В дверь постучали, и Альта с некоторым трудом вынырнула из омута невесёлых мыслей.
— Войдите, — бросила она, не оборачиваясь. Скорее всего, слуга принес завтрак — леди Рейвен, насколько было известно девушке, заплатила хозяину таверны достаточно, чтобы полгода потчевать уважаемую гостью лучшими деликатесами. При этом намекнула, что уважаемая Альта Глас, несмотря на юный возраст, хорошо знакома с Вершителем арГеммитом... вне сомнений, благорасположение хозяина таверны продлится и после того, как оставленные Ташей деньги будут истрачены.
Дверь скрипнула и мужской голос сообщил:
— Ну слава Эмиалу, хоть одно знакомое... гм... хоть один знакомый затылок.
Хозяйка "знакомого затылка" ойкнула, выронила неоконченный рисунок и, повернувшись к гостю с такой поспешностью, что длинный пеньюар встал колоколом, чуточку неуклюже (что поделать, отсутствие практики) сделала реверанс.
— Вершитель, какая...
— Какая честь? Ну да, да, я знаю, — хмыкнул арГеммит. — Вообще говоря, когда девушка встречает старика в таком... гм... виде, это скорее честь для него. Ну или знак, что старик немало заплатил за эту встречу.
Альта явственно ощутила, как краска заливает лицо. В самом деле, её наряд был не то чтобы просто неуместным — по меркам Инталии, это было чуть ли не верхом непристойности. В таком виде жена может появиться перед мужем, но, скажем, дочь перед отцом? Или, упаси Эмиал, девушка перед посторонним человеком? Но ведь она не ждала столь уважаемого гостя, а слуги... ну кто интересуется мнением слуг.
От этой мысли у неё покраснели уши. Давно ли Альта сама была нищим ребёнком, готовым за краюху хлеба стирать чьи-то обноски в ледяной воде? А теперь туда же...
— Я...
— Ну вот, была бы здесь твоя дорогая наставница, мне бы изрядно досталось, — рассмеялся Метиус. Девушке смех показался слегка натянутым, да и выглядел Вершитель уставшим и изрядно обеспокоенным, хотя и пытался это скрыть. — Давай так, сейчас я выйду, ты приведёшь себя в порядок и спустишься вниз, в общий зал. А я постараюсь договориться с хозяином, чтобы на моём столе появилось что-нибудь съедобное. И обязательно бутылочку вина... хотя что это я, какое вино в этой дыре? Наверняка будет кислятина, перевелись уж люди, понимающие толк в хороших винах...
В процессе произнесения этой речи Метиус повернулся и затопал вниз по лестнице. Последние слова, уже с трудом расслышанные Альтой, адресовались явно не ей, а хозяину — жизнерадостному толстячку по имени Жану Тади. Этот немолодой уже кинтариец относился к Альте (может, тут деньги сыграли роль, кто знает) с преувеличенным вниманием и с какой-то нежностью, временами подсаживался за стол и рассказывал, как покинул отчий дом много лет назад, забрав причитающуюся ему небольшую долю наследства и решив заняться несвойственным его роду делом. Уже несколько веков род Тади богател (или прогорал, это уж как боги порешат) исключительно торговлей, преимущественно тканями, маслом и специями, поэтому непутевого Жану чуть было не прокляли. Но какая-то торговая жилка у Жану сохранилась — он преуспел, его комнаты и стол считались лучшими в Суре.
— Что вы, лорд Вершитель, мой винный погреб лучший в... о, то есть, я хотел сказать, что если мой погреб чьему-то и уступит, то разве ж только вашему.
— Что ж, старый плут, — бурчал Метиус, который был, по меньшей мере, вдвое старше хозяина гостиницы, — давай-ка это выясним. Вот, помнится, было у твоих родичей такое славное винцо, "Южная ночь". Лучшим был урожай... ну-ка, напомни.
— Э-э... многие хвалят девяносто шестой год, лорд Вершитель, — Жану закатил глаза, мысленно благодаря богов за столь дорогого гостя. Лучшего покупателя для редчайших вин из своей коллекции он не мог бы и вообразить, тем более, что традиционная кинтарийская рачительность никак не позволяла выпить этот божественный нектар самому. — Да, хвалят... но ведь истинным ценителям известно, что Хасиб Шамал, создавший этот удивительный напиток, преставился ещё в девяносто пятом, завещав дело сыну. А молодые — торопливы, им бы товар продать, когда надо о традициях думать. Вот, покарай меня Эмиал, если совру, но ведь "Южная ночь" девяносто четвертого — воистину вино, достойное королей!
— И цена у него... воистину королевская, не так ли? — Метиус придирчиво осмотрел столик и решил, что место его вполне устроит. Полумрак, никто не расположился излишне близко... и уже не расположится, поскольку несколько серебряных монет, бывает, творят истинные чудеса.
— Да проклянут меня боги, если я посмею запросить со столь уважаемого гостя хоть одну лишнюю медяшку! — возмущение хозяина было столь искренним, что Метиус тут же понял — цена, до этого бывшая просто непомерной, только что выросла в полтора раза.
— Ладно, неси его, — махнул рукой арГеммит и добавил, заметив спускающуюся по лестнице Альту. — И чего-нибудь для девушки, думаю, ты уже изучил её вкусы. Фрукты там, сладкого.
— Быть может, лорд желает поесть с дороги? К кинтарийскому жёлтому идеально подойдёт нежнейшая пулярка, и она как раз готова! Восхитительная, клянусь светом Эмиала, с соусом из можжевеловых ягод!
— Кто же готовит пулярок заранее? — возмутился арГеммит. — Или ты хочешь пичкать меня вчерашней курятиной, стервец?
— Что вы, господин, что вы! Если бы я посмел подумать о таком... я и не думал, не сомневайтесь, но вот если бы... — заторопился кинтариец, — то уж конечно я подал бы эту пулярку к какому-нибудь совсем простому вину, например, к "Желтой пустоши" девяносто девятого, или, скажем, к "Рассвету" одиннадцатого. Но оскорблять благородную "Южную ночь" девяносто четвертого разогретой птицей?
При этом хозяин так выразительно покосился в дальний угол зала, где собирался приступить к трапезе худой как щепка человек в унылых серо-чёрных одеяниях, что Метиусу сразу всё стало понятно. Прожив жизнь в орденском Суре, южанин впитал в плоть и кровь традиционную для местных жителей неприязнь к имперцам. Придётся этому "серому" довольствоваться чем-нибудь попроще. Хотя заплатит он, скорее всего, именно за ту самую пулярку в соусе из можжевеловых ягод.
— Неси, — благосклонно кивнул Метиус. — Да поживее, уважаемый Тади, поживее. Мое время стоит недёшево, и мне не хотелось бы уменьшать положенную тебе плату из-за нерасторопности твоих служанок.
— Уже несу!
Альта, устроившись на широкой скамье, неторопливо выскребала ложкой ягодный пирог, настолько нежный, что его просто невозможно было взять руками. Пирогом это блюдо называлось скорее как дань традиции — поскольку тесто здесь всё-таки присутствовало, пусть и в незначительном количестве. Зато начинка таяла на языке, наполняя воздух восхитительным ароматом.
Метиус, отдав должное пулярке и решив, что вино и в самом деле достойно занять подобающее место в его коллекции, задумчиво вертел в руках опустевший бокал из тончайшего золотистого стекла и молчал. Создавалось впечатление, что эти двое играют в старинную игру "кто первый заговорит". Юное любопытство, как водится, проиграло старческой сдержанности.
— Лорд Вершитель, я...
— Девочка, ты можешь называть меня Метиусом, когда мы одни. И я не думаю, что твоя драгоценная наставница привила тебе надлежащее уважение к старшим.
— Не привила, — хихикнула Альта. — Этому учили в Школе.
— Ах да, у тебя же идеальная память. И чему тебя ещё научили?
— Ну... госпожа Лейра Лон, да упокоится её душа в садах Эмиала, как-то говорила, что если Вершитель арГеммит молча смакует вино, значит, у него плохие новости. И что он всё рано их расскажет, поскольку приходит поговорить, а не напиться.
— Она говорила это тебе? — арГеммит явно выделил последнее слово.
— Не совсем, — пожала плечами девушка, — но у меня хороший слух.
Метиус некоторое время помолчал, затем вздохнул:
— Да, пожалуй, Лейра знала меня получше многих. Это ж надо — "поговорить, а не напиться". Думаешь, мне не с кем здесь поговорить, кроме как с сопливой девчонкой?
— Если плохие новости касаются леди Рейвен, — помрачнела Альта, — то, возможно, и не с кем.
— Общение с твоей наставницей до добра не доведёт, — наставительно заметил арГеммит. — Ну сама посуди, разве можно говорить с Вершителем Ордена в таком тоне?
— Можно, — кивнула Альта. — Когда Вершитель сидит в таверне, кушает пулярку и вытирает руки о скатерть, с ним можно говорить о чём угодно. А вот если Вершитель сидит в своём кабинете, то смотреть надо в пол, на вопросы отвечать быстро, с просьбами не обращаться и постараться уйти поскорее, ибо Вершителя ждут важные государственные...
— Ой, наговорила-то, — поморщился Метиус. — Чувствуется школа леди Рейвен, ох, чувствуется. Замуж тебя, что ли, выдать, пока не испортила тебя твоя наставница?
— А моей руки уже просили? — Альта изобразила столь детский восторг, что её собеседник поперхнулся. — А кто он? Я его знаю? А вы леди Рейвен сказали? А...
— Только этого мне не хватало, браки малолетних вредин устраивать.
Он вмиг посерьёзнел, одновременно и с лица Альты сползла улыбка — девочка поняла, что сейчас разговор пойдет на серьёзные темы.
— Три дня назад на эскадру напали пираты. Адмирал Родан, да сожрет Эмнаур его печень, вывел в море своих разбойников, якобы, чтобы присоединиться к походу, но вместо этого напал на наши корабли. Нет, не надо только мне тут бледности и дрожащих рук, с твоей подругой-наставницей всё... почти всё нормально. Большая часть флота Родана потоплено, но и наши корабли потрепало изрядно. Леди Рейвен и этот её приятель, Кайл арШан, ранены, но неопасно.
— Они возвращаются?
Метиус покачал головой. С его точки зрения, всё шло именно так, как и следовало. Нападение, осуществленное Роданом, было истинным подарком судьбы. Да, оно стоило жизни более чем полутора тысячам человек, пусть жертвы эти, в основном, приходились на кинтарийских рабов. Семь погибших рыцарей, более полусотни отборных солдат, вдвое больше матросов... Один из инталийских фрегатов, "Святитель", выведен из строя и сейчас плетётся в Блутскую гавань — если сумеет до неё добраться. "Светозарный" порядком обгорел, хотя необходимый ремонт способен провести во время похода. Кинтара лишилась двух триер, один из кораблей Индара сожжён полностью, команда вырезана на корню, два других изрядно пострадали — общие потери индарцев, пожалуй, больше, чем у Инталии и Гурана вместе взятых. Гуранские галеры, не слишком полезные в дальнем походе, на удивление удачно проявили себя в бою, потери на них незначительны... что печально.
О павших стоит скорбеть, но надо помнить и иное — то, о чём и мечтал арГеммит, затевая эту авантюру с южным походом. Впервые за многие и многие века Инталия, Гуран и все остальные сражались плечом к плечу против общего врага. Пусть пока что это всего лишь пираты — первый шаг сделан. Солдаты и матросы ощутили вкус не просто победы — победы общей, в которую каждый внес свою лепту.
А вот другая новость отнюдь не радовала — и, готовя эскадру к отбытию, Метиус арГеммит никак не ожидал подобного поворота событий. Предполагалось, что от Империи поход возглавит кто-то из старших офицеров, может быть — доверенное лицо Императора из числа магов Триумвирата. В конце концов, привезённая Ташей информация об отбытии в Блут леди Танжери тоже вполне укладывалась в планы Вершителя, хотя эту опасную особу он предпочитал бы видеть не на капитанском мостике, а на морском дне с якорем, приклёпанным к ноге. Но отправить в поход самого Юрая Бороха... Интересно, что задумал Его Великомудрое Величество, сбагривая в дальнее плаванье своего самого полезного союзника и самого опасного врага?
Всё бы ничего, по первоначальной договорённости командовать эскадрой должен был арГеш, человек осторожный и, при этом, в достаточной мере склонный к авантюрам, какими бы несовместимыми ни казались эти качества. Но сейчас арГеш, утративший чуть не половину крови и вдвое больше чувства собственного достоинства (не имевший ни одного поражения капитан почти потерял доверенный ему корабль, и уцелел лишь благодаря пришедшей на выручку имперской галере, что весьма трудно совместимо с честью Ордена), направляется в сторону всё того же Блута, втайне, наверняка, мечтая уйти по дороге на дно вместе со "Святителем". Хотя ни малейшей его вины в случившемся нет.
И кто же принял на себя обязанности по руководству экспедицией? Глупый вопрос...
— Нет, экспедиция будет продолжена.
Альта вздохнула. Несмотря на то, что хозяин таверны старается предугадать каждое её желание, пребывание в Суре ей смертельно надоело. Возвращение Таши означало бы, как минимум, хоть какие-то изменения в монотонной жизни.
— Как твои сны? — вдруг спросил Метиус. — Не прекратились?
Она помотала головой.
— Что, так плохо? — по всей видимости, воспоминания о минувшей ночи отразились на её лице.
— Послушай, Альта... — он сделал долгую паузу, разглядывая пустой бокал, затем заговорил серьёзно, отбросив привычный насмешливо-покровительственный тон. — Я хотел бы попросить тебя о помощи.
— Всё, что угодно Вершителю, — Альта продемонстрировала совершенно верноподданнический взгляд и попыталась изобразить реверанс сидя, чуть не опрокинув при этом скамью.
АрГеммит рассмеялся.
— Ох, егоза... так вот, помощь мне нужна особого рода. Расскажи мне о своих снах, девочка моя.
Альта удивленно посмотрела на Вершителя.
— Так я уже всё рассказала.
— Всё, это верно. Но не так. Знаешь, здесь неплохо, но лучше бы нам подняться в твою комнату. Не скомпрометирует тебя общество старика?
— А вас?
— Меня? Да пусть болтают что угодно... видишь ли, малышка, когда говорят, что старый Метиус уже давно утратил всё, что делает мужчину мужчиной, это воспринимается как обычное злопыхательство. А если судачат о том, как Вершитель арГеммит вскружил голову очередной молодке и затащил её в постель — так это зависть.
— А истина-то где?
— Ну... — протянул он, отводя взгляд, — скажем, звук льющегося в бокал вина доставляет мне больше радости, чем шорох падающего на пол платья. И вообще, Альта Глас, я прибыл сюда получать информацию или делиться ею? Эй, Тади, мошенник, где ты там?
— Чего изволите, господин? — хозяин таверны появился мгновенно, словно по зову магии.
— Пусть остатки этого пиршества доставят в комнату юной дамы. Добавь ещё пару бутылочек вина, ну и там ещё чего, на своё усмотрение. Прикажи затопить камин и принести большой плед, сегодня ветер с моря, и он слишком свеж для моих старых костей.
— Сядь. А ещё лучше, ляг и укройся одеялом, — старик тяжело опустился в кресло и накинул на ноги толстый плед из козьей шерсти.
В камине потрескивали поленья, пламя то вспыхивало, то почти пряталось, но уже ползло по стылой комнате живительное тепло. Кинтарийцы, где бы они ни селились, дома предпочитали строить из камня, драпируя стены гобеленами и доставленными с родины коврами, устилая полы шкурами или набитыми перьями тюфяками, в которых ноги утопали по щиколотку. Окна, как правило, держали плотно закрытыми, зато в печах и каминах всё время пылали дрова или — у тех, кто побогаче — уголь. Но зимой стены всё равно источали вечный холод.
