Вой лишенного или Разорвать кольцо судьбы

Мужчина волновался. Ему не доводилось пока иметь дел с представителями этого народа. Рианиты жили замкнуто. Имели минимум торговых отношений с инородцами и все они, насколько он знал, велись по ту сторону гор. На земли тэланцев рианиты прибыли впервые.

Отчего так сложилось вейнгар не знал, но, сколько бы он ранее не пытался наладить хоть какие-то взаимоотношения с этим народом, ничего не получалось. Его посольства не смогли пересечь Трисшунских гор, где охранные кордоны, стоящие у узких ущелий, не пропускали никого.

Одно время он думал, что это происходит из-за карателей, когда разочарованные послы, из раза в раз, докладывали ему, как дорогу преграждали безмолвные стражи. Затем изменил свое мнение, списавшись с Милуани. С Эргастенией рианиты также отказывались иметь дело, а той никакие шисгарцы не угрожали.

Когда слуга-привратник заглянул в приоткрытую дверь и объявил, что посольство вошло в замок, вейнгар устроился в огромном каменном кресле, венчающем возвышение в центре зала. Скрытый механизм позволял округлой верхушке подиума вращаться, чтобы сидящий в кресле правитель мог обозревать весь церемониальный зал и собравшихся в нем подданных.

Насколько он знал, это устройство досталось тэланцам в наследство от тех, кто занимал эти земли ранее, но тогда вместо каменного кресла здесь стояла какая-то скульптура. Если он ничего не путал, то женская, во всяком случаем в хрониках описывалась именно дева. В них даже имелась зарисовка практически обнаженной девушки, у ног которой сидели различные звери. Куда в дальнейшем делось это изваяние, мужчина не знал, да и не интересовался собственно.

В целом, Матерн терпеть не мог, как это место, так и сам трон — вечно холодный и чрезвычайно неудобный. Он очень редко проводил встречи в церемониальном зале, предпочитая меньший, примыкающий непосредственно к большему. Но сегодня решил предстать перед рианитами во всем своем величии, раз уж они сподобились прибыть к нему сами.

Наблюдая за тем, как распахнулись широкие резные створки двери, как гвардейцы парадным караулом выстроились на входе в зал, Матерн в очередной раз задался вопросом, что изменилось? С какой целью рианиты снарядили посольство, если сами так долго отказывали во встрече? Поворот по меньшей мере, неожиданный для него.

Пока глашатай громко и четко перечислял чины и регалии прибывших, Матерн с непроницаемой маской на лице разглядывал представителей посольства. Трое мужчин, застывшие напротив него, производили неизгладимое впечатление. Высокие, статные и очень смуглые, что вейнгару совсем не понравилось. Они напомнили ему того, о ком мужчина предпочел бы не вспоминать вовсе — ненавистного Таргена.

Складывалось ощущение, что они и отродье Лурасы принадлежали к одной ветви, а значит, состояли в родстве с карателями. Эта мысль вынудила вейнгара судорожно сглотнуть. Он уже жалел, что согласился принять их.

* * *

Замыкая цепочку каменщиков, он пробирался по узкому проходу к месту работ. Сегодня их вели к новым, еще не осмотренным толком местам, а потому выбрали самых сильных работников. Все мужчины были молоды и плечисты, способны долгое время махать киркой и таскать скальные обломки к выходу. Он, вполне заслуженно, оказался среди них.

Никто не разговаривал. Все сосредоточились на том, чтобы миновать нестабильный участок, где частенько случался камнепад. На днях здесь завалило трех мальчишек, отправленных изучать боковой разлом, образовавшийся после предыдущего обвала. Он и сейчас ощущал витающий в воздухе запах страха — страха неминуемой смерти.

Их сопровождало четыре надсмотрщика. Те, что шли позади него, тяжело дышали, выплескивая новую порцию ужаса в спертый воздух. Они являлись такими же заложниками пещер, как и он сам, только существование их было чуть более приемлемым, более вольготным.

Когда замыкающий цепь надсмотрщик выбрался из расщелины, воздух рассек пронзительный свист плети, призывающий каменщиков начать работу. Он молча занял свободное место и взмахнул киркой. Она с протестующим звоном врезалась в камень, чтобы отколоть от него изрядный кусок породы, рухнувший к его ногам. Скала здесь была пористой и легко поддавалась воздействию. Он принялся за работу.

Удар. Другой. Звук хлыста, врезающегося в плоть нерадивого труженика. Гневные рыки смотрящих. Все, как всегда. Ничего неожиданного, только привычные будни пещерного раба.

Он работал, пока не взмок, и руки не задрожали от напряжения. Опершись на древко кирки, стер пот, застилающий глаза. Всего мгновенье, а плечо уже обожгла рвущая боль. Он зашипел, выпуская воздух из легких, и обернулся посмотреть на ударившего. С издевательской ухмылкой кривящей губы за его спиной стоял бывший хозяин — Гурнаг.

— Давно не виделись, звереныш! — загоготал он, замахиваясь. — Давно не пробовал моей девочки?!

Острые клыки кошки полоснули по ребрам. В нем проснулась злость. Желваки заходили ходуном, не давая зубам разжаться, а стону сорваться с губ.

— Помнишь, как мы веселились? Как я ласкал тебя? Или забыл уже? — шипя ядовитой змеей, плеть завилась в спираль, воскрешая болезненные воспоминания.

— Отчего же, помню, — выдавил он сквозь зубы. — Твои ласки были нежнее женских рук.

Гурнаг разразился хохотом, привлекая внимание остальных надсмотрщиков.

— Что у тебя? — раздалось с другого конца пещеры.

— Ничего, — выкрикнул мужчина. — Свою любимую зверушку нашел.

— Бывшую зверушку, — поправил он, цедя слова.

— Это мы еще посмотрим, — оскалился Гурнаг, занося руку для удара.

— Нечего смотреть, — прорычал он, отбрасывая кирку в сторону. — Вызов!

Его крик, огласивший пещеру, перекрыл все другие звуки. Заставил каменщиков в изумлении замереть, а надсмотрщиков ошеломленно разинуть рты.

Вызов был редкостью. В открытое, освещенное законом пещер противоборство с обладателями хлыста и кинжала бесправные вступали редко. Практически никогда.

А он был бесправным, пригодным для битья и смерти. Попавшим сюда именно для этого. Но не сейчас!

Не обращая внимания на бешеное рычание Гурнага и вгрызающуюся в плоть кошку, он кружил вокруг бывшего хозяина, выискивая возможность для броска. При всем виртуозном владении плетью, надсмотрщик не был неуязвим, и он собирался найти то самое слабое место, которое позволит ему победить.

Жало в бок. Кусок мяса, вырванный из икры. Рассеченная щека. Солоноватый вкус крови на языке, когда-то привычное питье, что он глотал в замкнутом пространстве хозяйской клети.

Все это ничего не значит для него. Боль ничего не значит. Он способен стерпеть и большее.

Рывок под отведенной рукой. Замах и удар в поясницу. Ругательство, сорвавшееся с губ мужчины, ласкает слух божественной музыкой. Скользяще вперед, почти по земле, и подсечка, заставившая Гурнага припасть на колено. Бросок в корпус, и мужчина распластался на мелких камнях.

И вот хлыст в его окровавленной руке. Ощущение скользкой рукояти на ладони рождает бурю эмоций. Впервые хочется смеяться. Так, чтобы все слышали, но он не умеет, и вместо этого, скалясь, рычит. Рычит с триумфом, как зверь загнавший добычу и готовящийся отведать ее вкус.

* * *

Литаурэль проснулась, едва солнечный свет коснулся ее сомкнутых век. Она всегда была ранней пташкой и просыпалась с рассветом, независимо от того, совершала полуночные прогулки или нет. Тримс даже подтрунивал над ней по этому поводу. Говорил, что тагьери положено гулять по ночам, а вот встречать рассвет совсем не обязательно. Она всегда посмеивалась над подобными заявлениями, и неизменно сообщала брату, что тому никогда не понять изменчивую натуру саблезубой кошки. Что угенату — подземному жителю — не дано постичь свободолюбивую тагьери. Тримс на это не обижался.

Девушка с удовольствием потянулась, по достоинству оценив мягкий матрац и свежесть постельного белья. Тело блаженствовало, благодарное за удобства, почти позабытые за дни пути из горной крепости.

Открыв глаза, Лита порадовалась теплому лучику, недвусмысленно заявляющему, что дождь закончился, и на улице ясная, солнечная погода. Настроение от этого стремительно подскочило, отринув горести прошедшего дня.

"Все будет хорошо", — сказала себе Литаурэль, выбираясь из-под одеяла.

На ночь они остались в комнатах, снятых дочерью вейнгара. В той, что оплатил Сарин, расположились Панька с Истаргом. К тому времени, когда нашедшие друг друга брат с сестрой вдоволь наговорились, служанка с гвардейцем спали глубоким сном, и было решено не будить их.

Посмотрев на мирно сопящую Таирию, что клубочком свернулась на соседней кровати, Литаурэль бесшумно оделась в одолженные одежды. Платье было очень красивым, с кружевными рукавами, золотой вышивкой и удлиненным сзади подолом, но Лита чувствовала себя в нем неуютно. Девушка многое бы отдала, чтобы вернуть свой тресаирский наряд, но Лутарг настрого запретил ей думать об этом, и потому любимая ей одежда хранилась в мешке Сарина. Избавиться от нее девушка наотрез отказалась. Она тоже могла стоять на своем.

Поправив жмущий в груди лиф, Литаурэль удрученно вздохнула. Рожденная с духом при всем желании не могла понять, зачем облекать себя во столько слоев материи. Ведь даже самая мягкая ткань — например, как та из которой сшито надетое на нее платье — мешает дышать, стесняет движения и трет в некоторых местах.

А еще эти чулки, что сейчас за ненадобностью она оставила на стуле! Они, несомненно, грели ее во время путешествия по горам, но и доставляли массу неудобств, то и дело сползая до колен из-за развязавшихся подвязок.

Еще раз оглядев спящую Таирию, Литаурэль совсем не женственно задрала мешающуюся ей юбку и, шлепая босыми ногами по деревянному полу, прошествовала к выходу.

"Интересно, мужчины проснулись?" — спрашивала она себя, аккуратно отворяя дверь, чтобы не заскрипела.

Лутарг с Сарином должны были расположиться на сдвинутых вместе скамьях, так как две имеющиеся в распоряжении постояльцев кровати были отданы в распоряжение девушек.

Выйдя в смежную комнату, Литаурэль увидела только Лутарга. Старец успел куда-то отправиться с утра пораньше, и Лита даже предполагала куда. Еще с вечера они решили, что стоит позаботиться о лошадях, и миссия эта легла на плечи старика.

Стараясь не шуметь, девушка подошла к молодому человеку. Ей не хотелось будить его, ведь Лутарг в последнее время почти не спал, все ночи посвящая безуспешному призыву рьястора. Кто бы мог подумать, что он дух появится именно тогда, когда в его присутствии не будет необходимости.

Молодой человек лежал на боку, подложив под голову руку вместо подушки. Его лицо выглядело умиротворенным, а на губах притаилась чуть заметная улыбка. Копна черный волос в беспорядке разметалась, спутанной массой укрывая плечи, и несколько прядей упали на глаза.

Литаурэль сделала еще один осторожный шажок, вплотную приблизившись к импровизированному ложу. Рука зудела от желания убрать непослушные локоны с лица молодого человека, и Лита, поддавшись порыву, потянулась к лежащей на лбу прядке.

— Лучше так не делать, Смешинка, — хриплым со сна голосом предостерег ее Лутарг, перехватив девичью руку в непосредственной близости от своего лица. — Я могу не успеть проснуться.

Литаурэль едва подавила испуганный возглас. Ничто не предвещало того, что мужчина откроет глаза.

— Я не хотела, — извинилась она, наблюдая за тем, как он переворачивается на спину. — Как ты узнал, что это я? — спросила девушка, и тут же рассмеялась над собой. Вопрос однозначно был глупым.

— Ты пахнешь лесом, — протянул Лутарг, вдыхая аромат ее запястья. — Хвоей, посыпанной капельками росы.

Литаурэль бросило в жар от его слов. От горячего, щекочущего дыхания по коже побежали мурашки. Ее взгляд замер на губах почти касающихся внутренней стороны запястья. Она хотела ощутить их тепло.

Время замерло на мгновенье, а затем обрушилось на них шумом открываемой двери.

— Проснулись, значит, — констатировал вошедший в комнату Сарин.

Литаурэль чуть не застонала от обиды, а Лутарг моментально выпустил ее руку из плена. Задумчивость исчезла из его глаз, в них появилась жесткость.

— Прости, если напугал, — отчеканил он, поднимаясь на ноги. — Больше не подкрадывайся ко мне незаметно.

Сарин смерил обоих пронзительным взглядом, заметив смущение Литаурэль и нервозность Лутарга. "Помешал", — решил он для себя, но ничего поделать уже не мог, а потому продолжил:

— Хорошо, что проснулись. Это вам, — старец вручил молодому человеку довольно объемный холщовый мешок. — Здесь одежда для тебя и для нее. Тебе взял платье и штаны с рубахой, вдруг пригодятся. — Он ткнул пальцем в Литу. — Подойдут или нет — сама разбирайся, как смог, так подобрал. Не сведущ я в размерах. Еще плащи и обувь добротную.

Говоря, Сарин скинул свой плащ и уселся на свободную скамью.

— С хозяином на счет завтрака договорился, сюда принесет. В дорогу тоже снабдит. Ребятишек разбудил. Парень ничего — крепкий, а вот со служанкой трудности будут. Боюсь, опять истерику закатит. Со вчерашнего еще не отошла, — старик расстроено покачал головой. — И с лошадьми трудности. Только две удалось раздобыть. Больше на продажу не нашлось. В наем дают, но не дольше пяти дней, а мы за это время не обернемся. Девочка как? — закончил свою речь старец, устремив вопросительный взгляд на Литаурэль.

— Спит.

— Будить пора, если хотим без лишних глаз выехать, — посоветовал Сарин, ища подтверждения у Лутарга.

Молодой человек кивнул, соглашаясь. Они еще вчера договорились, покинуть Трисшунку засветло, а уже припозднились, судя по яркому солнцу, бьющему в окно.

Не дожидаясь просьбы, которая должна была последовать за мужскими переглядами, Литаурэль развернулась в сторону смежной комнаты, собираясь идти будить Таирию. Но не успела она сделать шаг, как покачнулась и начала падать. Подол платья зацепился за лавку. Взмахнув руками, девушка стала заваливаться назад, но вместо пола, встретилась с крепкими руками Лутарга, аккуратно вернувшими ей потерянное равновесие.

— Осторожно, — с улыбкой произнес он, а тресаира в ответ с обидой выпалила:

— В этом нельзя быть осторожной!

В ярости дернув капризную юбку, Лита скривилась от треска разрываемой ткани. Кусочек шлейфа остался лежать на полу, придавленный деревянной ножной скамьи.

— Вот ведь...

Она резко оборвала себя, не дав сорваться вертящемуся на языке ругательству. Затем пробубнила что-то неразборчивое и, подхватив одной рукой подол так, что показались коленки, а другой вещевой мешок, принесенный Сарином, поспешила ретироваться, ибо краска смущения уже устремилась к побледневшим было щекам.

Чтобы собраться и тронуться в путь понадобилось гораздо больше времени, чем рассчитывал Лутарг. Сперва, как и предрекал Сарин, загвоздка была в служанке. Панька отказывалась выходить из комнаты, покуда рядом находится аргердов прихвостень. Заставить ее успокоиться смог только посул Таирии, что в противном случае девушка останется одна на постоялом дворе.

Затем произошла стычка с Литаурэль, которая открыла для себя удобную мужскую одежду. После происшествия со шлейфом она наотрез отказывалась надевать платье и выставлять себя на посмешище. Недовольному Лутаргу девушка заявила, что или она остается в том, в чем есть, или он возвращает ей привычную одежду. Здесь уже даже вмешательство Таирии не помогло.