Они выбрали ночь

— Откуда ты узнал о вознице? — осторожно спросил констебль, когда могильщик остановился и, оглядев местность, удовлетворенно кивнул.

— Позволь я воздержусь от ответа, мистер настырная-ищейка-смертельно-опасных приключений.

Интонация Лизри стала прежней — голос стал выше, приобретя налет лукавства и одновременного пренебрежения.

Протянув руку, он подхватил припрятанную за остовом огромного тенистого дерева, лопату. Подобное оружие досталось и констеблю. Подхватив его на лету, Джинкс небрежно покрутил древко в руке, словно не зная, что с ним делать.

— Ну, чего встали?! Давайте, помогайте, мистер-белоручка.

Лизри ловко надавил на лопату, и та утонула в податливой после дождя земле. Попытавшись повторить отточенные движения коллеги, констебль понял, что совсем не умеет копать. Не углубившись и на пару дюймов, Джинкс остановился, и небрежно смахнув со лба пот, уставился на механические взмахи гробовщика.

— Что, мистер, неужто силенки кончились? — не отрываясь от работы, поинтересовался Лизри.

Оскорбившись, инспектор не ответил и, привознемогая ноющую боль в спине, продолжил рыть.

Вскоре, яма приобрела вытянутую форму и обросла свежим слоем земли.

— Хватит, хватит, — тяжело дыша, Джинкс откинул лопату в сторону.

Лизри проследил за инспектором — тот, отошел в сторону, и облокотился на остов глухой стены. Не сказав ни слова, могильщик решил не спорить. Пристально оглядевшись по сторонам, он достал из кармана старую, замусоленную сигару и закурил.

— Он там? — произнес Джинкс. Могильщик, выпустив струйку сизого дыма, ответил не сразу, подтвердив предположение констебля.

— Не самое лучшее место для схрона, — скептически заметил инспектор.

Затянувшись, Лизри отрицательно покачал головой, и добавил:

— Вряд ли бы вы могли найти лучше, мистер-непроходимый-глупец.

— Разве? — нисколько не обиделся констебль.

Смачно сплюнув и докурив сигару — источавшую слишком горький запах — Лизри указал на инспектора.

— Как вы считаете, мистер констебль. Что вы подпираете своей спиной?

Обернувшись и уставившись в кривые, ощетинившиеся булыжники, Джинкс только прикоснулся к стене и одернул руку.

— Насколько мне известно, на кладбищах запрещены столь массивные постройки...

— Мы в самой древней части некрополя. Здесь осуществлялись самые первые захоронения.

— И ... — не сдержался констебль.

— Возле таких захоронений всегда возводили Огненную башню.

— Башню? Зачем?

— Что бы защитить нас, простых смертных от нерадивых обитателей Застывшего города.

Джинкс серьезно воззрился на могильщика. Но тот не стал продолжать разговор. Сделав знак, замолчать, Лизри уставился на ближайший кустарник, обхвативший своими костлявыми ветками несколько низких осин.

— Вы знаете, что символизируют деревья? — отвлеченно произнес Лизри, медленно двинувшись вперед.

— Нет, — ответил Джинкс, следя за могильщиком.

— Стебель растения, как собственно, и сам ствол дерева, это материальный мир, средний из трех миров, наряду с корнями — символом подземного мира и ветвями или цветами — символом мира небесного...

Остановившись у кустов, Лизри замер. Ладонь змеей проскользнула под полы одежды. Оказалось, что могильщик совсем не робкого десятка. В руке возникло оружие — длинное, блестящее лезвие походило на огромную иглу, способную пронзить на своем пути что угодно.

Острие вытянулось, исчезнув среди пожухлой листвы.

— Ты знаешь, что в некрополях очень быстро растут деревья.

— Нет, — одними губами ответил Джинкс. Но собеседник его расслышал.

— А здесь, где землю уже давно разложили останки горожан, вязы и осины замерли. Символ победы жизни над смертью, проиграл. Выходит, время не властно над здешними местами. Так?

Лезвие отклонилось вправо. Ветка отошла в сторону. Джинкс замер. В укрытие никого не было. Но в тот же миг соседние густые ивовые кусты зашевелились, и неизвестный соглядатай стал стремительно удаляться. Деревья на холме вздрогнули, и стая воробьев разразилась пронзительным гомоном.

— Что это было? — вскочив, Джинкс в одну секунду возник рядом с могильщиком. — Может быть лисы?! А?

Лизри повернул голову. По встревоженному взгляду констебль безошибочно угадал — он ошибся.

— Скорее. Он скоро будет здесь.

— Шрам?

Могильщик кивнул.

Они заработали в два раза быстрее. Земля разлеталась в стороны, образуя высокую насыпь.

— Надзиратели не могу переступить порог. Именно поэтому, они послали сюда убийцу, в котором еще теплиться жизнь, — пытаясь не сбиться с ритма, утвердительно произнес Джинкс.

Лизри махнул головой: все верно, так оно и есть.

Следующий взмах лопаты и лезвие ударилось во что-то твердое. Могильщик, повалившись на колени, стал орудовать руками — показалась деревянная крышка из плохо сбитых досок.

Упругие кусты черемухи, жимолости и сирени ожили, подавшись неведомой силе.

— Скорее, скорее! Как я не рассчитал... Осталось совсем немножко! — отрывисто шептал Лизри.

Оружие могильщика легко проникло в щель между досок, дерево затрещало, и крышка разлетелась вдребезги.

Выглянув из-за плеча Лизри, Джинкс обомлел. Покойник выглядел так, будто впал в болезненный сон, даже цвет лица отличался насыщенностью, а щетина на подбородке была совсем свежей.

— Великий Теос! Как такое, может быть?! — вырвалось у констебля.

— Не рассуждай... лучше помоги, — подхватив покойника подмышки, Лизри потянул его на себя и вверх.

Когда мистер Фрит лежал на траве, неестественно откинув голову назад, Джинкс вгляделся в его лицо и отпрянул. Ему почудилось, что веки ожили, зашевелились, словно мертвец просто видел страшный сон.

— Нам необходимо его перепрятать, — ни с того ни с сего ляпнул инспектор пытаясь перебороть внутреннее отвращение, представив как они с могильщиком перетаскивают труп в глубь кладбища.

Тем временем Лизри склонился над покойником и, прислонив ухо к его устам, вслушался.

— Надо перепрятать... — уже более неуверенно повторил констебль.

— Нет, — отстранившись от мертвеца, ответил могильщик. Растянув губы, он всем своим видом изобразил на лице радость. — Нам нужно его оживить!

15 глава — Истинное предназначение.

Вспоминая: бессонные ночи, ноющую боль в пальцах и резь в подслеповатых глазах Шрам не верил самому себе. Он просто спал и видел кошмар, а теперь проснулся и именно потому стал прежним, безжалостным и полным сил убийцей.

Правда пришла к нему внезапно.

Выбравшись из горящего дома, он обрел новые, невиданные силы, избавившись от надзирающего ока хозяина. Тревога исчезла словно наваждение.

Бессмертные, демоны, Оборотный город — все сейчас виделось Шраму пустым и ничтожным. Ничто не могло помешать ему, осуществить намеченное.

Окруженный сотней приспешников, верных рабов пронзенных стрелой пороков — он не видел перед собой соперников. Деревянные куклы теперь стали его армией — и Шрам был их единым господином.

Проникая внутрь горожан, они отдавали им частичку себя, делая смертных рабами его силы.

Время после дождя всегда давало людям новую надежу, смывая с облика города все самое мерзкое — болезни, печали, усталость. Но сегодняшний ливень, обрушившийся на Прентвиль, не избавил город от грязи, а наоборот, принес за каменные стены все возможные человеческие изъяны.

Процессия увеличивалась с каждым шагом, радуя своего хозяина новыми жертвами, беспрекословными исполнителями, с которыми Шрама связывали тысячи невидимых жил, питающих его истинной силой бессмертного.

...Ремесленник сопротивлялся недолго — кукла впилась ему в горло и разодрала ее в клочья — в нем еще теплилась надежда на спасение и вера в добро. Такие убийце были ни к чему!

Следующим стал священник — он не возносил молитвы Всеединому, и не пытался избавиться от грехов, раскаявшись.

Такие Шраму были в самый раз!

Кукла подскочила и отдала ему частичку себя. Глаза священника приобрели янтарный оттенок. Он низко поклонился новому господину и последовал за ним следом. И так было с каждым, кто попадался на пути убийцы. Только нынче его не интересовали тела, его заботили души горожан, которые он с легкостью порабощал одним взглядом.

Не зная: 'откуда' и 'зачем' ему пришли подобные помыслы, но бывший кукольный мастер знал одно — только он может избавить город от подобной заразы. Ничто в жизни не может быть идеальным, да и можно ли жить, не совершая ошибок?! Он всегда ненавидел этих идеалистов, способных бесконечно осуждать грех как таковой, а между тем самим грешить направо и налево. Теперь он покажет всем настоящий мир, где не стоит задумываться о глупых постулатах и жить с оглядкой.

Возможно, это были совсем не его мысли, но Шрам думал иначе. Он не видел иной причины и слепо верил всему, что было заложено внутри него.

Не должно остаться ни одного праведника!

ТЫ маяк способный разглядеть среди серой морской стихии их клятые лучики света!

ТЫ рыцарь, открывающий им дверь в новый, благостный мир!

ТЫ светоч среди безликой массы!

Шрам дышал, и его легкие наполнялись мощью тысяч душ. Он исполнял значимую миссию, двигаясь к великой цели!

Еще пару кварталов и они, достигнут конечного результата. Старое кладбище, уже готовилось к встрече великого господина и его армии пороков.

2

Выскочив из дома, Люси поймала кэб и, указав вознице маршрут, позволила себе выдохнуть. Письмо констебля — словно звонок с того света — тревожило, но вместе с тем и успокаивало ее. В голове не укладывалось: как мистеру Форсбергу удалось избежать смерти? Куда он исчез, после неудачного эксперимента? А главное: где ему выпало побывать?

Хаотичные мысли разрывали девушку на части, заставляя ее сердце биться быстрее и нервно теребить миниатюрную дамскую сумочку.

Может быть, ему удалось встретиться с братом? Возможно, он узнал, что-то очень важное...Но почему он сообщил ей о какой-то опасности?!

Глупость! Какая несусветная глупость! Она закусила губу, мысленно отругав себя за нерешимость, и тут же дала себе зарок больше не мучиться нелепыми предположениями, а попытаться найти более рациональное объяснение. И все-таки она не сдержалась. Мысль, что ее брат смог передать через мистера Форсберга весточку, не давала покоя еще очень долго.

— Трффффф, — раздался снаружи натужный крик возницы. Лошади заржали, захрипели, и Люси едва удержалась на месте от сильного толчка.

— Да что же ты делаешь?! Криворукий ты баран! Куда прешь! Затоптал бы!

Девушка с интересом выглянула из кэба. На улице царил настоящий хаос. Собравшийся у кэба народ, галдел, ругался, оголтело размахивая руками.

Чтобы лучше рассмотреть, что же такое могло стрястись на дороге, — Люси приоткрыла дверь и перегнулась вперед.

Схватившись за узду и сдерживая повозку, путь перегородил гнусный старикашка, который, громко голося на все стороны, практически перекрикивал толпу.

Возница пугал хлыстом, проклиная всех и каждого, но толпа не реагировала, только постепенно увеличиваясь в размерах. До Люси долетали обрывки фраз, но разобрать что-то невнятное было практически не возможно.

— Всех их в участок...да по нему 'Безнадега' плачет...да этот усач сам виноват...набить ему морду и дело с концом...

Потом голоса смешались, окончательно запутав Люси.

— Сейчас мисс, не волнуйтесь, скоро поедем, — ободрил ее возница.

Захлопнув дверь, девушка тяжело вздохнула и попыталась успокоиться. Но не тут-то было.

— Вылезай! Пошла прочь! — в кэб протиснулась противная заросшая седой бородой рожа. Люси смогла рассмотреть даже огромные рытвины на носу и мерзкую бородавку на правой щеке. — Ты проклята! И весь твой род будет гореть в царстве Кроноса! Беги, иначе пропадешь в бездне пустоты! Он приближается! Чувствуешь его! — старик стал шевелить усами и бородой, будто безобразный жук.

Люси зажалась в угол и, не мигая, следила за сумасшедшим, до дрожи в коленях напугавшим ее своей решимостью.

Длинная костлявая рука потянулась к девушке, и как бы она не сопротивлялась, он ухватил-таки ее за ладонь и потянул к себе.

— Нет, не надо, — взвизгнула Люси. — Прошу вас, отпустите!

Не желая слушать девичий визг, старик замычал, будто опьяненный предстоящей схваткой бык и, заскрипев пеньками гнилых зубов, прошептал ей на самое ухо:

— Беги, детка. Беги без оглядки — твоя участь предрешена! Твою светлую душу сожрут без остатка! Беги! Генерал деревянной армии не станет медлить. Не жди от него сострадания!

Сильное головокружение и тошнота подступила к самому горлу. Люси, стараясь не вдыхать скверный аромат, закашляла и, упершись каблуком в голый торс старика, оттолкнула его, выкинув из кэба.

Снаружи раздались надрывные голоса. Выглянув в окно, девушка не обнаружила приставучего старикашку, а толпа выросла в несколько раз.

Пара крепких мужчин, сцепившись между собой, начали драку. Кто-то вскрикнул; хрупкая женская фигура исчезла между плотными рядами. Люси вздрогнула. Уличный хаос перекинулся на кэб. Осоловевшая толпа кинулась на повозку и стала раскачивать ее из стороны в сторону.

Люси дернулась, пытаясь удержать равновесие, и в эту самую секунду симптомы болезни повторились. Сначала перед глазами возникла серая пелена, состоящая из миллиона крохотных букашек. Тело опутала мелкая дрожь, и мир заиграл совсем иными насыщенными ярко-красными и рыжими красками. Но изменились не только цвета, звуки, наполнившие город — стали далекими, чужыми.

Люси слышала завывание, стоны, хруст, детский плач и еще кучу непонятных шумов. Обхватив себя руками, она забилась в угол напуганной птахой и, закрыв глаза, стала молиться. По щекам текли слезы, и ей не хватало воздуха, а голоса становились все громче и громче, проникая внутрь, переворачивая с ног на голову, сжимая ребра, силясь разорвать ее тело в клочья.

Не выдержав Люси застонала, чувствуя, как носом идет кровь. Не выдержав напряжения, она открыла глаза. Мир стал алым, словно Прентвиль охватило безудержное пламя. С улицы повеяло жаром и девушка не в силах терпеть, дернув за ручку, оказалась на мостовой.

Толпа исчезла. Город словно вымер. Даже возница и тот растворился в ярком мареве, забрав с собой лошадей. Но главное, что пропал злостный старикашка, сыплющий жуткими проклятиями. Люси сделала острожный шаг и остановилась.

Прентвиль сильно изменился. Крыши домов покрывал налет пепла, а пустые глазницы окон с укоризной взирали на девушку, которой удалось избежать ужасного бедствия.

Густые клубы дыма медленно тянулись с запада, оттуда, где располагалось Старое кладбище и именно оттуда слышались душераздирающие стоны сотни, а может быть тысячи горожан.

Ослабив верхнюю пуговицу, Люси втянула носом горячий воздух.

То, что предстало перед ней — не могло быть правдой. Сон, наваждение, виденье — что угодно, но только не утопическая реальность. Город просто не мог сгореть так быстро, за пару секунд, обойдя стороной эту улицу и не зацепив остановившийся посередине перекрестка кэб.

— Ау, кто-нибудь... — позвала Люси осипшим голосом. Кровотечение остановилось, но ребра еще отзывались ноющей болью.