— Файа тоже! Мощность взрыва будет мегатонн двадцать, так что страдать им не придется!
— Но это же невозможно! Там... жена Ньярлата. Она...
— Она помогала ему пытать людей! С удовольствием! Неужели тебе её жалко? Кстати, укроемся на всякий случай, — они спустились вниз и зависли за массивной вершиной утеса.
Файа поднял левую руку к лицу и коснулся браслета. В тот же миг всё вокруг залил страшный, неистовый свет. Элари закричал и зажмурился, закрывая руками глаза. Анмай рванулся вдруг вверх, в это страшное сияние, но оно уже слабело и гасло.
Ошеломленный юноша увидел на месте Унхорга колоссальный купол белого пламени, обжигавшего его лицо мертвенным жаром. Купол стремительно рос, от него отделилась полупрозрачная светящаяся полусфера, внутри которой медленно раздувалось и тускнело пламя. В небе над ней вспыхнул ослепительный белый круг, тоже стремительно расширяясь.
Купол рос прямо над землей, набухая всё больше, и, оторвавшись от неё, превратился в раскаленный добела шар. Мгновением раньше от него параллельно земле разлетелся второй огненный диск. Всё вновь залил и разбелил ослепительный свет. Тем не менее, Элари увидел воздушную волну. Взрыв спрессовал воздух, он уплотнился, посинел, и упругой прозрачной стеной шел к ним.
Тень была четкой, её скорость казалась небольшой, но юноша напрягся, и не зря. Его перевернуло в воздухе, на несколько секунд он потерял ориентацию, а его глаза от резкого перепада давления чуть было не выскочили из орбит. Он успел открыть рот, и его уши не задело, но грудь сначала сжало, а потом весь воздух вышел из неё, и Элари ощутил короткий приступ удушья.
Опомнившись, он вновь посмотрел вниз. Там, где была крепость, всё плавилось, текло, теряло форму. Огонь, раскаленные вихри, ад, — не оставалось даже дыма, всё исчезало без следа. Огненный шар совсем оторвался от земли, начал постепенно тускнеть и уходить вверх. Теперь он был похож на невероятно громадное красное солнце, и в него, как в воронку, казалось, втянется вся земля. Вдруг на него словно накинули сеть из правильных ромбов, — над раскаленной поверхностью повисли безобидные на вид белые кудрявые облака.
Наконец, огонь угас, вывернувшись в черный гриб. Он клубился и рос на глазах, а у его ножки смешались дым, пыль, мгла и пожарища. Сквозь их густую пелену, в сумасшедшей круговерти, уже ничего нельзя было разглядеть.
— Я видел немало таких взрывов! — крикнул Анмай. — Но ещё никогда так не радовался!
— Почему? — удивился Элари. — Там же погибли...
— Да! Но ты бы тоже ликовал, если бы на твоих глазах испарилась тюрьма, где тебя постоянно пытали!
— По-моему, нам о многом надо поговорить! — крикнул Элари.
— По-моему тоже!
20.
Они опустились на выжженный взрывом склон. Снег растаял, вода испарилась, и остекленевшая от жара скала была ещё теплой. Проверив её с помощью счетчика радиации, Анмай сказал, что здесь безопасно, — слишком далеко, чтобы радиация взрыва смогла облучить камень, а северный ветер нес радиоактивный пепел прочь.
— А как же Лангпари? — спросил юноша. — Если...
— Не бойся. Пепел снесет в море между оазисом и Байгарой. Если кто и пострадает, то это обозы сурами.
Когда они спрыгнули на склон, Элари с радостью ощутил тепло скалы, но лишь теперь взглянул на свои ноги, — босые ноги.
— Мои башмаки! И мой кинжал! Они...
— Сгорели, — Анмай поёжился. — Холодно. А у меня нет другой одежды.
— Хочешь, дам куртку? — предложил Элари.
— Одному из нас всё равно мерзнуть, уж лучше мне. А кстати... — он вновь коснулся браслета и воздух вокруг них замерцал. Повеяло теплом. — Силовой пояс — удобнейшая вещь...
— А что ещё у тебя есть? — спросил Элари.
Анмай обшарил карманы.
— Не очень много. Счетчик радиации и рация здесь, — он показал на браслет. — Силовой пояс и ещё это, — он извлек завернутый в фольгу плоский брикет упругой коричневой массы. — Еда. Оружие... забыл. Просто забыл о нем подумать, когда... ну да ладно. Одежда уже ношеная... так она мне запомнилась. А что у тебя?
— Только это, — Элари показал пистолет, подумал, достал коробку со странными патронами и протянул файа. Тот едва взглянул на них.
— Магнитные пули. Ньярлат всё время носил с собой эту дрянь. Тут в стекле, в вакууме, — видишь? — крупица антиматерии. При ударе пуля разбивается, и... Тротиловый эквивалент — где-то около тонны. Если бы они упали вместе с ним, — мы бы вместе взлетели на воздух. Опасное оружие. Большая часть энергии приходится на гамма-излучение, поэтому стрелять всегда нужно из укрытия и лишь на максимальную дальность, — метров на двести... в любом случае, не ближе сорока. Иначе ты умрешь, — или потом, или сразу, но неизбежно.
— Возьми его себе, — предложил Элари. — Похоже, ты куда лучше разбираешься в таких вещах.
— Это твой трофей, — удивился Анмай. — Тебе и владеть. Ты не представляешь, как много ты мне уже дал. Это тело, друга и свободу. Больше я ни о чем и не мечтал. Спасибо, — он порывисто обнял Элари. Тот лишь пискнул в его объятиях, — файа был гораздо сильнее его и явно не сдерживал свои чувства. — У тебя сердце бьется, как испуганный зверек, — вдруг тихо сказал Анмай, и отпустил полузадушенного юношу. — Садись.
Они сели на ещё теплый камень, друг против друга. Первые лучи восходящего солнца уже окрасили одевшуюся снежной белизной шапку чудовищного гриба, и он стал похож на покрытое снегом невероятное дерево. Это была картина из сна. Элари больше всего боялся проснуться и понять, что этот до жути реальный сон закончился.
— Во время слияния ты весь был у меня вот здесь, — файа протянул красивую смуглую ладонь. — Теперь, освободившись, я многое забыл. Правду говоря, сейчас во мне не больше тысячной доли того Анмая, каким я был в машине. Разум, память, — всё это пропало. Но я всё же помню... я видел тебя изнутри. В нашем языке для таких, как ты, есть слово "марьют" — живая драгоценность. Именно таких Ньярлат убивал, чтобы заставить меня служить ему. Он был глуп — он убивал сотни, чтобы заставить меня убивать миллионы. Я не мог. Просто не мог.
— Как тебе там было? — спросил Элари. — Как... ну, как ты там себя чувствовал?
— В машине? Частично я был ей, но это не объяснить словами. А частично так же, как здесь. Это была иллюзия, но очень правдоподобная. Только... если знаешь, что всё вокруг тебя ненастоящее, даже самое приятное становится мерзким и злит. А если бы я не знал, то мне там очень бы понравилось, — Анмай улыбнулся.
— А ты мог бы... помочь всем нам? — спросил Элари. — Когда я... когда мы были вместе в машине? Мог бы?
— Нет. И теперь нет смысла говорить об этом, — он показал на клубящийся гриб. — Я постараюсь помочь тебе и моему народу, но теперь я могу не очень много.
— Ты много знаешь, — глаза Элари возбужденно блестели. — Тебе пять тысяч лет. Ты должен знать всё, — что там, за горами Безумия, откуда взялись сурами...
— О, я знаю, — этого-то я не забыл. Но не скажу. Прости. Я не хочу причинять тебе вреда, — а такие вещи знать вредно. Кстати, не только тебе.
— Но ты же сказал, что ты мой друг!
— Да. Но ты ещё мальчишка, Элари, и впечатлительный мальчишка. Потом, когда ты станешь старше, ты поймешь меня. А пока... извини.
— А тебе не кажется, что мерзко, когда один из товарищей скрывает что-то от другого, говоря, что он до этого не дорос? Тебя это выставляет самовлюбленным болваном, меня унижает.
Анмай слабо улыбнулся.
— Кажется. Но я привык делать то, что должен, а не то, что хочу.
— Но о себе-то ты рассказать можешь? Откуда ты?
— Из мира, которого давно не существует. Но это долгая история, Элари, а времени у нас совсем не много.
— Ладно. Не только ты такой терпеливый. Но всё же, почему ты убил тех файа в Унхорге? Ведь не все же они были... такими, как Ньярлат и его... его подруга?
— Не все. Но многие... большинство... нет смысла обсуждать прошлое. Видишь ли... они предали свой народ. Раньше мы не были такими. Даже в этом мире. Если хочешь, я расскажу тебе одну историю. Давно, когда мой народ ещё не знал машин, один могущественный государь, — а он был великим завоевателем, — решил напасть на наши земли. Огромная армия выступила в поход. Всё предвещало победу. Но, когда до земель файа оставался всего один день пути, солдаты поймали мальчишку-файа, разведчика. Его привели к государю, но он не сказал ничего, лишь назвал свое имя — Анмай... у нас это обычное имя, ведь все мы широкоглазые. Тот велел подвергнуть мальчишку пытке, — страшной пытке, — но он не издал больше ни звука. Гнев владыки подстегнул рвение палачей и истерзанный мальчик умер в их руках... не издав ни единого стона. В тот же день он повернул свою непобедимую армию назад, — потому, что теперь в его войске все знали, кто такие файа. Такими мы были — а кем стали теперь?
— Но это ведь просто сказка, — удивился Элари.
Анмай долго молча смотрел на него, и вдруг тихо сказал:
— Нет, не сказка.
21.
Какое-то время они молча сидели на склоне, не глядя друг на друга. Потом красные лучи восходящего солнца легли параллельно равнине и остекленевшие откосы скал вспыхнули мириадами злобных багровых глаз. Здесь склон осыпи был узок и сплошь засыпан черным щебнем. Дальше долина расширялась. Прямо позади них высилась огромная зазубренная стена. Вокруг, в неподвижном молчании, громоздились другие гребни и стены, — все чистого черного цвета, будто вырезанное из полированного гагата, с непостижимой резкостью выступая на ярко-синем утреннем небе. Ниже пологие склоны и днища ущелий покрывал абсолютно черный щебень. Его сплошной панцирь был здесь столь плотным и блестящим, что казался рябью на бездонно глубокой воде.
Глядя на всё это, Элари замер, словно завороженный. Удивительно чистое небо бросало яркий свет на обнаженные остроребристые скалы, покрытые черной, блестящей корой. Как будто облитые смолой, они блестели в лучах солнца тысячами черных зеркал. Отражавшийся от них свет жемчужной дымкой окутывал далекие вершины. Снизу горы обрамляли тускло-черные оплывы осыпей. Никаких признаков жизни, даже сгоревшей растительности не осталось вокруг.
Не слушая возражений Анмая, Элари подошел к ровному, словно витрина, срезу одного из утесов, — в утреннем солнце он сиял алым, как исполинский гранат в чугунной оправе. Блестящая, с красными бликами поверхность казалась совершенно прозрачной, окном в затвердевшую пустоту. Казалось, она уходила бесконечно далеко в глубь каменного массива, а отражение юноши выступало вперед четким, бестелесным призраком.
Несколько минут Элари стоял, забывшись, перед призрачной дверью внутрь скал. Она вела, казалось, не только в глубину скальных масс, но и в бездны прошедших времен невообразимой длительности. Затаив дыхание, будто заглянув в запретное, он представлял себе людей, живших шестьдесят или сто миллионов лет назад, — хотя и понимал, что такого не могло быть. Тем не менее, ему грезились странные города, скрытые под покровом вечной ночи, огромные черные дома, словно бы сросшиеся друг с другом, туманные каменные улицы, освещенные кроваво-красными фонарями, смутные фигуры в черных свободных одеждах, — фигуры, которые, быть может, вовсе не были людьми, — и только крепкая рука файа, встряхнувшая его за плечо, вывела юношу из этого оцепенелого созерцания. Он яростно помотал головой и отошел в сторону, ощущая в то же время странную потребность обернуться. Ему очень хотелось узнать, какие видения явились бы ему до мига, когда на этом скальном зеркале погаснет последний солнечный блик, — хотя и понимал, что лучше не знать этого.
Небо начало хмуриться. Над их головами поплыли огромные, серо-буро-малиновые тучи. Одна из них закрыла восходящее солнце и сверкающая чернота вокруг исчезла. Щебень и склоны ближних гор стали темно-фиолетовыми, острые зубцы за ними — светло-лиловыми, гигантская тень погрузила даль в темно-серую пелену и только впереди остался небольшой просвет. От этого серебряного небесного озера, в котором парили палевые облака, на поле щебня легла блестящая дорожка. Они словно оказались на дне зловещей фиолетовой бездны, и только впереди и вверху было окно в светлый сияющий мир. Это столь точно отражало внутреннее состояние юноши, что у него защемило в груди.
— Я хочу вернуться в Лангпари, — тихо сказал он. — Ты поможешь мне?
— Конечно, — так же тихо ответил Анмай. — Всё равно, нам больше некуда идти.
22.
Они стремительно мчались над пустыней в свете наступающего дня. Внизу по-прежнему тянулись бесконечные поля черного щебня. Отдельные группы больших угловатых камней сверкали среди него в низком солнце почти ослепительно, как полированный металл, и это сияние черных предметов, столь характерное для Темраук, до сих пор поражало Элари. Потом хмурые тучи всплыли над черными пирамидами гор, засвистел ледяной ветер. Они обогнули продолговатую черную скалу, гребнистую, как спина чудовища, и помчались на юг под вихрем внезапно налетевшего снега. Всё вокруг стало угнетающе мрачным и темным. Густой черный цвет гор ещё больше усиливал ощущение одиночества и угрюмости, но всего через несколько минут шквал утих и на безоблачном небе снова засияло солнце.
Анмай веселился от души, — то пикировал на скалы, взмывая вверх уже в последнее мгновение, то бросался из стороны в сторону, кувыркался, и весело орал. Впрочем, это не мешало ему удерживать неизменно южный курс. Элари поневоле повторял все его движения. Вначале его так тошнило, что хотелось умереть, потом он вдруг пришел в сумасшедший восторг. По сравнению с радостью свободного полета, с этими замираниями сердца от бесконечных падений, в последний миг сменявшихся взлетом, даже мгновения любовного экстаза начали казаться ему тупыми и бледными.
Больше всего он боялся, что это кончится, но пустыня Темраук была велика, они летели над ней час за часом, и дикий восторг юноши не ослабевал. Анмай тоже временами забывался, и Элари несколько раз швыряло прямо на камни. Но всякий раз подушка силового поля отбрасывала его назад, и лишь внутренности юноши начинали бешено метаться внутри тела, замиравшего от этой игры в жмурки со смертью. Всякий раз после такого столкновения, когда гибель уже казалась неизбежной, Элари охватывал такой восторг, что он просто не мог его описать. Раньше он не испытывал ничего даже отдаленно похожего, и у него не было ни понятий, ни слов, чтобы передать столь полное счастье. Он мог лишь дико орать от радости, даже не сознавая этого.
Наконец, он увидел заснеженные вершины хребта Эхоттал, но лишь через полчаса они долетели до него. На перевале Анмай сбавил скорость и снизился. Тут ничего не изменилось. Всё так же клубились за скалистой тесниной серые тучи, возле дома стояло несколько солдат...
Лишь через несколько секунд юноша понял, что это сурами, — и раз они здесь, в самом отдаленном уголке долины, то вся она уже в их власти. Но дикий восторг полета был столь силен, что всё это просто не дошло до той части его сознания, которая ведала страхом.
Глава 12:
Руины мечты
