Они выбрали ночь

— Вставай, — настойчиво повторил незнакомец.

В ответ Тим хотел что-то возразить, но вместо этого уверенно поднял голову и устраивался на человека. Недуг растворился призрачным туманом, который частенько окутывал Прентвиль после проливного ливня.

Не доверяя собственному телу, мальчик осторожно оперся на руку и медленно поднялся.

Господин одобрительно кивнул. Волосы его блеснули в лучах редкого солнечного света, случайно выглянувшего из-за туч. Сначала Тим решил, что ему померещилось, но лишенная цвета шевелюра была белее январского снега.

Брезгливо осмотрев сорванца, господин сделал шаг назад и, блеснув яркими, бледно-голубыми очами, произнес:

— Давай письмо.

Тим состроил удивленную мину.

— Не корчись, сопляк. Я не люблю разглагольствовать!

Под левой лопаткой кольнуло, и мальчик испуганно выронил свой ценный скарб. Боязнь новых приступов боли оказался сильнее данного констеблю обещания.

Протянув вперед руку в изящной кожаной перчатке, господин щелкнул пальцами, и рука Тима сама потянулась во внутренний карман.

Письмо мгновенно очутилось у незнакомца.

Распечатав послание, господин молниеносно пробежался глазами по неровным строчкам. Письмо исчезло в кулаке.

— Очень своевременно, — сам себе буркнул под нос незнакомец. На лице возникла улыбка. Нет, скорее не улыбка, а выражение жадного нетерпеливого любопытства.

Воспользовавшись секундным замешательством, чистильщик решил улизнуть. Не удалось. Вместо спасительного бегства, сделав несколько шагов, он наткнулся на невидимую стену.

— Гадкий таракашка, куда же ты?

Неведомая сила одернула Тима и он, повалившись на спину, вылупился на незнакомца испуганными глазами.

— Куда направился этот проныра?!

— Пустите, мистер. Я ничего не сделал. Я под защитой полиции, — закрыв глаза, выпалил малец.

— Безусловно.

В руках беловолосого чудесным образом (Тим мог поклясться, что листок возник из ниоткуда) появилось новое послание.

— Держи, передашь этой куколке, — слишком уж вульгарно и пренебрежительно высказался незнакомец.

Мельком Тим успел заметить, что новое послание имеет такой же тревожный почерк как у инспектора.

— И не смей болтать своим змеиным языком. Понял, сопля?!

Пытаясь что-нибудь возразить, горе-посыльный открыл было рот — откуда вырвалось нечто длинные и липкое. Закрыв лицо руками, Тим уткнулся в колени. Безумный страх крепко сковал детское тело. В голове закружила череда безумных предположений.

— Я думаю, ты не будешь глупить.

В перчатке незнакомца виднелось новое послание.

Дрожащий рукой Тим принял бумагу, продолжая держать вторую ладонь у рта.

Водрузив шелковый цилиндр с крепом на голову, незнакомец в очередной раз щелкнул пальцами, и собрался было уходить, когда его левый глаз нервно дернулся. Рука машинально коснулась щеки и провалилась под кожу. Идеальная поверхность рассыпалась под тяжестью кожаной перчатки. Растекаясь в стороны, будто песок, лицо беловолосого изменилось, став похожим на уродскую маску.

Стараясь не смотреть на странные метаморфозы, Тим все-таки пересилил собственный страх, навсегда сохранив в памяти рассыпающийся лик незнакомца.

Сквозь остатки провалившегося носа и пустых глазниц проступил идеально белый контур черепа. Беловолосый рылся в собственном лице, раскидывая в стороны желтые песчинки собственного образа.

Сильнее прижимая к себе сокровенное послание, Тим дал себе слова, что пока господин не исчезнет, он ни за что на свете не откроет глаза.

Через секунду все прекратилось. Потерявший свое лицо незнакомец растворился в сумраке, а чистильщик — долго сидел на корточках не в силах пошевелиться.

Когда Тим достиг дома адресата, он, наконец осознал, что все еще находится под влиянием жуткого господина. Всесильный силуэт незнакомца, словно нависал над ним зловещей тенью, скользя по сточным канавам и стенам домов. Длинная когтистая лапа тянулась за мальчуганом всю дорогу, и он был не в силах от нее улизнуть.

Легкие объятия взволнованной девушки не избавили Тима от тревоги — безликий господин и сейчас продолжал наблюдать за ним. Мысль, что он совершает обман, заставила мальчика перебороть страх и облегчить душу. Однако вместо слов наружу вырвалось нечленораздельное мычание, которого девушка даже не заметила. Зато в тот же миг за ее плечами в зеркале отразился злой оскал незнакомца.

Когда Тим выскочил на улицу — небывалый ужас еще долго гнал его по безликим переулкам города.

14 глава — Умиротворение враг живого.

Раньше Джинкс относился к некрополям с должной долей отвращения и любое упоминание о иной, загробной жизни, вызвало у него панический ужас, который он так умело скрывал от окружающих. Немые холодные надгробия казались констеблю человеческими костями, которые острыми гранями торчали из земли в знак назидания глупым потомкам. И посмертные эпитафии и четверостишья были единственным напоминанием о давно почивших в мире горожанине.

Теперь, Джинкс явственно осознал, что совсем ничего не знает о местах погребения.

Старое кладбище занимало площадь едва ли меньшую, чем сам Прентвиль. А если считать число могил, то оказывалось, что живые горожане в разы уступали своим предшественникам, которые уже давно не вмешивались в дела потомков.

Остановившись у заросшего травой, проржавевшего ажурного бордюра разделявшего кладбище на временные отрезки, Джинкс огляделся.

Звенящая тишина, усыпившая вокруг все живое, родила в душе инспектора непреодолимую тревогу.

Прикоснувшись к древнему, изъеденному бесконечными годами надгробию, он ощутил на кончиках пальцев легкое покалывание. Могильники все еще хранили в себе не только сакральную тайну, но и необычайную скорбь, витающую над округой. Перешагнув через ограду, констебль очутился в ином измеренье. Безвременье. Здесь, вечность была не простым словом, а чем-то незыблемым, словно непререкаемый закон звука!

Судьбы, трагедии, несчастья — все связалось в один большой узел. Совсем молодая и совсем старая, внезапно оборвавшаяся и вымученная после бесконечной болезни — смерть на любой вкус.

Не чувствуя ни отвращения, ни страха, констебль несколько раз отгонял от себя навязчивую мысль, что его усыпило невероятное спокойствие и умиротворение.

Внезапно мир ожил. Шум огромных тенистых вязов и дубов нарушил застывшие секунды, и время, зевнув и потянувшись, вновь стало нести тяжелую лямку. Где-то среди массивных саркофагов, в которых стали хоронить в эпоху великих болезней, зашевелились кусты, и среди листвы мелькнула рыжая шерсть. Джинкс присмотрелся и не поверил своим глазам. Как лиса могла забрести в здешнее царство вечного покоя?

— Дурной знак, мистер вы-все-таки-прозрели, — раздался из глубины джунглей голос могильщика.

Констебль не удивился. Лишь нервно дернул бровью и безразлично уставился на худую, костлявую фигуру, возникшую среди покосившихся надгробий.

— Чем же плоха лиса на погосте?

— Люди за тихим морем считают этого животного — оборотнем. Тем более, когда оно появляется в таком месте.

Дернув объеденными блохами ушами, лиса осторожно подошла к одной из треснутых плит и с интересом посмотрела на говоривших.

— Мы вторглись на ее территорию? — догадался констебль.

— Здесь, он не единственный хозяин, — не согласился мистер Лизри, толи, забыв прибавить свою коронную присказку, толи, специально опустив ее.

Присев, могильщик едва заметным движением подозвал лису, которая покорно приблизилась и, подставив голову, позволила себя погладить.

Джунгли, опутавшие надгробные плиты извилистым плющом зашевелились, пряча между густых крон прохладный ветерок.

— Я же предупреждал вас — не беспокойте их. Им уже давно нет дела до наших невзгод.

Джинкс нахмурил брови.

— Я оказался здесь не по своей прихоти.

Приблизившись к констеблю, мистер Лизри задумчиво почесав затылок, кивнул, словно прочитал его мысли.

— Да, скверные дела, скверные...

Странное перешептывание сопровождало их всю дорогу. Среди древних надгробий не чувствовалось и капли привычной чопорности, мир являлся предельно простой формулой — рождение, жизнь, смерть и скромная гранитная плита венчающая земное мытарство.

— Раньше люди относились к погребению куда проще. Они не создавали культа и не сооружали невероятных мавзолеев, кичась своим превосходством и пытаясь выделиться среди простых смертных, — внезапно начал рассказывать могильщик.

— Разве это на что-то влияет? — нервно оглядываясь, отвлеченно спросил констебль.

Замедлив шаг, Лизри неожиданно встал как вкопанный.

— Так у нас ничего не получиться, мистер схожу-с-ума-от-собственных-мыслей.

Непонимающий взгляд констебля вынудил могильщика продолжить:

— Если вы хотите помочь вашей знакомой и уберечь город от несчастья, вам необходимо отвлечься. Иначе пустая затея!

Не веря своим ушам, инспектор едва сдержался, чтобы не послать своего проводника ко всем праотцам. Слова хозяина кладбища виделись ему ловушкой. Мог ли он доверять этому странному типу? Ответ для Джинкса был слишком очевиден.

— У меня очень мало времени, на подобную чушь!

Дернувшись, констебль почувствовал, как костлявая рука могильщика остановила его, сжав крепкими тисками.

— Отпусти!

— Не сейчас.

— Я не предрасположен для разговора!

Констебль вырвался и сделал несколько быстрых шагов в сторону, когда слова могильщика догнали его, хлестнув по спине, не хуже заправского кнута.

— Я ведаю, что вы ищите, мистер Форсберг. И мне известно: кто идет по вашему следу! — интонация была не вопросительной, а утвердительной. Он знал все от начала до конца, в этом не было никакого сомнения.

— О чем вы...

— Чш... — вместо ответа цыкнул Лизри.

Настороженно вжав голову в шею и прислушавшись к случайным звукам, хозяин кладбища вкрадчиво произнес:

— Он еще далеко, но наша встреча неизбежна...

— Неужели вы так радеете за судьбу Прентвиля? — недоверчиво поинтересовался Джинкс.

— Если вам будет так угодно, то да, — быстро согласился мистер Лизри. — Искать другую причину будет слишком утомительно, а главное бессмысленно.

Грустная улыбка только на миг озарила лицо инспектора.

— Стало быть: просто поверить?!

Подобный выбор уже давно стал основным девизом констебля: иная альтернатива была неприемлема. Однако сейчас от простого, и в тоже время, сложного решения, зависела не только жизнь самого инспектора, но и жизнь Люси.

Рассуждая о случайных встречах, которые поджидали его на Старом кладбище, Джинкс представлял себя частью какого-то удивительного, невероятного сна. И чем сильнее он верил в неотвратимость событий, тем сильнее его затягивало в водоворот происходящего.

Отмахнувшись от тягостных мыслей как от навязчивого тумана, констебль только сейчас заметил, что они с могильщиком пересекли очередную временную преграду.

Церемонность и сдержанность тех, кто почил с миром в эпоху болезней, сменились изяществом и масштабностью эпохи Просвещения.

— В ту пору люди жили куда беззаботнее, всерьез не раздумывая о страхе смерти и не обременяя себя нудными рассуждениями о скоротечности времени, — с налетом задумчивости произнес Лизри.

Констебль спросил, но не сразу:

— Разве от этого изменилась их участь?

Смахнув с массивного саркофага пыль, Лизри обернулся и пояснил:

— Внутренняя готовность человека вступить в новый мир, на новую ступень, имеет огромное значение. В противном случае земные узы не отпустят тебя, заставив затеряться в лабиринте между двух ипостасей. Смотри, я покажу...

Здесь не пахло мокрой землей, и ничто не отвлекало от самих захоронений. Частички историй, а в некоторых местах целые эпопеи, застывшие на гранитных плитах, звучали не хуже набата.

Тревожные мысли развеялись сами собой не оставив после себя и следа. Чувствуя поддержку этого мрачного, источающего мерзкий запах человека, Джинкс окончательно понял, что переступил черту, которая перечеркивала всю его прежнее существование. За этой границей жизнь выглядела абсолютной противоположностью. Словно зеркальное отражение его исковерканного, слепого сознания.

Может быть именно по данной причине из-за дальнего надгробия, возник отнюдь не образ зловещей птицы, а человеческий силуэт, созданный из призрачного фиолетового сгустка. Только не было в этом привидении — игры теней или иного зрительного обмана. Перед констеблем, из ниоткуда, возникла та самая зазеркальная жизнь. Выбравшись из тени, он вновь лицезрел тех, кто выбрал ночь. Потерянные души, не нашедшие другого пути, остались в стенах родного города, перебравшись в квартал вечных мертвецов. Искореженные лица, обожженные платья и изъеденные жуками и червями глаза — они давно потеряли привычные облик. Но даже сейчас Затерявшиеся не утратили прежнего статуса. Манерно прогуливаясь по ровным дорожкам, мертвецы продолжали повторять свое земное предназначение — и не трудно было догадаться, кем они являлись при жизни.

— Не бойся, пока они слепы и не видят нас, — успокоил констебля, Лизри.

Джинкс кивнул, с интересом разглядывал безмолвных жителей некрополя. Страха не было совсем, а на смену тревожному волнению пришел живой азарт.

2

Время неумолимо утекало сквозь пальцы, не давая возможности остановиться, поразмыслить, сопоставив все 'за' и 'против'. Длинные, бесцветные волосы свисали вниз, полностью скрыв лицо Гарпия. Обхватив лоб рукой, он напоминал изваяния великого мыслителя, который так и не смог найти ответа на главный жизненный вопрос.

Внезапно ноздри демона раздулись, втянув в себя затхлый запах заброшенного кабинета. Будто бы очнувшись от навязчивой дремы, он обернулся и огляделся.

Слегка дернув бровью, Гарпий уставился в пустоту мрачной комнаты. Огромные тени шкафов и массивного стола, выжидающе взирали на своего повелителя. За окном, сквозь портьеру пробился скромный лучик луны, которая, заметив взгляд надзирателя, тут же спряталась за рваными лоскутами облаков.

Не ощущая в себе и толики былой силы, демон понимал, что другого шанса у него не будет. Слишком многое поставлено на кон и, к сожалению, слишком многое зависит от простого смертного. Гарпий закрыл глаза и мысленно постарался дотянуться до потока силы, установив со Шрамом незримую связь.

Пятая неудачная попытка, заставила демона окончательно сдаться. Зло хлопнув ладонями по резным ручкам кресла, он вскочил со своего места и, оказавшись у окна, дернул занавес. Раздался треск и лунный свет озарил мрачное лицо Гарпия. Пустые глазницы смотрели на две недосягаемые планеты, отражающие свет далеких звезд.

Накрывшись плотной тканью, словно спрятавшись от окружающего мира, надзиратель беспомощно сполз вниз.

Эмоции били через край, возвращая его в те далекие времена, когда он был простым человеком. Память уже давно вычеркнула эти болезненные воспоминания, превратив их в ночной кошмар, который изредка посещал его по ночам.

То был обман! Он никогда не знал лишений мирской жизни.

Когда кабинет Гарпия наполнил аромат лаванды, он уже не выглядел таким жалким и пребывал в более-менее сносном настроении. Пригубив бокал вина, он небрежно листал пожелтевшие страницы толстенного фолианта. Монотонный шелест на миг затих и демон не оборачиваясь, произнес: