Уже наступил ноябрь, когда русский флот покинул "гостеприимную" Данию и вышел в Балтийское море. В Норвегию не стал заходить, оставил на следующий год — многие командиры полагали, что флот еще вернется сюда, доводить начатое до конца. Море на всем обратном пути волновалось, дважды попадали в шторм, во второй, особо сильный — уже на подходе к Рижскому заливу. Высокие волны захлестывали палубы кораблей, даже громадных линкоров, а небольшие корветы и клиперы взлетали на них как щепки, а затем падали в развернувшуюся пропасть. Ураганный ветер и волны выломали большую часть мачт, унесли паруса, суда стали неуправляемыми и полностью оказались во власти стихии. Двое суток разбушевавшееся море испытывало крепость наших судов и мужество экипажей, а потом как-то резко успокоилось, как-будто натешилось, словно малое дитя с бирюлькой.

Еще два дня моряки приводили корабли в порядок, ставили запасные мачты и паруса, а потом собирали отбившиеся суда. Не досчитались почти четверти подвижного состава, одна надежда оставалась, что они позже сами смогут вернуться на базу. Обидно на пороге дома терять боевых товарищей, с которыми прошли долгий путь в тысячи миль, выжили в трудных боях со злейшими врагами и вот так, от неразумной стихии, понести страшные потери. Та радость, с которой моряки и бойцы возвращались на родную землю, померкла от случившейся трагедии, суровая реальность напомнила о себе. Через три дня флот вошел в родную гавань без победного салюта, с приспущенными стягами и вымпелами. Погода выпала под стать — хмурилось небо, лил проливной дождь, холодный ветер продувал насквозь.

После высадки экспедиционного корпуса и выгрузки всего доставленного добра поставили корабли в доки и к причалам на основательный ремонт, а экипажи и бойцы отправились в казармы и временный лагерь на отдых. Командующие флотом и корпусом не стали распускать личный состав по зимним квартирам — пока еще неизвестны дальнейшие планы высшего командования. Отдали распоряжения помощникам по текущим делам, сами отправились с конным эскортом в Москву. Дорога выпала сложная — вязли в раскисшем от постоянно льющих дождей грунте, не раз вытаскивали застрявшие кареты из глубокой грязи. Наступивший декабрь принес первый снег, мороз, стало легче с передвижением. Ближе к Великим Лукам началась капитальная дорога с каменным покрытием, ехали по ней с гораздо большим удобством и скоростью.

В Москве Вяземский и Панкрат незамедлительно отправились в министерство обороны отчитаться Хворостовскому. Тот принял гостей радушно, обнял от души, но тут же перешел к делу. Выслушал внимательно доклад, после расспрашивал подробности, разобрал весь поход по карте. После двухчасового общения коротко подвел итог: — Молодцы! — а потом добавил: — Едем в Кремль, к государю.

Как только секретарь сообщил мне, что в приемной ожидают министр обороны и командующие вернувшейся экспедиции, незамедлительно принял их. Сложно выразить охватившие меня удивление и другие чувства, когда увидел рядом с Хворостовским и Вяземским своего сына, но постарался не показать виду при сторонних людях. Пригласил за стол, а потом слушал их доклад. Первым вкратце высказался министр, обобщил результаты похода, а затем уже подробнее на мои вопросы отвечали командующие. Так я узнал о перемене в служебном положении Панкрата, в критической ситуации принявшему командование от генерала Одуевского. В сухом отчете не так просто узнать о полководческих талантах сына, но то, что он не упустил победу в трудном бою, а после в полной мере справился с поставленной корпусу задачей, говорило само за себя. Гордость и радость захватили меня, но я сдержал их в глубине души, вслух же поздравил командующих с успешным исполнением приказа и объявил о представлении к государственным наградам.

Глава 11

Карательный поход нашего флота вызвал в Европе ожидаемую реакцию — бурное возмущение коварством русских, призывы наказать диких азиатов, объявить новый священный поход на восток. Мы и не полагались на какое-либо понимание нашего ответа на агрессию объединенного флота просвещенного Света. Любая попытка дать отпор западу вызовет негодование с той стороны — как же, этим дикарям несут избавление от кровавого диктатора и свободу, а они, неразумные, смеют сопротивляться! Так что не придавали значения разгоревшейся русофобии, нотам протеста от европейских монархов, переданным нашим послам. Но держали ухо востро в прослеживании реальной ситуации на западе, своевременном раскрытии козней и военных приготовлений. Но пока наши агенты не доносили о подобных намерениях в стане врагов, да и нет у них в нынешнее время какой-то серьезной возможности надавить на нас.

Нас ненавидят, боятся, но и уважают, как любую силу, с которой приходится мириться. Иначе можно расшибить лоб без всякой выгоды для себя, только с большим убытком. Что лишний раз доказал наш ответ на агрессию самых могущественных стран Европы. Уж если Франция и Англия, причем вместе, пострадали от войны с нами, что говорить о других! Первым практический шаг к какому-либо мирному урегулированию сложившихся отношений предпринял король Дании и Норвегии Кристиан IV. Накануне Рождества в Москву прибыло посольство от объединенного королевства с предложением о заключении мира. Нетрудно понять побуждение монарха — опасается продолжения на следующий год нашего похода. По сути, наши воины только слегка пощипали небедное государство, если не считать его потопленный флот — времени оставалось в обрез до ледостава на море.

Тревоги короля имели основания — по моему распоряжению Генштаб прорабатывал подобную операцию, с наступлением весны планировали начать подготовку флота к новому походу. Я поставил задачу еще раз пройтись к злейшим врагам, уничтожить остатки военного флота, разграбить и разрушить верфи и крупные порты, оставшиеся нетронутыми в минувшем походе. После же основательно разобраться с Данией и Норвегией, как когда-то с другой скандинавской страной — Швецией. К слову сказать, последняя сохраняла нейтралитет, отказалась присоединиться к коалиции, напавшей на нас. По-видимому, урок, полученный почти десять лет назад, пошел ей впрок, отвратил от подобных авантюр. То же можно сказать и о Финляндии, с ней у нас поддерживался мир. Даже шла торговля, пусть и незначительная для нашего товарооборота, нацеленного главным образом на восток и юг.

Отказывать посольству Кристиана IV не стал, только оговорил, что договор между нами будет жестким и на наших условиях. По-видимому, король дал указ своим послам добиться мира любой ценой, коль те нехотя, ломая свою спесь перед варваром, все же согласились. Дальнейшие переговоры вело министерство иностранных дел — я дал Грамотину самые строгие инструкции, никакого послабления столь ненадежному временному союзнику. Ясно осознавал — никакой признательности и верности от него ожидать нельзя. Пока он вынужден считаться с нами, стоит же перемениться обстоятельствам — вновь примкнет к нашим врагам. Главным условием я поставил передачу под наш контроль Датского пролива — от Скаггерака до Треллеборга, строительство по обе его стороны наших крепостей и фортов с базой для военных кораблей.

Тем самым мы обезопасим себя от прохода вражеского флота из Северного моря в Балтийское, отсечем на дальних рубежах самых могущественных врагов. На Балтике таких у нас, собственно, нет или, во всяком случае, контролируем их — Швецию, Речь Посполитою, германские княжества. Кроме того, на датскую сторону возлагалось обеспечение русского контингента продовольствием и другими припасами. Взамен же будем снабжать товарами повседневного спроса и несложной техникой. Передавать возможному противнику что-то более ценное я не собирался, об этом прямо предписал ответственным за будущие связи ведомствам. Поощрять торговлю с договаривающейся стороной не стал — пока она для нашей страны представляет больше оборонное значение, но и не препятствовал купцам и другим предпринимателям обеих сторон на свой страх и риск вести хозяйственные дела.

В январе после Крещения составили договор между нашими странами, включившим связи и обязательства в разных областях взаимоотношений. Судя по довольному лицу датских послов, они ожидали худших условий, но и мы не остались в накладе, выторговали себе немало преференций, не говоря о военном профиле — вся прилегающая к проливу часть острова переходила под наше ведение. С заключением договора внесли коррективы в план будущего похода, главное из них — строительство военной базы, верфи и крепостей на датском и норвежском побережьях, формирование отдельного Северного флота. Мы и впредь планировали держать своих неприятелей под контролем с моря, оставить здесь достаточные силы для оперативного вмешательства. Резонно посчитали — один только вид русских кораблей, крейсирующих у их берега, заставит одуматься авантюрных монархов от посягательств против нас.

В апреле 1635 года, как только сошел лед на море, громадный флот из девятисот судов вышел из Рижского залива. На этот раз военные корабли составляли только треть, остальную часть — транспортные суда с оборудованием и материалами для строительства, рабочими и инженерами, охранными полками. Десант разместили вместе с экипажами линкоров и фрегатов — в этом походе ограничили его численность до минимума, не стали разворачивать до отдельного корпуса. Каких-либо крупных сухопутных операций не планировали, только захват и разграбление вражеских портов. Командующим флотом вновь назначил Вяземского, Панкрату поручил взятие под контроль обеих побережий Датского пролива, строительство на них военных объектов. Задача важная, имеющая стратегическое значение для страны. О ней я не раз толковал с сыном, обсудил с ним многие детали как военного, так и хозяйственного плана.

С назначение сына командующим особым военным округом я отчасти рисковал — все же управленческого опыта у него нет. Но посчитал, что он справится — здравомыслия ему не занимать, да и пора уже Панкрату заняться важными государственными проектами, а не только саблей размахивать или водить полки в атаку. В помощники дал умудренных жизненным и прочим нужным опытом мужей — подскажут при случае, возьмут на себя важные работы, но вся власть и ответственность остаются за командующим. Так что задание оборачивается испытанием на зрелость, как шаг к будущему управлению страной. Панкрат прекрасно осознавал значимость порученного дела, но меня немного беспокоила его самоуверенность — у него не возникло и тени сомнения в своем успехе.

В немалой мере я разделял подобный прогноз нынешней экспедиции — как в строительстве оборонительной линии в Дании, так и военной компании в Англии и Франции. По данным наших агентов в этих странах, каких-то сложностей русскому флоту не предвиделось. Там в полном разгаре властный кризис на самой вершине. Король Англии Роберт I после гибели флота и нашего рейда в прошлом году потерял всякую поддержку и влияние среди элиты, держится пока лишь из-за отсутствия у оппозиции своего лидера. Во Франции еще хуже — малолетнего сына почившего монарха Анри Бурбона, поспешно избранного сенатом новым королем, уже через два месяца свергли с престола и заточили в Бастилию. Сейчас так практически безвластие, хотя официально страной правит конвент — орган, в чем-то подобный Семибоярщине в Смутное время. Такой же раздрай — каждый из влиятельных членов совета тянет в свою пользу.

Меня больше беспокоили вести, пришедшие в начале февраля из Китая. Там вновь начались массовые восстания в провинциях на юге-западе страны, крестьянская армия мятежников подступила к столице, угрожая свержением лояльного к нам императора Чжу Юцзяня (Чунчжэня). Еще два года назад, после возвращения из Поднебесной нашего посольства и доклада его главы Парфенова о состоянии тамошних дел, я отправил к молодому императору свое постоянное представительство из самых толковых государственных мужей. Кроме ведения наших совместных проектов, поручил оказание всевозможной помощи правителю — советом, практической помощью, при необходимости — и военной. Главе нашей миссии Товстоногову я подчинил три полка и казачью бригаду общей численностью более пяти тысяч бойцов. Им вменялась не только задача охраны наших объектов, но и обучение императорской армии.

Кроме того, дал распоряжение сформировать Забайкальский военный округ. В его состав кроме пограничных отрядов ввел особую армию. В нее вошли три стрелковых корпуса, два кавалерийских, а также специальные подразделения — горно-егерские, разведывательно-диверсионные, саперные, инженерные. Наряду со службой в местах базирования при нужде они могли быть использованы для полномасштабных боевых действий в Маньчжурии, Монголии и Китае. Командующему округом генералу Заболотскому я дал право самостоятельно решать вопрос с применением армии без сношения с центральными ведомствами. Терять месяцы на всякие согласования было бы расточительным, когда обстановка требовала немедленных действий. Посчитал, что назначенный мной командующий достаточно решителен и рассудителен для подобных мер.

Предостерег наших представителей и военных от попустительства авантюрам юного императора или территориальных притязаний, вмешательства во внутренние дрязги. Только при угрозе внешнего нападения или иной прямой опасности для страны и правящему режиму. За эти годы ситуация в стране не вызывало особых тревог, Чунчжэн сам справлялся со своими заботами. А наши советники помогали ему всем возможным, по их докладам в стране постепенно налаживалась спокойная жизнь, правление императора не вызывало особых нареканий. И такой неожиданный поворот — мятеж в самой густонаселенной части империи! Причем наша агентура в Поднебесной, как не так давно в Туркестане, проворонила его зарождение. Спохватилась, когда минувшим летом народные восстания вспыхнули одновременно в нескольких провинциях — Шаньдун, Цзянсу и Сычуань, вскоре перекинулись и на другие.

Поводом для антиимператорских выступлений стал указ Чунчжэня о воинской повинности и новых налогах. К тому же сказалось недовольство населения мздоимством чиновников, продажностью судей, роскошью сановников на фоне бедствующего большинства. Среди восставших наибольшим влиянием пользовались два лидера — Ли Цзы-чэн и Чжан Сянь-чжун, первые поднявшие смуту. На какое-то время они объединили свои силы, общим фронтом заняли крупные города Чэнду, Ханьян, Сиань, Цзинань. Имперские войска зачастую не оказывали им сопротивления, сами присоединялись к восставшим. Осенью прошлого года мятежники подступили к Пекину огромной толпой, слабо вооруженной и обученной. Первые их штурмы столичный гарнизон, поддержанный нашими полками, отбил. Не добившись успеха, с наступлением холодов мятежное войско отступило, по сведениям доносчиков, до следующей весны.

На первых порах наше представительство не вмешивалось напрямую во внутренние дела империи и упустило время. Когда же пожар восстания захватил почти всю страну, не решилось вызывать армию, ввязывать ее в гражданскую войну. Только лишь после того, как возникла угроза захвата столицы мятежниками, Товстоногов отправил гонцов в Москву и в Иркутск с отчетом о сложившейся ситуации и вызовом военной помощи. Тогда же в феврале я получил донесение от генерала Заболотского, что он отправит армию на помощь императору ранней весной, ко времени нового наступления мятежников. Идти зимой не имело смысла, повлекло бы лишние потери и трудности нашему войску при переходе через Большой Хинган или Гоби. Весной же напрямую по пробитому в горах пути можно в течении месяца дойти до имперской столицы и успеть на выручку незадачливому правителю Поднебесной.