Три королевских слова. Книга вторая (16.05)

Пожав плечами, я оставила в покое непонятные сосуды и с предвкушением, которое удивило меня саму, стала одеваться.

Бельё сидело великолепно. Тот, кто подбирал одежду по изображению (вряд ли Кайлеан Георгиевич занимался этим лично), был мастером своего дела. Я покрутилась перед зеркалом со странным ощущением, будто управляю кем-то другим. Изучив отражение, я поняла — проявившаяся женственность стала отличать меня нынешнюю от прежней. Исчезло ощущение слишком быстро вытянувшегося тела, все линии приобрели гармоничную плавность и округлость. Прошёл почти год, и я повзрослела, но поскольку возможности наблюдать за происходящими изменениями не было, законченная картина предстала передо мною внезапно, смутив и обрадовав одновременно.

...Насчёт чулок возникли некоторые сомнения. Во-первых, было непонятно, стоит ли так тщательно одеваться с утра пораньше, и, во-вторых, я никак не могла понять, за счёт чего они должны держаться — привычных широких резинок с силиконом не было, и я перерыла всё, но пояса не обнаружила.

Поразмыслив, я пришла к выводу, что всё равно надо одеться как можно лучше. Вдруг снова кто-нибудь пожалует в гости. Визитёры будут, потирая руки, думать, что застанут меня как обычно, в дезабилье, а тут я — при полном параде.

Задачка с креплением чулок решилась просто. Я надела один — просто чтобы оценить, как это смотрится, и выяснилось, что чулок держится сам по себе.

It's magic, радостно думала я, натягивая второй.

Поглядывая в зеркало, я выгнулась, приняв одну прельстительную позу из глянцевого журнала.

И другую.

И третью.

И ещё одну.

Вообще-то я осознавала, что сильно напоминаю гоголевскую Оксану, которая вертелась перед зеркалом, восклицая: 'Нет, хороша я! Ах, как хороша! Чудо!' Но любой, кому пришлось долгое время носить то, что не нравится, меня бы понял.

Ещё в голове то и дело всплывала крамольная мысль, от которой приятный холодок пробегал по позвоночнику: если бы Кайлеан Георгиевич увидал меня в новом образе — в этом кружевном белье, подчёркивающем безупречность тела, да ещё в этих чулках, — он наверняка упал бы в обморок от восторга. Неоднократно. И что там ещё? А! И сложился бы в штабель. А я бы поставила на штабель ногу и сказала бы голосом Карлсона: 'Малыш! Ведь я же лучше собаки!' Ну, в смысле, лучше королевства.

Кажется, я всё-таки сказала это вслух. Звук собственного голоса подействовал отрезвляюще. Я перестала воображать всякие глупости и продолжила одеваться.

Синее платье, напротив, придало мне вид сказочной принцессы, невинной и златокудрой. Мой портрет можно было смело размещать на обложке сборника детских сказок. Но знание того, что под платьем-то я совсем другая, как-то необычно будоражило душу.

Однако выявилась накладка — красота была длинновата. Немного, но при ходьбе — я прошлась по спальне туда-сюда — приходилось приподнимать подол, иначе можно было споткнуться. Будь у найденных в пакете туфель более высокие каблуки, это бы всё равно не спасло положения.

Интуитивно я чувствовала — где-то здесь подвох.

Ведь всё было абсолютно впору, да и само по себе платье сидело как влитое. Но я решила, что пока сойдёт и так, от меня не убудет, если я буду придерживать подол рукой. А потом попрошу у Кайлеана ножницы и аккуратно отрежу полосу по замысловатому контуру рисунка.

Никто и не заметит.

С этой мыслью я захватила ткань в горсть и вышла в гостиную.

Диван был пуст, покрывало грудой валялось в ногах.

Только услыхав шелест, я обернулась и обнаружила, что Кайлеан находится в углу гостиной. Там у него стоял небольшой рабочий стол.

— Доброе утро, Ваше Высочество, — сказала я Кайлеану, сидевшему за столом с неизменными бумагами и кружкой кофе.

Он ничего не ответил и только разглядывал мой новый облик. Изменившееся выражение его лица показалось мне смутно знакомым, потом я вспомнила: примерно так Кайлеан Георгиевич смотрел на борщ, после того как его распробовал.

На какое-то время мы замерли — никто не произносил ни слова. Я первой нарушила молчание.

— Вы говорили, что вам всё равно, во что я одета.

Кайлеан отмер и повёл подбородком.

— Я соврал. Утро действительно доброе. Прекрасно выглядите, Данимира Андреевна.

— Оно длинное, — пожаловалась я, потрясая подолом. — Видите? У вас есть ножницы? Если аккуратно отрезать по линии узора...

— Ножницы? — Кайлеан нахмурился и снова стал похож на самого себя. — Никаких ножниц, — отрезал он. — Стойте и ждите.

Он вышел на балкон и там принялся на кого-то рычать. Их Высочество устраивало дистанционный разнос какому-то бедолаге, ответственному за этот промах.

Постепенно рычание стало менее продолжительным и более вопросительным. Вскоре Кайлеан вернулся в гостиную, но направился в спальню и вышел оттуда с теми самыми непонятными флаконами.

— Стойте, — снова велел он, хотя я и так стояла, и обошёл вокруг меня пару раз, как вокруг рождественской ёлки. Он показал флакон с бело-голубой пылью. — Вот этим брызгают на подол, ткань приподнимается, становится летучей и должно получиться... э-э-э... 'волнующееся море'... или 'бушующие волны'... или как там... Последнее веянье моды. Будет очень красиво.

Кайлеан снова обошёл вокруг меня.

— Ну-с, приступим, — сказал он бодро, и если бы это не был Кайлеан Георгиевич, я бы подумала, что он испытывает некоторое замешательство.

— Может, я сама?

— Нет, это надо делать на расстоянии. Сказали, так эффект будет более... э-э-э... эффектным. Более волнительным... или как там... а, ладно! — И с этими словами он нажал на распылитель, щедро покрыв искрящейся пылью переднюю часть моего платья.

...Что-то синее набросилось на меня и залепило лицо. Опомнившись, я содрала взбесившееся платье с головы и инстинктивно приняла знаменитую позу Мэрилин Монро на вентиляционной решётке. Ткань рвалась из рук, вообразив себя отпущенным на волю воздушным шаром, и — как в случае с Мэрилин — скрывала лишь малую часть моих прелестей.

Я боролась с платьем, Кайлеан Георгиевич стоял столбом. На скулах у него начал проступать румянец, в глазах разгорались красные угли. То ли он собирался кого-то испепелить, то ли ещё что.

Хотела штабель — получай, внезапно осознала я. Бойтесь своих желаний, они могут исполниться. Оставалось только назвать Их Высочество 'Малышом' и сообщить ему, что я лучше собаки. Эти соображения, а также эпичная битва с платьем в конечном итоге показались мне такими смешными, что я захохотала.

Сквозь смех, приседая и тщетно прижимая своевольную ткань к ногам, я попросила:

— Кайлеан Георгиевич, ну сделайте же что-нибудь!..

...Оказалось, что во втором флаконе содержалось средство, гасящее летучесть. Бунт был подавлен.

— Давайте ещё раз попробуем, но теперь тихонечко, — всё ещё смеясь, предложила я, когда мы отдышались. — Надо же мне как-то ходить.

Но Кайлеан не поддержал моего энтузиазма и продолжать модный эксперимент отказался. Вместо этого он достал из ящика стола нож, в очередной раз велел стоять смирно и довольно споро, хоть и небрежно, оттяпал лишнее кружево.

('Жалко!' — вскрикнула я, но Кайлеан напомнил, что уже сегодня я буду завалена одеждой на любой вкус.)

Он полюбовался на свои труды, потом задумчиво побарабанил пальцами по столешнице и сказал:

— Данимира Андреевна, вам нужна служанка... или компаньонка. Кто-то, кто поможет вам освоиться и сориентирует по всяким женским штучкам. Как вы убедились только что, я вам тут не помощник.

Мне сразу стало не смешно.

— Не нужна мне никакая служанка. Я вполне дееспособна и всё могу делать сама. Просто не надо подсовывать мне ваши местные штучки. Не надо мне больше летающих платьев, самоснимающихся лифчиков и прочего. И компаньонку тоже не надо. Я здесь никого не знаю и не хочу, чтобы рядом со мной был кто-то чужой.

— Сам не хочу, — так же задумчиво отвечал Кайлеан. — Поэтому сейчас мы завтракаем, вы мне рассказываете, что тут было вчера, а потом спускаемся в подвал.

-...Посмотреть на котят? — предположила я после паузы.

3

Начало завтрака проходило в молчании. Кайлеан Георгиевич всё время отводил взгляд, словно опасался смотреть в мою сторону, и даже как будто потерял вкус к еде. Можно было подумать, что происшествие с платьем потрясло его в большей степени, чем меня. Однако поджаренная ветчина и бутерброды быстро вернули Их Высочеству как аппетит, так и душевное равновесие.

— Рассказывайте, — велел Кайлеан, едва лишь слегка насытился.

Степень его нетерпения показывало то, что он не дождался окончания завтрака, хотя обычно был более вежлив и приступал к обсуждению дел, когда мы переходили к заключительной чашке кофе.

Я ухватила за черешок лист какой-то эрмитанской салатной травы, украшавшей мою тарелку, и принялась его грызть. Вкус был кисленький — ревеневый, но более нежный и с огуречным оттенком. Мне понравилось.

— Ну что... вышла я из ванной... напевшаяся, в послеванном таком виде ... — Кайлеан Георгиевич приподнял бровь, и я подчеркнула: — Вы сами сказали, что никого не будет.

Кайлеан досадливо пробормотал:

— Никогда не закрывал вход для родителей. Но я никак не мог предположить...

Он замолчал.

Я хрумкала листиком.

— А что, собственно, вы про меня рассказали? А то всё было немного странно.

Досада не покидала лицо Кайлеана.

— Почти ничего. Свёл информацию к минимуму. Просто упомянул мимоходом, что привёл с собой одного человека... Хотел, чтобы вы вначале немного пришли в себя, освоились... и так далее.

Понятно. Их Высочество желали, чтоб провинциалка малость пообтесалась, прежде чем предстанет пред царственные очи.

— Судя по всему, 'мимоход' вам не очень удался, — заметила я.

Кайлеан склонил голову.

— Должен принести извинения, Данимира Андреевна. Что бы ни произошло вчера, считайте это недоразумением. Мои родители пока не знают, какую роль вы сыграли в моём освобождении.

Некий звоночек тренькнул в мозгу.

— Да какая там роль... Мне бы не хотелось, чтобы вы акцентировали внимание Их Величеств на моём скромном участии.

Я справедливо опасалась, что отец и мать Кайлеана могут и не скушать сказочку, в которую, похоже, свято верил их младший сын, — про спасительную любовь красавицы к чудовищу. Красной нити на моём запястье по-прежнему никто не замечал, но расслабляться не стоило. Вполне возможно, если станет ясно, что я имею власть над кайлеановскими пентаграммами, мне вообще не удастся покинуть Эрмитанию.

— Предоставьте мне решать, на чём следует акцентировать внимание. — Кайлеан Георгиевич был в своём репертуаре. — Продолжайте. Что было дальше?

Я вздохнула, вытянула из-под другого бутерброда ещё один листик и снова захрустела.

— Ну вот... Вышла я из ванной... а Её Величество... со товарищи... уже изволили прибыть. Ваша матушка изучила мою внешность и сказала, что ей всё равно ничего не понятно, хотя кое-что прояснилось... Затем она охарактеризовала вас как индивидуума, не склонного к авантюрам, но пользующегося большим успехом у прекрасных дам, в связи с чем вновь выразила недоумение по случаю моего присутствия в вашем жилище... Потом она сказала этой жуткой Луссии 'фас', и тут Луссия сказала, что я возлежала, а я сказала, что не возлежала, а Луссия сказала, что всё равно возлежала, и тут я вспомнила и сказала, что да, возлежала, но совсем не так, а она сказала...

— 'Со товарищи'? — оборвал меня Кайлеан с таким видом, будто у него внезапно разыгралась мигрень. — Кто ещё был?

— Ну и пожалуйста, — надулась я. — Не хотите знать подробности — не надо. Ну, был ещё один ваш родственник... по-моему. Что-то общее, — я покрутила обгрызенным черешком вокруг лица, — хотя он другой совсем. Примерно ваш ровесник... но такой, как из японского мультфильма, в смысле, как нарисованный. Глаза чёрные, и волосы чёрные, длинные, в хвост забранные... — После запинки я добавила смущённо: — И такой... красавчик, в общем...

Кайлеан как-то криво усмехнулся.

— Если речь идёт о красавчике, то это точно братец Хим.

— Надеюсь, он не наследник.

— Нет, не наследник. Он ненамного старше меня. Значит, Химериан присутствовал, когда Лусс вещала...

— Да. Но именно что — присутствовал. Стоял за спиной королевы и помалкивал себе.

— А после слов Лусс?

— Всё равно стоял и помалкивал. Но как-то заинтересовался, что ли... и полез в мою голову — под самый конец, когда Их Величество с этой Луссией уже ушли. Тогда я стала строить стену — как вы учили, а он всё равно лез...

Надо было признаваться. Я нервно стянула салатный лист с тарелки Их Высочества — давно его заприметила, он был толще и красивее листьев на моей тарелке. Кайлеан Георгиевич проследил взглядом за моей рукой, взял свою тарелку и молча передвинул ближе ко мне. Я отодвинула её обратно, пояснив:

— Я только один листочек. И тогда я стукнула его немножко вашим заклинанием. Или множко — не могу точно сказать, но Их Высочеству не понравилось. В общем, он начал ругаться. Ну, тогда и я тоже сказала ему в ответ... Но вам же неинтересно, кто кому чего сказал. И он ушёл. Злой немножко. Или множко.

— Что вы ему сказали?

— То слово на 'хэ', которое вы говорите, когда злитесь, — повинилась я. — На 'тэ' кончается. Оно само выучилось.

Кайлеан поморщился.

— Хим злопамятный. Надеюсь, некоторые соображения сдержат его стремление доказать вам, что слово на 'хэ' не имеет к нему никакого отношения.

Выяснять точное значение мне не захотелось, но про себя я зареклась впредь произносить что-либо древнеегипетское.

— Вы почему-то не спросили, что он мне сказал. А он, между прочим, первый начал!

— Я поговорю с ним... для начала... Но на будущее имейте в виду: оправдание 'он первый начал' не слишком высоко ценится в нашем мире. Чаще всего оно не берётся в расчёт, особенно если дело касается принца крови. Вы очень многого не знаете о здешней обстановке, и это одна из причин, по которым я хотел на первое время оградить вас от контактов. Но всё изначально пошло наперекосяк. Теперь держитесь от Хима подальше. Не вступайте с ним ни в какие разговоры. Можете ссылаться на мой запрет. — Кайлеан помолчал и вдруг рявкнул раздражённо: — А будет снова приставать, скажите, чтоб отвалил, иначе я ему морду набью!

Сама идея мне понравилась.

— Не отказалась бы взглянуть на фонарь под глазом Хима Георгиевича.

— Данимира Андреевна... Химериан — не последний маг в Эрмитании. Когда высшие маги бьют друг другу морды, то остальное население в радиусе пяти миль спешно эвакуируется в более отдалённые районы... Мы ведь это делаем по-своему. Надо будет свозить вас на Плато Оглашения Завещания или на Мыс Удачной Свадьбы. Средь тамошних развалин трава до сих пор не растёт.

Я поняла, что если не желаю возникновения в королевстве новой достопримечательности под названием Пустошь Братской Любви, мне следует быть очень осторожной, и поспешила заверить:

— Если честно, вообще не планирую общаться с вашим братом. Моя персона ему сразу не глянулась — понятия не имею почему, а после попытки залезть мне в голову и я от него не в восторге. Но если он вот так запросто заходит к вам в дом, то что мне делать, если он снова заявится? Принц Химериан не произвёл на меня впечатления человека, который отвалит, если ему скажут 'отвали'.