14 декабря 1854 года был заключён союзной договор Австрии с Англией и Францией. Петербург в ответ смягчил свою позицию, и 9 января 1855 году в Вене открылась конференция представителей Великобритании, Франции, России и Австрии. Представлявший Петербург временно управляющий посольством, А. М. Горчаков от имени императора согласился принять требования 'четырех пунктов'.
1. Установление коллективного протектората пяти великих держав над Дунайскими княжествами (в замен русского покровительства над Молдавией и Валахией).
2. Свобода судоходства по Дунаю и передача контроля за его устьем в руки представителей всех великих держав.
3. Изменение режима Черноморских проливов, установленного Лондонской конвенцией 1841 году.
4. Замена покровительства России православным подданным турецкого султана коллективной гарантией их прав со стороны всех великих держав.
'Четыре пункта' австрийских условий фактически сводили на нет все четвертьвековые достижения русской армии и дипломатии, лишали Россию самостоятельности на Ближнем Востоке и на Балканах. Однако союзники выставили дополнительные условия. Они хотели большего ослабления России. Но, русские не считали себя побеждёнными, и переговоры застопорились, а в марте 1855 года были прерваны. И вот теперь это поражение союзников под Керчью, на суше и море. А ведь ещё было не взятие каких-то там высот у Севастополя французами и сардинцами. А это тоже поражение. Оно просто было в тени Керчи. Но, в Вене их увидели.
Как это не странно звучало, но, в Австрии была 'русская партия', и она имела до войны довольно сильные позиции, опираясь на высшую аристократию, генералитет и часть высшей бюрократии. И она была не просто против войны с Россией, о которой громко говорила 'антирусская' партия, а даже против недружелюбного нейтралитета.
Если министр-президент Австрийской империи Карл Фердинанд фон Буоль-Шауенштейн подталкивал Франца-Иосифа к выступлению против России. То глава Имперского штаба, командующий группировкой в Галиции и Трансильвании, фельдмаршал Генрих фон Гесс и значительная часть генералитета были решительно против войны с Россией. Австрийские генералы не хотели воевать не только из-за уважения к Николаю, но и лучшего понимания ситуации в армии. Армия была не готова к войне, генералы просто боялись России. Как она умеет воевать они видели в Венгрии. После поражений России, позиции русофилов ослабли, а ряды поредели. И вот теперь им такой подарок. Победа России !
Именно поэтому император Франц Иосиф I был раздражён. Теперь придётся ему лавировать между 'партиями', а ещё есть французы и англичане. Последние особенно настойчиво наседали в последнее время, имея цель втянуть Австрию в войну. При этом не скупились на посулы. Отдавали Дунайские княжества, Дунай, все Балканы, обещали денег на войну. Чужое легко предлагать, кредиты же, конечно были ловушкой. С этими ушлыми островитянами потом вовек не расплатишься, а, вот со своими советами они полезут ещё более настырно в дела Австрии. А с деньгами у неё и так было плохо.
Финансы Австрии, ещё не пришли в себя от потрясений 1848-1849 годов. И вдобавок к этому в 1854 году она мобилизовала и распределила свои силы по направления. 147 000 штыков и сабель стояли в Верхней Галиции, защищая страну от возможного русского вторжения из Польши. 90 000 солдат находились в Трансильвании, блокируя возможный удар со стороны Днестра. Ещё 24 000, заняли Дунайские княжества. Эти массы войск просто стояли, и просто проедали деньги. Годовой военный бюджет был израсходован уже к апрелю. Чтобы хоть как-то покрыть долги, правительство было вынуждено включить печатный станок на полную мощь, выпустив дополнительные 140 000 000 флоринов бумажных денег. Содержание отмобилизованной, но не воюющей армии обходилось Австрии в сотни миллионов флоринов. И глава австрийского финансового ведомства фон Гесс, всё более настойчиво об этом с тревогой намекал, и, то, что война, если она начнётся, превратит Австрию в полного банкрота и несостоятельного должника.
Складывая всё это в общую картину Франц Иосиф I постепенно приходил к выводу, что победа русских ему даже полезна. Она позволит уравновесить влияние 'партий', и главное, даст возможность, говорить битым британцам и французам более твердое 'нет' в вопросе о вступление Австрии в войну против России, при этом не отказываясь от 'да'. Таскать каштаны из огня для других он не собирался. Австрия это не какая-то Сардиния. А вот в нужный момент сказать своё слово, и получить за это как можно больше выгоды для себя. Это правильно".
'Что ж, надо приглашать фон Буоль-Шауэнштейна. Обсуждать с ними новое положение дел, которое сложилось, из-за неожиданных побед русских. Можно наверно и с стариком Меттернихом посоветоваться',— подводил итог своих размышлений молодой император Австрии. И под их конец всё-таки вывел мысль, которая не давала ему покоя, на первый план. 'Александр старше меня, только взошёл на престол, и поехал в Крым, решился на личное участие в сражении. И даже взял в плен французского офицера. А я нет в 1849 году. Дал себя уговорить не быть даже при армии, не то, что в сражении. Кто он? Бездумно храбрый царь, или, расчётливый смельчак? Ведь теперь мне с ним придётся иметь дело долгие годы'. И вдохнув глубоко напоследок воздух, наполненный благоуханием майского сада, отошёл от окна, сел за стол и занялся делами своей большой, разноплеменной, лоскутной империи.
'Отличный вечер хорошего дня, — подумал император Франции Наполеон Третий, сидя в беседке сада Тюильри. Перед этим он провёл два часа со своей Евгенией. Они очень хорошо провели время. И у него было приподнятое настроение. В целом дела Наполеона III-го шли неплохо, но, и не так хорошо, как хотелось. Причина, — Севастополь. Город, который не хотел сдаваться и браться штурмом. Из-за этого его не раз посещали мысли, о том, что наверно уже пора начинать выходить из этой войны. Так казалось иногда окружению императора.
В стране росло недовольство войной, новыми наборами в армию. В прессе, начиная со второй половины апреля всё чаще и чаще звучали вопросы: 'Зачем Франции эта война ?','Что она даёт кроме потерь и расходов ?'. Это ему их задавали. Из России приходили тоже противоречивые сведения. Одни источники сообщали, что Россия уже истощила свои средства и что ее армии изнемогают. Другие, наоборот, о новых сотнях тысяч рекрутов, десятках тысяч штуцеров, пудов пороха, тысячах орудий. Генерал-адъютант Ниель, саперный генерал, прибывший в январе в лагерь под Севастополем, через 20 дней уехал, увозя с собой твердое убеждение, что Севастополь взять штурмом не удастся. О чём и сообщил Наполеону в своём докладе. И в тоже время назначенный Пелисье вместо небыстрого Канробера, говорил по телеграфу обратное, и Наполеон III стал смотреть на войну в Крыму гораздо оптимистичнее, чем смотрел на нее в течение всей зимы и весны 1855 года. Пелисье, высказал уверенное мнение, что Севастополь может быть взят. Хотя ценой немалых потерь сверх тех которые уже были. Пусть так. Ему Луи-Наполеону Бонапарту или просто Napoléon III-й, родному племяннику великого корсиканца, нужна была победа. Поскольку проблему, что там пишет пресса о войне, хозяин 'Пляс Бово', глава МВД, Огюст Адольф Бийо, если надо будет, решит быстро и успешно. А вот остановить начавшееся с ноября 1854 года длительное и последовательное падение французских ценных бумаг на парижской бирже, не мог никто. Кроме неё ... победы. И это движение вниз не очень нравилось тем, кто дал, возможность подняться ему на самый верх, согласие на его приход к власти, но, при этом предпочитали оставаться тени, le gros portefeuille de la France.
Луи-Наполеон Бонапарт, ясно осознавал, что ему никогда не стать, хотя приблизительным подобием его великого дяди. Но, императором то, он, стал, точнее сказать ему позволили им стать. И тех, кто это сделал, не сильно интересовали эти игры в императоров, их интересовали ... деньги, большие деньги. Империя с императором должна была давать им возможность получать эти большие деньги. А выигранные войны это, прямой путь к ним. К большим деньгам. И война с Россией пока давала их le gros portefeuille de la France. Именно поэтому, по большей части, Наполеону III-му, нужна была победа над Россией. А разговоры о возвращении исторического долга, реванше, исторической миссии Франции в делах христианства, борьбы против русской экспансии, и спасения от неё мировой цивилизации это было не более, чем красивое папье́-маше́. Деньги просто, деньги. Большие деньги. Ну, и немного амбиций и тщеславия самого Луи-Наполеона. Ему хотелось доказать, что он, Наполеон не только по имени, но, и по делам.
Сидя в беседке сада Тюильри и наслаждаясь майским вечером, когда май уже переходит в лето, Наполеон III-й ждал новостей из Крыма. Ждал вестей о победе, которую ему обещали Канробер, потом и Пелисье. Должна была быть захвачена Керчь, флот союзников должен был прервать линию снабжения Севастополя по Азовскому морю. Так же русских должны были выбить из окрестностей Севастополя, каких-то там высот. Ухудшение снабжения и очередные поражения должны были наконец подорвать силы и надежду на успех в войне этих упрямых русских, и их нового императора. В стратегии и людях Луи-Наполеон вполне разбирался. Затем должны были последовать общие штурмы, и как их итог, взятие этого пока неприступного Севастополя, и победное окончание войны.
Поэтому, когда он заметил, что к нему спешит адъютант, он сел более официально, и стал ожидать его прихода.
-Сир! Вам срочное сообщение из Крыма,— сказал офицер. И протянул запечатанную сургучом бумагу. Луи-Наполеон взял её сорвал печать, прочитал. Офицер увидел, как император немного пошатнулся, и вдруг очень сильно побледнел. Затем услышал, как он сказал: 'Мой Бог ! Не может быть!' И у него вслед за императором с разницей в несколько секунд в голове рванула бомбой мысль: ' Поражение !!!'
Его кузен, майор Але́н де Ло́нн, который был в России с высадки в Евпатории, несколько дней назад сообщал, что, ему предстоит небольшая морская прогулка вдоль побережья Крыма. Посмотрев на карту, можно было понять, что это, — Керчь. В Сен-Сире хорошо готовили офицеров для армии Франции.
' Федюхины высоты и Гасфортова гора не взяты. У нас есть потери. Десант на Керчь разбит и пленён. На суше и море. У Пелисье сердечный приступ. С ситуацией и потерями разбираюсь на месте. Канробер'. Вот, что прочитал Наполеон III-й, в сообщении. Он продолжал сидеть в беседке сада Тюильри, но, вечер перестал его радовать.
Немного придя в себя от таких новостей Луи-Наполеон начал обдумывать сложившееся положение дел. 'Сообщать уже завтра о поражении не стоит. Публику надо подготовить. Часть вины возложить на англичан, турков и ... вновь на фанатичных русских. Можно и на погоду. Кто сейчас будет разбираться какая она там была ? Про потери тоже говорить вскользь. Чёрт, и парировать нечем это поражение ! Перестройкой Парижа ? Так и она вызывает у парижан недовольство. Может, и правда плюнуть и начать выходить из этой войны !? Нет. Нельзя. Это позор. И тяжелые последствия. Дьявол, разбери этих русских и англичан с ними !!! Придётся сделать громкие аресты. Благо у Бийо есть большой список лиц для этого. И надо будет готовиться к визиту лиц из-за Ла-Манша. Уж, теперь с этих островитян я получу всё, что захочу. Пусть, кузе́н Вале́вский, готовит с ними встречу, и воздействует на австрийцев и пруссаков. Хотя сейчас конечно сдавать в этой игре будем не мы'.
Через несколько дней, когда Наполеону III-му доложили подробности сражения под Керчью он впал состояние, близкое к ярости. Тысячи убитых, раненых и ... пленных. Таких неудач французская армия не знала со времён войн против его великого дяди. Через несколько дней узнав о личном участие императора Александра в сражении, не природный император Франции подумал: 'Как молодой Наполеон при А́рколе. Александр, готов быть вместе с войсками, лично храбр ... это плохо. Для меня точно. Теперь точно будут говорить за глаза: 'Вот у кого настоящий император! У русских'. Наверно, придётся ехать мне в Крым. Такие разговоры мне точно не нужны'. А разговоры о поражении войск союзников под Керчью пошли волной по Франции. От Страсбурга до Бреста, от Марселя до Кале. Французам, как и любому народу, тем более великому, не нравилось терпеть поражение. Пусть случайное, и мало чего меняющее в войне, которую уже почти выиграли. Так по крайне мере писали газеты.
На другом берегу Ла-Манша о поражении под Керчью узнали одновременно с Парижем, если не быстрее. На Даунинг-стрит,10, в Букинге́мском, Вестминстерском дворцах и Лондонском Сити. Официальная реакция была почти одинаковая, сдержанное недовольство. Только у оппозиции немного взыграли эмоции.
Генри Джон Темпл, 3-й виконт Палмерстон, 35-й премьер-министр Великобритании с 6-го февраля 1855 года, конечно был очень недоволен, и раздражён. Поражение на суше и море ! Тогда, когда, ему сообщали из Крыма о гарантированной победе. И он говорил всем, что, будет обязательно успех. Всем! Королеве, кабинету, оппозиции, Сити. И, как гром среди ясного неба, эта телеграмма о том, что одержана чистая победа ... только русскими !!! Это, естественно не меняло его планы по нанесению России тяжёлого поражения и отбрасывание её как минимум от Проливов и Балкан. Сохранение Турции, способной висеть гирей на России, и продолжать создавать ей проблемы. Вытеснение русских из Персии, и приостановление её продвижения в Азию, в южном направлении, а значит к Афганистану, и самое главное к Индии.
Палмерстон не не любил русских, не ненавидел их. Для него как профессионального политика эти чувства были не то что чужды, они были ему не нужны. Для политика и политики важнее интересы, чем любовь, ненависть. Эмоции, чувства это лишнее для ведения дел. Так по крайней мере он считал. Вот русские, Россия и были угрозой для интересов Британской империи, которой он верно служил. Хотя происходил из старинной ирландской аристократической семьи. И это ему иногда вспоминали, ирландцы. Особенно во время Великого голода.
То, что Россия — это угроза он был уверен. Франция, США, Испания это тоже угроза Британии. Но, Россию Палмерстон ставил на первое место. Если те противники были понятные и как бы 'свои'. То русские ему были не понятны. Он конечно встречался с ними, общался. Они были как европейцы, но, именно "как". Это он можно сказать почувствовал своим чутьём. Русские были для него не до конца читаемы. Это его и настораживало. А то, что настораживает вызывает опасения. И значит, это угроза.
Сначала по европейским понятиям проиграть войну Наполеону в 1812 году, отдать Москву. А потом её выиграть, и пройти по всей Европе и оказаться в Париже. Он не понимал, как это можно были сделать. Не понимал, почему после подавления восстания в Польше, император Николай сравнительно мягко обошёлся с мятежниками. Поляки дали отличный повод сделать с ними, всё, что пожелаешь после подавления восстания. Англичане не упускали таких возможностей ни во время Ирландского восстания 1641-1652 годов, ни в 1798 году и Великого голода в 1845-1849 годах. Когда даже Абдул-Меджид, султан Османской империи, направил в Ирландию три корабля с продовольственной помощью, а также 1 000 фунтов стерлингов. Индейский народ чокто также собрал и передал деньги в помощь голодающим несколько сот долларов. А королева не очень и спешила спасать своих подданных от голода и эпидемий.
