— Время позднее, — Метиус снова уселся в кресло. — И день выдался не самым лёгким. Арай, может, мы перейдём к делу? Насколько я понимаю, у тебя появились вопросы, которые нельзя задать в присутствии посторонних?
— Для начала — только один вопрос.
Магистр Альянса отставил в сторону пустой бокал, некоторое время молчал, словно подбирая слова, затем, внимательно глядя в лицо арГеммиту, поинтересовался с деланным равнодушием:
— "Жало" или "Коготь"?
Метиус дрогнул. Чуть заметно, а для менее искушенного в подобных вопросах человека, и не заметно вовсе. Ему очень хотелось поднять в удивлении бровь, изобразить непонимание, поинтересоваться, что именно имел в виду глубокоуважаемый Первый Советник Альянса, правая рука Ректора Лидберга... а если уж принимать во внимание реалии, то — фактический глава Алого Пути, поскольку немощь Лидберга заставила того в последние пару лет практически устраниться от управления Альянсом. А когда тот пояснит свою мысль — рассмеяться, упрекнуть собеседника в склонности к мистике и старым легендам... налить ещё вина, поболтать о чём-нибудь малозначимом.
Только вот таким образом можно поступить с не обремененным излишней мудростью арДамалом. Или с самовлюбленной леди Эйс. Или с этой... какое бы слово подобрать... в общем, с леди Рейвен, которая принесла арГеммиту головной боли не меньше, чем половина интриг Империи за последние годы. А Ватере... как говорится, чтобы правильно задать вопрос, надо знать две трети ответа. Похоже, огненосец с помощью одних только умозаключений пришел к правильным выводам и всякого рода насмешки его уже не остановят.
Да и надо ли? В предстоящих планах Альянсу отведено важное место, и поддержка Ректората совершенно необходима. Полная поддержка — значит, поменьше тайн и недоверия, побольше проявлений доброй воли. В разумных, конечно, пределах.
— "Жало".
— Хм... — Арай с некоторым сожалением бросил косой взгляд на пустой бокал.
Хозяин, проявляя положенное радушие, тут же потянулся к бутылке. Наверное, так и надо. Подобные вопросы куда легче обсуждать на не совсем трезвую голову.
— Значит, это твоих рук дело?
— Представь себе, нет. Просто я... скажем, получил информацию от надежного источника.
— До?
Метиусу подумалось, что иногда общение с собеседником, идеально знающим, о чём идёт речь, раздражает. Казалось бы, свершилось событие, способное перевернуть Эммер... да что там способное — уже перевернувшее, поставившее всё с ног на голову, создавшее кучу политических, дипломатических, социальных и других проблем. А у магистра — ни капли удивления во взгляде, один лишь интерес к деталям.
— После.
— Кто выбрал цель?
— Это неважно, — торопливо буркнул арГеммит, сверкнув глазами. Ватере понял, что эту деталь Вершитель, по каким-то соображениям, предпочитает оставить в тайне. Если уж на то пошло, деталь и в самом деле не такая уж существенная.
— Тогда передай инициатору мои комплименты, — усмехнулся магистр. — Цель избрана достаточно удачно, хотя можно было рассмотреть и другие варианты. И кто преломил клинок?
— Не поверишь, — скривился Метиус. — АльНоор. Лично.
— Он ещё жив? — судя по выражению лица Ватере, поверил он сразу, а вопрос задал лишь с целью уточнения.
— О, да... и будет жить ещё Эмнаур знает сколько. Если бы Санкрист не получил титул Творца Сущего за то знаменитое самопишущее перо, которое кроме Ректората никто не видел, ему вполне удалось бы удостоиться этой чести за создание Высокого Замка, — в чуть раздражённом голосе арГеммита сквозила элементарная, хотя и тщательно подавляемая, зависть к таланту древнего мага. — Сразу замечу, о некоторых деталях этого творения я не знаю вообще, о некоторых — лишь со слов очевидца. Но этим словам я доверяю. И впечатлен, не скрою — альНоор создал себе защитника, раба и хозяина в рамках одной сущности. Если пожелаешь, я дам тебе ознакомиться с отчётом... с некоторыми купюрами, не влияющими на общую картину. И прокомментирую, если потребуется.
— Если не секрет, чего стоило уговорить Санкриста расстаться с самым значимым элементом его легендарной коллекции?
— В его, как ты говоришь, легендарной коллекции оказалась подделка, — криво усмехнулся арГеммит. — Хорошая такая подделка, с зелёным прозрачным лезвием. Всё это время "изумрудное жало" находилось у нас, можно сказать, под самым носом. В Академии Зор-да-Эммер.
— Она же погибла. Вместе с островом.
— Ну, в какой-то мере так и есть. Но остров частично уцелел, два года назад я отправил туда небольшую экспедицию... скажем, особо доверенных людей. К сожалению, ничего достойного внимания они не нашли. Библиотека Академии для нас потеряна, удалось разыскать лишь несколько амулетов школы Формы. А что касается шпаги... понятия не имею, каким образом она туда попала, но факт остается фактом — "Жало" нашли и использовали.
— А амулеты?
АрГеммит с деланным равнодушием пожал плечами.
— Орден соблюдает договорённости.
Ватере решил, что эту тему далее развивать не стоит. Либо, в соответствии с давними соглашениями, все проявления магии Формы были надлежащим образом уничтожены, либо их запрятали так далеко, что до этих предметов не добраться, несмотря ни на какие партнёрские отношения с Несущими Свет. Сам Ватере не был уверен, что смог бы допустить утрату ценнейших, хотя и потенциально опасных артефактов... но тут всё зависит от количества и качества свидетелей. Если есть шанс, что утаивание запретной магии станет достоянием гласности, то лучше не рисковать. В противном же случае... играть мечеными костями предосудительно, но иметь их под рукой на случай крайней необходимости — мудро.
— Ладно, вернемся к Клинку Судеб. В запасе у нас лет двадцать, так?
— Может, больше. Болезни, покушения или трагические случайности Зорану не угрожают, судьба проведёт его к поставленной цели.
— Но только его, не так ли?
Оба прекрасно понимали, о чём идет речь, и этот обмен репликами лишь позволял упорядочить мысли, привести их в унисон, дабы можно было выработать единое мнение, приемлемое для обеих сторон.
Пока Ульфандер Зоран жив — будет живо и его дело. Какие бы слова о потомках или последователях Комтура ни произносил альНоор, ломая зелёный клинок, они уже не будут иметь силы. Впрочем, Творец прекрасно знал древние правила и не стал бы впустую сотрясать воздух. Один Клинок — одна судьба. Не более. Зоран объявил себя миротворцем под влиянием магии, понять и повторить которую не под силу никому из живущих или живших ранее, за исключением Творца альМегера, да и то... Всё, что Метиус знал о магии Творения Сущего (мало кто из ныне здравствующих знал о ней больше), заставляло его подозревать, что и сами Творцы понятия не имеют, что именно и, главное, как они создают. Если маг желает создать огненный шар — он получает именно шар пламени, который можно бросить в противника или заставить просто эффектно промчаться по воздуху, рассыпая искры на потеху ярмарочной толпе. Если магу требуется заморозить лужу — она замёрзнет... а уж будет ли иметь место тонкая хрупкая корочка или вода оледенеет до самого дна — это зависит исключительно от способностей. Количественные вариации, так сказать. Магия Творения — вариации качественные. Знал ли альНоор, что станет не столько хозяином, сколько пленником Замка? Какие именно цели ставил перед собой альМегер, создавая Клинки Судеб... ведь расправиться с обидчиками маг может куда более простыми способами. И куда более неприятными. Лейра, создавая свой кровавый дождь, вообще ни о чём не думала, в ней бушевала дикая смесь горя, отчаяния и ненависти.
В общем, Зоран встал на страже мира в Эммере — и прекратить войны ему, безусловно, удастся. Пока он жив. Но со смертью Комтура, которая, несмотря на помощь судьбы, рано или поздно произойдет, всё вернётся на круги своя. Инталия и Гуран накопят силы и захотят испробовать её — как обычно, друг на друге. А новый Комтур будет лишь удивляться, почему то, что удавалось его предшественнику, стало вдруг таким сложным или, скорее, невозможным.
— Двадцать лет. Тридцать, если повезет, — кивнул Метиус. — И если мы хотим избежать последующей крови, надо...
— Пролить её сейчас, — жёстко закончил за него Ватере.
АрГеммит промолчал, но его собеседнику требовалась полная ясность, иначе не стоило и затевать этот разговор.
— Если я правильно понимаю, ты намерен найти для Инталии и Гурана общего врага, чтобы повязать оба государства кровью, не так ли? А заодно причинить Гурану такой урон, чтобы в ближайшие десятилетия они и не думали о войне?
— Почти так. Только не для Инталии и Гурана, а для Эммера в целом. Тысячелетиями мы находились в противостоянии друг к другу. С чего это началось, ты и сам прекрасно знаешь — Эмиал, Эмнаур... боги-бойцы, боги-враги. Пора бы вспомнить, что они ещё и боги-братья. И эта чёрная гадость, легко превращающая человека в боевого мага, очень подходит на роль единого и страшного врага. А память об общей победе... ну, она не решит всех противоречий, но, надеюсь, окажет некоторое влияние. И уж дальше мы постараемся это влияние усилить.
— У тебя уже есть конкретные планы?
— В основном, наброски... Если чёрный остров оправдает мои ожидания.
— А если нет? — печально усмехнулся Ватере, уже зная ответ.
— Тогда над Эммером "неожиданно" нависнет другая смертельная угроза, — жёстко ответил арГеммит. — Сейчас объединение необходимо и возможно. Протянем ещё несколько лет, и напряжение вырастет настолько, что ни о каком союзе, хоть бы шатком и временном, нельзя будет и говорить. По большому счёту, поздновато уже сейчас, идеальным было бы начать через полгода после войны.
— Скажи, Метиус... ты готов бросить на алтарь этой идеи рыцарей Ордена? Их осталось мало... Готов погнать в бой юных волшебниц и магов, зная, что им придётся отдать жизни не за свой дом и свою семью, а за возможное, подчеркиваю, всего лишь возможное в далёком будущем примирение Инталии и Гурана? Думаешь, оно того стоит?
Вершитель не ответил. Всё, что он сейчас мог сказать, звучало бы излишне пафосно и, оттого, неискренне. Что же касается его настоящих чувств... Да, Метиус арГеммит был уверен, что другого выхода нет. Уверен настолько, что для пользы дела готов был не только выковать обоюдоострый клинок, нацелив его на общую для Эммера цель — он согласен был бы стать остриём этого клинка и погибнуть. Принести в жертву не только остатки инталийских рыцарей и магов, не только уцелевших солдат и, не исключено, немалое количество мирных жителей, но и себя самого. Лишь бы эта жертва не была забыта.
Но говорить это вслух не имело смысла.
Глава восьмая. Таша Рейвен. ТорнгартПустота. Давящая, жестокая, равнодушная пустота. Хочется кричать... или рыдать... или кого-нибудь убить, кидаться на стены, жечь и рвать в клочья... или же забиться в самый темный угол и сделать вид, что мира вокруг не существует.
Наверное, она и прежде понимала, как много значит для неё Блайт. Быть может — с самой первой встречи — когда ещё совсем неопытная, ещё не вполне понимающая, что и как надо делать, снабженная лишь пространными, неконкретными инструкциями разведчица отправилась в Гуран на своё первое задание. Простое по сути — сейчас-то всё выглядело очевидным, Метиус просто испытывал её, давал возможность набраться опыта, научиться жить под чужой личиной, прятаться там, где безрассудная отвага — лишь помеха, ведущая к поражению. Прибыть в Брон, встретиться с верными Ордену людьми, не привлекая к себе внимания, собрать информацию и вернуться. Элементарно... Она не искала такой судьбы — судьба сама нашла её, дух бунтарства, впитавшийся в её разум с самого детства, толкал юную Ташу Рейвен на любые, самые безумные авантюры. Дуэли по поводу и без, выходки, не делающие чести ни лично ей, ни древнему роду, полнейшее презрение к авторитетам — всё это и привело её под руку арГеммита, сумевшего по-настоящему запугать взбалмошную девчонку. Не наказанием как таковым — а лишением возможности жить интересной жизнью. Тюрьма не располагает к приключениям. А Таша жаждала славы и успеха. Не такого, каким гордились некоторые из блистающих при дворе красавиц — а успеха настоящего, заслуженного. Желательно — сразу и много.
Отправиться во враждебный Гуран с секретнейшим (о, она-то думала, что от результатов её вояжа зависят, по меньшей мере, судьбы народов) заданием одного из верховных иерархов Ордена Несущих Свет — что может быть увлекательнее и значимее?
Мысль о том, что на службе Ордену и Инталии она добьется признания, на некоторое время немного утихомирила её пылкую натуру. И заставила смириться с тем очевидным фактом, что Метиус попросту не оставил ей выбора... Об этом Таша предпочла забыть — и пыжилась от гордости, что именно её, мастера магии Крови, недавнюю выпускницу Школы, приметил и взял под своё крыло сам Вершитель Ордена. Какая честь... и плевать, что для леди благороднейшей крови, принадлежавшей к одному из старейших дворянских родов Инталии, более пристойным был бы успешный брак, положение при дворе Святителя.
С головой окунувшись в роль тайного посланца самого Вершителя, она тогда сделала все ошибки, какие только может допустить бездарный разведчик. Не сумела скрыть своё существование от пристального взгляда Тайной Стражи, не нашла надёжного укрытия... провалилась по всем статьям — будучи уверена, что выполняет поручение арГеммита идеально. Уверена настолько, что когда симпатичный мужчина средних лет потребовал от неё расстаться с оружием и последовать за ним, Таша восприняла это как неудачную шутку. Потом решила, что вполне способна справиться с хамом собственными силами...
Несколько помятую леди Рейвен доставили в казематы под резиденцией Тайной Стражи. Предельно скудная обстановка... вернее, почти полное отсутствие таковой. Она ожидала, что и рацион узницы будет состоять исключительно из чёрствого заплесневелого хлеба и прогорклой воды — но если кому-то из арестантов и предлагалось именно такое меню, то для неё сделали послабление. Полагавшийся ей один раз в день обед был не лучше, но, слава Эмиалу, и не намного хуже, скажем, того, что подавали в какой-нибудь третьесортной забегаловке. Изнеженной особой Таша себя не считала (в целом, обоснованно), а потому временные лишения приняла с должным смирением. Поначалу.
За месяц пребывания в тюрьме девушка несколько похудела, растратила (на всю жизнь) изрядную часть умения держать себя в руках, настроила кучу планов мести арестовавшему её мужчине, Императору, Гурану, и вообще каждому, кто хоть потенциально мог оказаться замешанным в её провале. О том, что вина в случившемся целиком принадлежит ей, "разведчица" не думала.
Второй раз она увидела черноволосого мужчину как раз спустя месяц. Он лично явился в её камеру и, придвинув к низкой лежанке массивный чурбак, изображавший из себя стул, принялся молча рассматривать вжавшуюся в стену девушку. Судя по выражению лица пленницы, она не столько дрожала от страха, сколько готовилась к атаке.
— Леди Рейвен... польщен знакомством.
— Встречались, — буркнула она, оценивая противника и прикидывая, сможет ли самостоятельно выбраться из каземата, если сейчас размажет гостя по полу. — И не могу сказать того же... в смысле, что польщена. Обычно мужчина должен представиться даме... хотя у вас, в этой вашей Тайной страже, этикету не учат.
