Оглядевшись, майор захлопнул за собой приоткрытый люк танка 'Ха Го'. Приказ командования был им не выполнен. Тот самый приказ, который через командира пехотного полка переслал ему лично генерал Комацубара. О сохранении чести командира уже нечего было думать, зато можно было подумать о чести самурая. Но в бою нет места малодушию. Служить и умирать вот она судьба солдата. Фукуда заметил разворачивающуюся на сопке конную батарею противотанковых орудий, и отдал последний приказ своим подчиненным.
В ту минуту, когда наводчик командирского танка успел поразить одно из орудий, 45-тимиллиметровый снаряд выпущенный из танковой пушки БТ пробил 12 миллиметров брони, ворвался в боевое отделение 'Ха Го'. Поразив людей, посланец смерти расплылся в тесноте зловонным белым дымом. Раненый осколками заряжающий, воя от боли, вытаскивал неподатливое тело офицера через люк, но глаза его командира были недвижны. Гибели идущих за ним в эту последнюю атаку танков майор уже не увидел.
* * *
В кинозале дома Красной Армии Житомирского гарнизона, собралась небольшая группа зрителей в мундирах ВВС и НКВД. Главный редактор киножурнала 'Пионерия' и по совместительству директор новой кинокартины сильно волновался. Сегодня Варламову предстояло впервые показывать лишь частично недоделанный фильм. Конечно лучше было бы дождаться возвращения киносъемочной группы Гольдштейна из Ташкента, и добавить последние кадры к ленте, но к тому моменту останется время только для заключительного монтажа картины. Далее ее срочно потребуется показывать руководству, переделывать эпизоды уже не останется времени. Поэтому сегодняшний пробный показ без части эпизодов был для Леонида Васильевича фактически премьерой.
— Товарищи командиры. Я прошу отнестись серьезно к этому просмотру. К сожалению, сейчас в ленте еще не смонтированы Туркестанские эпизоды, но из-за нехватки времени мы решились на этот предварительный показ. Именно сейчас нам нужно будет принять решение о наиболее важных и срочных доработках. Весь коллектив съемочной группы ждет от вас справедливого и профессионального взгляда и суждения об этой картине.
— Если все готовы. То мы начнем. Петя запускай!
Зрители уже видели некоторые эпизоды, и в зале раздаются перешептывания.
По экрану несутся кадры авиалетописи. Фильм еще толком не сверстан, но кроме его создателей, понять это в зале могут немногие... После воздухоплавательной эпопеи, показали Одессу. Глазеющих на красный флаг 'Потемкина' мальчишек... Их робкие попытки революционной деятельности. Тупые глаза жандармов и плачущие матери в кадре. Злые слезы нещадно выпоротых 'подпольщиков'. Потом их путь в небо... Зуботычины унтер-офицеров и голод. Подпольная летная учеба у Ефимова. И редкие моменты полетного счастья... Болгария. Звук незнакомой песни и красота гор и садов... Огонь турецких пушек и госпиталя с болгарскими ранеными. Главный герой Алексей во все глаза глядит на эту страну которую когда-то отвоевывал у турок его дед. Но пока ему не дано воевать в небе Болгарии. Смех аристократов над внешним видом чумазого моториста. Разрешение из милости на один единственный полет на двухместном 'Милитэре'. Желтые крылья 'Фармана' среди небесной бирюзы и белой ваты шрапнельных разрывов над турецким городом. Словно пульс бьющаяся неровная мелодия. Корректировка огня артиллерии с помощью вымпелов... Поздравления друзей. Война оказывается не долгой. Перед фотокамерой замирают несколько человек с обветренными лицами. Магниевая вспышка сохраняет для истории эту маленькая победу первого добровольного отряда русских военлетов. А дома в России эти победители никому не нужны. Снова пузатые чины не дают летать на этот раз уже героям Адрианополя, снова в их жизни нужда и поиски работы. Но вот начинается Мировая война... Пьянство пилотов-офицеров, и их отказы летать. Страдания под гитару трусов с аксельбантами. Пилоты из солдат наконец-то понадобились... Вылеты добровольцев 'охотников' из числа солдат выучившихся на пилотов, на разваливающихся при посадке аппаратах... Аварии и гибель пилотов. Хамство и издевательства летного начальства. И снова редкое счастье полетов. Солнце искрящееся на крыльях... Юго-западный фронт. В воздухе резвятся австрийские пилоты. Безрезультатные дуэли с применением 'Маузеров' и 'Наганов'. Австрийский 'Альбатрос' летает над русскими позициями и бросает бомбы. Русские пилоты ничего не могут с ним сделать. Спор Нестерова и генерала Бонч-Бруевича о необходимости вооружения аппаратов. '— Нам нечем драться с противником, дайте нам пулеметы! — Ваши требования лишь отговорки, прикрывающую трусость пилотов. Австрийцы вон летают над нашими войсками, а вы и ваши соратники боитесь с ними драться! — Я даю вам слово, что австриец перестанет летать...'. Разговор Нестерова с одним из соратников незадолго перед последним вылетом. '— Петр не заводись, без оружия ты просто погибнешь и все. Не сходи ты с ума от этих генеральских подначек! — Как бы оно там не сложилось, Саша, но врага нужно сбить, и я это сделаю. Мы пилоты — мы защитники неба. Долг наш — защищать Родину. А небо над нашей Родины должно оставаться чистым...'. Сцена тарана и похороны Нестерова, три самолета делающие 'Мертвую петлю' над его могилой'. Такие трагические сцены в фильме каждый раз сопровождают щемящие сердце аккорды. Шепот в зале. Сцена цепляет, хотя и отдает излишним пафосом и наигранностью. Сильнее всего за создаваемый эффект волнуется директор фильма.
Снова казарменный быт, и новые воздушные бои с врагом для героев фильма. Русские 'Парасоли' и 'Фарманы' горят и втыкаются в землю. Бал в небе правят вооруженные самолеты с крестами на крыльях. Рапорты пилотов раз за разом убираемые в ящик начальственного стола. Авиационное начальство сыто улыбается, разводит руками и... снова не дает летчикам пулеметов... 16-й год. Первый истребительный отряд. Высший пилотаж на 'Ньюпоре-11'. Надежда снова загорается в глазах пилотов. Короткие но драматические бои с немецкими самолетами. Горят германские 'Альбатросы' и даже 'Цепеллин'. Глаза пилотов светятся гордостью, глядя на пылающие на земле костры. С губ главного героя слетает обещание 'Небо будет чистым!'... И снова самолеты стоят на земле без горючего и запчастей. Снова на аэродромах постоянные ремонты изношенной авиатехники, а на складах вместо запчастей и моторов ворохи использованной ветоши и бракованных моторных цилиндров. А в тылу банкеты генералов и толстосумов с цветистыми тостами 'За скорую победу!'. Один из героев не выдерживает, и переводится на Черное море. Ночной рейд к Зонгулдаку. Налет русских летающих лодок на турецкий порт и потопленный пароход. Другие два друга летают на Украине. Наступление на Румынском фронте началось. Солдаты у костров и летчики на аэродромах возбуждены. Фронт наконец-то тронулся с места, и покатился в сторону вражеских столиц. Боевой дух на высоте, пилоты шутят, смеются и летают с охотой. Солдаты уже надеются на очень скорую победу и возврат домой... Снова воздушные бои. Русские бомбят австрийские тылы. "Фокер Д-7" пытается сбить 'Илью Муромца'. Ему удается даже поджечь один из моторов. Пилот-австриец улыбается своему успеху. Но на крыло выбрался один из членов экипажа русского бомбардировщика. Оступаясь на узкой дорожке, и перехватывая руками за проволочные перила, он подбирается к горящему мотору, и тушит начинающийся пожар. Австриец хмурится, снова заходит в атаку стреляет, и ранит смелого летчика, но тот успевает ввалиться в кабину. А вот австрийцу не везет. Меткая очередь 'Максима' одного из бортовых стрелков дырявит борт вражеского истребителя. И пилот с аккуратными немецкими усиками захлебываясь кровью падает головой на приборную панель. Но оба пилота 'Муромца' тоже ранены и безусый мальчишка-стрелок принимает управление и с поломкой шасси сажает машину на свой аэродром... Душевный подъем на фронте заканчивается. Генералитет со своими планами опять не доводит дело до конца. В столицах еще празднуют, а на фронте эйфория Брусиловского Прорыва уже сменяется очередной апатией окопной войны и снарядным голодом. Короткие эпизоды революционного брожения во фронтовых частях. Вернувшийся из отпуска моторист рассказывает о выступлении Ленина на Финляндском вокзале. Тусклые похожие на кинохронику кадры Мировой войны, сменяют хоть и черно-белые, но яркие кадры Революции и Гражданской... Кругом разруха, на путях замерли паровозы. Заводы стоят, а на подступах к Петрограду Красная Гвардия отбивают импровизированными броневиками и своими наспех собранными и плохо вооруженными рабочими отрядами удар Юденича... Германцы маршируют по Украине. В портах на Юге, на Севере, и на Дальнем Востоке высаживаются интервенты... Телеграммы Ленина о защите завоеваний Революции. Первые полки Красной Армии. И речь Сталина на маленьком аэродроме. Отдающиеся в висках слова 'Защитите небо нашей свободы!'. В зале тишина....
Предрассветный час. Девушка в белом платке с крестом, и молодой парень в потертом кожаном реглане сидят над рекой и глядят на звезды. '— Гляди Наташенька, какая красота! Вот разобьем беляков, да и полетим мы с тобой к этим звездам... — Прям так уж сразу и полетим?! — Нет, конечно же не сразу. Сначала надо новые аппараты построить. На этих-то и до Луны не долететь. А на новых обязательно полетим! — Ой, не верится мне Сёмушка. Нам же ведь еще и учиться с тобой нужно. А то я только перевязывать и умею, а там среди звезд, наверное, и оперировать уметь надо будет. Думаю, долго нам того полета ждать придется. Дожить бы... — Хм. А ты верь, Натулечка моя. Главное верь. Коли мы не полетим, то детки наши точно полетят! — Какой же ты смешной у меня...'. В лунную дорожку садится страдающий бессонницей лебедь. Сцена не долгая, и вскоре утро уже серебрит кроны сосен. Пленка черно-белая, но глаза зрителей словно бы угадывают настоящий цвет... Очки-консервы занимают свое место на лице пилота. Отрывистые команды, запускаемые вручную винты. Сминаемые ураганом от винтов редкие прошлогодние колосья. И сквозь 'тельняшку' уносящейся под крылья полосатой еще нераспаханной весенней пашни, призраком проявляется и исчезает любимое юным пилотом лицо. Сияющие и одновременно встревоженные глаза, еще некоторое время провожают его, пока молодой летчик, поднимает в небо свой краснозвездный 'Вуазен'. Пулемет закреплен, в передней кабине пусто. Самолет везет бомбы и все лишние пуды веса остаются на земле. Под крыльями дымящийся фронт. Первыми к врагу устремляются бомбы. Вражеская батарея в дыму. Огнем пулемета пилот рассеивает кавалерийскую часть белогвардейцев. Усатые, золотопогонные офицеры из нескольких 'Максимов' на зенитных станках бьют с земли трассирующими очередями. 'Вуазен' вздрагивает, получив несколько попаданий, и загорается. Лицо пилота в крови, в кабине бушует пламя. Перед своей гибелью летчик успевает, сквозь едкий дым воздушного пожара, окинуть тускнеющим взором бирюзовый простор с пылающим, солнечным диском. Окровавленные губы успевают прошептать 'Небо нашей свободы'. Вспышка... Черный вдовий платок на голове девушки. Горе и пустота в огромных, распахнутых на пол лица, глазах... Кинопоказ словно бы замирает, чтобы через несколько секунд продолжиться. Вот два других красных пилота на 'Ньюпорах', стиснув зубы, дерутся против шести явно британских самолетов. И хотя настоящих 'Сопвичей' в кадре нет, но даже консультанты от ВВС, то и дело дергаются на своих местах в зале. Они словно бы рвутся помочь пилотировать бесстрашным краснвоенлетам. А те, подбив два аппарата интервентов, один за другим гибнут. Один сгорает вместе с самолетом, и падает в реку. Второй долетает до аэродрома, и гибнет уже на земле от кровопотери. Был ли такой бой на самом деле? Зрителей это сейчас не волнует. Когда звуковая дорожка ненадолго замолкает, сквозь стрекот проектора можно услышать напряженное дыхание людей в зале. Постановочные кадры иногда сменяются документальными кадрами Гражданской войны. Потом снова пролетают короткие сцены с людьми. Радость от возвращения сбитого пилота. Сцена трусости мобилизованного в РККВФ бывшего офицера. Снова бои. 'Илья Муромец' бомбит обозы и колонны белой конницы. Бортовые стрелки поливают кавалеристов Мамантова из турельных пулеметов. Вот следом за штурмовой атакой пары краснозвездных самолетов, с криками 'ура' поднимаются из окопов бородатые солдаты в обмотках и папахах с красными лентами. Сквозь открывшиеся на экране сцены похорон погибших краснвоенлетов, слышны тяжелые вздохи из зала. Но кино продолжается. Пара летающих лодок рассыпает стрелы и обстреливают из 'Льюисов' вражеские порядки. Вскоре, на врага срывается в карьер неудержимая лава красной конницы... Наконец, перед глазами зрителей, появляется ровный строй самолетов. Словно издалека звучит советский воздушный марш. Большинство из самолетов все еще импортные, но глаза присутствующего на показе летного начальства уже радует их единообразие, и царящий на аэродроме порядок. Четкие доклады командиров авиаотрядов. Лица главных героев, и крупным планом добрые мудрые глаза двух главных вождей Революции. '— Война закончилась товарищи! Но ваши крылья по прежнему нужны стране и народу. Партия ждет от вас новых подвигов. И в мирное время у вас будет много работы'. Оба вождя ждут ответа от пилотов. На трибуну поднимается командующий РККВФ с орденом Красного Знамени на груди. '— Красный воздушный флот клянется нашему народу и нашей родной большевистской партии. Мы будем и дальше насмерть стоять на страже рубежей неба нашей Родины. Чтобы наше небо всегда оставалось чистым и мирным'. Строй слитно выдыхает 'Клянемся!'. В мыслях главного героя молитвой звучит 'Мы сдержим клятву. Наше небо останется чистым и свободным'... А потом под негромкую щемящую сердце песню, по черному экрану ползут титры. И рядом с ними, снизу вверх, уплывают кадры кинохроники и выцветшие фотографии. Кино закончилось, но никто не встал со своего места. В зале тишина...
Экран погас, начлет бригады, задумчиво смахнул испарину со лба. Сощурив глаза, он уже без удивления заметил, ссутулившуюся спину то и дело вытирающего ладонью глаза комбрига. И хотя сам начлет уже давно, года примерно с 25-го, не воспринимал кинематограф как одну лишь голую правду, но даже его проняло. Перед его мысленным взором во время показа появлялись то усталые, то веселые, а то гневные лица разных людей. Знакомых, незнакомых, друзей, а иногда и врагов. Лица людей, оставшихся там, на Гражданской. Сидя сейчас в зале, майор заново переживал порой накатывавшее в процессе показа воздушных сцен, звенящее, и обдающее холодом, ощущение опасности. Когда загорелся свет, в душе начлета бригады спиртовым привкусом остались лишь гордость и грусть. Степан Кузьмич, конечно же, думал и о воспитательном эффекте. Как одного из наставников пилотов его не могли не волновать все эти вопросы. Но все же это для него сейчас не было главным. За эти два с половиной часа он вместе с другими консультантами прожил целую жизнь. Жизнь навсегда оставшуюся там, в их растаявшей туманом юности...
'Хорошо сняли. Это ведь про нас кино было. Про тех, кто сейчас полки и бригады принял, и про тех кто не долетел... Надо бы сказать хлопцам киношникам что-нибудь хорошее ... Вот только мозги у меня сейчас как у пьяного, не знаю даже что говорить-то. Вон и комиссары наши молча сидят. Говорить это их работа, но вот после такого кино, им видать тоже помолчать хочется. А я и так сроду не оратор. Жаль что Василий Иванович еще из Монголии не вернулся. Вот он бы, наверное, сказал...'.
