Док заглянула мне в глаза. Что-то в глубине её взгляда заставило моё сердце ёкнуть.
— Я не верю, что вы готовы сдаться, Аврора, — проговорила она. — Что вы признаёте себя побеждённой. "Волки" ждут вас... Неужели вы их подведёте? И не только их, а всех нас?
Перед моим мысленным взглядом проплыли их лица — окровавленные, грязные, суровые, какими я видела их в последний раз, перед тем как меня погрузили в вертолёт. Они вырвались из Кэльдбеорга и освободили меня. Неужели я сдамся и подведу их?
Только наше "так не бывает" может стать препятствием. Так, кажется, говорил Оскар, когда учил меня сверхскоростному полёту.
— Ладно, док, — сказала я. — Попробуем ещё раз... Я в вас верю.
Гермиона улыбнулась и кивнула.
— А я — в вас.
В третий раз отходя от общей анестезии (для неё у хищников использовался спирт), я пробормотала склонившейся надо мной фигурке, смутной и расплывчатой, но до нежной боли в сердце знакомой:
— Док... Я вас люблю.
Послышался тихий серебристый смех, и на лоб мне легла ладошка.
— Увы, я замужем. И Цезарь ужасно ревнивый.
...И вот, я лежала под прозрачным куполом, глядя в синее небо, и думала о том, взлечу ли я туда после третьей попытки. В душе снова звенела струнка надежды.
Дверь открылась.
— Можно к тебе?
Юля в белом плаще, перетянутом на талии широким лакированным поясом, вошла в палату. Огромный букет белых роз с единственной красной посередине она положила мне на грудь.
— Тебя, наверно, интересует, как идёт подготовка "чёрных волков"? — спросила она.
— Да, пожалуй, мне это небезынтересно, — ответила я.
Она присела на круглый крутящийся табурет.
— База почти готова. Все члены отряда уже проходят обучение. Оружием они снабжены, форма разработана и сшита. Думаю, их внешний вид и экипировка тебе понравится.
— Дело не во внешнем виде, — сказала я. — А в том, как хорошо они подготовлены к выполнению задачи.
— Они тренируются день и ночь, — заверила Юля. — Настрой у них чрезвычайно решительный. Все с нетерпением ждут твоего прибытия. Пожалуй, из этих изгоев получатся отчаянные и безжалостные головорезы.
— Они больше не изгои, — сказала я. — Не надо к ним так относиться. Они — мои спасители. Да, однажды они нарушили сочинённый тобой Устав, за что были изгнаны, а потом попали в орденскую тюрьму, но они на деле показали, чего они действительно стоят.
— Я и не спорю с тобой, — улыбнулась Юля. — Это отчаянные ребята, к тому же, фанатично преданные тебе.
Мы помолчали. Над прозрачным куполом плыли облака. Юля сказала:
— Я уверена, что во всём этом деле — я имею в виду твой захват — не обошлось без чьей-то подлости. Вспомни, с кем ты встречалась, кого видела, когда сбежала из-под охраны?
— Я побывала только у Карины и Аделаиды, — сказала я. — Но не хочешь же ты сказать, что Карина...
— Нет, нет, девочку я не подозреваю, что ты, — перебила Юля. — А вот Аделаида... Кто она?
— Аделаида Бенедиктус, — сказала я. — Но и её тоже я не могу представить в этой роли! Я хорошо её знаю, она кажется мне вполне безобидной. Кроме того, она сказала, что придерживается нейтралитета и держится в стороне от борьбы между Орденом и "Авророй".
Глаза Юли холодно сузились.
— Те, кто заявляет о своём нейтралитете, должны браться на подозрение чуть ли не в первую очередь, — сказала она. — В них кроется потенциальная опасность. И то, что ты её якобы хорошо знаешь, тоже не может служить достаточным оправданием. Невозможно кого-либо знать до конца. В общем, эта Аделаида Бенедиктус вызывает у меня подозрение... Я поручу Каспару заняться этим. Кстати, у меня для тебя сюрприз, — Юля улыбнулась. — Не волнуйся, приятный. Кое-кому не терпится с тобой увидеться.
Моё сердце радостно ёкнуло и сжалось.
— Неужели Карина?..
— Она самая, — с улыбкой кивнула Юля.
Как же мне хотелось её увидеть! В перерывах между операциями я только о Карине и думала, вдыхая призрачный запах с её косынки, каким-то чудом не потерявшейся. Я неоднократно просила доставить её ко мне, и Юля обещала, но всё время под разными предлогами исполнение моей просьбы почему-то откладывалось.
— Так с этого и следовало начинать! — воскликнула я. — Ну, наконец-то... Давай её сюда скорее!
— Извини, что не получилось доставить её раньше, — сказала Юля. — Девочка очень переживала за тебя всё это время.
Она уже пошла к двери, но почему-то замешкалась.
— Кстати, — сказала она. — У неё горе: её отца убили. Угадай, кто?
При этом известии во мне поднялась холодная ярость и негодование.
— Орден, кто же ещё, — процедила я.
— Да, — вздохнула Юля. — Как назло, у неё нет родных, кто мог бы взять её к себе. На неё столько свалилось... Смерть отца, тревога за тебя. И, по-моему, ей не по себе среди нас. В общем, её состояние оставляет желать лучшего. Надеюсь, доктору Гермионе удалось её хоть немного успокоить.
— В общем, давай её ко мне, — сказала я.
Она вышла, а я стала провожать взглядом плывущие надо мной облака. Ещё одна причина, чтобы истреблять их, безжалостно уничтожать, не щадя ни одного. Ни одного. Убивать их, пока их популяция не исчезнет полностью с лица земли! Чтобы сама память об Ордене стёрлась навеки.
8.2. Запах Карины
Она ещё не вошла, а я уже чуяла её, и каждый мой мускул напрягся, чтобы рвануться к ней навстречу. Встать не давал аппарат. Я нажала кнопку, и вся конструкция, на которой я лежала, задвигалась и приняла другое положение — с приподнятым головным концом.
— Заходи, детка, — послышался голос Юли. — Аврора тебя ждёт.
Дверь открылась, и в комнату робко вошла бледная и грустная Карина. Она остановилась, обводя испуганным взглядом холодно поблёскивавшую конструкцию из металлических спиц, пронзающих мои раскинутые крылья. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать. Я протянула к ней руку.
— Куколка моя...
Возможно, док Гермиона и пыталась её успокоить, но стоило Карине увидеть меня и услышать мой голос, как она тут же расклеилась. Она быстро подошла, села на край моей постели и опрокинулась на меня, обхватив меня руками и уткнувшись мне в плечо.
— Мама...
Юля подскочила, взяла её за плечи:
— Осторожно, не наваливайся так сильно... У Авроры сломаны крылья.
— Да к чёрту мои крылья, Юля, — сказала я, прижимая к себе Карину и погружая пальцы в шёлковые струи её волос. — Кариночка, родная моя, всё хорошо... Мама с тобой.
Она всхлипывала — часто, судорожно, и её горячие слёзы мочили мне рубашку.
— Мамочка... Они тебя мучили?.. пытали?
Да, меня мучили и пытали, насиловали и били, калечили и унижали, но все мои раны мгновенно исцелялись в её присутствии. Она была лёгонькая и тёплая, и мне не хотелось её от себя отпускать.
— Со мной всё хорошо, доченька, — пробормотала я. — У нас всё быстро заживает, так что я скоро буду в полном порядке. ("У нас" — у хищников, подразумевала я.)
— Что с твоими крыльями? — спросила она сквозь слёзы, трогая пальчиком моё крыло. — Ты... сможешь снова летать?
— Смогу, малыш, — ответила я. — У дока Гермионы золотые руки. Я верю, что на этот раз у неё всё получилось.
Может быть, мне это и почудилось, но от её прикосновения по моим крыльям как будто заструилась тёплая целительная сила. Я снова привлекла её к себе и зарылась губами в её волосы. Она гладила ладошкой моё плечо. Смерть отца — вот что было в её душе сейчас. Боль и растерянность. И страх.
— Это они убили папу, да? — всхлипнула она. ("Они" — Орден.)
— Да, куколка, — вздохнула я. — Но они за это поплатятся, обещаю.
— Мамочка, мне очень страшно...
— Не бойся, родная. У меня не получилось уберечь твоего папу, но тебя я не позволю тронуть никому.
— Я теперь одна...
— Нет, детка, ты не одна. Теперь защищать тебя будем мы.
— Кто — вы?
— Я. Юля. Каспар, Цезарь. Доктор Гермиона. Тебя никто не тронет, тебе не нужно нас бояться. Верить можно не всем из нас, но тем, кого я назвала, ты верить можешь. Мне ты можешь верить точно, потому что я тебя люблю. Ты моя куколка.
— Я знаю... Я тебе верю, мама. Тебе очень больно?
— Нет, малыш. Уже нет. Не думай об этом, всё будет хорошо.
8.3. Найти и наказать
Он учуял её, едва войдя в здание. Тот самый ангельский запах, который сводил его с ума в камере Кэльдбеорга — запах с шёлковой косынки. Она здесь, близко. Ощущение её присутствия мягко вошло ему куда-то под солнечное сплетение, и всё его нутро сжалось в мучительно-сладком спазме, так что он вынужден был даже на миг остановиться. Но в следующую секунду он ускорил шаг. Он летел на запах, не чуя под собой ног.
У окна стояла длинноволосая девочка. Она раздвигала тонкими пальцами полоски жалюзи, тайком глотая слёзы. Она вздрогнула и обернулась, услышав за спиной голос:
— Что с тобой, детка?
Это был не человек, она сразу поняла. Перед ней стоял хищник в чёрной форме и чёрных высоких ботинках, в чёрной шапочке и со сдвинутыми на лоб защитными очками на резинке. Он был очень сильный и опасный, и девочка вся сжалась под взглядом его холодных голубых глаз с тёмными ресницами.
— Почему ты плачешь? — спросил он. — Что у тебя случилось?
Голос был суровый, низкий и мужественный. Его рука взяла её за подбородок, взгляд из-под сдвинутых бровей пронзил душу девочки, как острый клинок, а верхняя губа приподнялась, приоткрыв оскал белых острых зубов.
— Я найду того, кто это сделал. Обещаю.
Юля задумчиво теребила пуговицу своего плаща.
— Карина не может оставаться одна, — сказала я. — Как с ней быть?
— Об этом не беспокойся, — ответила Юля. — Мы позаботимся о ней.
— О принятии её в "Аврору" не может быть и речи, — сказала я. — И уж тем более о...
— Нет, нет, я об этом и не говорю, — перебила Юля. — Во всяком случае, она должна сначала достигнуть совершеннолетия, а уж потом принять решение, становиться ли ей одной из нас. Против воли её никто обращать не будет, да у нас это и запрещено, сама знаешь. У неё будет всё необходимое, обещаю тебе. Не волнуйся о ней, я возьму это дело под свой личный контроль.
В дверь постучали.
— Войдите, — сказала Юля.
Вошёл Алекс. Щёлкнув каблуками, он вытянулся по стойке "смирно".
— Вот, кстати, и один из твоих "волков", — сказала Юля. — Он особо отличился во время подготовки на базе и был признан лучшим среди всего отряда. В качестве награды он был удостоен чести увидеться с тобой. Боец, — обратилась она к Алексу, — если вы желаете о чём-то спросить Аврору, вам предоставляется сейчас такая возможность.
Встав ещё прямее, Алекс сказал:
— От имени всего отряда я желаю тебе скорейшего выздоровления, Аврора. Позволь тебя спросить: как скоро ты будешь с нами?
— Уже скоро, — ответила я. — Раз уж ты здесь, Алекс, как ты смотришь на то, чтобы исполнить одну мою небольшую просьбу?
— Почту за честь! — отчеканил Алекс. — Я готов, Аврора.
— За дверью стоит девочка, — сказала я. — Её отец погиб от рук Ордена. Поручаю тебе разыскать того, кто это сделал, и наказать его. Это твоё персональное задание. По факту исполнения сразу же доложишь мне.
— Слушаюсь! Прикажешь приступать немедленно?
— Приступай. Можешь получить у девочки нужные тебе сведения.
— Мне уже известно всё, что мне потребуется для исполнения твоего поручения, Аврора.
— Что ж, прекрасно. Можешь идти. И будь добр, позови девочку сюда.
Дверь палаты открылась, и девочка снова увидела красивого и опасного хищника. Прикрыв за собой дверь, он остановился и долго смотрел на неё, пока девочке не стало не по себе. Кивнув на дверь палаты, он сказал:
— Иди, Аврора тебя зовёт. — И добавил: — Я сделаю, что обещал. Я добуду тебе перо из его крыла.
8.4. Первые взмахи
Фиксирующий аппарат был снят, и настала пора проверить, смогут ли крылья служить мне, как прежде. Тревожная струнка опять пела: неужели снова неудача? Док, похоже, тоже волновалась. Набрав воздуха в грудь и выдохнув, она сказала:
— Ну... Попробуйте пошевелить ими и убрать внутрь. Если получится убрать, это верный признак того, что крылья смогут функционировать.
Крылья двигались вполне хорошо, боли не было, но с непривычки я запыхалась — давно ими не пользовалась. Убрать их получилось, как обычно, без каких-либо неприятных или подозрительных ощущений. Я снова их раскрыла, потом сложила и распрямила, подняла и опустила — крылья слушались меня идеально. Из моей груди вырвался счастливый смех.
— Кажется, всё получилось, док!
— Ну, судя по внешним признакам, на этот раз всё встало, как надо, — сдержанно улыбнулась Гермиона, но сияющие глаза говорили о её чувствах красноречивее любых слов. — Впрочем, будут ли крылья держать вас в воздухе, ещё предстоит выяснить.
— Будут, — сказала я убеждённо.
Не знаю, откуда у меня взялась эта уверенность, но я чувствовала: всё хорошо. Струнка в душе пела высоко, звонко и радостно. И я сделала то, что мне хотелось ещё тогда, при выходе из наркозного дурмана — расцеловала гениальные ручки дока Гермионы, которая действительно довела начатое до победного конца. Смутившись, она попыталась высвободить руки, но я запечатлела по поцелую на каждом её тонком пальчике.
8.5. Прощание
На мне была форма "волков", а за спиной висели два меча — основное оружие для уничтожения врага в ближнем бою путём отрубания головы. Поверьте, люди, мы не боимся ни серебряных пуль, ни чеснока, ни осинового кола в сердце, ни распятия. Убить нас можно, только отрубив голову. Также неверно и широко распространённое мнение, что мы мёртвые. Мы живые, но свойства нашего организма сильно отличаются от свойств человеческого.
Каспар ждал меня за дверью. Я уже десять минут не могла оторвать от себя цепкое тёплое кольцо рук Карины.
— Мамочка... Ну, можно мне с тобой?
— Нет, моя куколка, — сказала я твёрдо. — Туда тебе со мной нельзя.
— Ну, пожалуйста...
— Нет, родная. Это место не для тебя. На время каникул ты поедешь к доктору Гермионе. Она хорошая. У неё ты будешь в безопасности.
— А если... А если тебя опять... опять ранят?
— Ну, что за беда! Док мигом вылечит меня. Она меня не раз с того света вытаскивала.
— Я тебя ещё когда-нибудь... увижу?
— Ты будто навсегда со мной прощаешься... Ну, разумеется, мы ещё увидимся, куколка моя! Может быть, не так скоро, как хотелось бы, но обещаю: где бы ты ни была, я тебя найду. Я тебя очень, очень люблю, моя красавица.
То место, куда я отправлялась с Каспаром, едва срастив и опробовав в полёте раздробленные крылья, было базой "чёрных волков". И разлука с Кариной мне предстояла долгая.
8.6. Последний пасьянс
Но я не сразу отправилась туда. Каспар сообщил, что арестован хищник, по наводке которого меня схватили.
