стороны свои длинные щупальца, дороги запутавшись клубком, вели прямиком в сточные канавы, — венчала весь этот ужас, двуглавая горгулья, неустанно следившая за констеблем с крыши собора.

Оступившись, Джинкс упал, уткнувшись в огромную зеркальную лужу. Отражение города, притулившееся среди булыжных мостовых, заставило его опомниться. Там в мутном отображении мира все было как прежде. Люди прогуливались вдоль дорог, кэбы останавливались перед состоятельными горожанами, а дома не взирали по сторонам пустыми квадратами буркал.

— Наваждение! Наваждение и ничего больше! — задыхаясь от усталости, прошептал констебль, чувствуя, как крупные капли пота стекают со лба.

Зажмурившись, он постарался восстановить дыхание и прислушаться к биению собственного сердца.

Привычные звуки заполнили окружающий мир. Больше не было слышно надменного хохота и звериного завывания, только стук каблуков и едва различимая размеренная речь местных аристократов.

Открыв глаза, Джинкс с удивлением заметил в отражение собственное лицо — невероятно бледное и исхудавшее за последний день. Всеединый, сколько же он длился? Неделю? Месяц? Год? А может быть гораздо дольше?!

Встав с колен, констебль покосился на высокие пики забора, за которым начиналось кладбище. Среди тенистых дубов, едва угадывались фрагменты некогда массивных и величественных надгробий, давно разрушенные беспощадным временем.

Слуги демонов не пускали его, пытаясь помешать?!

Не тут-то было!

Легко перемахнув через ограду, Джинкс едва не выронил пистолет, но к счастью вовремя подхватил его, практически на лету.

Нужно торопиться! Сколь долго Ру-ру сможет задержать Шрама, перед тем как тот, сообразит, что к чему? И тогда обязательно попытается поскорее добраться до кладбища, не упустив свою жертву.

Инспектор размышлял мгновенно. И интуиция подсказывала ему — времени практически не осталось.

Выбравшись на тенистую аллею, констебль едва не выдал себя, наткнувшись на очередного стража. Тощий и длинный, словно жердь, тот стоял у каменного надгробия и, поигрывая дубинкой, бессмысленно взирал куда-то вдаль.

Затаив дыхание, Джинкс практически дополз до соседнего дерева, когда под ногой предательски чиркнул камень и, отлетев в сторону, глухо ударился о постамент.

Страж замер. Прислушался, более внимательно посмотрел по сторонам, сделал несколько шагов к соседнему надгробию и, оказавшись в опасной близости от констебля, снова застыл на месте. Джинкс ощущал его тяжелое дыхание и отвратительный запах бурбона вперемешку с луком. Толстый каблук стража едва не вдавил руку констебля в травянистую поверхность.

Инспектор ждал.

Постукивая по каменным граням могил, страж несколько раз пристально вглядывался в туман, медленно стелящийся по земле. Наконец он несколько раз досадливо ударил по камню и, повернувшись, направился обратно к своему посту.

Проводив его взглядом, Джинкс позволил себе расслабиться и жадно втянул ноздрями морозный воздух.

Оказавшись у широкой дорожки, констебль привстал и продолжил путь на четвереньках. Только вот беда — в этом огромном царстве земного умиротворения он был как слепой котенок, не зная ни дороги, ни маломальского ориентира.

Углубившись в старую часть кладбища, Джинкс едва не свалился в свеже вырытую могилу. От столь дурного знака его спас сам рок. Прямо возле холма, где возвышались пирамидальные колонны древних захоронений, он заметил едва уловимое движение. Человек или животное двигалось так стремительно, что инспектор, насторожившись, в очередной раз потянулся к пистолету. Кто знает, какие ловушки могут ждать его впереди, когда покровителю Шрама известен каждый его шаг?!

Тень промелькнула совсем рядом и сразу исчезла. Констебль короткими перебежками последовал за ней. Неизвестность пугала и завораживала одновременно, заставляя его все глубже и глубже погружаться в губительный омут.

Внезапно, скрывшись за очередным надгробием, тень исчезла. Но на смену ей пришел равномерный звук вгрызающейся в землю лопаты. Такой простой, и в то же время неестественный.

Даже со спины Джинск без труда узнал могильщика, которого он повстречал на кладбище в день Порока.

Легко отбрасывая тяжелую сырую землю, старик был настолько увлечен работой, что совершенно не заметил приближение инспектора.

— Ты долго добирался, — не переставая копать, внезапно произнес могильщик.

Джинкс оторопел. Только стоило ли удивляться подобной прозорливости или нет — констебль не знал. Обессилено опустившись на каменный остов и устало свесив руки, он ответил:

— Теперь я верю. Но от этого мне не легче.

— Разве я сказал, что будет легко или обещал менее тернистый путь?! — удивился старик.

— Но если бы я знал, что это совершили ...

Старик покосился на гостя — на испещренном морщинами лице сияла улыбка.

— Разве ты бы отступил? Разве смог остаться безучастным?

— Нет, но смогу ли ... под силу противостоять... — задумчиво подбирая слова, Джинкс так и не смог выразить свои мысли. К счастью, могильщик понимал его с полуслова и не желал слышать подробные объяснения.

— Вот видишь — опять сомнения. Ты проделал долгий путь... И докопавшись до истины решил остановиться в шаге от конечной цели. В чем же смысл, ввязываться в подобную авантюру?

— Неужели можно призвать к ответу бессмертных?

— Закон для всех един и установлен с целью соблюдать его, а не нарушать. И хотя исполнители разняться — мир без постулатов рухнет, и превратиться в хаос. — Старик остановился и, облокотившись на лопату, внимательно уставился на констебля.

— Где ты обронил свою решимость?

— Я хотел сказать: не мне тягаться с демонами и ...

Старик усмехнулся:

— Не тебе?! Вздор! На кого ты хочешь переложить этот неподъемный груз ответственности. Уж, не на меня ли?!

Джинкс воспринял слова могильщика не иначе как шутку. Возможно, этот старик и был прозорливее любого из жителей Прентвиля, и мог с легкостью ответить на любой злободневный вопрос, но порой констеблю чудилось, что с ним говорит не провидец, а обычный пациент 'Безнадеги', возомнивший себя не пойми кем.

— Попробуй, — протянув свое орудие инспектору, могильщик, шаркая ногами, отошел в сторону и стал наблюдать.

— Почему бы нет...

Поплевав на руки, Джинкс не стал спорить и, воткнул лопату в податливую почву. Продолжив привычное движение, он внезапно ощутил непреодолимое сопротивление — земля, став тяжелее дюжины булыжников, так и не поддалась многочисленным попыткам констебля.

— Вот видишь, — подытожил старик.

— В чем же подвох? — отставив лопату в сторону, спросил инспектор.

Могильщик только цыкнул.

— Никакого подвоха нет. Просто землю я копаю лучше, чем распутываю сложные нити заговора.

Забрав у неумелого капальщика свой инструмент, могильщик продолжил работу.

— И то верно. Только как же мне найти могилу?...

И вновь старик опередил констебля.

— Возницу похоронили в западной части кладбища. Вон за теми саркофагами, — провидец указал взглядом на соседнюю ложбину.

— Так просто? — удивился Джинкс.

Отложив лопату в сторону, старик с деловым видом осмотрел свою работу и, спрыгнув в могилу, стал мерить ее короткими шагами.

— Знать цель еще не значит — ее достигнуть, — уклончиво ответил могильщик и, оставив свое занятие, посмотрел на инспектора снизу вверх. — Могу я попросить об одолжении?

Констебль кивнул.

— Все что угодно.

— Там будет человек. Он называет себя Кайотом. Когда ему предстоит умирать, передай ему весточку от его говорящей головы. Передашь?

Они не прощались. Отойдя от могилы, констебль повернулся и спросил:

— Приятно было с вами пообщаться. Но ответьте... Откуда вам известно так много?

Старик пожал плечами.

— Не знаю. Видимо, я слишком давно занимаюсь этим делом.

Больше не было произнесено ни слова. Работа продолжилась.

В след служителя закона уставился прозорливый взгляд. Лицо старика изменилось, став похожим на щетинистую кабанью морду, — но инспектор этого уже не видел.

2

На мокрые камни упало четыре куриные косточки, приняв странную форму наконечника стрелы. Из уст Маратани вырвалось едва различимое бурчание — и она повторила ритуал. На этот раз выпал крест, а две косточки поменьше застряли между камней и встали колом. Лицо всевидящей исказилось.

— Ну что там? — нетерпеливо произнес Ру-ру, постукивая по коленкам.

— Циц! Не люблю, когда мешают работать! Еще этот дождь, — раздраженно ответила та, смахнув с лица налипшую прядь.

В очередной раз кости ударились о камень.

— Ненавижу этого проклятого. Если бы не его удача, мы давно бы пировали. И как только я умудрился упустить его! — сжав зубы, не уставала возмущаться кукла. — Смотри скорее!

— Я же сказала: не торопи меня!

Ошпарив Ру-ру неистовым взглядом, всевидящая, нахмурив лоб, продолжила гадание.

Вскоре в ход пошли карты. Она разложила их небрежно, словно совершала этот обряд в последний раз — карты намокли, и различить выцветшие картинки было практически невозможно.

— Первый раз такое...

Маратани выглядела поменьшей мере растерянно. Еще раз, изучив выпавшие карты, она перевела взгляд на Ру-ру и неуверенно произнесла:

— Он направляется к своему дому.

— В свою мастерскую? То есть туда, где живет?! — удивление куклы не знало границ. — Но этого не может быть?

Не найдя, что ответить, всевидящая пожала плечами.

— Джинкс сказал, что точно слышал, как докторишка проблеял, будто отправил тело Фрита на Старое кладбище. Зачем Шраму совершать такой крюк?

— Необъяснимо, — согласилась Маратани.

Собрав свой инвентарь, она небрежно отряхнула юбку, и сделала уверенный шаг в направлении Часовой площади.

— Постой, ты куда? — остановил ее Ру-ру.

— К жилищу Шрама, — откликнулась она, присовокупив: — У нас мало времени.

— А что если карты лгут? Что тогда? Может быть это уловка?!

Ру-ру схватил ее за юбку и словно ребенок желающий заполучить от родительницы подарок, потянул ее на себя.

Маратани резко одернула шарнирную ручку.

— Кости, карты, узелки — все говорят об одном. Наш убийца изменил маршрут, и если мы хотим помочь констеблю, а в первую очередь, самим себе — стоит поторопиться!

Всевидящая говорила убедительно, не давая возможности ни на йоту усомниться в своих словах.

Без лишних разговоров Ру-ру согласился.

Дом встретил их угрожающей темнотой, всем своим видом показывая, чтобы непрошеные гости — убирались вон!

Приблизившись к окну, кукла осторожно заглянула внутрь. Безжизненные поделки бывшего мастера были разбросаны по углам, а оборванные нити символизировали его полное освобождение от своего ненавистного увлечения. Полумрак комнаты нежно обволакивал мастерскую, осторожно скрывая учиненный погром. Ру-ру представил, как опасный зверь мечется в клетке не в силах найти выход. Может быть, так оно и было? Последние дни, Шрам и правда, мало чем походил на нормального человека, больше напоминая загнанного хищника, который готов порвать в клочья любого, ради глупой прихоти хозяина.

— Он действительно сошел с ума, — прошептала кукла себе под нос. Взгляд скользнул по лестнице и устремился в маленькую комнатку, где обычно ночевал мастер — крохотный лучик света выдал чужое присутствие.

— Ты не ошиблась... Он там... — не отрываясь от стекла, прошептал Ру-ру.

Присев на колени, Маратани молча извлекла из сумки странные приспособления похожие на пыточные инструменты инквизиторов. Разложив их у стены дома, она соорудила некое подобие треноги, на которой покачивался круглый маятник, сплетенный из тугой проволоки.

— Ты что делаешь?

Спрыгнув с окна Ру-ру едва не разломал странное сооружение.

— Лучше не мешай, а то разозлюсь, — пригрозила всевидящая. — Или ты хочешь сунуться к убийце с пустыми руками?

Скривив лицо, кукла не стала спорить.

Очертив вокруг треноги ровный треугольник и вписав в него круг, Маратани стала рисовать около каждого из острых углов по несколько непонятных символов.

В доме послышались шаги. В один миг, оказавшись у окна, Ру-ру с жадностью прильнул к самому краю стекла, чтобы никоим образом не выдать себя.

— Скорее, а то уйдет! — заволновался соглядатай.

— Не трещи, — рявкнула всевидящая, стерев один из символов. — Будешь отвлекать, до ночи провозимся!

Ру-ру фыркнул:

— Можно подумать ты сможешь остановить его своими рисунками. Хватать его надо и все тут! Я сразу предупреждал Заговорщика. Собаке собачья смерть!

Женщина оставила слова куклы без внимания.

В окне мелькнула тень. Ру-ру отстранившись, все-таки смог различить худую, слегка сгорбленную фигуру мастера. За долгие годы, что он знал своего создателя и своего же убийцу, Шрам сильно изменился. Глубокие морщины практически до неузнаваемости исказили лицо этого человека. Фигура также претерпела немало изменений: появилась сутулость, руки повисли беспомощными плетьми, а ноги торчали тощей жердью. И только походка осталась неизменной — такая же осторожная, бесшумная, звериная, словно Шрам и впрямь имел в своем роду оборотней.

Все долгие двадцать лет, пока мастер трудился над своей коллекцией, кукла безмолвно наблюдала за ним, вынашивая план мести. Иногда Шрам вздрагивал, косился на нарисованные лица и, откладывая работу, долго сидел неподвижно, вглядываясь в тлеющие поленья. Ру-ру несколько раз пытался двигаться, один раз даже спрыгнул с полки, но мастер поставил куклу на место. Так продолжалось до тех пор, пока не появился Заговорщик...

— Что он делает?! — нарушив воспоминания куклы, шепотом спросила Маратани.

— Он пошел наверх, — осторожно ответил Ру-ру. — Нет, погоди, спускается вниз. Или нет, наверх. Наклонился, что-то подбирает, складывает в кучу. Эх, ничего не видно.

— Что именно.

— Если бы я знал. Окошко слишком маленькое, в мастерской совсем нет света.

— Посмотри в другое.

Ру-ру ловко зацепившись за выступ на фасаде, оказался у второго окна.