Меня зовут Виктор Крид

— Тренироваться не забывай, — наставительно сказал я ему. — Любую “суперсилу” в “суперпузо” спустить можно.

— Хорошо, брат. Потренируешь? — изобразив пай-мальчика, ответил он.

— Я уезжаю, Эрик, — отведя взгляд, признался я ему.

— Надолго? Куда? Нашел нового мастера? — заинтересовался он.

— Нет. В Союз. Надолго, — ответил на его вопросы в обратном порядке я.

— В Союз? Ты серьёзно? — нахмурился Эрик. — Тебя же там в два счета вычислят, сам же говорил…

— Меня… пригласили. Настойчиво. Убедительно.

— Да, если что, мы этих “убедительных” в асфальт закатаем! Да мы…

— Ты не понял, — перебил я начавшего не по делу заводиться Эрика. — Меня не заставляют. И не шантажируют. Там есть для меня дело, которым я ОБЯЗАН заняться. И я им займусь. А у тебя тоже есть такое дело. Которое можешь и должен сделать именно ты.

— Что за дело? — заинтересовался он.

— Серокожий запустил тысячи ракет в небо. И все это железо теперь висит у нас над головой на разных орбитах. И среди безобидного мусора тысячи ядерных боеголовок на боевом взводе. Их надо убрать. Весь этот мусор надо убрать.

— Куда?

— Сам думай, — оскалился я. — Это ж ты у нас умный, Профессор Лэншер.

— Да ну тебя, — отмахнулся Эрик. — Я серьёзно.

— Если серьезно, то хочешь — продай. Ядерное оружие сейчас любая страна с руками оторвет. Не хочешь — на Солнце запули. Но орбиту надо очистить. Можешь с Чарльзом посоветоваться. Он мужик головастый, глядишь, еще чего дельного посоветует.

— Обязательно посоветуюсь, — кивнул Эрик.

— Ладно, береги себя, братишка, — обнял я его и пошел к выходу. Не люблю долгих прощаний.

— И ты себя, — услышал я в спину его слова.

Я ушел не далеко. Меньше, чем на квартал и остановился.

— Ты хотел поговорить? — остановилась напротив меня незнакомая женщина в повседневной одежде мелкого офисного работника.

Мистик. Маскировка почти идеальная, но мой нюх не обманешь. Может ее это нервирует? Но ведь к Чарльзу она относится спокойнее, хоть тот ее тоже легко отличит под любой маской.

— Хотел, — подтвердил я. Действительно, во время прошедшего обеда я незаметно сунул ей клочок бумажки именно с такими словами “надо поговорить”.

— Я слушаю, — скрестила она на груди руки.

— Курт, — коротко ответил я, и она вздрогнула. — Ты собираешься ему сказать? — Мистик сузила глаза и напряглась. Был бы у нее хвост, он во всю бил бы сейчас по земле и по бокам, иллюстрируя ее состояние.

— Чувствовала я, что ты опасен, — медленно проговорила она. — Еще при первой нашей встрече. Слишком у тебя прицельный взгляд был, — я молчал, ожидая конкретного ответа на конкретный вопрос. — И много ты знаешь?

— Достаточно, — отрезал я. — Так собираешься?

— Не знаю, — отвела она взгляд.

— Курт — хороший парень, — сказал я. — Он заслуживает правды… и матери.

— Поймет ли Эрик? — прикусила губу она.

— Лучше ты, чем кто-то, — она резко вскинулась и со злостью уставилась на меня.

— Ты не посмеешь! — прошипела Мистик.

— Я сегодня улетаю. Это ваши дела, — пожал плечами я. А потом уставился ей прямо в глаза. И мой взгляд был очень тяжелым. И очень неприятным. — И не смей на меня хвост поднимать. Забыла, кто я? Могу напомнить, — она отвела взгляд и “прижала уши”.

— Я помню, — глухо ответила она. — Я не враг тебе.

— Хорошо, — кивнул я и, развернувшись, пошел прочь, к машине, которая ждала меня за углом.

Это было утром. До встречи со Старком.

Сейчас я ехал на кладбище. На могилу Авраама Эрскина, старого друга, которого я позволил убить. Его жена и дочь так и остались жить в Нью-Йорке. Правительство их не “кинуло”: дало гражданство, честно выплачивает пенсию за смерть кормильца, хоть и не особенно большую. Но с теми акциями Старк Индастриз, что я им “завещал” от имени Авраама, еще до своего бегства на войну от совести (а “завещание” и сами акции подготовил еще до смерти самого Эрскина), получалось вполне достаточно на нормальную, почти безбедную жизнь. По крайней мере на выплату ипотеки за дом и образование для Эсмы и её детей вполне хватало. Не миллионы, конечно, но миллионы давать было бы опаснее. Не справилась бы оставшаяся без мужа Анита с миллионами. Отобрали бы их у нее, тем или иным способом.

А так, под моим периодическим приглядом, жизнь у них складывалась не так уж и плохо. По крайней мере за это мне не было стыдно.

Доехав до места, я вышел из машины, оставив водителя внутри, и двинулся между рядами надгробий к хорошо знакомому месту.

Будь он сейчас жив, что бы сказал о том, как я распорядился его открытием, его наследием? Что бы он мне сказал?

Я стоял у его могилы и молчал. На душе было муторно.

В тот день, после встречи с Вождем Народов, Суо сначала долго молчала. Потом задавала вопросы. Я ответил всего на один: “При чем здесь этот де Сент-Экзюпери?”. “Мы в ответе за тех, кого приручили”, — были мои единственные слова в тот день. Единственные, но отвечающие сразу на всё и всё же объясняющие…

— Ты собрался в Союз, ВиктОр? — спросила, тихо подошедшая сбоку Николь. Наивно было бы полагать, что покупка билетов на имя Виктора Ивановича Крида по советскому паспорту пройдет мимо Директора ЩИТа. Я и не надеялся.

Я кивнул, отвечая на ее вопрос.

— Почему? Ты же бежал оттуда? — я просто пожал плечами. — ВиктОр, объясни мне пожалуйста, что происходит. Я не враг тебе.

— Мы в ответе за тех, кого приручили, — хмуро повторил я свою мысль в слух. — Мы в ответе за тех…

— Я не понимаю, ВиктОр, — вздохнула Николь.

— Сталин, — тихо сказал я. — Это я в 51-ом вколол ему сыворотку Эрскина. И он как-то узнал об этом…

— Ты?! Сталину? — изумилась Николь и даже сбилась с мысли. — Погоди-погоди, но как? Стоп… Тебе известна формула? — не спрашивала, утверждала она.

— Естественно, — все так же не поднимал я взгляда от могильной плиты. — Я же был главным ассистентом. Я и вита-лучи знаю, что такое.

— Но почему Сталину? Почему ему?

— Я русский. И не скрывал этого. А Сталин… Сталин — лучшее, что было с моей страной начиная с Рюрика. Тебе не понять.

— Почему это не понять? — возмутилась Николь.

— Ты Француженка. Защищаешь интересы Америки, — пожал плечами я.

— Ты сам защищаешь интересы Америки, вкладывая деньги в Старк Индастриз.

— Ошибаешься. Старк Индастриз — частная компания, основанная моим другом, принадлежащая мне, брату и Говарду. В ней нет ни одного государственного доллара. У государства нет ни одной ее акции. Только налоги. Но мы уже планируем вывод основных производств в Китай, а капитала, как и основного офиса в Швейцарию. Мы, конечно потеряем на этом деньги, но потери окупятся за пару-тройку лет.

— Ты это серьезно?

— Вполне, — пожал плечами я. — Процесс уже запущен. Старк Индастриз больше не американская компания. Она становится транснациональной корпорацией.

— Но ты же родился в Канаде, воевал за Америку в войне за независимость…

— Я русский. А война… Я воевал не за Америку, а против Британии.

— Не думала, что тебя интересует политика, — вздохнула Фьюри.

— И не интересует, — снова пожал я плечами.

— Но как же? Старк Индастриз, Сталин?

— Старк Индастриз — чистый бизнес, никакой политики. А Сталин… я обещал Аврааму не дать пропасть его открытию. И я не дал, поставив на Сталина. В Америке не на кого было ставить. А бриттов я не люблю.

— Постой, ты столько лет хранил тайну, а тут так просто взял и рассказал мне? Почему?

— Потому что формула больше не имеет ценности.

— В Союзе воспроизвели формулу? — нахмурилась Фьюри.

— Нет, — пожал плечами я. — Хотя, какие-то наработки у них есть в этом направлении. Как и у вас, полагаю.

— Так почему формула потеряла ценность? — еще сильнее нахмурилась Николь.

— Потому, что все дети Союза от трех до одиннадцати имеют силы Роджерса.

— Разведка докладывала о чем-то подобном, но им никто не верил. Хотя, о секретном отряде из трехсот человек, которые устроили переворот во Франции известно почти достоверно.

— Я гражданин Франции, Николь, — достал свой красный паспорт я. — Бывшей Франции. Теперь она Французская АССР. А значит, теперь гражданин Союза.

— То есть весь этот переворот, вся эта сложнейшая, масштабнейшая операция… только ради тебя? — застыла Николь, до которой начал доходить масштаб интриги. Я промолчал, так как ответ не требовался. — ВиктОр, — помолчав, совсем другим тоном начала она. — Я не враг тебе. Если не хочешь ехать, если это по принуждению, я смогу защитить тебя. Новая личность, новое гражданство где-нибудь в Бразилии или Австралии… Только скажи. Я же вижу, что ты сам не свой. Тебя же гнетет это.

— Чтобы на карте появилась Бразильская ССР или Австралийская ССР? — усмехнулася я. — Ядерного оружия нет и не будет минимум пару лет.

— Ты и про ракеты знаешь…

— Не просто знаю, я видел того, кто их запускал.

— Кто он? — “встала в стойку” Николь.

— Эл Сабах Нур. Тысячелетний мутант, по силам равный некоторым богам. И почитаемый в Древнем Египте, как бог. Другое его имя Апокалипсис.

— Это из-за него ты стал выше? — уточнила она. Я кивнул.

— И где он сейчас?

— Умер.

— Просто умер?

— Ну, не назвал бы я его смерть простой, — поморщился я, вспомнив, как страшно кричал Апокалипсис, пока железный кол Эрика не вошел ему прямо в рот. Один из кольев. — Можешь поспрашивать Джеймса. Он тоже был там.

— Обязательно, — кивнула она. — Но ты не ответил. Я смогу защитить тебя, ВиктОр.

— Не надо, — вздохнул я. — Как ты не понимаешь, “Мы в ответе за тех, кого приручили”! Я в ответе… Нет никакого принуждения. Франция — просто демонстрация того, с чем мне придется иметь дело. Иллюстрация возможностей моих… учеников. Я еду учить Новое Поколение людей, Николь. Мне плевать на политику, но именно я их создал, я же несу за них ответственность. Именно поэтому еду. Не мешай мне, Николь.

— Не буду, ВиктОр, — мягко положила мне на плечо руку она. А после и голову. — Мне можно будет тебя навещать?

— Если захочешь, — погладил ее по волосам я. — Говорю же: мне плевать на политику.

— Ты изменился, — тихо сказала она. — Стал мягче…

— Возможно, — не стал спорить я. — Возможно…

* * *

глава 55

* * *

В аэропорту нас встречала девушка в светлом платье по моде этого времени. Капитан Романова собственной, заметно примелькавшейся, персоной.

— Товарищ Крид, товарищ Ли, добро пожаловать в Советский Союз, — приветствовала она нас на английском, так как могла быть уверена, что мы оба его знаем. И я и Брюс.

На китайском тоже было бы неплохо, но подозреваю, что с китайским уже у нее самой проблемы.

Суо сразу мне заявила, что тратить время на перелёты в “этих механических чудовищах” не намерена. Что, когда я устроюсь на новом месте, она сама меня найдет.

Сама, так сама, ещё по такой ерунде я спорить буду. Пожал плечами и пошёл к Брюсу Ли. Я пообещал ему ученичество, если поедет со мной в Союз. Дальше ничего рассказать не успел, так как он уже согласился. И вот мы в России. Точнее в Советском Союзе.

— Брюс, это Наташа Романова. Наташа, это Брюс Ли, — формально представил я этих двоих друг другу.

— Очень приятно, госпожа Романова, — учтиво поклонился ей Брюс. — По вашим движениям и рукам можно предположить, что вы серьезно занимаетесь каким-то боевым искусством. Если не секрет, каким?

— Боевое самбо и армейский рукопашный бой, — вместо нее ответил я. — Наташа — офицер государственной безопасности. Она столь же сильна физически, как и Стив.

— О! — восхитился Брюс. — Вы позволите в таком случае получить у вас пару уроков? Очень хотелось бы посмотреть на эти стили.

— Успеешь еще, насмотришься, — хмыкнул я. — Вы на машине, или надо брать такси?

— На машине, — кивнула она. — Куда поедем? В Метрополь?

— Для начала просто в Москву. Посмотрим на город, походим по достопримечательностям, — ответил я.

— Прошу за мной, — кивнула она.

В машине Брюс какое-то время пытался разговорить Романову, но та была достаточно скована. Видимо моё присутствие давило на неё. Немудрено, учитывая мои габариты, общую звероватость и отсутствие четкого понимания, чего именно от меня ждать. Подозреваю, папочку с информацией на меня ей полистать перед заданием дали, а там уж я точно не Розовый Пони, говорящий о дружбе и какающий радугой. Зверств я творил во время войны в немецком тылу предостаточно, особенно, когда приходилось видеть “развлечения” гитлеровцев с населением захваченных территорий. Да и вообще, у меня в тот период времени было перманентное состояние снесённой крыши.

А товарищи из разведки и НКВД наверняка хотя бы треть моих художеств подробно задокументировать и подшить сумели.

Когда мы уже ехали по самому городу, я увидел стоящих на тротуаре женщину с сыном. Обычная женщина, обычный мальчик лет десяти на вид. Они стояли возле автомата с газированной водой и утоляли жажду.

— Остановите здесь, — тронул я за плечо водителя. Получилось, что на переднем сиденье рядом с молчаливым и непредставленным нам водителем сидела Наташа, а мы с Брюсом разместились на задних. Водитель беспрекословно выполнил эту просьбу. — Наташа, у вас с собой “корочка” есть? — спросил я у нее по-русски.

— “Корочка”? — удивилась она.

— “Корочка”, “Ксива”, “Мандат”, “Удостоверение”? — терпеливо перечислил я синонимы, надеясь, что хоть один из них окажется ей понятен. — Что-то, чем можно успокоить разволновавшегося и испуганного обывателя?

— Удостоверение капитана КГБ подойдет? — достала она небольшой бордовый прямоугольник классической советской “ксивы” и продемонстрировала мне.

— Должно, — пожал плечами я и вышел из машины. Направился прямо к мальчишке и, остановившись за шаг от него, опустился на корточки.

— Привет, парень, — сказал я ему. — Вкусная газировка? — мальчик недоуменно и немного испуганно на меня захлопал глазами. Но его испуг ничто, в сравнении с испугом его матери. Вполне ее понимаю: останавливается рядом с ней, средь белого дня, черная официального вида волга, вываливается из нее двухметровый шкафообразный звероватый иностранец, если судить по одежде, и пристает к сыну со странными вопросами. Ужас! И как на зло — ни одного милиционера рядом.

Романова быстро сообразила, что предыдущие вопросы мои были не просто так, по-этому оббежала машину и поспешила к нам. Дойдя до женщины, она аккуратно показала ей раскрытое удостоверение и что-то быстро зашептала на ухо. Мальчик посмотрел на побледневшую маму, та ободряюще ему кивнула и вымученно улыбнулась.

— Вкусная, — ответил он. — Хотите? — протянул мне стакан он.

— Спасибо, — умиленно улыбнулся я ему. — Ты лучше сам пей, я потом себе полный стакан куплю: видишь, я какой большой? Мне много надо. У тебя столько нет. Тебя как зовут? — а храбрый парень — улыбочка-то у меня та еще, не для слабонервных.