Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Два десятка французских линкоров и тяжелых фрегатов горели, клубы густого темного дыма окутали гигантов. А от идущего от них огня и разлетающихся головешек загорались рядом стоящие корабли поменьше. Среди них возникла паника, заметались в суматохе, стараясь уйти от огненной опасности. Добавили сумятицы подводные лодки, атаковавшие суда в самой гуще вражеского флота. Тем временем наша ударная эскадра, успевшая перезарядить пушки, очередным рейсом добавила жару. Французы не выдержали, всей массой оставшихся судов пошли в отчаянную атаку на обидчика. Русские корабли также дружно, как и в прежних маневрах, повернули к строю основного флота, прошли в оставленных для них разрывах.
Последующий бой приняли на себя наши линкоры и другие корабли, на безопасной для себя дистанции расстреливали огнем бортовых пушек приближающиеся суда противника. Мало кому из них удалось пробиться для ответных залпов, многократное превосходство русских в огневой мощи дало знать — подожженные и пробитые разрывными снарядами французские посудины одна за другой исчезали в пучине моря. Не помогли им брандеры — наши корабли расступались в стороны и пропускали идущие по ветру горящие лодки. Заметно поредевший флот противника прекратил бесплодную атаку, повернул вспять и попытался уйти в гавань под защиту своих фортов. Наперерез им бросилась неугомонная эскадра Ушакова по ближнему к побережью флангу, отсекая путь к спасению. За счет большей скорости она постепенно стала нагонять отступающую массу, а потом, опередив ее почти у самого входа в портовую акваторию, встала стеной перед ней.
Дальше произошла страшная для обеих сторон сеча на короткой дистанции — французы шли напролом, а русские стояли на их пути, не отступая ни на шаг. В этом отчаянном бою наша эскадра потеряла треть кораблей, с ними и флагманский. Погиб юный командующий — Ушакову не исполнилось и тридцати лет, — восходящая звезда российского флота, так и погасшая, не достигнув своей вершины. Именно он предложил использовать, а затем отработал со своей эскадрой кильватерный строй в бою, ранее применявшийся в походе. Моряки эскадры, а за ними и остальные, в слепой ярости от гибели боготворимого командующего, пошли в атаку на остановившегося перед русской стеной противника. Дело дошло до схваток бортом к борту и абордажа, никого не щадили.
Уже к полудню французского флота не стало, его корабли погибли в огне и на дне, а немногие оставшиеся захвачены в рукопашных схватках. Но и нашим досталось, кроме эскадры, понесшей самые большие потери, пострадали и другие. Вяземский, да и остальные командиры, прекрасно понимали, что можно было обойтись меньшими жертвами, сохрани наши моряки хладнокровие. Но ни у кого из них не поднялась рука укорять, а тем более наказывать за проявленный безрассудный героизм. Смерть Ушакова никого не оставила беспристрастным, мало кто не потерял голову от горя и жажды мести. Уже после боя, придя в себя от нахлынувших в горячке чувств, могли трезво оценить происшедшее, но никто не жалел о содеянном ими.
На следующее утро подавили огнем линкоров форты, стоявшие на входе в гавань. Высадившийся десант зачистил базу от охранявшей ее пехотной части. Правда французы не оказали какого-либо сопротивления, ушли, едва завидев приближающийся строй русских. По-видимому, происшедшая на их глазах битва отмела всякую мысль о защите базы и гавани. Неделю моряки, засучив рукава, со всем тщанием ремонтировали в доках поврежденные корабли, приводили в порядок парусное вооружение, орудия и прочее снаряжение, готовя флот к дальнейшему походу.
Работали все — от капитана до юнги, белоручек на военных кораблях не терпели. Здесь сложилось боевое братство, единая семья — со старшими и младшими, но все старались на общее благо. Бывали эксцессы, когда какой-нибудь отрок из дворянской, тем паче, приснопамятной боярской семьи, требовал себе привилегий или обращался с матросами как с чернью. Ему незамедлительно давали окорот, а особо упорным указывали на ворота проходной — иди, мил человек, на все четыре стороны, но нам ты не нужен. Такой порядок я ввел своим указом на заре формирования первого — черноморского, — флота, так повелось и на Балтике.
Последующие операции на французской территории носили явно пиратский характер, только без грабежа мирного населения. Даже купеческие суда отпускали после досмотра, если они не перевозили военный груз. Часть товаров забирали на собственные нужды флота и личного состава, но платили сполна за них. Хотя купцы воротили нос от наших рублей, но другого выбора им не оставили. Разграбили военные и королевские склады, арсеналы, заводы и мастерские во всех крупных портовых городах северного побережья.
Подошедшие французские полки отогнали огнем корабельной артиллерии и стрелков десанта, серьезных сражений с ними не произошло. Да и особой воинственности противник не проявлял — в стране наступил хаос во власти после безвременной кончины королевской семьи и самых влиятельных кланов. Местные служивые не знали, к кому приткнуться — в верхах пошли разброд и междоусобица. К тому же добавили переполоха наши дирижабли, своими бомбовыми ударами нанесшие не столько прямой ущерб, а больше паники и страха.
В течении месяца наш флот беспрепятственно грабил земли Нормандии от Гавра до Дюнкерка, а потом перешел на голландскую территорию. Здесь не стали разорять порты и базы, громить флот, а передали ультиматум правительству Соединенных провинций о выплате контрибуции. Верховная власть республики проявила благоразумие, в течении отведенной недели получили от нее согласие. Еще неделя ушла на передачу указанной суммы, после флот повернул обратно к берегам Англии на встречу с экспедиционным корпусом. Уже наступил сентябрь, подходило время заканчивать с компанией на этот год и возвращаться на родную землю.
В августе, когда флот отправился к берегам Франции, наш корпус после недолгих сборов вышел маршем к Лондону. Путь от поселения Приттлвел в устье Темзы и дальше по северной ее стороне до самой столицы предстоял недолгий, немногим более семидесяти верст. Проходить его по реке на судах не стали — для тяжелых военных кораблей глубина недостаточная, легким же корветам и клиперам опасность представляли стоящие по обе стороны реки форты. Решили обойти их севернее, через Брентвуд — небольшой городок графства Эссекс. Местность на пути предстала болотистая — колеса повозок и пушек вязли в грунте, — пришлось бойцам помогать вытаскивать их из грязи. Скорость марша понизилась вдвое-втрое против обычного, до первой оборонительной линии противника под Тилбери шли трое суток.
Странно, но на этом участке пути наши воины не встретили каких-либо воинских отрядов противника. Только издали видели небольшие группы всадников, спешно уходящих прочь от русского войска. В поселениях, через которые довелось идти, на улицах не было ни души, хотя чувствовалось, что жители не покинули свои дома-мазанки под высокой соломенной крышей — мычал скот в хлеву, слышался птичий гомон, во дворах за невысокими палисадниками все сохранялось в порядке и чистоте, без следов поспешного бегства. Попадались и богатые поместья, даже один замок с каменными стенами и башнями, но их обошли — пока с ними недосуг заниматься. Только уже на подходе к крепости враг стал нападать на нашу колонну, завязались быстротечные схватки охранения с его конными отрядами.
За десяток верст до первой линии укреплений неприятеля встали лагерем, отправили дозоры разведать его оборону по всему фронту и возможные подступы к ней. В чем-то она оказалась подобной нашей — с выдвинутыми вперед редутами, пехотными и артиллерийскими позициями позади. По-видимому, противник перенял кое-что из новых технических и инженерных решений — опыта войны с нами у английского командования за последние годы набралось немало, на своей шкуре убедились в их достоинстве. Правда, укрепления выглядели жидковатыми, да и то на двух линиях — вероятно, не рассчитывали на противостояние с мощной группировкой наступающего войска. К тому же и в живой силе противник существенно уступал — по предварительной оценке разведки его численность составляла не более десяти тысяч человек против наших сорока с лишним тысяч.
Так что командующий и командиры полков, собравшиеся на совет после рекогносцировки, посчитали разгром английского войска в предстоящем бою не представляющим сомнения. Спланировали общее наступление по всему фронту, прорыв его линии на флангах ударными полками, усиленными артиллерией и кавалерией, с выходом в тыл и последующим окружением остатков противника. Как мне потом рассказывал сын о подробностях во многом решающего сражения, у него самого все же некоторые сомнения возникли, причем не аргументированные, а подсознательные, как предчувствие возможной беды. Но выступать с ними перед умудренными воинским опытом старшими командирами не стал, принял к исполнению утвержденный план будущей баталии.
Генерал Одоевский поберег наследника трона, оставил его полк при себе в качестве оперативного резерва, несмотря на пожелание молодого командира идти в бой на самом трудном участке. Ранним утром, едва только рассвело, русская артиллерия начала часовую артподготовку. Била по редутам, по передовой линии пехотных позиций, подавила редкий огонь вражеских орудий. После наша пехота пошла в атаку развернутым строем, как на учениях. Почти без потерь заняла первую линию обороны противника. Не задерживаясь и не дожидаясь передислокации полевых пушек, подступила ко второй, когда началось то, чего не ожидало русское командование. На левом фланге, у самой реки, разгорелась ожесточенная сеча. Взявшаяся неизвестно откуда крупная группировка противника с тыла ударила по скопившимся на передовой полкам и приданным им кавалерии и артиллерии.
Одновременно вступили в бой скрытые до сих пор орудия неприятеля, а нашу пехоту на второй линии встретил сплошной огонь, гораздо больший, чем следовало предполагать от немногочисленных защитников. Складывалась опасная ситуация на этом участке сражения, командующий стал перебрасывать к нему полки с других направлений. И именно в такой неудачный для нас момент — когда подразделения только стали перестраиваться, их ряды перемешались, — им в тыл на правом фланге ударила еще одна вражеская группировка. Столкновение сил приняло нежелательный для нашего войска характер — полки завязли в ближнем бою, утратили главный козырь — огонь на безопасной дистанции. Ожесточенные схватки пошли по всему фронту, инициатива все больше переходила на сторону противника. В особо критический момент случилось фатальное — погиб командующий, генерал Одоевский, русское войско оказалось без управления.
Глава 10
Интерлюдия: из воспоминаний Панкрата
Поход нашего корпуса в Англии с самого начала показался мне странным. В устье Темзы вражеских кораблей не обнаружили, только вдали заметили паруса двухмачтовой бригантины, спешно уходящей вверх по течению. Еще подумалось — уж здесь, у ворот к столице, нас должны встретить более серьезные силы, не дать возможности пройти к ней. Остановились в бухте неподалеку от крупного поселения Приттлвел на левом берегу реки — транспортные суда дальше не пошли, глубины для них недостаточно. Высадились на пирсе, выступающем от берега на сотню метров. Для четырех сотен транспортников он оказался мал, прошло двое суток, пока суда поочередно освободились от своего груза. Часть из них отправилась с основным флотом к берегам Франции, большая осталась здесь ждать нашего возвращения.
Мой полк сошел на берег среди первых, вместе со штабом командующего. Я не раз замечал опеку генерала, еще со дня отправления из Риги — разместил моих бойцов на своем судне, не раз вызывал к себе во время плавания, расспрашивал о делах в полку, следил за моими занятиями с личным составом, хвалил или давал какие-то советы. Чтобы солдаты не отвыкли от воинской службы на борту судна, каждый день со своими командирами нагружал их учениями и тренировками — от физических упражнений до стрелковых занятий. Так они лучше переносили тяготы плавания, ту же морскую болезнь. Мне она, как и большинству непривычных к морю, также доставила забот, но заставлял себя не подаваться слабости. Видя мое терпение, бойцы тоже подтягивались, старались всеми силами, а потом втянулись.
Вечером на привале после первого дневного марша высказал генералу свое беспокойство:
— Иван Сергеевич, что-то странно ведут себя англичане. Без боя впустили к реке, дали спокойно высадиться. А сегодня, кроме разведки, никаких вражеских отрядов не встретили. Похоже, что нас заманивают в западню.
Одоевский внимательно выслушал, после минуты молчания ответил:
— Возможно, ты прав, Панкрат. Но наша разведка пока ничего подозрительного не обнаружила. А идти вперед надо, обязаны выполнить приказ. Будем настороже, так что козни неприятеля не упустим, отобьем.
Слова генерала не успокоили, с каждым днем напряжение во мне росло. Больше не стал заговаривать с командующим на эту тему, только в своем полку распорядился бойцам не расслабляться на марше и привалах, выслал больше дозоров. Но так и не встретили какого-либо вражеского отряда до самого Тилбери, небольшого городка с крепостью в двадцати верстах от Лондона. Здесь перед своей твердыней англичане выстроили линию обороны от берега реки до густой дубравы. Подошли под вечер, встали в нескольких верстах от нее. Строить свои укрепления вокруг лагеря командующий не стал, на закате дня собрал нас на совет. Кратко объяснил диспозицию противника, его предполагаемую численность и вооружение, а потом предложил свой план наступления утром завтрашнего дня.
План представлялся вполне продуманным и оптимистичным, основанным на четырехкратном превосходстве в живой силе и огневой мощи. Предусматривал атаку по всему фронту, прорыв по флангам с последующим окружением неприятеля. Но меня насторожили в нем два упущения. Командующий практически не оставлял серьезного резерва, если не считать моего полка по центру и еще двух на флангах. Кроме того, не стал выстраивать нашу линию обороны с опорными пунктами, как мы обычно поступали перед серьезным боем в расчете на контрнаступление врага. Когда генерал предложил командирам полков высказать свои суждения, не преминул их огласить. Насчет резерва командующий отчасти согласился, добавил еще два полка, об укреплениях пояснил — нет необходимости в них при таком преимуществе. Об обороне не может быть и речи, только наступление.
Не стал настаивать — решать все же командующему, но сомнения в верности его плана остались. И вскоре они, к несчастью, подтвердились. Начало боя складывалось в нашу пользу, наша артиллерия первыми залпами накрыла передовую линию противника, в огневой дуэли подавила его батареи. Видел с наблюдательного пункта Одоевского на вершине небольшого холма, как наши полки шли в атаку четким строем, почти не останавливаясь на стрельбу и перезарядку, пересекли открытое поле до первой линии. Дружным и точным огнем выбили редких ее защитников, оставшихся в редутах и окопах после артиллерийского налета. Не задерживаясь на занятой линии, проследовали ко второй. Прошли уже большую часть расстояния до нее, когда на левом фланге с тыла к ним вышла крупная группа английской пехоты.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |