Они выбрали ночь

Сбоку клацнуло зубами, и вопрос куклы требовательно повторился, разбившись на множество голосов. Только сейчас глава Отрешенных огляделся, обнаружив, что ожившая чурка не одна.

Кукол было больше десятка. И каждая, вперив свой ядовитый взор в Рундо, ждала ответа.

Выпрыгнув из гроба, Кайот нервно стал шарить по голенищу, ремню и рукавам — но оружия не нашлось.

— Бред! Чушь! — вырвалось наружу.

Ожившие поделки скалились, выщелкивая зубами странную мелодию.

— Где твой пленитель?

— Я не понимаю... кто вы? Откуда? Откуда вы взялись? — немного отступив, Рундо резко замер, поняв, что деваться некуда. Его взяли в кольцо.

— Мы не желаем ждать так долго!

Встав на четвереньки, куклы все как один сверкнули малахитовыми глазами, прямо как четвероногие охотники.

В животе похолодело, лоб покрылся испариной, а кровь бешено запульсировала в висках.

Кайот никогда не был смельчаком, и порой когда жизнь загоняла его в угол, он предпочитал хитрость, нежели открытую встречу с опасностью. Но сейчас он попал в небывалую западню.

Куклы сделали первый шаг, сузив круг. Кинувшись к гробу, из которого его вытащили, он едва не свалился в неглубокую, продолговатую яму.

— Нет! Стойте! Не подходите! — закричал Рундо.

Но куклы его не слушали. Медленно приближаясь, шаг за шагом, они продолжали издавать жуткие по своей природе, заутробные звуки.

Сердце заколотилось с утроенной скоростью. Ощутив себя в плену своих собственных страхов, Кайоту почудилось, что все, что с ним происходит только сон, и на самом деле он продолжает находиться в плену плотно сбитого деревянного ящика, из которого не существует выхода.

— Неизбежность... — протяжный шепот смешался с клацаньем больших рисованных зубов.

— Пошли прочь!

Подхватив кусок доски, которой был заколочен гроб, Рундо стал размахивать ей, пытаясь отогнать приставучих тварей.

Но куклы не боялись опасных угроз. Сближаясь, они уже могли коснуться его ног, когда Кайот спрыгнул в яму. Нападавшие лишь досадливо щелкнули зубами, едва не ухватив его за штанину.

— Идите вон! Проклятые твари! — изо всех завопил глава Отрешенных.

Он молился, плакал, не желая попасть в долину пепельных теней и оказаться в вечном услужении бессмертных.

Яму охватила волна ледяного отчаянья. Одна из кукол попыталась спрыгнуть вниз, но Кайот был начеку. Резкий удар отбросил деревянного монстра прочь. Второму, была уготована подобная участь. Третий, вцепился в руку Рундо и прокусил ее до крови. Четвертый, обхватил ручонками ногу. Пятый, опутал шею. Шестой. Седьмой.

Кайот застонал, понимая, что не справиться.

— Ты будешь наш. Навсегда. На веки, вечные!

В глаза прыснул яркий свет и невыносимая боль, а затем наступила тьма.

— Будь ты проклят! Слышишь, будь ты проклят! — из последних сил выкрикнул Кайот.

Последний образ, — возникший перед главой Отрешенных пока его не охватила тьма — была кабанья голова, висящая над каминам и издающая противное хрюканье, как очередная насмешка над обреченным.

4

Их последний разговор состоялся в той самой секретной комнате, где Рундо любил подолгу беседовать со своим тайным покровителем, который невероятным образом затерялся среди миров. Порой ему чудилось, что кабанья башка ведает все его мысли, заранее зная заданный ему вопрос; иногда Кайот не понимал полученных ответов, но не решался переспросить.

В тот день, когда Кайот открыл дверь кабинета, собеседник уже ждал его, встретив с порога гневным возгласом.

— Ты слишком долго...

— К чему такая спешка? — глава Отрешенных, был явно удивлен. Раньше кабан никогда не повышал голос, разговаривая, достаточно сдержано и размеренно.

— Кронос тебя подери! У меня нет времени ждать. Скорее садись и слушай, — голос духа явно был наполнен тревогой. — Не время мешкать. Твой многоуважаемый кукольный мастер скоро вновь окажется в Прентвиле.

— Где? Когда?

Очутившись в кресле, Кайот приготовился слушать. Для его осведомителя этот был своеобразный ритуал, без которого не начиналось ни одного разговора.

Сегодня чучело выглядело иначе: морда кабана стала суше, из ушей торчали куски ржаной соломы, глаза едва держались на месте, а клыки покосились в разные стороны. Однако Рундо не доверял собственным глазам и не обратил на это особого внимания.

Как только глава Отрешенных погрузился в старое потрепанное кресло, покровитель заговорил быстро, сбивчиво. И чем дольше Кайот слушал, тем отчетливее понимал — он обычная пешка в какой-то сложной и запутанной игре, которую затеяли бессмертные.

Когда разговор закончился, одутловатое круглое лицо главы было напряжено и имело багровый оттенок.

— Ты все понял?

Рундо не ответил.

— Твое дело. Можешь отказаться, но тогда у нас не будет будущего. Еще через пару секунд будет поздно. Кронос не терпит промедления! — Голос чучела вновь стал размеренным. Рассказав все от начала до конца, он больше не торопился.

— Если все что ты сказал чистая правда, у меня не существует иного выбора, — нарушив напряженную тишину, задумчиво произнес Кайот.

— Безусловно, — мягко и очень учтиво промурлыкал в ответ голос.

Собеседник машинально кивнул, продолжая бездумно взирать в разгорающийся огонь камина.

— ТЫ сделал выбор? — поторопило его чучело.

Тишина, сквозь которую вкрадчиво пробивалось потрескивание сухих поленьев, опять поглотила кабинет. Покровитель ждал. А Рундо не спешил с ответом. Огненные тени, отражаясь от лица главы Отрешенных, принимали причудливые формы клыкастых тварей, желавших поскорее полакомиться его душой.

Внезапно раздался мощный толчок, и одно из поленьев вырвалось из огня и скатилось вниз на широкий ворс ковра.

— Решай! — взревело чучело.

Только сейчас Кайот вышел из оцепенения и, вскочив с места, кинулся к выходу.

Маленький мрачный кабинет быстро охватывало пламя. Длинные языки в мгновение ока перекинулись на стены, подобравшись к старой резной мебели, вцепившись в покосившуюся морду кабана. Рундо уже не видел этого. Быстро покинув свое убежище, он направился прямиком в квартал Предсказаний.

В голове крутилось смутное предположение, что его псевдо-благодетель заранее спланировал весь маршрут, а возможно — мог заглянуть в будущее, как эти приставучие гадалки.

Скрипучие голоса городских бродяг, нараспев предлагали Кайоту узнать его злодейку-судьбу и уберечься от неминуемых опасностей. Но тот не удостоил их даже взгляда. Его судьба была ему предельно понятна и ясна, а посему, не было нужды попусту терять ценного времени.

Кто-то схватил Рундо за руку — он небрежно отмахнулся. Одна из предсказательниц преградила ему дорогу и стала совершать магические пассы. Стеклянный взгляд уставился на внезапно возникшую на пути преграду. Отшатнувшись, шарлатанка, сделавшись бледной как полотно, отступила в сторону.

Не обратив на нее внимания, Кайот последовал дальше. Если бы он обернулся, если бы услышал, что сказали ему в след, возможно, избежал бы печальной участи. Но судьба распорядилась иначе...

В то самое время, Рундо был занят собственными мыслями и не прислушивался к посторонним звукам. Он косился на увешанных амулетами и другой мишурой женщин и удивлялся — где только находятся такие непроходимые глупцы, кто слепо доверяет подобному театру абсурда.

И ведь, действительно, находились!

Хромой Билс, помогавший колдуньям и гадальщицам, исправно платил главе Отрешенных неплохие отступные.

Скоро мысли Рундо растворились среди бесчисленного числа благовоний, и в голове возник настойчивый голос Покровителя, который продолжал убеждать своего безупречного помощника:

' Маратани... она укажет путь... не переживай...ваша встреча с кукольником не за горами... Не упусти его... Это очень важно...Прошу лишь об одном... Опасайся мрачного служителя каменных надгробий.... И запомни главное...Когда потребуется...и ты будешь считать происходящее сном, выбери самого крепкого и обними его... Остальное я сделаю сам...'

Отдельные фразы еще долго преследовали Рундо. Многое он не понимал, но, прокручивая в голове разговор, пришел к одному простому выводу: от этих слов, теперь зависела его собственная жизнь.

Отвыкшие от долгой ходьбы ноги, периодически похрустывая в суставах, создавали впечатление, что маленький толстенький человек, спешащий по своим делам, является каким-то сложным устройством заведенным искусным механиком. Представляя, как движутся и работают внутри его многочисленные шестеренки, Кайот забавлялся необычному сравнению.

Остановившись возле дома Маратани, глава Отрешенных немного помедлил и исчез за плотной медной дверью.

До встречи с собственными пороками оставалось чуть меньше суток.

5

Все вокруг казалось нереальным, чужим, лишенным всякой логики и смысла. К счастью Джинкс уже не воспринимал подобные вещи так болезненно. Проникнув в странный, отягощенный кошмарными грезами сон наяву, он неспешно шел вслед за господином могильщиком, полностью положившись на его умение ориентироваться на Старом кладбище.

Немного сбавив шаг, мистер Лизри поравнялся с констеблем и бросил на того быстрый, ничего не означающий взгляд. Джинкс хотел начать разговор, но так и не нашелся что сказать. Его отношение к этому гнусному, вечно козыряющему различными скабрезностями человеку, кардинально поменялось на ровном месте. Инспектор ощущал себя эдаким антиподом, который ненавидел могильщика только за внешнюю оболочку, но с невероятным интересом пытался постичь его жизненные принципы.

Мрачные, почти воздушные тени, скользившие между надгробиями, создавали впечатление густонаселенного города, который был равнодушный к посторонним проблемам. Тем более если они касались жителей Прентвиля. И чем дальше констебль с могильщиком углубились в самую молодую часть кладбища, тем больше становилось вокруг них бестелесных созданий. Вскоре Джинкс ощутил, что попал в кишащий улей, где непрерывно идет сложная и кропотливая работа. Правда, в отличие от пчел, обитатели здешних сот-могил только создавали видимость, без толку сотрясая тяжелый кладбищенский воздух.

Старый сапожник, который, судя по дряхлым ручонкам и двум парам треснутых очков, умерев прямо на рабочем месте, и здесь продолжал ладить крепкие каблуки. Кухарка копалась в огромном чане, пытаясь отмыть его начисто — и смешно переваливаясь через край, она то и дело вытирала со лба несуществующий пот и, приглаживая грязный передник, продолжала бесконечный труд. Охотник не отрываясь, и не тратя времени на всякие глупости, холил и лелеял свое оружие, готовясь к удачной охоте. И еще десятки, или даже сотни горожан, занимались своими житейскими проблемами, не обращая внимания на то, что их земной век давно прошел безвозвратно.

— Поразительно, — восхитился констебль. — И что же никто из них, так и не понял, что давно почил с миром?

— Понять и поверить, ни одно и то же, — изобразив подобие улыбки, Лизри хотел что-то добавить, но осекся и замолчал.

В отличие от констебля, который побывав в Сером городе, окончательно прозрел разглядев изнанку мира; гробовщик изучал обратную стону жизни не одно десятилетие и давно ничему не удивлялся.

— Неужели они не видят, где находятся?

В ответ могильщик пожал плечами, так и не заглотив приманку. Но Джинкс не сдавался. Когда сущее открывает тебе свои тайны, без предисловий и нудных объяснений, человек сам начинает искать причину и следствия, применяя при этом неслыханную настойчивость.

— Почему только мы видим их?

— Я же сказал: вопрос осмысления и веры. Ты не замечаешь очевидного, проходя мимо ровных рядов надгробных плит, но стоит только предаться воспоминаниям, откреститься от привычного мира, и ты наверняка заметишь у дальней могилы призрачную тень. Ну, а уж тем, кому удалось вступить за грань дозволенного — узрит их и подавно.

Констебль резко замер и тыкнув в могильщика указательным пальцем, произнес:

— Стой. Хватит! Мне надоело. Я словно слепой котенок — ничего не понимаю и пытаюсь прозреть. Но извини, больше не хочется. Кто ты? Кто вы все, возникающие на моем пути из ниоткуда, и дающие сотню нужных и бесполезных советов? Кто?!

Лизри в очередной раз добродушно осклабился.

— Ну а ты сам, как думаешь?

Джинкс опешил. Он ожидал любого, даже самого невероятного ответа. А тут вопрос, который поставил его в тупик, уложив на обе лопатки.

Немного помедлив, могильщик спросил снова:

— Что для тебя окружающий мир, который ты не в силах понять? И что ты будешь делать с теми знаниями, что даровали тебе те, кто уже давно находиться на следующем витке времени?

Выпучив глаза, констебль только и смог — открыть рот и промычать нечто нечленораздельное.

Лизри тем временем продолжал:

— Скажи, разве солдат идя приступом на амбразуру, задается лишними вопросами? А может быть, он просто слепо верит в справедливость?! Или смельчак, врывающийся в горящий дом, на призывный крик о помощи. Разве он задается вопросом: Что? Почему? Думаю вряд ли. Вот и у нас сейчас слишком мало времени, чтобы разглагольствовать и пытаться найти ответы на вопросы, которые вполне могут повременить. Прентвиль действительно может погрязнуть в руинах собственных пороков. И те, кто мог молить Всеединого о прощение, уже давно лежат в могилах. Остались только двое: и мы не можем позволить, чтобы их жизни оборвалась так же внезапно как у остальных. Они стоят целого города. Понимаешь?! И если мы оплошаем... Я думаю не стоит объяснять, что ждет всех нас, за пределами этого времени.

Привалившись на памятник, констебль медленно осел на колени и уставился на могильщика снизу вверх.

— Тогда чего мы ждем?!

Он резко вскочил и рванул вперед. Но, не сделав и пары шагов, попал в стальной капкан жилистых рук Лизри. Повалив инспектора на землю, он тихо прошептал ему на ухо, мало понятную фразу:

— На кладбище так не передвигаются.

И только когда Джинкс оторвал голову от земли, он понял ее значение. Его стремительные движения привлекли внимание призраков. Бросив свои бесконечные занятия, они с животным интересом вглядывались в пустоту, туда, где еще секунду назад стоял констебль. И взгляд их был отнюдь не безобиден как раньше. Сверкая алмазным светом, призраки напоминали голодных собак, которые узрели огромную кость с куском свежего мяса.

— На кладбище быстро не ходят...— повторил Лизри и отпустил захват.

Дальше они передвигались тише. Изредка оборачиваясь и невольно замечая призраков, Джинкс вздрагивал каждый раз, когда их взгляд устремлялся в его сторону. Ему казалось — еще чуть-чуть и эти заплутавшие между мирами души заметят его и ... О том, что могло произойти дальше, он думать не хотел.

Миновав глубокую, поросшую мхом и вереском лощину, Лизри остановился и показал на небольшую скрытую от постороннего взора голыми осинами, поляну. Здесь практически не было могил, а те, которые попадались на пути, мало походили на гранитные надгробия. Торча из земли острыми гранями, они больше напоминали клыки мифического чудовища, которого поглотила зыбкая почва, оставив в назидание его острое оружие.