Вой лишенного или Разорвать кольцо судьбы

Литаурэль без сомнений, не думая, обратилась к тагьери. Саблезубая кошка рванулась из нее, спеша на помощь Лутаргу. Рожденная с духом еще только вскочила на ноги, а черная тагьери, окруженная зеленоватым свечением, уже преодолела расстояние до рьястора и, с шипением припав к земле, замерла рядом с бело-голубым волком.

Лита бежала, как никогда. Она не смотрела под ноги, не боялась упасть, споткнувшись о камень. Ее взор был прикован к сияющим пятнам духов, окруживших кого-то. Девушка не слышала надрывного визга Паньки, встревоженных криков Таирии, чертыханий старца. Всеми мыслями и стремлениями она была там, впереди, где нечто угрожало Лутаргу.

Как и кто-то до нее, Литаурэль ворвалась в непроходимую стену ивняка. Она продиралась сквозь нее под треск разрываемой ткани рубахи, царапая в кровь руки и лицо, пока не оказалась по другую сторону природной изгороди, где рьястор и тагьери кружили вокруг катающихся по земле людей. Девушка увидела, как Лутарг, оседлав своего противника, прижал того к земле и, выкрутив руку, заставив взвыть от боли.

— Если не прекратишь, сломаю, — прорычал молодой человек, а ему яростным рыком вторил рьястор.

Хрипом выдавив: "Не надо", поверженный перестал сопротивляться. Лита с облегчением выдохнула.

— Лежи смирно, если не хочешь познакомиться с ними поближе, — предупредил напавшего Лутарг, выпуская руку и поднимаясь с жертвы.

Тот не шелохнулся, удерживаемый одним присутствием подступившего к нему рьястора. Волк скалился, показывая огромные клыки, а тагьери вытянула вперед передние лапы с выпущенными наружу шилоподобными когтями.

— Как ты? — очнувшаяся Литаурэль подскочила к молодому человеку.

Его щека была измазана кровью, а ворот рубахи потемнел и прилип к телу.

— Дай посмотрю. Сильно? — запаниковала она, пытаясь отвести в сторону растрепанные волосы.

— Оставь. Не страшно, — отстранил девушку Лутарг.

Он был зол. В первую очередь на себя. Зол из-за рьястора и своего неумения контролировать его. Рвущийся на волю дух, полностью дезориентировал его. Молодой человек даже не ощутил притаившегося в засаде убийцу. Не заметил его присутствия, а тот был совсем рядом, источая радость и страх. В любое другое время Лутарг учуял бы его, а сейчас нет. Это было плохо. Очень плохо!

Мужчина скрипнул зубами, испытывая желание хорошенько врезать по чему-нибудь.

— Прекрати! — воскликнула стоящая рядом Литаурэль. — Перестань, ты только хуже делаешь! — Она схватила молодого человека за руку, пряча ее в своих ладонях. — Не надо себя накручивать.

Ответить Лутарг не успел. Сопровождаемый треском веток из кустов раздался голос Сарина.

— Вы в порядке? — старец слышал, что молодые люди разговаривают, но выбираться из укрытия не спешил. Как бы он не доверял Лутаргу и Литаурэль, столкнуться с духами желания у него не было. Духи — это же не совсем они.

— Да, — откликнулся мужчина. — У нас есть веревка или что-то вроде нее. Тут любителя махать ножами связать требуется, — сообщил он старику.

— Найдем, думаю, — отозвался Сарин.

— Промыть надо и перевязать, — сказала Литаурэль, все же убрав волосы и отодвинув ворот рубахи.

Рана была поверхностная, но от этого не менее безобразная. От глотки в ключице тянулся зигзагообразный порез. Видимо, Лутарг успел перехватить руку, направлявшую нож, и не дал напавшему полоснуть со своей силы.

Лита судорожно сглотнула ком, застрявший в горле. Какие-то мгновенья отделяли его от ужасной смерти — захлебнуться собственной кровью. Дрожащие пальчики осторожно коснулись мужской шеи чуть выше пореза, радуясь теплу и бьющемуся пульсу.

— Со мной все хорошо, — успокаивая, сказал Лутарг, ощутив ее изменившийся настрой, но тут же отвлекся на злобное клацанье и предупреждающее шипение. — Лежи спокойно, — уже совсем другим тоном произнес он, советуя зашевелившемуся пленнику не двигаться. — Если не хочешь отведать зубов.

— Отзови их, я не побегу, — попросил поверженный, и молодой человек вынужден был отдать ему должное — не из слабых оказался.

— Веревка еще нужна? — спросил Сарин, застывший на краю живой изгороди ивняка и использующий редкие ветки в качестве укрытия.

На этот раз его продвижение не было столь шумным, видимо, нашел проторенную тропу. Лутарг высвободил руку из цепких пальчиков Литаурэль, все еще удерживающих его, и шагнул к старцу.

Когда нападавший был связан, а духи призваны обратно, далеко отсюда, в реальности созданной Нерожденной, Ираинта и Сальмир, удерживающие бьющееся в конвульсиях тело Антаргина, смогли вздохнуть с облечением, несмотря на то, что в сердцах обоих все также царила непроглядная тьма. И калерат, и ротула понимали, что еще одного приступа Перворожденному не пережить, а потому со страхом ожидали нового дня. Дня, который может стать последним для обитателей Саришэ.

* * *

— Я хочу, чтобы ты покинула Антэлу.

Приказной тон брата нисколько не испугал Лурасу. Женщина привыкла к нему, и попусту не обращала внимания. Он долгие годы контролировал каждый ее шаг, и если не рычал, обвиняя в своих бедах, то приказывал.

— Что на этот раз? — поинтересовалась она, с холодной невозмутимостью продолжая готовиться ко сну. Рука, с зажатым в ней гребнем, размеренно поднималась и опускалась, проводя по волосам. Глаза не отрывались от отражения Матерна в зеркале.

Вейнгар стоял, скрестив руки на груди, и явно нервничал. Раса видела, как пальцы выстукивают дробь по предплечью, как подергивается нижняя губа — верный признак душевного расстройства.

— Твое влияние на Ири пагубно, и я не хочу, чтобы ты или Гарья, — взгляд мужчины метнулся к кормилице, расстилающей постель, — морочили ей голову своими россказнями.

— Ты прекрасно знаешь, что я никогда ничего не говорила Таирии, — не согласилась Лураса. — Я никогда не хотела, чтобы дочь думала о тебе плохо. Достаточно моего, не лучшего мнения о тебе.

— Это все слова, — прикрикнул на нее Матерн, сделав несколько резких шагов из стороны в сторону. — Только слова, — продолжил он после небольшой паузы. — Ири перестала слушаться меня, и я думаю, что это твоя заслуга.

— А может твоя? Почему ты свои ошибки перекладываешь на других? Когда ты в последний раз занимался дочерью? Проводил с ней время?

— Не твое дело! — взорвался он, застыв на месте.

— Конечно, не мое. Твое. Вот и думай, — все также бесстрастно произнесла Лураса, откладывая гребень. — Так ты освобождаешь меня? Я свободна? — спросила женщина, следя за тем, чтобы голос не дрогнул, не выдал волнение, накопившееся внутри.

— Разве я об этом говорил? — наигранно удивился мужчина. — Ты поедешь в Траитэлу. С сопровождением. И будешь там столько, сколько я скажу.

Лураса заставила себя усмехнуться. Ей вторили фырканье Гарьи и боль в сердце. Он никогда не отпустит ее. Покуда не будет уверен в своей неприкосновенности, не отпустит.

— Ты жалок, Матерн. — проинформировала она брата. — Отцу должно быть стыдно за тебя в царстве Траисары.

В ее словах не было желчи или обиды, только горечь. Признание его падения, абсолютного и безвозвратного. Теплящаяся ранее надежда и ее слабый огонек исчезли безвозвратно.

— Ты никогда не изменишься. Никогда не поймешь. А жаль. Очень жаль.

Она ни к кому не обращалась, скорее, говорила для себя. Произносила вслух то, во что ранее не хотела верить. Надеялась изменить.

— Замолчи! — зло вскричал мужчина, метнувшись через комнату в направлении сестры.

Что он хотел предпринять, осталось тайной, так как до Лурасы Матерн не добрался. На его пути, яростно сверкая глазами, выросла Гарья.

— Нечего здесь кричать! — велела она ему. — Взял в привычку захаживать перед сном, беспокойство своими разговорами призывать. Утром все проблемы решаются. Утром.

— Я все сказал, — отступил Матерн.

Еще раз заглянув в глаза сестры, он развернулся и направился к выходу. Ее зеркальное отражение еще долго будет стоять у мужчины перед глазами. В привычные печаль и осуждение, направленные на него, добавилась толика презрения. Презрения к нему.

Вейнгар с досады сжал кулаки, впиваясь ногтями в кожу ладоней. Желанного успокоения это не принесло, но вернуло трезвость мысли. "Какая разница, что она думает", — решил он для себя. Главным было отправить ее подальше отсюда, пока так называемый племянничек не встретился с матерью.

— Через пять дней, вейнгар. Через пять, — слова Лурасы застали его возле двери, взявшегося за ручку.

— Завтра, — непреклонно заявил он.

— Нет, Матерн. Пять дней до помина отца. Ты не можешь лишить меня этого. Не посмеешь!

В бессилии хлопнув дверью, он вылетел из покоев сестры. Она была права. Не сможет. Двадцатилетний помин Кэмарна! Как он мог забыть! Совсем забыть про почившего отца и должную быть отданной дань поминовения.

* * *

Урнаг понял, что проиграл, когда яркая вспышка прорезала темноту, и рядом с ним оказался огромный светящийся волк. Во всяком случае, эта штука была похожа на него — на волка. Его помощники от подобного зрелища разбежались в разные стороны. Урнаг и сам был не прочь, вот только жертва держала его мертвой хваткой.

Мужчина долго раздумывал над тем, как справиться с племянником вейнгара, не навредив при этом его дочери, и, наконец, решил подстеречь того ночью. Должен же он изредка отходить от остальных. Подстерег!

Урнаг криво усмехнулся. Еще как, подстерег! Теперь все ребра болят. Руки занемели, а кожа запястий стерта в кровь толстой веревкой. К тому же, ему каждое мгновенье угрожает опасность свалиться с лошади, если той ненароком вздумается взбрыкнуть. К седлу его привязать не посчитали нужным. И правильно. За собственную глупость достоин сломанной шеи.

Урнаг бросил осторожный взгляд на спину племянника вейнгара. Теперь он понимал навязчивое стремление Матерна избавиться от этой твари. Сам он тоже не захотел бы иметь по боком такого племянника.

Зрячий слепец обернулся, будто почувствовал, что на него смотрят, и мужчина поспешил отвести взгляд. Холка кобылы представлялась достойным для созерцания местом.

Через некоторое время Урнаг исподтишка огляделся. Идея спрыгнуть с лошади и припустить, куда глаза глядят, уже не раз посещала его, но отбрасывалась за невыполнимостью. Слишком много смотрящих вокруг. Да и от сияющих чудищ далеко не убежишь. Только припомнив размеры и полную острых зубов пасть волка, Урнаг передергивал плечами от страха и отвращения. Жуткая тварь.

— Останавливаемся! — донеслось откуда-то спереди, где во главе пробирающегося по лесу отряда находился старик.

Куда он вел их, Урнаг так и не понял. Как ему представлялось, они уже сделали приличный крюк в сторону от главных ворот Антэлы, и теперь должны были находиться у той части стены, которая была монолитной и хода не имела.

"Они что, перелезть через нее хотят?" — спрашивал себя Урнаг, совсем не представляя, как это можно осуществить. Окружающие город стены были выложены из полированного серого камня, и взобраться по нему беспрепятственно мог только паук, и некто, сродни ему. А таковых среди путников мужчина не наблюдал.

Урнаг в раздражении скривился, признавая бредовость посещающих его мыслей. Похоже, рассудок покинул его, помешавшись на чудовищах.

— Здесь переждем, — сказал старец племяннику вейнгара, когда тот придержал лошадь рядом с ним.

Урнаг осмотрелся. Развалины древнего храма, находящиеся вдалеке от хоженых троп — признал он местность. "Хороший выбор", — вынужден был согласиться со стариком пленник. Жители Антэлы эти руины не жаловали. Маловероятно, что кто-то даже случайно забредет сюда.

— Укроемся от непогоды и спрячем лошадей, — продолжил старик. — А после полуночи я проведу Литаурэль к ходу.

"К какому такому ходу?" — спросил себя Урнаг. Нет здесь ничего, и не было никогда.

Он устремил удивленный взгляд на старика. Тот выглядел уверенным в собственной правоте, и мужчина задумался о существовании тайных лазов. Когда давно он слышал рассказы, что в каждый тэланский город ведет подземный ход, и даже не один. Но если это правда, то откуда старцу знать об этом?

Лошадей оставили пастись в превратных помещениях храма, а сами путники укрылись от начавшего моросить дождя в единственном помещении с сохранившейся крышей. По всей видимости, это было святилище. В центре округлой комнаты возвышался алтарный постамент, изъеденный временем и ветрами. Украшавшая его когда-то лепнина обвалилась, оставив после себя не поддающийся определению узор. На стенах местами сохранились росписи, поблекшие и облупившиеся.

Урнаг сидел, привалившись к стене, настолько далеко от выхода, насколько это вообще было возможно. За ним никто не следил, он не был привязан к чему-либо, но все же мужчина не мог сказать, что его оставили без присмотра. Стоило ему пошевелиться или испустить громкий выдох, как две пары глаз тут же обращались к нему.

Всякий раз поражаясь невероятной сверхчувствительности вейнгарского племянника и зеленоглазой девки, Урнаг задавался вопросом, как ему вообще удалось подобраться к этому отродью в лесу. Почему он позволил ему это?

— Держи, — мужчина на лету поймал брошенный ему кусок черствого хлеба.

— Зачем ты таскаешь меня за собой? — не выдержал пленник. Сам он на его месте давно бы избавился от подобной обузы.

— Предпочитаешь умереть? — удивился Лутарг.

— Нет, но все же не понимаю, для чего.

— И не нужно.

— Ясное дело, не нужно, — пробормотал он вслед удаляющейся спине.

Наблюдая за тем, как старец корпит на костром, Урнаг сгрыз выделенную ему краюху. От сырости, разведенной дождем, стало зябко. Поплотнее завернувшись в плащ, мужчина закрыл глаза. Сбежать все равно не удастся. Все что ему оставалось, это ждать, что будет дальше.

Если повезет, то гвардейцы вейнгара освободят его, вот только тогда придется предстать пред разгневанным правителем Тэлы, а ничего хорошего от этой встречи Урнаг не ждал.

Хотя, если уж расставаться с жизнью, то лучше от руки хозяина, чем того, кого не смог убить сам. У Аргерда для неудачников разведен самый жаркий костер.

Глава 30

Незадолго до полуночи дождь перестал. Небосвод очистился от туч, и на нем появился молодой месяц в окружении мерцающих звезд. Сегодня их свет был особенно завораживающим. Омытые от вековой пыли, они сияли особенно ярко, подмигивали разглядывающим их путникам, особенно задорно, и даже самые далекие, никогда ранее не виданные звездочки, смилостивившись над людьми, решили сегодня показать себя.

Лутарг, так же как и Сарин, был крайне недоволен этим обстоятельством. Пелена дождя была для них предпочтительнее. Она служила надежным укрытием от зорких глаз караульных, но боги решили иначе. Боги подарили им звездную весеннюю ночь.

— Я думаю, вам пора остановиться. Недалеко осталось.

— Уверен? Может дальше? — Лутарг вопросительно взглянул на старца.

Резкие нотки в голосе молодого человека, то, как отрывисто слова слетали с губ, недвусмысленно заявляло о его глубоком неудовольствии. Лутарг все еще был против. Против настолько, что внутри все переворачивалось от необходимости что-то предпринять. Изменить, настоять на своем. Вот только одна особа, соревнующаяся с ним в упрямости, отказывалась слушать и собиралась поступить по-своему.