— А о чём было первое?
— Было постановление правительства СССР о мерах, направленных на сохранение урожая. Наверное, это пошло с подачи Машерова, вряд ли здесь успели бы всё подготовить. Мы теряем больше трети всего, что выращиваем, поэтому это очень важно. Лучше повременить со строительством одной ГЭС и из сэкономленного бетона построить много хранилищ для зерна, овощей и фруктов. Да и в уже имеющихся нужно наводить порядок.
— А было в газетах ещё что-нибудь?
— Я не видел. Но у нас о многом не пишут. Например, вчера в Архангельске должен был гробануться Ил-18. Никто не погиб, и ранения получили только десять человек, но самолёт потеряли. Теперь этого не случится, но и в газетах ничего не появится. В декабре должна была произойти авария беспилотного "Союза" с человеческими жертвами. И никто ничего не узнал бы, как не узнали об аварии шестидесятого года, когда на космодроме сгорели сто человек. Теперь ничего этого не будет. Думаешь, зря с нами возятся? Если предотвратить аварии и смягчить последствия природных катастроф, экономика страны получит колоссальные средства. Не меньше можно получить со временем и от новых технологий. Наша главная беда — это управление, но теперь, похоже, взялись и за него.
— Значит, всё хорошо?
— Всё движется в нужном направлении, но это только первоочередные меры. Экономику нужно реформировать по-настоящему, только не сейчас, а позже. Нынешнее руководство на это неспособно, поэтому оно должно выполнить своё дело и уступить место другому. А потом придётся реформировать общество. Без этого скоро достигнем потолка. Будет намного лучше, чем было в моей реальности, но этого недостаточно. Ладно, мы с тобой не о том говорим. Смотри, какое небо! Приедем, и начну писать тебе стихи!
На следующий день, в десять утра, нам позвонили.
— Геннадий, через пять минут жди возле подъезда, — услышал я голос Елены. — Люсю с собой не бери.
Было пасмурно и прохладно, поэтому я надел вельветовую куртку и спустился вниз, предупредив перед этим куратора.
— Мне звонили, — сказал он. — Спускайся и жди, они сейчас подъедут.
Ждать не пришлось: как только я вышел из подъезда, возле него остановилась "Волга".
— Быстро в салон! — выглянула Елена. — Садись назад.
Машина и водитель были другие.
— Куда едем? — спросил я.
— С тобой хотят поговорить, — ответила она. — Не задавай вопросов, скоро всё узнаешь.
Ехали недолго: уже через двадцать минут Елена завела меня в большую трёхкомнатную квартиру. В гостиной сидел Суслов.
— Оставьте нас, — сказал он Беловой и обратился ко мне: — Садись, нужно поговорить. В нашу прошлую беседу ты сказал, что обо мне почти не было публикаций. Соврал? С Брежневым ты был откровенней. Даю слово, что всё, что ты сейчас скажешь, останется без последствий. Мне важно знать.
— Не соврал, — ответил я, — просто кое о чём умолчал. Зачем вам это слушать? Вы уже не сможете измениться сами и изменить стиль работы.
— Я жду.
— Ну как хотите. Публикаций действительно было мало. В них отмечался ваш крайний консерватизм и зажимание интеллигенции, причём часто без причин. Вы запрещали к продаже уже отпечатанные книги, заявляя, что на идеологии не экономят. Были запрещены отдельные театральные постановки и показ фильмов. В немногих случаях это было оправдано, в остальных... Наша цензура была слишком жёсткой. Нельзя, Михаил Андреевич, постоянно затыкать людям рот и ожидать, что они будут вас любить. Кому мешали песни Высоцкого? На них потом выросло два поколения молодёжи, а он стал Народным артистом! Все слушали его магнитофонные записи, а при вас самому Владимиру запретили выступать. Ну были у него блатные песни, но с эстрады-то он их не пел! А вы думали, что стоит чуть ослабить удавку, и вскоре у нас всё зальют грязью. Когда обсуждался вопрос отмены цензуры вы сказали: "Известно, что между отменой цензуры в Чехословакии и вводом советских танков прошло всего несколько месяцев. Я хочу знать, кто будет вводить танки к нам".
— Ты действительно считаешь, что цензуру можно убрать?
— Я такого не говорил. Её не убрали у нас и при капитализме. Всё, что противоречит Конституции и может быть государственной тайной, должно запрещаться, а авторов нужно брать на карандаш, а то и сажать. Но такого реально очень немного.
— А я, значит, перегибал палку?
— Перегибали. В семьдесят третьем году едва не зарубили уже отснятый многосерийный фильм о наших разведчиках "Семнадцать мгновений весны". Фильм, в котором не было ничего попадающего под цензуру. Когда его передавали, у телевизоров сидели все, у кого они были. В дни показа даже падала преступность. Вам не понравилось то, что в фильме не отражён подвиг народа в войне, а он о работе нашего разведчика в самом сердце Германии. Правильно вам возразил председатель КГБ, что весь советский народ не мог служить в ведомстве Шелленберга. Вы попросили, я рассказал.
— У тебя есть какие-нибудь проблемы?
— У кого их нет! — сказал я. — Извините, но я считаю установку микрофонов в наших квартирах издевательством. Или мне верят, или нет. Я могу понять, когда прослушивают рабочий кабинет или гостиницу, но квартиру — это уже слишком!
— Кто-то перестарался, — сказал он. — Всё уберут. Дальше.
— Из-за нашего переезда сестра пропустила год для поступления в институт. Я хочу попросить об одолжении. У неё красивая внешность и большие способности к танцу. Много лет выступала в самодеятельности и танцует на профессиональном уровне. Я хотел бы, чтобы её посмотрели в ансамбле Моисеева. Вряд ли они её возьмут, но Игорь Александрович может что-нибудь посоветовать. У Александрова женщины пока не танцуют, а я не знаю других танцевальных ансамблей.
— Я поговорю с Игорем Александровичем, — пообещал он. — Вам позвонят. Ещё?
— Спасибо, это всё.
— В ближайшее время тебе принесут вопросы по следующему году. Там есть неясности, постарайся дать ответы.
На следующий день опять позвонила Елена.
— Сестра дома? Скажи, чтобы была готова, сейчас я за ней приеду.
— Собирайся! — сказал я Татьяне. — Сейчас приедет Белова и отвезёт тебя на смотр к Моисееву. Вряд ли они тебя возьмут, но, может быть, рекомендуют в какой-нибудь ансамбль рангом пониже. Дай щёку, поцелую. Ни пуха ни пера!
Я вытолкнул ошеломленную сестру за порог и вышел сам.
— Успокойся, если будешь мандражировать, не сможешь себя показать.
Я позвонил Черзаровым, и мне открыла Ольга.
— Почему не спрашиваешь, кто звонит? — спросил я. — Откроешь когда-нибудь на свою голову.
— А я тебя чувствую! — заявила она. — Ты не поговоришь, чтобы мне тоже разрешили выйти замуж с шестнадцати?
— Уже есть кандидат? — спросил я, привычно взлохматив ей волосы. — Ты сначала дорасти, а потом поговорим. Где сестра?
— На кухне. Помогает маме готовить.
— А ты почему сачкуешь?
— Мне ещё рано, а ей нужно готовиться к семейной жизни, а то у тебя будет гастрит. Мама говорит, что готовка для жены — это первое дело, потому что все мужчины не дураки поесть.
— Чем занимаетесь? — спросил я, заходя на кухню.
— Повышаю квалификацию, — ответила Люся, обжаривая котлеты.
— До свадьбы полгода, ещё успеешь всё забыть, а у меня большой опыт готовки. И вообще, лучшие кулинары — это мужчины. Рассказать анекдот?
— Ну расскажи, — разрешила Надежда.
— Разговор двух приятелей. "Ой, как вкусно у тебя получилось! Сам готовил?" "Жена помогала". "Да? Умница какая! И как же она тебе помогала?" "Не лезла с советами..."
— Ну тебя с такими анекдотами, — сказала Надежда. — Воспитаешь ленивую жену, потом сам наплачешься. Люсь, отдай сковородку, и маршируйте отсюда.
— Я не обидел мать? — спросил я подругу, когда мы зашли в её комнату. — Она какая-то не такая, как обычно.
— Она не такая с тех пор, как узнала о нашей свадьбе. Для родителей ты и так уже член семьи, иначе она реагировала бы по-другому. Но ей нужно время, чтобы привыкнуть.
— Завтра последний день безделья, — сказал я, — а потом школа.
— Тебе хорошо, девятый класс уже можешь сдать хоть сейчас. Или будешь сдавать сразу за два года?
— Наверное, за два. Похожу с тобой в школу и посмотрю, чтобы никто не обижал. Заодно закончу всё повторять, а потом отчитаюсь. И попрошу, чтобы тебе разрешили сдавать отдельные предметы. Ты умница, поэтому за год получишь аттестат. А в следующем году поступим в институт.
— А куда?
— Если хочешь заняться только пением, то можно поступить в институт на вокал. Я их не знаю, но в Москве должны быть.
— А ты куда хочешь?
— Актёрский факультет ВГИКа. Это не помешает выступать с песнями.
— Я с тобой!
Через три часа приехала Татьяна. Мы в это время сидели с учебниками в моей комнате.
— Как съездила? — спросил я, когда она к нам заглянула.
— Станцевала три танца, — ответила она. — Два сама и один с партнёром. Сказали, что очень хорошо, но они пока никого не берут. По-моему, разговаривала не с самим Моисеевым, потому что он должен быть старше. Уровень у меня до них не дотягивает, но можно было бы поднять. Обещали, что будут иметь в виду, и направили в Центральный дом народного творчества. Там тоже меня посмотрели и приняли на работу.
— На какую работу? — не понял я. — Танцевать?
— Нет, работать с самодеятельностью. Директор сказал, что со временем смогу и танцевать. С выбором ансамбля мне помогут. Сказали, что прикрепят к кому-нибудь из хореографов, чтобы набирались опыта.
— Понятно, — сказал я, — будешь на подхвате. Тоже неплохо. Всё равно нужно чем-нибудь заняться. А об учёбе всё-таки подумай. Они могут дать рекомендацию. Без образования вечно будешь на вторых ролях.
— Спасибо! — она подошла и поцеловала меня в щёку. — Я подумаю.
На следующий день позвонили за пятнадцать минут до начала линейки. Когда выбежали из подъезда, нас уже ждала машина.
— Привет, — поздоровался Виктор. — Быстро садитесь.
— Здравствуйте, — сказал Сергей. — Аппаратуру вчера убрали. Ваша школа недалеко. Пешком топали бы минут двадцать, а на машине доедем за две. К школе подъезжать не будем.
Школа была в трёх минутах ходьбы от места, где нас высадили. Определили в девятый "Б", которой быстро нашли и пристроились с тыла. Линейка уже началась, поэтому на нас не обратили внимания. На ней говорили долго. Помимо директора, были и другие выступавшие, но я их не слушал. Школа была больше той, в которой мы учились в Минске, с четырьмя девятыми классами. Девятый "Б" был самым малочисленным, наверное, поэтому нас в него и зачислили. Ученики стояли в пять рядов вдоль фасада школы, так что первоклашке с колокольчиком пришлось побегать. Как только закончилась линейка и начал рассыпаться строй, нас увидели.
— А это что за скромники? — спросил здоровенный юноша, на голову выше меня. — Вы в нашем классе?
— Если вы "Б", то в вашем, — ответил я. — Показали на вас.
— Игорь! — представился он и протянул руку.
Я назвал себя и взял его руку, уже зная, что меня будут проверять. Игорь изо всех сил сжимал ладонь, а я в ответ делал то же самое.
— Ладно, хватит! — сказал он, и мы разорвали рукопожатие. — Силён, а по внешнему виду не скажешь. Побежали, а то получим втык от классной.
Мы припустили к школе, поднялись на второй этаж и пробежались по коридору до классной комнаты. Все уже сидели за партами, а возле учительского стола стояла немолодая полная женщина в очках.
— Начинаешь учебный год с опоздания, Сычевский? — сказала она Игорю.
— Никак нет, Мария Яковлевна! — ответил он. — Привёл заблудившихся новичков!
И посторонился, паразит, пропуская нас в класс.
— Вы откуда, ребята? — спросила классная, как-то сразу определив, что мы не москвичи. — Я только вчера приехала и ещё не была в учебной части, поэтому не видела ваших документов.
— Из деревни они приехали, если заблудились в школе! — с места выдала хорошенькая девчонка с короткой причёской, сидевшая за партой одна. — Мария Яковлевна, вы их ко мне не сажайте!
Видимо, классная, несмотря на возраст, была из либералов, потому что не сделала замечания нахалке. Или у них допускаются вольности на классном часе? Был неприятный вариант, в котором вольности допускались, но не всем, а этой крале.
— Хорошо в деревне! — сказал я, обращаясь к ней. — Жаль, мы давно там не были. Пахнет навозом... Не всем нравится, но лучше, чем человеческое дерьмо. Ты права: лучше нам сидеть за разными партами. Мария Яковлевна, это Людмила Черзарова, а я Геннадий Ищенко. Мы недавно приехали из Минска.
— Постой! — она сняла очки и внимательно посмотрела на нас. — Ну конечно! Вы та пара, которая поёт свои песни? И о тебе говорили, что ты пишешь книги. А учитесь вы как?
— За восьмой класс одни пятёрки, — ответил я. — Мы можем выбрать себе места?
За пятью партами у них было по одному ученику.
— Да, конечно, — сказала она. — Садитесь где хотите.
Я прошёл мимо красной от злости крали и показал Люсе на третью парту в крайнем ряду, за которой сидела, на мой взгляд, нормальная девчонка, а сам сел за последнюю парту рядом с парнем.
— Начнём классный час, — начала учительница. — В этом году...
Глава 11
— В связи с ожидаемыми в декабре массовыми бомбардировками Северного Вьетнама, в первую очередь столицы республики, принято решение об оказании вьетнамцам масштабной помощи, — сказал Косыгин. — Созданные с нашей помощью два полка ЗРК и авиационный полк не справятся с задачей защиты столицы. Радион Яковлевич...
— Десятое Главное управление Генерального штаба предприняло меры по формированию на добровольной основе трёх ракетных полков, оснащённых ЗРК С-75 "Волхов", — сказал Малиновский. — Эти полки необходимо в сжатые сроки перебросить во Вьетнам и там скрытно развернуть для прикрытия Ханоя, порта Хайфон и мостов через Красную реку. Эти комплексы более совершенные, чем те, которые находятся на вооружении вьетнамцев. Не секрет, что, несмотря на обучение нашими специалистами, вьетнамцы неэффективно используют ЗРК, особенно в условиях постановки противником помех. По оценкам наших специалистов, принятые меры позволят с одной стороны увеличить потери противника примерно в десять раз и затруднят ему выполнение боевых задач, а с другой стороны уменьшат потери в ракетных дивизионах. Сейчас вьетнамцам приходится постоянно маневрировать и прибегать ко всякого рода ухищрениям, чтобы снизить потери. С усилением противовоздушной обороны сильно усложнится задача тактической авиации противника по поиску и уничтожению ракетных позиций. У меня пока всё.
— Мы не собираемся кричать о своём участии, — продолжил Косыгин, — но и скрыть наличие такого количества наших соотечественников долго не удастся, поэтому есть мнение, что с американцами нужно придерживаться более жёсткой линии поведения. Андрей Андреевич...
— Подписано два протокола с вьетнамской стороной, — сообщил Громыко. — Наше участие в конфликте сводится только к укреплению противовоздушной обороны братской республики и защите её мирного населения от варварских бомбардировок. Во всех дивизионах будут проходить стажировку вьетнамские товарищи. Как только отпадёт необходимость в добровольцах, они будут вывезены на родину, а технику оставим Вьетнаму.
