Возвращение

— Он высказал несколько мыслей. Можно составить список мероприятий, призванных навести порядок в управлении в части того, что касается кадров. Но без периодической порки провинившихся не обойтись.

— И пороть придётся мне. Что он придумал?

— Сокращение льгот и привилегий и усиление ответственности за результаты работы. Нужно уменьшить приток в руководящие кадры детей, как он выражается, чиновников, в первую очередь партийных. Протекция в престижные ВУЗы, обучение в них бездарей, уклонение от армии и использование своего положения для того, чтобы выгодно пристроить сынка и обеспечить его быстрый служебный рост.

— Меня убьют, — сказал Суслов. — Если создать службу с такими полномочиями, в неё сразу полезет всякая шваль. Это ведь власть над властью! Мне придётся больше бороться со своими работниками, чем делать дело.

— Наш консультант сказал, что если мы сделаем всё келейно, то так и будет, поэтому борьба за чистоту рядов должна проводиться открыто и нужно отстаивать равенство всех перед законом. Ещё и привёл мне слова Ленина о том, что совершивший преступление коммунист должен отвечать дважды: и как гражданин перед законом, и как член партии перед своими товарищами. А мы в его прошлой жизни убрали эту ответственность с партийного руководства. Только Машеров взялся наводить порядок, за что и поплатился.

— А теперь поплачусь я. Здесь понятно, с чего начинать, а что делать со среднеазиатскими республиками, я пока даже не представляю.

— Давай собирать группу при ЦК. И самих работников ЦК в ней должно быть чуть. Надо набрать людей на периферии. Озадачить тех секретарей обкомов, в которых мы с тобой не сомневаемся. Пусть присылают людей и отвечают за свои рекомендации. Начнём работу с членами Политбюро. Я думаю, что хватит Косыгина, Мазурова, Шелеста и Полянского. И нужно присмотреться к работе Пельше в Комитете партийного контроля. У кого ни спрошу, никто не в курсе, чем они там занимаются, похоже, что ничем.

— Как молодёжь восприняла ограничение в свободе?

— С пониманием. Да и нет там больших ограничений. Три дня назад проехались по магазинам и накупили много всего на осень. Взяли и гитару, теперь развлекаются. Были уже две консультации учёных. Келдыш сказал, что решили много неясных моментов.

— Он специально не всё писал?

— Я тоже об этом спросил. Ответ был такой, что, по его мнению, всё самое основное было написано, а если расписывать в подробностях, ему не хватило бы и года. И он не был уверен в том, что записи попадут в нужные руки. Мол, если учёные не хотят думать сами, сейчас по ряду вопросов можно дополнить записи.

— А что у них с любовью?

— Я спросил, когда мы были одни. Ответил, что будут терпеть. Но в ласках зашли далеко, это заметно. Надо будет им помочь. Пусть разделаются со школой, а потом...

— Завтра приезжают ваши родители, — с грустью сказала Елена.

То, что для нас было радостью, у неё вызывало печаль. Не знаю, чем она занималась в Комитете, а с нами отдыхала, попробовав себя в роли матери. О себе говорила неохотно, но мы узнали, что своих детей у неё нет. За прошедшие дни я ещё раз консультировал Келдыша и мы съездили за покупками. Вскоре должны были попасть в семьи, поэтому деньги не экономили. Себе я купил не очень много, но Люсю приодели по полной программе. Купили и гитару, на которой я теперь подбирал мелодии к песням, а потом мы разучивали их вдвоём. Елена была из тех, кого посвятили в мою историю, поэтому от неё не таились. Так и проходили дни. С утра, после медитаций и завтрака, садились за учебники и, если не было визитёров, просиживали с ними до обеда. После него смотрели телевизор, разучивали новые песни, занимались йогой, а я ещё и своей гимнастикой. Вечером ужинали и уединялись в одной из комнат. Разговаривали, целовались и просто сидели, обнявшись, мечтая о не столь уж далёком времени, когда Люсе исполнится шестнадцать. Пять месяцев было и мало, и так много!

— А можно сдавать экстерном не всё сразу, а по одному предмету? — спросила Люся. — Так было бы намного легче.

— Скорее всего, нельзя, — ответил я, — но нам могут пойти навстречу. Ты учишь материал и сдаёшь экзамены, просто это растягивается во времени. Сделать для всех не получится, а если в виде исключения, то почему бы и нет? Сдал предмет и больше не ходишь на эти уроки, а используешь время для подготовки к сдаче следующего. У тебя усилилась память после медитаций? Ты ведь давно занимаешься, а я почувствовал этот эффект уже через два месяца.

— Не знаю. Спать стала меньше и почти не устаю, как ты и говорил, а память... Она у меня и раньше была очень хорошая. Нет, не заметила. Послушай, ты соскучился по родителям?

— И по родителям, и по сестре, и даже по тестю с тёщей, — пошутил я. — Завтра приедут. Надеюсь, что контейнеры с вещами не задержатся, иначе придётся сидеть здесь ещё несколько дней. Завтра, во всяком случае, не отпустят.

— А к Брежневу больше не поедем? Мне хочется увидеть Вику.

— Такая большая девушка и подружилась с такой малявкой. Не боишься, что она подрастёт и отобьёт мужа?

— Разница только в два года, а ты от меня никуда не денешься!

— У Брежнева много своих дел и друзей, поэтому не рассчитывай на частые приглашения. Эти поездки могут помочь, а могут и навредить. Нас уже многие узнают, поэтому скоро по Москве пойдут гулять сплетни о новых любимчиках генсека. И твоя Вика наверняка не молчала. Брежневу на это плевать, а я сразу не подумал её предупредить, чтобы не болтала. И не факт, что она послушалась бы. Такой повод похвастать! Да её разорвало бы, если бы приказали держать рот на замке.

— Никогда не думала, что может настать время, когда люди будут хвастаться знакомством со мной, — засмеялась подруга, — да ещё родственница Брежнева, пусть даже малолетняя. А всё ты!

Шутливая борьба, которая закончилась на ковровой дорожке, чуть не привела к срыву. Люся, сидя на мне верхом, наклонилась и поцеловала в губы. Очнулся я, когда она лихорадочно расстегивала мне пуговицы на рубашке, а мои руки сами ласкали её там, куда я их раньше не допускал. Сил сопротивляться желанию не было. Не знаю, как я смог остановиться сам и остановить её.

— Это надо прекращать, — сказал я, стараясь не смотреть на пунцовую подругу. — Я еле удержался.

— Извини, — сказала она, — не знаю, что на меня нашло. — Я оторвала тебе несколько пуговиц на рубашке. Потом пришью.

Я немного посидел, чтобы прийти в себя и не показываться таким Елене, а потом ушёл в свою комнату. Вечером следующего дня начались звонки. Звонили родители и сёстры, которым дали номер нашего телефона. В квартиры они заселились и перевезли вещи из контейнеров, но не успели расставить.

— Главное, что есть кровати, — сказал мой отец. — Переночуем, а всё остальное сделаем завтра. В последние дни в Минске ночевали на раскладушках. Вещи отправили заранее, а то их пришлось бы долго ждать. Как вы там?

— У нас всё прекрасно, — отчитался я. — Завтра должны увидеться.

— Завтра поедете домой, — сказала Елена. — Ваши вещи не войдут в чемоданы, поэтому водитель что-нибудь привезёт, потом ему вернёте. Заодно поговорю с родителями и познакомлю вас с тем, кто будет за вами присматривать.

— Я только сейчас почувствовал, как осточертело сидеть в четырёх стенах, — сказал я Люсе утром, когда провели медитацию и пританцовывали от нетерпения возле кухни, торопя Елену с завтраком. — Почему мы с тобой так никуда и не выехали, кроме магазинов?

— Ты у нас голова, вот и задавай себе этот вопрос, — ответила подруга. — Уж в Москве было бы на что посмотреть.

— Идите есть, торопыги, — позвала Елена. — Не терпится от меня сбежать?

— Дело не в вас, — сказал я. — Вам мы всегда будем рады. Просто уже давно не видели родных. И казённая квартира, даже такая уютная, как эта, никогда не заменит дом.

— Да, — сказала Люся, — приезжайте к нам. Честное слово, нам будет приятно вас увидеть.

— Спасибо за приглашение, — улыбнулась она, — но я и без него буду к вам заезжать. В курсе ваших дел несколько человек в Управлении, а я одна из них.

К десяти часам в квартиру поднялся водитель, принёсший две большие сумки.

— Складывайте в них вещи! — скомандовала Елена. — Гитару я возьму сама.

Всё было приготовлено заранее, поэтому на сборы не ушло много времени, и уже через десять минут спустились к машине. Ехали с полчаса и свернули во внутренний двор большого пятиэтажного дома, построенного в виде буквы "П". Водитель подогнал машину ко второму подъезду, высадил нас и остался ждать Елену.

— У вас третий этаж, — сказала она. — У Геннадия двадцать девятая квартира, у тебя тридцатая, а у вашего куратора тридцать первая. Всё, вперёд!

Я шёл первым, держа в каждой руке по чемодану, следом поднималась Люся с двумя сумками, а замыкала шествие Елена с гитарой в руках.

— Давайте сначала зайдём к вам, — сказал я Люсе. — Здесь на три четверти твои вещи. Ну и я, как джентльмен, уступаю первенство даме.

Дверь в квартиру Черзаровых была не заперта, и я первый вошёл в пустую прихожую. В комнате чуть не повалила бросившаяся на шею Ольга.

— Мама! Они приехали!

Гостиную уже заставили привычной мебелью, не было только ковров, и отсутствовало пианино. Я так и думал, что они его продадут. Везти такой инструмент в контейнере без заводской упаковки — это почти наверняка его угробить.

Иван Алексеевич забрал чемоданы, а Ольгу на моей шее сменила Надежда. Потом они переключились на Люсю.

— Это кто же тебя так приодел? — спросила мать. — Жених?

С утра было прохладно, поэтому Люся надела импортный шерстяной костюм, состоящий из любимой ею плиссированной юбки и жакета, под которым была белая блуза с отложным кружевным воротничком. Туфли тоже были из тех, что мы недавно купили.

— Это купило государство, — сказал я, поворачиваясь к прихожей. — Представляю вам "Девушку с гитарой".

— Здравствуйте! — поздоровалась вошедшая в комнату Елена. — Это ничего, что я в туфлях? Я вижу, что никто не разувается.

— Ничего, — сказал Иван Алексеевич. — Помоем полы и постелем ковёр, тогда будут тапочки, а пока можно и так.

— Я уже не девушка и гитара не моя, — улыбнулась она, отдавая мне гитару. — Я капитан Елена Викторовна Белова. Вот документы.

— Ого! — сказал отец Люси, возвращая удостоверение. — Госбезопасность! Что же это они натворили?

— Они задействованы в одной государственной программе, — ответила Елена. — Давайте куда-нибудь уединимся и поговорим об этом подробно.

Беседовали они в другой комнате минут десять, после чего опять вышли к нам. При этом Иван Алексеевич посмотрел на меня... странно так посмотрел, как я мог взглянуть на инопланетянина, а Надежда выглядела растерянной.

— Ребята, — сказала нам Елена, — берите вещи и инструмент, и пойдём к Геннадию.

Мои нас зацеловали.

— Настоящая красавица! — высказалась мама по поводу внешнего вида Люси. — Гена, ты представишь нашу гостью?

— Это Елена Викторовна Белова, — сказал я. — Всё остальное она расскажет сама. Вы тоже не постелили ковёр? Тогда мы не будем разуваться.

— Да, конечно, — сказал отец. — Проходите в комнату и садитесь. Сейчас поставим чай.

— За чай спасибо, но мы только что из-за стола, — отказалась Елена. — У меня к вам важный разговор, а внизу ждёт машина, так что не буду задерживаться сверх необходимого. Я капитан госбезопасности, вот удостоверение.

Отец посмотрел документ и вернул Елене.

— Мы вас слушаем, — сказал он. — Никому не нужно уйти?

— Мой разговор для всей семьи. Люсю уже можете считать своей. Если эти молодые люди не передумают, по достижении обоими шестнадцати лет им разрешат вступить в брак.

Интересное дело, родителям сказали, а нам не могли? Отец воспринял новость спокойно, сестра вытаращила на нас глаза, а мама решила, что Люся беременна, и перепугалась.

— Это не то, о чём вы подумали, — сказала ей Елена. — Геннадий с Людмилой заняты в важной государственной программе, поэтому должны жить в Москве. Реальной опасности для них нет, но в связи с особой важностью программы мы должны исключить любую случайность, могущую им навредить. Забирать их в школу и возвращать домой будут наши сотрудники на машине. Если возникнет необходимость куда-нибудь съездить, вы звоните по этому телефону, и мы присылаем машину с охраной. Если нужно выйти во двор или в магазин, обратитесь к соседу из тридцать первой квартиры. Это наш пенсионер, который большую часть времени будет дома. Он составит вам компанию. Фёдор Юрьевич ещё не стар, хороший боец и имеет оружие. Ваш сын собирается сдать школу экстерном. Если это получится, появится возможность заняться им всерьёз, научить защищать себя и подругу и вооружить. Тогда можно будет меньше их опекать. Это всё, что я хотела сказать. А теперь я должна познакомить ваших детей с соседом. До свидания. Ребята, идите за мной.

Сосед был невысоким широкоплечим мужчиной старше пятидесяти лет. Светлые, стриженые "ёжиком" волосы, грубые черты лица и внимательные серые глаза.

— Здравствуй, Леночка! — сказал он Беловой. — Это мои подопечные?

— Да, Фёдор Юрьевич, это они. Геннадий и Людмила. Я вас оставляю и ухожу. Люся, при вызове или поездке в школу приедет эта же машина. Отдашь шофёру сумки, это его личные. До свидания, надеюсь, что скоро увидимся.

— Входите, ребята, — пригласил Фёдор Юрьевич. — Снимайте обувь и берите под вешалкой тапочки.

— Давно въехали? — спросил я.

— На две недели раньше твоих родителей, так что уже успел обжиться. Садитесь. Меня не посвящали в ваши дела, но дали понять, как вы важны. Если с вами что-нибудь случится, мне лучше сразу застрелиться. Вы вроде не шалопаи и должны понимать, что это не игры. Давайте договоримся вот о чём. Во всех случаях, когда вам нужно куда-то уйти, обязательно обращаетесь ко мне. Если меня почему-то нет дома, дождитесь. Если уйду надолго, в квартире будет замена. Для выездов у вас должен быть номер телефона. За вами не следят постоянно, но если заметят нарушение режима, начнут опекать плотно. Можете мне поверить, что в этом не будет ничего приятного.

— Обещали не нарушать режим, — сказал я. — Мы не собираемся вас подводить.

— Хорошо, если так, — кивнул он. — Хотите торт?

— Сами балуетесь или купили для нас? — спросил я.

— Для вас, но и сам съем кусочек.

— Тогда хотим, — сказал я, — только по маленькому кусочку.

— А что так? — поинтересовался он, заводя нас на кухню. — В тех редких случаях, когда меня навещают внуки, они вдвоём съедают целый торт.

— Торты — это сплошной вред, — объяснил я. — У меня будут портиться зубы, а у Люси — фигура.

— Так уж и испортится! — возразила подруга.

— На сколько частей резать? — спросил куратор, достав из холодильника небольшой торт.

— На четыре, — предложила Люся. — Что я сказала смешного?

— Просто вспомнил анекдот, — ответил я. — Одна девушка спрашивает свою подругу, на сколько частей резать торт, на четыре, или на восемь. "Конечно, на четыре, — отвечает подруга. — Восемь это слишком много. Ты же знаешь, что я на диете".