Генерал подготовился снова получить в виде реакции выражение тупого рвения на лицах, за которым скрывалось безразличное "ну и что?", но на этот раз неожиданно для себя попал куда надо. Лица офицеров стали осмысленными и злыми. Каждый из них если не понимал, то нутром чуял, что ребята, проводящие успешные операции вместо роскосмофлота, смертельно опасны именно своими успехами. Так, глядишь, массами может овладеть убеждение, что руководство действительно ни на что не способно.

— Перестрелять бы их! — озабоченно сказал толстый начальник финансового управления. — Как-то бы побыстрее... что, карательный корпус не справится? Кто у нас отвечает за это направление?

И наконец пошла настоящая работа. Не звучали обвинения, замаскированные угрозы и ложь, никто не выяснял отношений. Офицеры почуяли угрозу своей власти и действовали четко, быстро, слаженно — так, как действовали во время переворота. От внимания генерала не укрылся факт, что практически все присутствующие неплохо ориентировались в происходящем на "Локи". У кого-то там были знакомые, коллеги, деловые партнеры или хотя бы платные информаторы. И, конечно, они во время рабочей вахты находили возможность попользоваться дальней связью, или устройствами ЗАС, или сетью военных маяков — этак запросто, по-дружески. Абсолютно закрытыми, защищенными системами связи. Из чего следовало, что бардак на "Локи" — родной, российский, и никакие бунтовщики изменить его не в силах.

Что еще отметил генерал — все сведения с "Локи" оказались немного устаревшими. Как будто кто-то перед операцией выключил всю связь. Или перестрелял связистов. А вот это уже — признак железной, непререкаемой дисциплины!

Забавно, но офицеры данный факт не заметили. И генерал понял, почему.

Им не требовалось.

Офицеры интересовались только властью.

И разбирались только в ней.

— Если не уйдут с Клондайка, Штерн их порвет! — уверенно сказал начальник генштаба. — Я его знаю. Значит, они уйдут немедленно. Куда? Кто у нас по разведке?

— Они из "черной бороды" вывалились, — тут же сообщил разведчик. — Туда и вернутся. Больше им некуда. Сейчас Седьмой флот от америкосов развернется, и в европейском секторе им не жить, загоняют насмерть. И у нас их тоже сразу, без суда... Так что только в "черную бороду".

— Ну и пусть сидят, пока не подохнут, там же ничего нет, — сказал кто-то неуверенно, но на него накинулись все, и продолжения не последовало.

Генерал насмешливо посмотрел со стороны, как оперативно сколачивается боеспособное соединение, мгновенно решаются вопросы комплектования и снабжения — и подтянул к себе доклад аналитиков. Пора показывать, кто в доме хозяин, а то начальник финансового управления как-то подозрительно быстро взял руководящую функцию в свои пухлые руки.

— Спланировали? — осведомился он. — Замечательно. Теперь послушайте, в чем проблема. Аналитический отдел провел исследование, и вот что выяснилось: личный состав флота находится в неустойчиво-пассивном состоянии. Как они объяснили, это означает, что любое подразделение в любой момент может перейти на сторону бунтовщиков. Без видимого проявления недовольства. Просто раз — и перейдут.

— Ерунда какая-то! — не сдержался командующий соединениями спецназ. — Вечно эти аналитики гонят пургу.

Его поддержали одобрительным гулом. Что такое пурга и как ее гнать, никто не знал, но выражение пользовалось популярностью в штабных кругах, и что оно означает на самом деле, все прекрасно представляли.

— Я же спросил, где твои рейдовики, — напомнил генерал. — А они — там. По данным информаторов, вместе с бунтовщиками брали Клондайк. Это рейдовики, с их элитным обеспечением, расширенным пансионом, огромной зарплатой. А что тогда ждать от линейных частей?

— Я давно говорил, что большая зарплата — зло! — проворчал начальник по финансам. — Исполнитель должен быть голодным, чтоб не привередничал! Не послушали...

И толстяк глубоко задумался.

— Что, и каратели тоже?.. — заикнулся кто-то.

— Я своих без поддержки не отправлю! — решительно воспротивился командующий мобильными соединениями военной полиции, то есть, проще говоря, главный каратель. — Я один корпус потерял, хватит!

Главный каратель был из старой команды, его генерал не счел нужным менять. Каратель — он и есть каратель, при любой команде.

Что они из себя представляют, бунтовщики? — спросил главный финансист. — Почему с ними так сложно? Что-то особенное?

— Да не сказал бы, что особенное, — протянул начальник снабжения. — Мои люди там есть. Все то же, что у нас. Бардак, в общем.

— А за главного у них кто? Может, в нем дело?

— Да с главным у них вообще непонятно...

— Почему непонятно? — оживился начальник разведки. — Как раз понятно! Анархия там, в чистом виде. Десантниками командует майор Быков, он и раньше ими командовал. Кто с ним сталкивался, подтвердят: тупой качок, как и вся десантура, ничего особенного. Думает за него вообще зам по работе с личным составом. Уцелевшими с центральной базы руководит наш Кожевников, единственный, кстати, там генерал. Но он вообще-то не с бунтовщиками, просто им отступать было некуда. Подвернется случай, он своих людей выведет и сам уйдет. Он — наш. Комэсками у них Гончар и Овчаренко, последний вообще из карательного корпуса, и что они там забыли, только им известно. Может, на лидерство замахиваются, да пока не получается... Ну, у амазонок свое руководство, но их мало осталось... и есть еще гражданский персонал "Локи", европейцы. Этим просто деваться некуда, вот и работают пока. А единого руководства там нет. Ну, Еремеев там, неплохие у него позиции, но он больше по материально-техническому обеспечению, еще кое-кто по мелочи...

— А чего мы тогда с ними справиться не можем? — искренне не понял начальник финансов. — Если у них бардак?

— А того, что у нас бардака еще больше! — буркнул кто-то. — А желания работать — меньше. Бунтовщики серьезно воюют, им спасаться надо!

— А, так они фанатики! — протянул толстяк. — Им при любом раскладе смерть... Тогда понятно.

Генерал Маркелов опустил голову, чтоб скрыть довольный блеск в глазах. Криво-косо, но совещание вышло на цель! Решена мучившая генерала загадка! Фанатики — это объясняло всё. И сверхъестественную результативность в бою. И их странное воздействие на военных космонавтов. И вообще всё. Фанатизм заразен, это известно еще с войн двадцать первого века! И как с фанатиками справляться, известно с тех же времен. Выжигать!

Видимо, остальные тоже правильно среагировали на знакомое слово, потому что в решениях были единодушны. Выжигать! Не считаясь с потерями!

А чтоб потерь было меньше, а результата больше, решили, во-первых, отправить по следу бунтовщиков "бутерброд": мощную группировку кораблей космофлота, подпертую не менее мощным сводным соединением карательных корпусов. На всякий случай. Чтоб исключить неустойчиво-пассивное состояние личного состава. Дождаться, когда бунтовщики вернутся в "черную бороду", и... А во-вторых, каждый из присутствующих пообещал отдать своим людям на "Локи" приказ на уничтожение командирского состава бунтовщиков. Тактика не новая, и два века назад снайперам вменялось отстреливать в первую очередь офицеров — так почему бы не применить удачный опыт?

О рейде к Клондайку никто даже не заикнулся. По европейскому сектору только бунтовщики могли передвигаться. Фанатики, что с них взять.

Летописец

Превосходство в технике или фанатизм. Эти два объяснения чужих успехов — наиболее частые в земной истории. Конкистадоры бросили к ногам Европы целый континент — огнестрельное оружие, кони и религиозный фанатизм. Наполеон бросил к ногам Франции всю Европу — прекрасная артиллерия и фанатичная гвардия. Русские прогнали Наполеона обратно через всю Европу — звериная фанатичность северных дикарей. Немцы подмяли под себя Европу блицкригом — великолепное германское оружие и фанатизм нацистов. Русские перемололи в жерновах войны Германию со всеми ее союзниками — дикий коммунистический фанатизм русских, подпертый превосходной американской техникой...

И никого не смущает ложь.

Никого не смущает, что фанатизм — не ружье, из него не убить врага. Наоборот, он ослепляет ненавистью и туманит разум. Но это никого не смущает. Не смущает, что военная техника — не панацея, и вообще-то примерно одинакова у противоборствующих сторон. Ружья конкистадоров — смех на палочке против скорострельных луков, и кони на кручах Анд и в сельве Амазонии — не преимущество, вовсе нет. В наполеоновских войнах в обе стороны летали одни и те же ядра, и русский звериный фанатизм стоит в ряду со сказками о белых медведях на улицах столиц — уверен, и в веке двадцать пятом эти сказки про русских будут иметь хождение. Сотрется сама память о медведях, а сказки — останутся.

Ну а то, с какой скоростью германское хваленое оружие и нацистская одержимость уступили американскому хваленому оружию и русскому фанатизму, приводит к одной неизбежной мысли.

Это — ложь.

Вот и в двадцать третьем веке, в самом его расцвете — чем объяснили необыкновенный взлет России? Техникой и фанатизмом. Ничему не научила история.

Люди не хотят видеть истину.

Шаг девятый

Астероидный кластер Клондайк

Вселенная медленно кружилась перед его закрытыми глазами. Клондайк, вспомнил он. Они атаковали Клондайк. Значит, сейчас он на Клондайке. У европейского кластера — заданное вращение с земными параметрами. Жители Клондайка предпочитали встречать под своими куполами привычные рассветы и закаты. Это не вселенная вращается, а он сам. И где-то на краю вселенной зловеще мигает двигателями на разгоне Седьмой флот.

До потолка медблока оказалось не менее трех метров — с точки зрения офицера, гигантомания какая-то. Клондайк, напомнил он себе, здесь места хватает.

Обзор перекрыла стройная девушка, затянутая в медицинский стерил-комплект. Клаудия. Заглянула в глаза устало, но очень внимательно, совсем как настоящий врач. Да она скорее всего им и являлась. Помимо прочего.

Он попробовал сложить медицинский кокон и сесть. Не получилось.

— Товарищ младший лейтенант! — предостерегла девушка. — На ближайшую неделю война для вас закончилась.

— Сколько времени мы здесь? — просипел офицер.

— Два пятьдесят, как сдался персонал, — донесся голос десантника-телохранителя. — Четыре часа с начала штурма.

Он прикинул, сколько времени потребуется Седьмому флоту, чтоб гарантированно перекрыть им уход. Получалось, что надо вставать. Плохо-то как...

Он напрягся и снова попробовал сесть.

— Убить себя хочешь? — мгновенно рассердилась Клаудия. — Нет, ты будешь жить! Встанешь — помрешь, понял?

— Руки! — донесся окрик десантника, но шприц в руке Клаудии уже ткнулся в его плечо, щелкнул, и вселенная прекратила вращение...

Вселенная медленно вращалась перед закрытыми глазами, на ее окраине злобно горели двигатели кораблей Седьмого флота. И кто-то еще подтягивался из глубины европейского сектора. Скорее всего, старый знакомый Штерн. Плохо...

— Сколько мы здесь? — хрипло спросил он.

— Шесть часов, — донесся угрюмый голос. — Можете открыть глаза, товарищ император, она ушла.

На брови телохранителя красовалась свеженькая ссадина. Под внимательным взглядом офицера он недовольно отвернулся. Десантники из-за специфики своей профессии очень болезненно относились к поражениям в рукопашной, из чего следовало, что оно таки произошло.

— Что здесь было?

— Ваша девушка здесь было, — буркнул боец и осторожно потрогал болячку. — Капитан Михеев было и разнимало, смелый он человек. Вас интересует конкретно кто? А если что, то ничего не было. В смысле, серьезного. Клаудия назначила вам недельное восстановление в медикаментозной коме, все согласились, что она ваш личный врач. В итоге.

— Я не согласен, — прошептал офицер. — Вы не понимаете... Седьмой флот на подходе.

— Уйдем! — уверенно сказал десантник. — Пленных уже принимаем на борт. Разграбим базу, забьем хранилища расходниками, пополним оружейные склады и уйдем. Все будет в порядке, товарищ император. Выздоравливайте спокойно.

Он всмотрелся в защитную сферу Клондайка. Не уйдем, хотел сказать он, но десантник озабоченно глянул на приборы контроля жизнеобеспечения и взял пневмошприц. "Что ты делаешь, дурак? — безмолвно закричал он, падая в пустоту забытья. — А кто проведет корабли наружу через систему обороны, кто? Она же самовосстановилась! Дурак..."

Вселенная медленно вращалась перед глазами. Горели огни двигателей маток Седьмого флота. Уже близко, опасно близко. А встать по-прежнему не было сил. Что за дрянь ему колют? Медикаментозная кома. Ой как плохо...

Где-то на пределе слышимости шелестели, переговаривались знакомые голоса. "Семерка". Как здорово, что живы. Живы и пытаются что-то предпринять. Как он и надеялся.

— Синхронизируется, — озабоченно сказал пилот. — Но долго-то как...

Прилетел и угас вопль стрелка о том, как сильно он хочет жить.

— Не успеваем?

Это старшина.

— Немножко, — признал пилот. — Европейцы на подходе. Придержать бы их, да нечем. "Нибелунг" без лоцмана защитную сферу не пройдет, а кэп в коме. И неизвестно, встанет ли. У него сердце больное.

— Я проведу! — с готовностью отозвался офицер. — И у меня здоровое сердце, что вы путаете?!

Голоса отдалились и затихли. Не услышали. Ну правильно, он же не старшина, держать связь не натренирован.

Он подавил отчаяние. Спасти бунтовщиков мог только он. Или он, или никто. Ему бы связь — и глаза. Но глаза-то у него теперь есть. Вон они, европейцы. Надвигаются, нависают. И защитная сфера Клондайка никуда не делась, надежно заперла бунтовщиков в западне. Из медблока он различал и группировки ракетных платформ, и самонаводящиеся брандеры, и минные поля в метеоритном шлейфе Клондайка, и перекрестья систем захватов целей в "глазе бури" — и все это только ждало, чтоб бунтовщики допустили ошибку. Как он провел через них корабли совсем недавно, непонятно.

Но связь у него тоже имеется в распоряжении, вдруг понял он в момент очередного просветления. В любой медицинский кокон встроен комплекс виртуальной реальности. Который не может не иметь выхода в инфосеть. Хотя бы во внутреннюю. И что это, если не связь? Нужно только правильно обратиться...

И он обратился. Потянулся в безмолвную пока что пустоту, крикнул что было сил. Как-то же это делал старшина? И даже стрелок? И, скорее всего, пилот тоже? Значит, могло получиться и у него. Он же видит вселенную? А грави-связь, она... она — та же вселенная, малая ее часть...

И пустота ответила. Сначала — ощущением присутствия. Потом мелькнул возглас стрелка, что-то матерное, как обычно, и еще про него не очень вежливое, но радостное. Но он искал не экипаж "семерки". "Семерка" — это важно, но потом. Сейчас ему требовалось достать "Нибелунг".