Жестокая мозаика жизни

Я снова покраснела, что ж такое? С каких это пор я стала так сильно смущаться?

— Но вернемся к разговору, — обняла она меня и переплелала наши пальцы. — Я не знаю отчего, но я уловила некоторые воспоминания Гарэда, когда его атака и мой щит соприкоснулись. Я не решилась кому бы то ни было говорить об этом... Раи, в некотором роде, я не могу его осуждать, — напряглась, а потом сразу расслабилась Кей, говоря это, — но никогда он не получит от меня снисхождения за то, что сделал с тобой.

Я испуганно сжалась, что же там могла увидеть Кей, что оправдывало его действия. Я жаждала услышать и узнать все, но в то же время страшилась. Любое упоминание об этом человеке порождало во мне панику и безотчетное поклонение. Подчинение его силе, его голосу... эти годы не прошли для меня бесследно, и что бы я ни старалась себе внушить, противиться его прямым приказам мне было всегда не под силу. Выступить против него я бы никогда не смогла, поэтому хотела исчезнуть, сымитировав собственную смерть.

— Это были разрозненные образы, фрагменты его жизни, вызванные в его памяти ненавистью к нам, альфарам. Раи, сколько презрения, сколько ненависти. Ее чистой энергией он и метил в тебя, только поэтому мое пламя смогло уловить и поглотить эти картинки, — отстраненно начала рассказывать Кей. — Раи, его воспитывали в нетерпении к нам. С самых малых лет мать вбивала, жестоко, импульсивно, со всей присущей ей страстью, в него стойкое понятие, что альфары зло. Насколько это был сильный мальчик! Пережить такое психологическое давление. Я своими глазами видела, как растрепанная с горящими безумными глазами, когда-то красивая черноволосая женщина, брызжа слюной остервенело избивала ногами его маленькое тельце, приговаривая при этом: 'Это все твоя проклятая альфарская кровь!' Какой ужас он чувствовал, и какое отвращение к себе... я этого забыть и выкинуть из своего сердца никак не могу... но его еще и наказывали за неимение способностей к магии. Все дети травили его, а мать только презрительно кривилась и повторяла, что это из-за альфаров. Она была сумасшедшая, больная женщина, спятившая от любви, — Кей немного помолчала, поглаживая пальцами мою руку. — Он это узнал лишь став взрослым и открыв свои способности, тогда-то Гарэд и заподозрил неладное и сбежал из закрытой школы, чтобы узнать правду, в девятнадцать-то лет. О, он ее узнал... мать хорошо его подготовила, как орудие своей мести, слишком хорошо... — она скривилась, наклонив голову, — я до сих пор слышу крики и проклятия из его воспоминаний и этот странный запах... на тот момент обычных человеческих чувств в нем практически не осталось и Гарэд без стеснения пытал ее, добиваясь ответов. И даже не сожалел... я сама была им... так было противно чувствовать это все в себе, Раи!

О, духи! Как же так? Причем здесь альфары? Меня начала бить крупная дрожь, на что Кей крепче меня прижала к себе и продолжила:

— Он тогда многое понял, но ненависть и отвращение к нам навечно въелось в его душу. Мать хорошо постаралась... — принцесса зарылась носом мне в волосы, продолжая рассказывать, — потом я увидела красивую светловолосую альфарку с зелеными глазами страстно целующую Гарэда, явственно чувствовала, как ее пальчики скользили по его коже. Она была его первой женщиной и единственной, кого он в жизни любил. Она была одной из заговорщиков и подругой его матери, если у этой женщины вообще могли быть друзья. Мать попросила ее обучить сына сексуальным премудростям, и тогда он впервые подумал, что вся их организация неправа и альфары замечательные. Но это 'заблуждение' продержалось у него недолго. Ровно до того момента, как альфарка взахлеб рассказывала ему, как ее выбрала высокородная альфарка, потерявшая брата и они оказались совместимы. Что он тогда чувствовал, я не могу передать, но меня будто разорвало на куски и прокатило под прессом. Гарэд спросил, а как же их любовь, на что она недоуменно рассмеялась и сказала, что любви не существует, а так она сможет принести пользу организации. Ее веселые зеленые глаза в тот момент лишили его последних остатков чувств, воспламеняя в сердце и разуме единственную цель — уничтожить всех нас, как и говорила мать. Впоследствии он узнал, что мама намеренно его свела с этой альфаркой, предвидя возможность развития таких событий. За это он медленно вырвал матери все ногти... Мать хотела отомстить, и она получила орудие, которое сама же и выковала, ненавидя своего сына и возлагая на него столько надежд. В тот момент она им впервые в жизни несказанно гордилась...

— Кей, разве может такое быть? Тер мне говорил, что у альфаров и людей рождаются только люди, но со способностями, — недоуменно спросила я, обдумывая только что услышанное.

— Я не знаю, не знаю. Но он странный, я не могла бы его назвать альфаром. Ты знаешь сколько ему лет? Триста семьдесят девять! Как такое возможно? Альфары живут около трехсот, люди — не больше ста лет, а маги — редко до двухсот доживают. А он... ты просто не представляешь, что я узнала в его воспоминаниях о допросе матери. Ее сестра была носительницей фиолетового пламени... одна знатная альфарка предложила ей брак, и та согласилась, но с условием забрать и младшенькую сестричку, кроме которой у нее никого не было. Сестричка подросла в нашем обществе и была посвящена во все тайны. Но ее угораздило влюбиться в альфара. Как долго она добивалась его внимания, на какие только хитрости ни шла. Это была мания, всепоглощающая, разрушающая все на своем пути. И она добилась своего, и даже некоторое время они были вместе. Но потом... — Кей от нахлынувших эмоций отстранилась от меня и поднялась на ноги, устремив взгляд вдаль. — Он сказал, что не может быть с ней, что его общество имеет определенные грани и переступать через них он не имеет права... а еще, что он не сможет ее полюбить так, как она того хочет, потому что сердце его принадлежать всегда будет другой. О, ее это просто взбесило! Столько усилий и все зря! Тогда-то она и вышла на заговорщиков, которым не нравился заведенный в Аватераоне порядок. Они думали разрушить все и жить, как живется. Глупые! — гневно сверкнула глазами принцесса и повернулась ко мне. — Она понимала всю наивность их взглядов, но решила воспользоваться этим. Ведь они не задумывались о последствиях, погрязнув в своих ничтожных проблемах, они забыли, для чего была создана эта система. А человеку со стороны хорошо это видно, не правда ли? — спросила Кей у меня, сев опять рядом и вглядываясь в мои внимательные глаза.

— Да, видно. Пытаясь понять альфаров, я ведь интересовалась многим. И сейчас я понимаю, что всего за одно поколение альфары могут полностью исчезнуть, смешавшись с людьми. Неужели заговорщиков это устраивало? — сказала с интересом я. Так было необычно обсуждать вещи, произошедшие столь давно. Докапываться до поднаготной отчима. Я не могла его представить маленьким мальчиком, просто не могла.

— Как я поняла, допрашивая нынешних членов их общества, рядовые члены не понимают этого. А верхушке все равно. Подумать только, все равно, что будет с их народом, заботятся только о своих амбициях. А ведь до прихода к власти Гарэда в организации у них было мало шансов добиться своей цели. Все их планы за эти почти четыреста лет, а то может и больше, рассыпались прахом, все покушения, акции и законы, — протянула задумчиво Кей, проводя пальцами по моим волосам. — Но вернемся к истории твоего отчима. Был разработан план побега матушки Гарэда, когда та поняла, что беременна. Ведь, ты знаешь, что дети между альфарами и людьми запрещены? Знаешь? И когда только успели доложить? — хмыкнула принцесса на мой утвердительный кивок. — Она же собралась использовать этого ребенка. Был большой взрыв, оставивший от ее дома одну воронку, а саму ее хорошо спрятали. Но она не думала, что сын окажется настолько похож на отца. За это она его возненавидела... постоянные унижения и попреки, с дрессурой по части следования великой цели. Она готовила полководца, умная женщина, но безумная в своей мести. Когда выяснилось, что в мальчике нет магического дара, его определили в закрытую школу, весьма строгую. А в четырнадцать лет подсунули ту альфарку для закрепления должного эффекта на личностном примере... — принцесса отвернулась от меня, растянув губы в тонкую линию, а когда заговорила, голос ее казался глухим и безжизненным. Я только сейчас полностью осознала, что ей же это все пришлось пережить, как самой. — Раи, в семнадцать он случайно раскрыл свои способности. У меня до сих пор перед глазами стоят те картины... звук хлопающих крыльев голубей, за которыми было поручено Гарэду ухаживать, едва не заглушил непонятные звуки, доносящиеся из примыкающего к голубятни чердака. Он пошел посмотреть в чем дело: под невысокой крышей трое парней держали извивающуюся девушку. Гарэду было абсолютно плевать на все это действо, и он, отстраненно окинув взглядом насилующих парней, собрался уйти. Тогда эманиции паники, боли и отчаяния настолько наполнили маленькое помещение, что он отчетливо все это почувствовал и каким-то образом вобрал в себя, засветившись сероватым сиянием. Тогда в его мозгу что-то рухнуло и пришло понимание собственной силы, мигом вырвавшейся наружу. Насильники были вмиг оскоплены мановением кисти, а когда их боль и мука медленно стали вливать в Гарэда новые силы, он, решив поэкспериментировать и понять, как получить больше силы, стал тоненькими кусочками сдирать, пользуясь новыми магическими умениями, с них живьем кожу. Крики, боль, куски кожи, сочащаяся кровь... а он только методично отмечал изменения в своем состоянии. Когда парни больше ничего не могли ему дать, он их убил. Девушка, пришедшая в себя и с ужасом наблюдающая за всем этим, оказалась следующим звеном в этом его опыте, ведь он занял место насильника, выпивая все ее отрицательные эмоции. А когда накал страстей дошел максимума, и Гарэд, удовлетворив свое желание, увидел слабое голубоватое мерцание от бесчувственного тела девушки. Он зачарованно притронулся к ее солнечному сплетению, и в руку хлынул поток безудержной силы. Так он впервые забрал силу, — замолчала Кей, поглаживая мои подрагивающие руки.

Это было ужасно! Я не могла унять дрожь, но теперь многое мне становилось понятным... но насколько же бесправными могут быть люди! Ведь с теми парнями и девушкой такое произошло, а ничего мучителю не сделали... хотя, столько времени с того момента прошло. Я посмотрела на Кей — не лицо, а сплошная маска. Как же ей тяжело было все это рассказать мне! В груди защемило, не осталось никаких преград, я нежно коснулась ладонью ее щеки. Она наклонила голову навстречу моей руке, продолжая ласку и закрыв глаза. Она же совсем одна! Моя Кей...

— Как же так, Кей? И ради чего все? Только ради мести какой-то свихнувшейся женщины? Столько жизней... — вдруг охрипшим голосом сказала я.

Кей открыла глаза и внимательно посмотрела на меня, перехватив мою ладонь. Что она сейчас думала? У меня мурашки побежали по телу от этого пронизывающего взгляда.

— Раи, я видела некоторые его планы... вернее какие-то разрозненные части. Все эти дни я пыталась предотвратить их исполнение. Искала мальчишку... мне казалось, что вот-вот и мы схватим Гарэда. Но нет. Он вчера выскользнул буквально у меня из рук. Я подозреваю, что не всех еще заговорщиков мы смогли вычислить, — покрывая тыльную сторону моей ладони медленными будоражащими мою кровь поцелуями, сказала альфарка.

Как я хотела задать еще множество вопросов, но ее прикосновения отняли у меня последние крохи самообладания, и я потянулась к губам Кей, требуя свою долю нежности. Все мысли, воспоминания стали неважными, бессмысленными на фоне этих ощущений — существовали только мы, и наши стремления быть вместе. Руки принцессы касались моего тела, а я только сильнее чувствовала себя живой.

Тук, тук... тук-тук-тук... где-то на краешке сознания я поняла, что этот глухой звук мне не чудится. Кей медленно оторвалась от меня и повернула голову в сторону этого странного звука. Я, тяжело дыша, никак не могла открыть глаз и собраться с мыслями. Но вот наваждение прошло и я посмотрела в том же направлении — за прозрачной энергетической стеной, окружающей нашу беседку, стоял Теркай и стучал костяшками пальцев об эту преграду с ехидной полуулыбкой. Кей, нахмурив брови, щелкнула пальцами и барьер исчез.

— Что случилось, дядя? У меня еще время до обеда свободно, — немного встревожено сказала принцесса.

— Конечно, но появились обстоятельства, требующие твоего немедленного вмешательства. Думаю, через две минуты тебе об этом сообщат по связи. Но девочке не стоит все видеть — пыточные не лучшее место для юной прелестницы, — подмигнул мне Тер и посмотрел на посерьезневшую Кейрэн. — Не беспокойся, я возьму ее с собой, проведу небольшую экскурсию. Ведь девочке пора подыскивать место в нашем мире.

Тер схватил меня за руку и потянул к себе. Я, беспомощно обернувшись на Кей, медленно выпустила ее пальцы из своих. Она ободряюще улыбнулась мне, и нас с учителем уже не было в саду.

Глава 26

Мы стояли в узком белом коридоре, стены которого, казалось, пропитались свежестью. Я, находясь рядом с Тером и нервно расправляя складки на рукавах платья, смотрела в большое окно. Вид, открывшийся мне, заставлял сердце бешено колотиться, но ноги не могли сделать и шагу. Как же страшно было войти в эту светлую комнату и притронуться к такой родной руке.

— Гора будет стоять вечно на одном месте, но со временем ты ее там можешь не увидеть, — тихо сказал Тер и первый вошел в палату.

Я сглотнула и сделала следом несмелый шаг потом еще и еще, пока ноги мои не остановились перед кроватью, а глаза не увидели неподвижно лежащее тело. Можно было подумать, что она спит. Грудь под белой простыней мерно вздымалась, бледное некогда прекрасное лицо было умиротворенно, лишь распахнутые глаза выдавали всю тяжесть положения. Бледно-голубые глаза незряче уставились в потолок, что вызвало во мне некую смесь отвращения и ненависти. Отвращения к этому куску мяса, некогда бывшему самым близким мне человеком, а ненависти — к сотворившему такое с ней. От таких чувств мне стало не по себе — разве можно! Но она ведь бросила меня одну! Совсем... наедине со всей этой гадостью и отчаяньем...

Я маму за эти годы видела только четыре раза, да и то отчим мне это разрешал только в назидание и чтобы сломить еще больше. Но никогда я не была так близко, что можно рассмотреть эти безжизненные глаза такого непривычного цвета, восковую кожу, на которой с тех давних пор не появилось ни одной новой морщинки.

Тягучая, пульсирующая боль разлилась в моей груди, руки сами потянулись к неподвижной ладони на белоснежной простыне. Судорожно вцепилась в такие знакомые и такие забытые пальцы. Мамочка... Слез не было. Они все исчерпались девять лет назад и больше не имели права показываться. Но боль... боль от этого не стала меньше, и обида... впервые сейчас я поняла, что все это время носила в себе эту затаенную обиду на нее. Она спаслась, а я! Раньше мне нельзя было обо всем этом думать, но теперь... я стала растирать пальцами кисть мамы, поднимаясь все выше, и вот ощутила застарелые шрамы, нежно погладила их, вспомнив все через что пришлось нам пройти. Разве могу я ее осуждать? На алтаре я думала, что поступила бы также.