— Не, Сергей, он что задумал? — возмутился стрелок. — Как в девяностых, что ли?! Вывести матки лоб в лоб, истребители в параболу построить и проверять, чья плотность огня возьмет верх? А что потери личного состава в таком бою до восьмидесяти процентов, нашего сраного императора уже не волнует?!

— Не будет потерь! — крикнул офицер. — Да, мы пойдем лоб в лоб! И истребители в полусферу поставим! Но боя — не будет! Европейцы испугаются!

— Европейцы не испугаются, — усмехнулся пилот. — Они для такого боя лучше приспособлены. Матка потому и считается рейдером, что у нее вместо зеленой зоны — дополнительные силовые установки, а огневых постов столько, что экипажа не хватает обслуживать. "Локи" — мирная станция по сравнению с рейдером!

— Они должны испугаться! — упрямо сказал офицер. — У них столько лет не было настоящих боев! И "Нибелунга" потеряли! Они — должны — испугаться!

Огромный корабль неуловимо изменился — "Локи" начал движение.

— Эскадре старт! — приказал офицер. — Минус, двадцать, семнадцать! Освободить директрису для "Торов"!

Стартовые створки распахнулись все сразу — и остались в открытом положении. Изворотливые техники генерала Кожевникова как-то смогли их заблокировать, чтоб не заморачиваться с вакуум-перепонками. Наплевав на все правила безопасности полетов, разномастный сброд истребителей вырвался в космос вместе с клубами воздуха, только диафрагмы компрессионной защиты защелкали в подводящих коридорах.

— Олег, этот идиот ничего не понял! — напряженно сказал пилот и бросил "семерку" в черноту космоса. — Олег! Сейчас в командирском компенсаторе — ты!

— Я не могу! — истерично отозвался стрелок. — У меня специализация другая!

Офицер пристально вглядывался в пространство, торопливо выдавая корректировки движения. Рейдеры европейцев заметно смещались, стараясь уклониться от прямого боестолкновения. Видимо, надеялись на свои установки невидимости.

— Эскадре готовность раз к ракетной атаке!

Истребители не очень слаженно, но в целом дружно перестроились в полусферу, взяв в фокус приближающиеся матки европейцев.

— Молодцы! — прошептал офицер, напряженно всматриваясь в обстановку. — Молодцы, так держать... ждем команду!

— Олег! — крикнул пилот. — Делай!

— Я боюсь!

— Ты жить хочешь? — яростно заорал пилот.

— Очень!

— Тогда вспомни, кто ты!

— Я — Олег Огневой, первый стрелок "семерки" бригады "Внуки Даждь-бога" свободной России...

— Еще!

— Я тот, кого бросили в девяностых! — выкрикнул стрелок. — Я помню!

— Еще!

— Я — преданный в нулевые... — прошептал стрелок. — Расстрелянный в пятнадцатом... оклеветанный в семнадцатом... осужденный в двадцатом... я — мобилизованный на смерть за чужую выгоду, битый и искалеченный...

— Еще!

— Я — Россия, — измученно отозвался стрелок. — Я помню, Сергей. Я помню.

— Тогда делай! Нам больше нельзя умирать! Мы будем жить вопреки всем!

— Сейчас... поддержи меня, брат.

Пространство пронзила яркая вспышка — батарея "Торов" плюнула плазменными сгустками в далекого врага. Проскрежетал жутко измененным голосом свой ультиматум капитан Овчаренко.

— Сейчас... — прошептал стрелок.

— Э, чо творите? — весело откликнулись на другом конце. — Мы же сдаемси! А если б попали?!

— Кто — мы? — нормальным голосом тут же поинтересовались с "Локи".

— Да мы же, мы! Рейдер "Гуран" бригады спецопераций космофлота России! Посланы вас ловить, но вот переговорили с европейцами и сочли за лучшее примкнуть, как-то так!

— Понятно, вы — "Гуран", — недоверчиво отозвались с "Локи". — А рядом кто?

— Да европейцы же! Рейдер "Рейн". Тоже посланы вас ловить, представляете? И они, того... тоже сочли за лучшее!

— Цель вижу! — раздался напряженный голос Лючии Овехуны. — В захвате!

— Э, не надо в захвате! — всполошились на другом конце. — Вам обязательно поломать, чтоб захватить? Мы и так сдаемся, дебилы!

— Прекратить атаку! — с облегчением приказал офицер. — Сам дебил.

— Не возражаю! — легко согласились на рейдере. — Но вообще-то я — майор Бессонов, если чо!

— Погоди, "Гураном" командует генерал Хват...

— Откомандовался! Как и его штаб! Мы тут посовещались и вообще решили всех генералов стрелять при встрече без суда и следствия, как-то так!

— У нас на радарных группах — генерал Кожевников, — подумав, сообщил офицер.

— Сложный вопрос, — признали на рейдере. — Кожевникова знаем, вроде он ничо... может, понизить в звании, и нет проблем, а? До сержанта!

— А европейцы чего молчат? — спросил офицер.

— Да не молчат они, они тут, рядом, кивают! Мы же составы перемешали! Так и шли! Так что на "Рейне" — тоже наши! А европейцы — они как бы и на "Гуране"... да они ничо, нормальные ребята! Вояки, как и мы! Так чо — берете в бунт? Или боитесь?

Офицер подумал.

— Мы сейчас на захват Клондайка, — сообщил в результате он. — Поможете?

— А почему сразу не на весь Седьмой флот? — хохотнули на рейдере.

— Хотели, но Седьмой сейчас америкосов гоняет, так что ограничимся Клондайком. Вы как?

— А чо — мы? Мы ничо, задача нам нравится! И европейцам тоже, хоть и ссут! Пижон, подтверди!

— Pas pigeon! — возразил сердитый голос. — Kolonel Diju, s'il vous plais!

— Рад видеть вас на нашей стороне! — буркнул офицер. — Овчаренко! Капитан Овчаренко! Бригаде курс на Клондайк! Клондайк хотя бы видите?

— Сейчас я и рейдеры вижу! — обиженно откликнулся капитан. — "Локи" прогрелся, чего тут не видеть... Есть курс на Клондайк!

Офицер послушал деловитую перекличку в эфире — и развернулся к стрелку.

— Ну и сволочь ты, император, — шевельнул непослушными губами стрелок. — Специально нас проверял? Знал же, что рейдеры идут на соединение? Вижу, знал, разведка доложила! А мы тут чуть со страху не померли, сволочь.

— Значит, кое-что все-таки можете? — усмехнулся офицер.

— Мы? — удивился пилот. — Можем? Да ну!

— А что вот только что было?

— В смысле?!

Офицер молча поизучал его — и снова усмехнулся.

— Ну-ну. Нам, между прочим, еще Клондайк брать. Понял?

Пилот понял — и ответил мрачным взглядом.

— Мы-то поняли! — прохрипел стрелок. — Но подумай вот над чем: а вдруг все, что ты видел — просто психологическая накачка перед боем, и мы вовсе не боги, а? А нам еще Клондайк брать. Понял?

Офицер понял — и похолодел от страха.

Летописец

С начала времен человечеству известна лишь одна форма правления — автократия, власть одного. Решает один, исполняют все и желательно бегом — ситуация, не очень приятная для самолюбия этих самых всех. Поэтому автократия с того же начала времен всячески маскирует себя выборами, разделением властей, самоуправлением и прочим, оставаясь все той же изначальной автократией. Но для обидчивого большинства автократия, ряженая в одежды демократии, почему-то предпочтительней.

Демократия — сладкий самообман.

Но самообман в космосе означает смерть. Поэтому такой выдающийся деятель эпохи разделения государств, как адмирал Штерн, свою автократию в чужие одежды не рядил. Адмирал Штерн свою автократию подавал в чистом, не испорченном приправами виде. И в общем-то поступал правильно, то есть честно.

У адмирала Штерна не было выбора.

Зато в среде бунтовщиков сложилась уникальная, прежде не встречавшаяся в истории система управления. Ничего общего не имеющая с новой верой, она удивительным образом быстро стала ее неотъемлемой, чуть ли не самой важной, частью. "Товарищ император", препирающийся на ходу со своим экипажем, комендантом "Локи" и вообще всяким, имеющим собственное мнение, стал у "Внуков Даждь-бога" привычным зрелищем, как и комендант, препирающийся на ходу с помощниками, руководителями служб, десантниками и всяким, способным высказать коменданту наболевшее.

С точки зрения разведок это была анархия.

После очередного поражения воспринимаемая как небывалая военная хитрость.

С течением времени естественным образом трансформировавшаяся в символ непознаваемой исконной силы русских.

-=-=-

— Пусть только попробует штурмовать в лоб! — истерично всхлипывал стрелок. — Сволочь! Пусть только попробует! Я его лично застрелю! Гад!

Офицер морщился. На стрелка накатил запоздалый ужас, и нервы не выдержали. Вроде все понятно и извиняемо, но слушать в свой адрес ругательства — не очень приятное времяпровождение. Особенно перед Клондайком.

А Клондайк впечатлял. Он висел в космосе огромным подсвеченным облаком, и километровые матки смотрелись рядом с ним жалкими ничтожествами. Промышленный конгломерат европейской империи, яркий образец ее космической мощи. И, малой своей частью, концлагерь для российских военнопленных.

— Товарищ император! — прорвался недоуменный возглас с "Локи". — Что это за дрянь? Оно локации не поддается!

— Лючия, введи ребят в курс дела! — буркнул офицер и продолжил вглядываться в переплетение полей.

Краем сознания он следил за звонкими разъяснениями разведчицы. Действительно, дрянь. За столетие непрерывной работы конгломерат выбросил в окружающее пространство столько всего, что сформировал вокруг астероидного кластера псевдоатмосферу. Псевдо — потому что удерживалась она принудительно, за счет так называемого эффекта гравитационного пузыря. Имени вездесущего Фридмана, естественно. Газопылеметеоритная субстанция очень плохо поддавалась локации и в силу своих естественных свойств, и в результате работы уникального оборонительного комплекса, размещенного в атмосфере.

А еще в облаке прятались стартовые платформы ракет, мины и много чего секретного, любовно пополняемого каждый год предусмотрительными обитателями Клондайка.

Хочешь бесславно погибнуть — добро пожаловать в облако, хоть в матке, хоть в чем. А если не сквозь облако — то тоже добро пожаловать. Единственный проход, так называемый "глаз бури", а на самом деле топологический изыск европейских генераторов защитных полей, охранялся выше всяческих похвал. Выше всяческих. И из облака, и с кластера непосредственно. Защищался он до недавнего времени и из космоса, "Нибелунгом" — но на корабле орбитальной обороны теперь хозяйничала госпожа Смерть в лице майора Быкова со товарищи.

— Чо-то мы не поняли, как это штурмовать! — признались с рейдера. — Если через проход, то проще самоподорваться! А если не через проход, то... тоже проще подорваться! Пижон, подтверди!

— Il faut filer pour barbe noir! — нервно высказался европеец.

А офицер вдруг подумал, что никто в мире не видит того, что видит он. Даже операторы радарных групп располагали лишь малой частью информации, каждый своим кусочком. А он видел целостную картину. Клондайк, каков он есть. Прекрасный, сияющий всеми цветами радуги Клондайк. Волшебный цветок, завернутый в изящные плетения полей.

— Сергей, сделай-ка облет объекта! — приказал он.

— Только попробуй штурмовать в лоб! — выкрикнул стрелок и затих.

— Готов! — завистливо сказал пилот и взялся за управление. — Хорошая у Олежки нервная система! Наорался, напсиховался, отрубился — и через час жив-здоров, как ни в чем не бывало! А я бы загнулся от таких перегрузок!

— Это что? — перебил офицер.

— Где? — не понял пилот. — Если в облаке, то я не очень-то... но вроде ничего не вижу.

— И я не вижу! — удовлетворенно сказал офицер. — Дыра в защите!

— Да? А вон там синенькое мигает — не ракеты, что ли?

— Не синенькое, а сиреневое! — поправил офицер. — Ну, ракеты. И что? Десантника на ранце они не увидят, иначе давно разрядились бы на любой метеорит, так?

— На ранце? — задумчиво переспросил пилот. — На Клондайк — на ранце?! Не, можно, конечно — только скафандр любым трассером рвется в клочья. И если там стоит хотя бы один автомат... а он обязательно стоит, и не один... то десанту конец. Ты все же решил избавиться от полосатиков?

— А нам не надо на Клондайк! — счастливо улыбнулся офицер. — Нам бы только до ракет. Быков! Майор Быков! У тебя есть боевые пловцы?

— Мы все пловцы! — прохрипел далекий десантник. — Только заняты маленько! А для чего?

— Ракеты с защитной сферы Клондайка снять.

— Мы пловцы, а не служебные собаки! Мы как ракеты найдем в этой каше? Там же ни черта не видно!

— Вас наведут! — пообещал офицер.

— "Тринадцатый", что ли? — неуверенно хохотнул майор. — Ой не ври! "Тринадцатый" — наш парень, а там для самого Даждь-бога задачка!

— Я сказал! — отрезал офицер.

— Ты понимаешь, что сейчас будешь делать? — тихо спросил пилот. — ЭТО на особую службу не списать, понимаешь? И на Даждь-бога тоже. Ни черта ты не понимаешь. Олежка, ты как? Прикроешь мальчика?

— Щас, — невнятно пробормотал стрелок. — Щас, Серый, еще десять сек...

Пилот тяжело вздохнул и сгорбился.

Подошел "Нибелунг", из него брызнули элементары десантников. Офицер машинально пересчитал, мучительно скривился и потер грудь. Укрепленный периметр на "Нибелунге" десантники щедро оплатили собственной кровью.

— "Двойке" — раскрытие! — резко приказал он. — Минус, пятнадцать, восемьдесят пять!

Первая тройка нырнула во мглу, следом другая...

Через полчаса офицер готов был признать правоту десантника. Он смог довести до ракетных платформ два десятка боевых пловцов, но чуть не умер от напряжения. А самая работа только предстояла. Ему еще нужно было провести расчищенной трассой весь флот бунтовщиков — и уронить его на Клондайк в самом незащищенном месте, желательно рядом с куполом концлагеря для военнопленных. Вроде бы несложно — но это если вести по одному кораблю. Один корабль он уже вел уверенно. Однако в процессе расчистки выяснился неприятный факт: защитная сфера оказалась запрограммирована на самовосстановление, и на место нейтрализованных ракетных платформ начали подтягиваться различные огневые системы. И задача разом усложнилась на порядок. Вести флот, отслеживая и учитывая перемещения всего защитного периметра — не для человека работа!

Можно было, конечно, пойти напролом. Выбрать на Клондайке незащищенную точку — и ... Сколько-то попаданий ракет матки могли выдержать. Ну, если не зацепит распределенный двигатель. Вот только потери личного состава при штурме в лоб — до восьмидесяти процентов.

Офицер упрямо стиснул зубы и приказал флоту начать движение.

Он провел флот к Клондайку. Не на силе воли, не на предельной сосредоточенности, а... если честно, он сам не знал, как и за счет чего сделал это. Но сделал, потом приказал пилоту начать движение, еще успел услышать тихое "есть" — и лишь потом отключился.

У него тоже оказалась очень хорошая нервная система. Такая... с защитой от перегрузок. Так что он даже не увидел, как странно повел головой пилот — и в свою очередь ткнулся лицом в панель управления.

В результате они позорно пропустили уникальную операцию по захвату европейского промышленного кластера. Когда их нашли, стрелок все так же валялся в отключке, пилот тихо истекал кровью в своем компенсаторе, а офицер... европейские парамедики уверяли, что сердце у "господина императора" вообще не билось, но им потом никто не поверил, и сам офицер в первую очередь. Как не билось, если оно — здоровое?!