Драгонвик

Когда они вышли на пристань и встали среди нескольких других пассажиров, наблюдая, как к ним приближается первый утренний пароход, Джефф уже достаточно успокоился и потому заметил, что это был новый красивый пароход в праздничной отделке. Все его многоцветные вымпелы развевались на ветру, а позолоченный орел, укрепленный на мачте, ярко сиял в солнечных лучах. То был пароход "Мэри Клинтон".

Когда спустили сходни, Миранда неожиданно уцепилась за руку Джеффа.

— Джефф, позвольте мне поехать вместе с вами в Олбани. Я боюсь.

Ее карие глаза умоляюще смотрели на молодого врача. Он покачал головой.

— Мы не можем рисковать вашей репутацией. Что подумают люди, если мы поедем вместе? Теперь нечего бояться, взгляните на всех этих людей на палубе, они радуются и смеются. Сядьте среди них на солнышке. Постарайтесь отдохнуть.

Он улыбнулся ей и ободряюще пожал руку.

— Через несколько дней я буду с вами.

Она кивнула словно послушный ребенок, и медленно поднялась по сходням на палубу. Пароход сразу же отчалил и поспешил вниз по руке.

Она сделала так, как советовал Джефф — села в кресло в углу палубы. "Когда мы будем проходить мимо Драгонвика, я не стану смотреть", — решила она. Но когда пароход загудел, и "Мэри Клинтон" бодро прошла мимо Хоутейлингз-Айленда, Миранда обнаружила, что не может справиться с собой. Она подошла к поручням и стояла до тех пор, пока силуэт дома медленно не приблизился им навстречу. Она ощутила, как скорость парохода резко упала, и он направился к пристани, потому что алый флаг, подающий сигнал к остановке, радостно бился на ветру. Затем она заметила высокую фигуру. Это был Николас Ван Рин.

Пароход остановился у причала, по-прежнему содрогаясь от нетерпения, и Миранда взглянула прямо в глаза своему мужу.

Что толку было бежать и прятаться среди других пассажиров, запираться в каюте и взывать о помощи? Мысль, что над всеми довлеет судьба и беспощадный рок, принесла ей неожиданное успокоение. Колесо судьбы еще не совершило полного оборота, связывающие их узы еще слишком крепки. Должно произойти чудо. Она глубоко верила в него, и потому не могла бежать.

Миранда стояла совершенно спокойно, когда Николас поднялся на палубу, а затем подошел к ней.

К ним подбежал молодой капитан Холл.

— Сегодня для вас будут устроены великолепные гонки, сэр! — воскликнул он. — За нами идет "Ютика". В Олбани ее поклонники с самого рассвета кричат, что это самый быстрый пароход. Но мы вырвались вперед и обязательно побьем их у Нью-Йорка!

Пока он говорил, тонкий серый корпус "Ютики" обогнул остров, и пароход дерзко загудел.

— Мы должны нагнать время, которое потеряли, чтобы взять вас на борт, сэр. Если бы вы не были владельцем, я никогда бы не остановился.

Молодой человек бегом вернулся на мостик, так и не заметив в своем стремлении доказать, что его новый пароход самый быстрый на реке и, следовательно, самый лучший, что мистер Ван Рин, который еще вчера был полон энтузиазма, сегодня даже не прореагировал на его слова.

Николас стоял на палубе рядом с Мирандой. Его темно-синий костюм, тот самый, в котором он был вчера, сильно помялся, а один его рукав был порван. На запястьях были видны глубокие следы от шнура, которым его связал Джефф. Солнце ярко освещало его голову, и Миранда впервые увидела в черных волосах мужа седые пряди. Его глаза запали, рот стал вялым. "Да он же старый", — с изумлением решила молодая женщина.

— Миранда, — глухо позвал он. Он уже был не способен чему-то удивляться. — Я должен был... уехать... из Драгонвика. — Его голос звучал невнятно, но не от наркотика, а по гораздо более серьезной причине — от ощущения окончательного поражения. Часы, которые он провел беспомощным, связанным, побежденным в собственном доме, да еще человеком, которого он ненавидел, человеком, который направлялся к губернатору, неся с собой разоблачение и невероятное унижение, были самыми страшными в его жизни — все это наверняка порадовало бы Азильду. Лишь благодаря работавшему на лужайке садовнику, который наконец-то услышал отчаянные призывы хозяина, Николасу удалось освободиться.

— Ваш пистолет с вами? — спросила Миранда. — Вы собираетесь стрелять в меня здесь? — добавила она с презрением.

Он медленно отвернулся от нее. Его взгляд уставился на доски палубы.

— Я бы никогда не стал стрелять в вас...

Она плотнее завернулась в накидку и пошла прочь.

— Вы по-прежнему моя жена, Миранда, — сказал он странно приглушенным голосом. — Когда мы доберемся до Нью-Йорка, мы можем сесть на пароход и отправиться в Европу, вместе мы может найти...

— Николас, — медленно произнесла она ледяным голосом. — Я больше не боюсь вас, и после того, как мы доберемся до Нью-Йорка, я никогда вас не увижу. К вам же я испытываю лишь отвращение... и жалость. Да, жалость, — неумолимо добавила она.

Он быстро сделал жест, призывающий ее к молчанию. Затем резко повернулся и уставился в сторону Драгонвика, чей силуэт еще виднелся на фоне голубого неба.

Миранда тоже смотрела, но не на Драгонвик, а на Николаса, на его сгорбившийся у поручней из красного дерева силуэт. "И этого человека я любила, его ребенка я вынашивала", — размышляла она, и поняла, что все чувства к мужу навеки умерли в ее душе.

Она чувствовала, что вся онемела. Казалось, ее тело лишилось костей. Она упала в кресло и закрыла глаза.

Через некоторое время рядом сел Николас. Она ощутила его присутствие и отодвинулась, слегка передвинув кресло, чтобы сидеть к нему спиной.

А вокруг них нарастало возбуждение. Люди бегали туда-сюда по палубе, махали руками и что-то кричали на другое судно — на "Ютику", которое было всего лишь в одной восьмой мили позади них. Время от времени пассажиры с любопытством смотрели на этих двоих, сидевших в стороне от всех и среди всеобщего шума хранивших сумрачное молчание.

Теперь все уже знали, кто они такие, и в некотором роде они вызвали к себе не меньший интерес, чем гонки. Женщины были разочарованы платьем Миранды, которое оказалось на удивление простым и невзрачным, и все дружно согласились, что не такая уж это и красивая пара, как это все утверждали. Более того, их полнейшее равнодушие к попутчикам было единодушно осуждено, как свидетельство отвратительного снобизма.

Но когда "Мэри Клинтон" повернула к причалу Гудзона, Ван Рины были забыты, потому что "Ютика" вместо того, чтобы направиться к причалу, позволила себе пойти на самый подлый трюк, триумфально проскользнув в дальний западный пролив.

Негодование на пирсе среди купивших билеты на "Ютику" было ничем в сравнении с яростью капитана Холла. Еще до того, как были подняты сходни, он отдал приказ отчаливать, и его пароход вновь заскользил по реке вдогонку за "Ютикой".

— Гореть мне в аду, если я не отплачу им! — ругался он, а мысль, что на борту находится сам Николас Ван Рин, удесятеряла его пыл. В умышленном пропуске остановки у Гудзона капитан "Ютики" сотворил самую мерзкую шутку, которую только можно было позволить себе на гонках.

Теперь борьба двух пароходов вышла за рамки обычного спорта. Молодой капитан Холл перегнулся через колесо, его глаза не отрывались от серой кормы "Ютики", кроме тех моментов, когда он опускал голову, чтобы прокричать через переговорную трубу очередной приказ в машинное отделение.

За лоцманской будкой балансир стремительно опускался, словно взбесившиеся качели. Зеленая вода бурлила под гребным колесом. Ниже по течению серая корма "Ютики" стала видна отчетливее.

— Котлы нагреваются! — закричал лоцман. — Я чувствую запах. Вы не сможете продолжать в том же духе.

— Долго и не надо, — резко ответил Холл. — "Мэри" скоро отстанет. Я знаю парочку приемов.

Он поколебался, а затем упрямо выпятил подбородок. И потянулся к переговорной трубе.

Внизу в машинном отделении машинист получил распоряжение.

— Капитан потерял рассудок, ребята, — мрачно сказал он кочегарам. — Мы должны поднять давление.

Он пожал плечами.

— Кидайте смолу.

Кочегарка заполнилась едким дымом. Машинист, выполнив и остальные распоряжения, закрыл клапаны.

Постепенно "Мэри Клинтон" стала продвигаться вперед, и возбуждение от гонок охватило большинство пассажиров, которые столпились на носу, что-то выкрикивая. Но все женщины и даже некоторые из мужчин встревожились. Палуба так дрожала, что маленькие диванчики и табуретки начали двигаться, и весь пароход сотрясался от ритмичных ударов.

Миссис Эдвардс из Вермонта, которая со своим трехлетним сыном Томми впервые отправилась в Нью-Йорк, была ужасно напугана.

— Ну, почему, почему они так стараются догнать этот пароход? — истерично воскликнула она, крепко прижимая к себе Томми. — Это же дурно... дурно!

Вокруг нее раздавались слова поддержки, и некто мистер Дэвис робко вышел вперед. Он сообщил, что беседовал с клерком, который только высмеял его и уверил, что никакой опасности не существует. Другие пассажиры согласились с этим утверждением и успокоили миссис Эдвардс. Когда реванш капитана Холла стал очевиден — "Мэри Клинтон" сначала сравнялась со своим соперником, а затем яростно продвинулась дальше — она бросилась к поручням вместе со всеми остальными.

Высоко на мостике капитан Холл смотрел вниз на ошеломленные лица, выстроившиеся почти в один ряд на палубах обоих пароходов. Его сжатые руки изо всех сил вцепились в рулевое колесо. "Мэри Клинтон", круто повернув направо, врезалась в нос своего соперника, снеся часть его деревянных украшений.

Толчок от этого столкновения выбросил Миранду из кресла. Николас немедленно оказался рядом и помог ей подняться. Она сжалась от его прикосновения и холодно произнесла:

— Со мной все в порядке, но я не понимаю, что случилось.

— Мы побили "Ютику"! — воскликнул Николас, и она с изумлением увидела, что от его апатии не осталось и следа. — И мы выкинем их на берег, — торжествующе добавил он, — если они не остановят машины и не сбросят пар.

Это уже поняли и на "Ютике". Триумф капитана Холла был полным. Он ухмыльнулся в сторону своего поверженного противника и выкрикнул новый приказ. Пассажиры разбрелись по своим местам, и с оглушительным гудком победивший пароход вновь вышел к центру реки.

Николас подошел к поручням кормы и поглядел на "Ютику", которая неуклюже маневрировала, пытаясь вернуться на главный фарватер.

Миранда вновь села в кресло. "Неужели это кошмарное путешествие никогда не закончится?" — в оцепенении подумала она и закрыла глаза.

Капитан Холл отдал новые приказания в машинное отделение. Со вздохом облегчения машинист открыл клапан, но приказа сбросить давление не последовало. Холл намеревался не просто побить "Ютику", он желал побить ее вчистую, если удастся, и потому дрожь и сотрясения палубы продолжались, а дым стал буквально забивать легкие. На палубу сыпались пепел и искры, а удушающая жара в салонах была почти непереносима.

В час дня к Николасу подошла делегация из пяти мужчин. От имени всех говорил мистер Дэвис.

— Мистер Ван Рин, мы только что узнали, что вы один из владельцев этого парохода, и мы просим вас приказать капитану сбросить давление. Он ничего не желает слушать.

— Если вы боитесь, джентльмены, — с улыбкой ответил Николас, — вы имеете полное право сойти с парохода в Поукипси.

И он вежливо поклонился.

Мужчины удалились, чувствуя себя пристыженными. Но несколько пассажиров действительно сошли на следующей остановке. Миссис Эдвардс все-таки осталась на борту и вид Миранды, спокойно сидящей в своем кресле на палубе, несколько успокоил ее.

Когда они проходили Поллопел-Айленд, далеко позади неожиданно вновь появилась "Ютика". Николас издал негромкое восклицание и ухватился за гакаборт. С мостика капитан Холл тоже заметил неясные очертания преследующего их парохода. "Мэри Клинтон", дрогнув, поплыла быстрее, направляясь к Таппан-Зи.

Миссис Эдвардс, которая наклонилась, чтобы застегнуть ботиночек своего ребенка, обнаружила, что вибрация усилилась до того, что она не может удержать ножку мальчика, а когда ее рука коснулась палубы, жар обжег ей пальцы. Она поднялась, обхватив Томми, который уже начал хныкать, и побежала к сидящей в укромном уголке Миранде.

— О, мэм, — закричала она, — вы уверены, что это не опасно? Говорят, ваш муж высмеял предположение, что существует хоть малейшая опасность, и я осталась на борту. Но я очень нервничаю. Везде так жарко.

Миранда подняла голову. Она взглянула на испуганное лицо женщины, затем на маленького мальчика. У него были темные кудри и крепко сбитое тельце.

"Мой был бы сейчас таким же", — печально подумала она.

— Ответьте, мэм! — закричала миссис Эдвардс. Ее ужас возрос, когда она увидела выражение полной апатии на лице Миранды. — Это опасно?

Она вцепилась в накидку Миранды, а ребенок, подражая матери, вытянул ручку.

Миранда уставилась на крохотную ручку на своем колене.

— Я не знаю! — ответила она.

— Посмотрите! — закричала миссис Эдвардс, указывая на кают-компанию, через открытую дверь которой повалили густые клубы дыма, а из-под решетки неожиданно вырвалось пламя.

На мостике капитан Холл молча глядел сквозь окно, как из люка вырываются языки пламени.

— Боже! Она же горит, вы, идиот! — заорал на него лоцман и вырвал из ослабевших пальцев Холла рулевое колесо. "Мэри Клинтон" резко повернулась правым бортом и на полном ходу выбросилась на берег Ривердейла. Сильный южный ветер заставил центральную часть парохода вспыхнуть.

В эти жуткие мгновения пассажиры сохраняли спокойствие. Некоторые удачливые пассажиры на носу смогли собраться с силами после ошеломляющего крушения и выбраться на берег. Но большинство из них, в том числе Миранда и Николас, находились на корме, которая уже уходила под воду. Путь к их спасению преградила стена огня.

В эти минуты на горящем пароходе Николас был единственным человеком, не поддавшимся панике. Его спокойный уверенный голос перекрыл все крики.

— Кресла и стулья за борт!

Мужчины последовали его приказу, швыряя за борт все, что могло держаться на воде, и еще не было тронуто огнем. В отчаянии они искали хотя бы крохотные спасательные шлюпки. Но их не было.

— Всем прыгать в воду! — приказал Николас.

Все инстинктивно ждали этого приказа и потому сразу же подчинились. Когда последний испуганный пассажир бросился в воду, Николас повернулся к окаменевшей от ужаса Миранде.

— Ну же, любовь моя! — крикнул он, и в его голосе послышался восторг и почти радость.

— Я не могу, — прошептала она.

Среди дыма и яростного пламени она видела лишь ослепительную синеву его глаз.

Он сорвал с нее накидку, упавшую на дымящуюся палубу, и, подхватив Миранду на руки, побежал с ней к поручням. В эти мгновения он что-то говорил ей, но должно было пройти еще много-много дней, прежде чем его слова всплыли в ее памяти.

Холодная зеленоватая речная вода сомкнулась над ними.