Убийственные болоньезе

— Да никаких, собственно интрижек, — вдавив сигару в пепельницу, сказал он. — Всё будет открыто и честно. И вот, что я подумал... А не устроить ли нам праздник? Большой праздник для моих коллег и партнеров. С шикарным ужином, фейерверками, и балом. А, Тиночек?

Тинка захлопнула приоткрытый было рот. Хотела напомнить ему обстоятельства их знакомства, но вдруг решила промолчать. Понравиться ли мужу такое напоминание? Тот праздник устраивал его отец, и полгорода у него плясало на балу, потому что уважаемые гости были или его должниками или сообщниками.

— Ну? Чего ж ты молчишь?

— Э... Я балы люблю...

— Вот тогда мы студентку и пригласим. А что? Хороший повод познакомиться.

— Ой, — тут же оживилась Тина. — Нам бы Ветку с её итальянцем зазвать, вот было б классно!

— Давид?

— Я даже не знаю... Мне надо поближе её узнать, а потом уж и на праздник звать.

— Так, вперед! Время на всё где-то с месяц. Подготовка серьезная нужна. Но, не в пример отцу, Дежаса приглашать не буду, уж больно вычурен.

— А мне понравилось... — сказала Тина опустив глаза, и даже слегка покраснела.

Дежасовых блюд она тогда не попробовала, поводила вилкой по фарфоровой тарелке и только, уж больно интересовал её шалый взгляд Ноева сыночка, сидела и думала, как остаться с ним наедине да карту свою разыграть... Давид предупреждал: могут печально закончиться её игры.

'Ну и слава богу, раз вышло иначе — прекрасный муж, желанное дитя... — Тинке взгрустнулось от воспоминаний. — Кому сказать, а ведь думала, что убьют, да и прикопают где-нибудь в парке Айвазяновского особняка'.

Странная вещь эти воспоминания, стоит потянуть и завертится клубок, обволакивая нитями, как паутиной. Бернс, старик Ной, Ваня Дряблов.., Ветка, Ладушка, Павлов... Хватит! Тинка одернула себя, воровато стрельнула глазами по сторонам: муж и Давид что-то обсуждают за рюмкой коньяка, тихо и спокойно в доме. Напрасно она всполошилась, думая, что Англичанин прочитает мысли о её любовниках: бывшем и мёртвом.

— Месяц! — напомнил Давиду размякший от коньяка хозяин. Тот покачал головой, и устало сощурился.

— Месяц...

Если бы знали новоиспеченные приятели, какой сюрприз им готовит судьба, и что уже запущен её безжалостный маховик.

Не прошло и недели, за которую Давид так и не успел познакомиться с досье студентки Васяткиной, как получил звонок от растерянной и рыдающей от ужаса Розы Исааковны. Чувство тревоги не оставляло его всё это утро, и когда он услышал, что его дядя убит в собственном доме в местечке Аламинос, недалеко от Ларнаки, то понял почему: слишком гладко складывалось, слишком быстро согласился со своим изгнанием старик Айвазян, всегда отличавшийся непревзойденным коварством. Отомстил.

Разгневанный Давид распорядился о том, чтобы гроб с телом Бернса перевезли в Ангельск, озаботился докторами для несчастной вдовы, прибывшей ближайшим рейсом, и о том, чтобы с почестями похоронить бывшего главу 'Венус'. Встречу с Англичанином он отложил на поздний вечер, хотел остыть, да и подумать как следует.

'Не наделать бы снова ошибок... Старик Айвазян хитер, даже с Туманного Альбиона смог протянуть руки до ненавистного ему Бернса, и скорее всего с сыном своей задумкой не поделился'.

В 'Венус' воцарился траур. Съемки были отменены, у огромного портрета Романа Израилевича стояли цветы обернутые черными лентами. Клюкин и приближенные лица из съемочной группы поминали продюсера в баре павильона. Михалыч скорбно шмыгал носом, жалея убиенного, хоть и доставалось ему от Бернса больше всех.

Телефон Давида разрывало звонками, сочувствовали, предлагали помощь с похоронами, Звягинцев обещал весь город водкой напоить.

— Чтоб помнили Ромку Бернса, хороший был мужик... И кому помешал? Зря он на чужбину уехал, жил бы тут, как сыр в масле катался, — рассуждал Степан Савельич.

Слушая скорбные речи, Давид рассеянно думал о том, как сложатся его отношения с молодоженами... А вот и она, на помине.

— Давид, я только что узнала, Гоги проговорился... Я даже... что сказать... — и замолчала.

Давид представил, как она кусает нижнюю губу, вздохнул, но всё же спросил:

— Для начала скажи, не твоего ли муженька благодарить?

— С ума сошел? — всхлипнула Тинка. — Георгий не стал бы подличать, неужели ты его еще не понял, он предпочел бы бой с открытым забралом!

— Прям рыцарь... — иронично заметил он.

— Мне очень жаль...

— Жаль кого? — поинтересовался он. — Дядю..?

— Тебя, дурачок, родственников терять нелегко, какими бы они ни были...

Тинка вздыхала в трубку, и было слышно, как шуршит в пальцах бумажная салфетка.

'Плачет'.

— М-да... Роза Исааковна очень плоха, — сообщил Давид, — я за неё беспокоюсь.

— Может, помощь нужна? — встрепенулась Тинка.

— Нет, у меня всё под контролем, — быстро сказал он, испугавшись. 'А вдруг пожелает беременная Тинка придти на похороны или же в 'Венус'..? Тогда Англичанин сдержит слово и разнесет продюсерский центр по кирпичику'.

— Приезжай к нам, надо поговорить, — трагично вздохнула Тина. — Муж настаивает.

— Скажи ему: скоро буду.

Послышались короткие гудки, Давид бросил телефон на стол, и потер виски пальцами.

'Настало время принятия решений. Как бы мне не был дорог центр, но пора заниматься другими делами...'

И он всерьез задумался, кому поручить руководство 'Венус'.

Часом позже, в кабинете особняка Айвазянов Тинка тихо плакала в его пиджак. Давиду было неловко: он не понимал к чему ей так горевать — отношения с Бернсом всегда были поводом для Тинкиного гнева. Опять же Англичанин... Может и не начнет хмуриться при беременной жене, зато потом не преминет напомнить, по кому льет слезы его благоверная.

Но сегодня всё было иначе. Георгий вошел в кабинет и, протянув для пожатия руку, взглянул из-под сведенных бровей словно спрашивая: пожмет или нет?

— Черт, — облегченно проговорил он, когда рукопожатие состоялось, — ситуация, что называется, аховая. Я не был в курсе отцовских идей насчет твоего хм... родственника. Никогда бы не позволил этому случиться, у нас же был договор.

— Я знаю, и тебя не виню, — сказал ему Давид. — Не парься.

— Передай моё сочувствие вдове.

— Непременно, — вздохнул Давид, действительно беспокоясь за Розу Исааковну, и продолжил: — Нам надо обсудить кое-что.

Тина оставила промокший лацкан Давидова пиджака и, взглянув на серьезного мужа, вышла.

— Присаживайся, — пригласил жестом Георгий.

— Твое предложение работать вместе остается в силе? — устраиваясь в кресле спросил Давид.

— В силе. Я ждал твоего согласия.

— Так вот... — Давид скрестил пальцы на колене, и, выдохнув, сказал: — Права на 'Венус' я передам Розе Исааковне, немца назначу директором центра, он будет заниматься производством и прочей рутиной. Стал быть я свободен.

— Отлично!

— Э... но у меня есть некоторые условия... — сразу предупредил Давид, — то есть ты можешь и не пойти на них.

— Намерения мои слишком серьезны, — уверил его Георгий, — я слушаю внимательно.

— Очевидно, что нас просто водили за нос с передачей дел по региону и прочими атрибутами 'власти', — констатировал факт бывший продюсер, и довольно жестко продолжил: — Мое видение: наши ответные действия должны быть равноценны нанесенному... ущербу.

— То есть?

— Полное устранение — физическое. Только так мы сможем быть уверены в нашей безопасности, как и в абсолютном владении ситуацией.

Георгий опустил голову, прикрыл глаза руками, и сидел так некоторое время. Давид не беспокоил его, ждал. Потом Англичанин откинулся в кресле, словно принял решение, щелчком пальцев открыл крышку хьюмидора и вынул сигару. Глубоко затянувшись и выпустив струю дыма, он спросил:

— Возьмешь на себя? И я не хочу знать, как это будет...

— Понимаю, — негромко произнес Давид, видя, как страдает его друг. — Мне жаль, что... чья-то твердолобость толкает себя и нас на преступления.

Слёзы свои Тинка списала на беременность, но сердце сжимала тоска и плохое предчувствие.

'Снова похороны, не прошло и года после Ладкиных... Даже жалко Бернса, как бы то там ни было. Розу Исааковну еще жальче, одна за границей жить не будешь, а Ангельск не Кипр, да и детишек нет. Давид конечно не оставит, да бог знает, что там дальше...'

Она скомкала бумажный платочек, и взяла новый. Мужчины закрылись в кабинете, она понимала, что сейчас происходит важное в их отношениях — стоит вопрос о доверии. И без смерти Бернса путь к деловому сближению был хрупким, как ранний лед, а тут еще и предстоящая панихида на которую придет чуть ли не весь город... И ей с Георгием надо там быть. Она была в этом уверена, но как поступит муж? Ей хотелось увидеть бывших коллег, выразить сочувствие, помочь чем-нибудь...

'Ох, нет... Он ни за что не согласится!' — решила она, ведь не дай бог кто-нибудь узнает в холеной красавице и жене первого человека Ангельска порно-звезду Тину Гранд!

В кабинете на Лубянской площади окна были раскрыты настежь. Набравшая силу весна влетала в окна чириканьем московских воробьев, да еле слышным запахом сирени с далеких бульваров. В чашке исходил паром крепкий чай, радиостанция 'Шансон' третий раз за день разыгрывала билеты на концерт известного певца. Николай Амбросимов прочитал письмо по электронной почте, закрыл страничку Яндекса и, потянувшись за чаем, будто невзначай спросил своего напарника.

— А помнишь Лёха того итальянца, что был у нас в конце прошлого лета?

— Как же, помню, — ответил Наумов, — еще имечко у него странное... карамельное.

— Камилиери, верно, — сказал Амбросимов, глядя, как напарник прикурил сигарету. — Так вот, получил я тут недавно информацию от коллег из Ангельска, мне, видишь ли, не дает покоя то дело...

— Мм? — со вкусом затянулся Наумов, вопросительно взглянув на Николая.

— Где-то мы недоработали, чего-то пропустили, да и обстоятельства так сложились, что участники все упокоились с миром. Скажи, удобно как...

— Удобно, — равнодушно бросил Алексей.

— Слушай дальше, в Ангельске, по мнению моего информатора, произошел передел сфер влияния местной криминальной группировки.

— Да нам похер, что они там делят.

— Не скажи, один из главных действующих лиц наш знакомец, — усмехнулся Николай. — Помнишь адвоката Кренниковой, что приезжал после ее похорон?

— Ага, — Наумов поднял вверх зажатую в пальцах сигарету, — четкий такой парнишка, все по делу. Ну очень он нам помог это дело закрыть.

— То-то и оно, что парнишка этот владеет теперь самым большим продюсерским центром региона.

— Тю, сразу было видно, что далеко пойдет.

— И знаешь, что твой пострел продюсирует? — с загадочной улыбкой спросил Амбросимов, и, насладившись видом задумчивого напарника, ответил: — Порно!

— Чего..?

— Порно, милый друг. Причем хорошего качества. И это не главное, самое интересное, что он является правой рукой нового хозяина Ангельска, некоего Айвазяна.

— А вот и не новый он, — ухватился за знакомое имя Наумов, — этот Айвазян уже лет двадцать по нашим каналам проходит.

— Айвазян теперь другой — британский, — сообщил Амбросимов, — сынок нынче делом заправляет. Папашу, якобы, на отдых отправил, как и дружок его — адвокат — своего дядю.

— Охота тебе в местных разборках ковыряться, — лениво потянулся Наумов.

— Не охота, если бы не одна деталь... — забарабанил по столу пальцами Амбросимов. — Адвокат этот тесно связан с покойной Кренниковой, а также с Архиповой, той, что счастливо замужем за Камилиери, и еще с одной девицей — женой британского Айвазяна. Все три — подружки не разлей вода.

— Санта-Барбара.

— Именно.

— А какая связь... скажем, с Павловым? — спросил Наумов, заинтересовавшись историей.

— А такая, — ответил Амбросимов, — что приехав в Ангельск, майор попал под пристальное внимание местных авторитетов, чем-то им не потрафил и вуаля. Как тебе?

— Вполне, — причмокнул губами Наумов. — Только думается мне, бросал бы ты это, Колян, дело-то давно закрыто.

— Закрыто весьма удобным образом для преуспевающих личностей, оставшихся в тени, — не успокоился Николай.

— Наркоты там нет?

— На поверхности — нет.

— На нет и суда нет, — вздохнул дым Алексей Наумов, и подытожил: — Вот тебе и ответ на все вопросы.

— Я тут сопоставил кое-что, и выяснил: примерно в одно время, разницею может быть пару недель, на Кипре при странных обстоятельствах погиб некто Бернс, бывший глава центра, который теперь достался шустрому адвокату Кренниковой, а в Лондоне — при не менее удивительных обстоятельствах — скончался Айвазян-старший.

— Из чего ты сделал вывод...

— Что в Ангельске все-таки произошел передел, но... как сейчас модно говорить — бархатный.

Глава тридцать первая

Не было в Ангельске предпринимателя, который не вспомнил бы лихие девяностые и не содрогнулся при упоминании о несчастьях в двух самых известных семьях города. Похороны Бернса прошли при стечении огромного количества любопытствующих. Сам обряд был приватным, после панихиды раввин произнес прочувственное слово, а вот поминки стали напоминать светское собрание. Роза Исааковна, тяжело страдая от потери мужа, после кладбища удалилась в опустевший дом, где за ней присматривали нанятые Давидом врачи, да Сара Абрамовна. Бывшая сценаристка, отправленная ставленником Бернса на почетную пенсию, сдаваться не собиралась и уже подыскивала новое место.

— У меня такая жажда творчества, столько новых идей, что если я не изольюсь на бумагу, то они взорвут мою бедную голову! — жаловалась она Михалычу.

Тот разводил руками и горестно качал головой: центр уже наводнили молодчики с разноязыкими фамилиями стараясь вырвать победу в конкурсе на лучший сценарий. Герр Миллер безжалостной рукой выпалывал сорняки банальщины и пытался найти зерна среди плевел.

Ресторан утопал в цветах и траурных лентах. На фуршетных столах, оформленных со сдержанной роскошью, аппетитно расположились закуски. Среди водопада слёз и неизбежного — помянем! — становящегося всё разудалей и разудалей, Давид принял звонок.

— Долинин. Сочувствую твоей потере.

— Спасибо, Артур.

— Может и не ко времени, но ты пропал... — он немного помолчал и не услышав реакцию Давида, продолжил: — Отчет давно готов, можешь забрать, когда захочешь.

— Отчет..?

— По Васяткиной.

— А! Мда... ну, пусть лежит... потом, как-нибудь...

— Если не придаешь ему статус конфиденциальности, то могу бросить на почту.

— Мм... — Давид поморщился от громких вскриков, последовавших за очередным тостом. — Да, бросай, конечно. И спасибо. Я пришлю чек.

— Да я не за тем... — быстро вставил Долинин.

— Знаю. Чек пришлю. Пока.

Давид оглядел собравшихся друзей и соратников дяди, и подумал, что это те осколки, с которыми ему и Георгию надо построить новую Империю: без пошлости, ненависти и криминала.

Лондонский дом Айвазянов уступал по роскоши ангельскому особняку, но всё же находился в уютном районе Хемпстед и имел несколько спален, небольшую лужайку и внутренний бассейн. Похороны дело невесёлое. Упокоить отца на чужбине, в наскоро построенной усыпальнице, пришло в голову Георгию, как только он получил известие о кончине. Отдал распоряжение Арслану, велел готовить комнаты к их приезду и заказал обряд в Армянской Апостольской церкви. Жену взял с собой, хоть та и начала ныть о том, что 'зверюга Арслан будет коситься на меня, словно это я виновата в смерти свекра'. Что тут скажешь... была правда в её боязни, чувствовались и в словах и в делах отцовского подручного непокорность и нежелание работать с сыном так странно умершего хозяина.