Три королевских слова. Книга вторая (16.05)

— Абсолютно невинных! Да ведь не просто засадил, а ещё и скрутил, уменьшив раз в сто, — супостат он после этого или нет?.. А каково нормальному мужику пищать мышью малою? Самому себя слышать противно, это ж дополнительное издевательство! Мы первое время даже общаться не могли. Один рот откроет, остальные вповалку от смеха лежат. Потом ничего, попривыкли, но самые гордые из нас до сих пор жестами объясняются. Но главное — за что? Ну, баловались ребята маленько, налетали на окрестных селян, так на то они и селяне, чтоб пугать их. Были б умные — не орали как оглашенные. Мы же привидения... можем только по сердцу холодом ледяным могильным пройтись да волос коснуться, инеем их раньше времени покрыть...

— Хулиганьё! — Дрю снова дёрнула плечиком.

— Хм-м-м... — сказала я. — Я, пожалуй, даже знаю, как оно было. Они — селяне — такие идут себе спокойненько, а вы сверху такие — в-ж-ж-ж-ж! А они такие — "А-а-а-а!" А вы — "Муа-ха-ха, трепещите, грешники!" а они — "Па-ма-ги-тя-а! Па-а-а-ли-и-цыя!". Похоже?

Лемуэль Пэн одобрительно кивнул.

— Ну, ты, Данимира Андреевна, прям как сама всё видела. Только полицию они не звали. Мы в город не совались, по деревням летали, какая там в деревне полиция. Но они вот что удумали: королю Георгиану — тот ещё аспид, кстати, — коллективную жалобу накатали, от всех деревень. Вот он и прислал мальчишку своего. А тот, даром что сопляк, воспользовался тем, что мы померли и он власть некромантскую над нами имеет. Дорвался, понимаешь. Всех до единого переловил и в бараний рог скрутил. И за что, спрашивается, за пустяки какие-то!..

— Действительно, преждевременно поседевшие селяне с сердечным приступом — пустяки какие. А ты как думаешь, Дрю? — ласково спросила я.

— А что вы на меня смотрите? — оскорблено вскричала Дрю. — Я ничьего сердца не трогала! Я аккуратненько!

— Аккуратненько? А чего ж тогда люди кричали "А-а-а"? У вас же тут магов больше, чем обычных людей, все должны быть привычные ко всяким... — я хотела сказать "паранормальным явлениям", но подумала, что по отношению к Дрю это будет некорректным, — ... ко всяким чудесам.

Дрю сказала, глядя в сторону:

— Тут такое дело... Лучше вам знать. Помните, принц сказал, что я теперь грузовик поднять могу?

— П-помню, — сказала я, хлопая ресницами.

— Ну вот.

Воцарилось долгое молчание.

Я продолжала усиленно моргать.

— То есть ты хочешь сказать... что сегодня ночью на людей сверху аккуратненько пикировал хохочущий грузовик и обзывал их грешниками?

— Ну, что-то вроде, — буркнула Дрю. — Как-то так. Почти. Но никто не пострадал и сердца я ничьего не трогала!

Благородный разбойник Лемуэль Пэн присвистнул и восхищённо ударил себя по ляжкам:

— Ай да фифа — грузовик подняла! Меня научишь?

— Не научит, — сказала я, села в кресло и прикрыла глаза рукой, — и не только потому, что это магия принца Кайлеана, а потому что теперь нам всем конец. Дрю ведь единственное привидение, которое может двигать материальные предметы. Как только до Его Высочества дойдёт захватывающая история о девушке-призраке, поднимающей грузовик, он легко сложит два и два. Он нас всех в бараний рог скрутит. Готовьтесь. Трепещите, грешники.

— Не скрутит, — сказала Дрю. — Не такая я дура, я маскировалась. Все видели только грузовик. Может, в него вселилось что-нибудь другое, не привидение. Да и те, кто по ночам кто гуляет, свидетели ненадёжные. Может, они под мухой были. Им не поверят.

— Кому надо, тот поверит, — зловеще пообещала я.

Лем подлетел ко мне и изобразил дружеское похлопывание по коленке.

— За себя не волнуйся, Андреевна, — сказал он, — уж кому-кому, а тебе ничего не будет. У нас там, в люстре, все знают, что супостат по тебе сохнет. Мы даже пари заключили. По карманам пошарили, призрачного золотишка наскребли, чтоб на кон поставить.

Я закашлялась. Вот так. Ходишь, ни о чём не подозревая, а над головой в это время на тебя пари заключают.

— И в чём суть... вашего тотализатора?

— Известно какая суть. Женится на тебе супостат или...

— Или что?

— Или так будете...

— Понятно. Некоторые женятся, а некоторые... И как ставки распределились? — поинтересовалась я.

— Большинство на "так" поставило, — честно ответил Лем. — Считают, супостат тебя охмурит. Но лично я поставил на женитьбу. Зато мой куш побольше будет. Уверен, скорее ты супостата охмуришь. Классные девчонки, они завсегда из нашего брата верёвки вьют, по себе знаю. — Он нахмурился и погрозил мне пальцем. — Ты, смотри, блюди себя, Данимира Андреевна. Негоже честной девушке до свадьбы глупости всякие парню дозволять. Парни, они ведь безбашенные... по себе знаю, а девичья честь на дороге, знаешь ли, не валяется. Как и призрачные дублоны. Если супостат к тебе с глупостями будет приставать, ты так ему прямо и скажи: вечером — свадьба...

— Знаю. Вечером — свадьба, утром — глупости.

— Почему утром? Ночью. Нет, утром тоже, это само собой. Но только после свадьбы. Ты главное в уме держи: сперва — свадьба, глупости — потом. И смотри не перепутай!

— Спасибо, — кротко сказала я, — очень полезное и своевременное напоминание. А то иногда прямо подмывает глупостями заняться.

Благородный разбойник засмеялся хриплым наждачным смехом.

— Да что ты можешь понимать в глупостях, цветочек? Вот фифа, другое дело. Уверен, она знает, что к чему.

Я была убеждена, Дрю сейчас ответит наглецу так, что придётся соскребать его со стенки. Действительно, Дрю подбоченилась, и речь её вроде была резка, но произносила она её каким-то подозрительно грудным, воркующим голосом.

— Не смей называть меня так. Дрю — меня зовут Дрю. — Она вновь поправила волосы. — И не твоя забота, Лемуэль Пэн, что я знаю, а что нет.

Лемуэль Пэн хрипло засмеялся и взмыл вверх, приблизившись к Дрю.

— Я не прочь взвалить на себя новую заботу... Дрю...

— Поглядим на твоё поведение... светлячок.

Всё, спелись, поняла я. Следовало пока не поздно произвести строгое внушение. Говорить надо было уверенно и властно, чего я отродясь не умела. Буду воображать себя Наполеоном в треуголке, решила я, встала и прошлась туда-сюда, заложив руки за спину.

— А теперь все слушают меня, — начала я, прохаживаясь. — Лемуэль Пэн, с этажа ни ногой. Не знаю, на что ты способен, но на всякий случай: никаких просачиваний сквозь канализацию и прочих фокусов. Никаких дружеских визитов к соратникам. Далее. Никаких делёжек шкафа. Мальчики — налево, девочки — направо. Лем, твой шкаф там. — Я указала на второй гардероб, не занятый Дрю. — При появлении принца немедленно прыгаешь туда и прячешься в секции с моим нижним бельём. Не думаю, что Его Высочеству вообще придёт в голову заглядывать в шкаф, но лучше подстраховаться... Особо подчёркиваю — никаких ссор. — Тут я пошла на чистый блеф: — Задумаете выяснять отношения — возьму за шиворот и собственноручно отправлю в люстру-клетку обоих. Моих способностей на это хватит. Ясно?

— Ой-ой-ой, какие мы строгие... — начала было Дрю, но благородный разбойник остановил её.

— Постой, не видишь, цветочек в правильном направлении мыслит, повелевать учится. За принца однако замуж собралась, не за лесника. Пусть командует. На ком ей ещё тренироваться, как не на нас? Надо потерпеть. Потом подучится и на других перейдёт. Молодец, Данимира Андреевна, не стесняйся, песочь нас по полной!

Дрю скептически фыркнула, но насмешничать перестала. А я, получив несколько неожиданную поддержку, не стала отрицать версию Лема. В конце концов, если не научиться руководить привидениями, очень скоро они начнут руководить мной.

— Как известно, на следующей неделе состоится королевский бал, — продолжила я хождение туда-сюда. — Это мой первый королевский бал, я должна подготовиться, изучить методические пособия, справочную литературу и научные труды на эту тему, — величавым жестом я указала на журналы. — Попрошу мне не мешать. Если хочется флиртовать, отправляйтесь за поворот и воркуйте там на здоровье. Но будьте начеку, помните — Лем здесь на нелегальном положении. Чуть что — сразу в шкаф!

— Флиртовать? С кем, с ним? С этим тощим верзилой? Ха! — Дрю взмыла вверх и изобразила какие-то замысловатые воздушные фигуры.

— Флиртовать? С этой колючкой, с этой занозой? — Лемуэль Пэн вплёл в фигуры Дрю свои, не менее сложные.

Они ныряли в воздухе как разыгравшиеся дельфины, и так, похохатывая и переплетая свои траектории, успешно продвигались к повороту. Вскоре парочка скрылась из виду.

— Луи, мне кажется, это начало прекрасной дружбы, — прокомментировала я их уход легендарной фразой и взялась за журналы.

...Картинки были какие-то мутноватые и расплывчатые. Для издания, напечатанного на бумаге отличного качества, это было несколько странно. Мне очень хотелось разглядеть знаменитый наряд леди Мармарис цвета 'мардоре', но подробности непонятным образом ускользали из виду. Я сидела и озадаченно разглядывала удлинённое красно-коричневое пятно, но тут из-за поворота появилась Дрю. Она подлетела и скороговоркой выпалила:

— Вы, небось, не знаете, там надо страницу потереть, это только для магов журнал. Трите! — и улетела обратно.

Легко сказать... С точки зрения Дрю, достаточно было природной одарённости, чтобы заставить работать магический предмет, но я-то знала, что не так всё просто. Кайлеану следовало бы объяснить мне, как пользоваться местной прессой, но ему, видимо, просто не пришло в голову, что такая проблема существует. Вообще, сквозь его внешнюю уверенность постоянно проступало напряжение, и мне казалось, что таинственные дела, которые постоянно его занимали, не такие уж весёлые. Где уж упомнить такую мелочь.

Я провела пальцами по странице.

Всё осталось без изменений, но в подушечках пальцев началось характерное покалывание — бумага действительно была пропитана магией. Интуитивно я применила заклинание, которое использовала для усиления красок старых выцветших иллюстраций, затем прибавила заклинание трёхмерной проекции и принялась вытягивать изображение из журнала. Обычно я так поступала, когда надо было поменять буквы местами, чтобы открылся истинный текст, метод показался мне подходящим.

Вначале ничего не происходило, затем изображение приобрело резкость, но задёргалось, будто леди Мармарис овладела пляска Святого Вита.

Зрелище было тревожное, я закусила губу, заподозрив, что испортила чужую вещь. Страница, с которой я наобум произвела манипуляции, начала набухать, наливаться светом и выгибаться в полусферу наподобие мыльного пузыря. Вид был такой, будто сейчас всё взорвётся.

Оцепенев, я не решалась что-либо предпринять.

Но тут пузырь лопнул, радужный сноп света вырвался на свободу и передо мной возникла голограмма — черноволосая красавица с надменной улыбкой смотрела куда-то вдаль, красновато-коричневая полупрозрачная ткань отливала золотыми узорами и казалась такой реальной, что её хотелось потрогать рукой.

Я выдохнула с облегчением. Метод сработал, хотя к нужному результату я пришла явно кривым путём. Одно только причиняло неудобство — масштаб оказался один к одному, фигура была великовата. Сидя в кресле, я упиралась взглядом в проглядывающие сквозь ткань коленки леди Мармарис. Как уменьшить масштаб я не знала, экспериментировать дальше поостереглась. Пришлось подниматься каждый раз, когда надо было разглядеть изображение.

Не считая беготни вокруг объёмных иллюстраций, изучение светских хроник Эрмитании оказалось занятием чрезвычайно увлекательным. Жизнь на балах кипела, хроники поражали обилием коллизий. Взять хотя бы историю с подтыканием одеялок — главный скандал осеннего бала позапрошлого года.

Дело было так. Группа первокурсниц-провинциалок, обучающихся в столичной Магической Академии, прилюдно бросилась к ногам короля Георгиана. Они жаловались на своего нового ректора, принца Химериана. Адептки утверждали, что принц злостно пренебрегает должностными обязанностями. При разбирательстве, случившемся прямо на балу, выяснилось следующее. По традиции, сложившейся с незапамятных времён, ректор Магической Академии обязан весь первый семестр заходить в общежитие и подтыкать на ночь одеялко каждому первокурснику. Заняться ректору особенно нечем, а юные существа, разлучённые с семьёй и вырванные из привычной среды, для успешной адаптации нуждаются в дружеском участии.

Надо отметить, что первокурсники мужского пола категорически отказывались считать себя юными, разлучёнными и вырванными, и сразу же открещивались от подобной привилегии. При прежнем ректоре — почтенном столетнем старце — и в женской половине общежития желающих воспользоваться утешением уже не находилось.

О традиции не вспоминали, однако она не умерла, а просто находилась в глубоком анабиозе.

С приходом нового ректора всё изменилось. Глубокая моральная травма от разлуки с отчим домом настигла всех проживающих в общежитии адепток поголовно. И тут выяснилось, что принц одеялки подтыкать не желает и по вечерам в общежитии не показывается. Среди адепток поднялся глухой ропот, который становился всё сильней и сильней, и в конце концов вылился в обращение к самому Георгиану Второму.

Представший перед венценосным отцом принц Химериан дал показания по этому делу. Поначалу он честно пытался выполнять свой долг. Но при первом же посещении общежития подвергся пяти попыткам затащить его под то самое одеялко, которое должен был всего-навсего подоткнуть. В следующий вечер попыток стало десять. На третий день — уже пятнадцать. Зловещую прогрессию не заметил бы только грудной младенец. Причём одна из попыток чуть не увенчалась успехом, поскольку её предприняла адептка, прибывшая из далёкой горной области, где, как известно, каждая вторая семья состоит в кровном родстве с троллями. Нет, принц Химериан не расист и ничего не имеет против троллей. Отличный народ, эти тролли, если не находиться с ними под одним одеялком.

Разбирательство закончилось изданием специального королевского указа, где отныне обязанность утешения юных существ возлагалась на заведующую медсанчастью Академии леди Гобл. Она, надо полагать, являлась опытным психотерапевтом, поскольку уже через пару дней количество страдалиц по отчему дому свелось к нулю.

Да, у Химериана Карагиллейна тоже оказалась не такая простая жизнь. Было не совсем понятно, как он оказался на таком посту, — учитывая его внешность и происхождение. По моему разумению, это было всё равно что петуху... простите, павлину... сунуться в вольер с лисами. Я наказала себе не забыть расспросить об этом Кайлеана.

Дрю и Лемуэль проявили деликатность (а может, им просто было не до меня) и позволили без помех изучить королевские хроники. К вечеру картина эрмитанских балов постепенно прояснилась. Некоторые детали остались непонятыми, но на них можно было махнуть рукой. Нельзя объять необъятное, и вообще со мной будет Кайлеан. Он поддержит меня, я поддержу его, и вместе мы как-нибудь справимся.

...Драконятник напоминал римский Колизей, рукою великана вырванный с корнем, то бишь с фундаментом, и вместе с изрядным куском земли вздёрнутый в вышину. Он завис над горной долиной, со дна которой поднимался голубоватый утренний парок, каменное кольцо обильно поросло зеленью, какие-то невероятно длинные цветущие лианы свешивались вниз. Большой летающий остров окружали островки поменьше; острова соединялись друг с другом и с окружающими скалами узкими наклонными мостиками, растянувшимися над пропастью. Какие-либо ограждения отсутствовали, в сущности, это были пыльные каменистые висячие тропы, поросшие по обочинам травой. Два человека могли разминуться там, лишь соблюдая предельную осторожность. На каждой такой тропе располагалось по несколько горбатых башенок с проёмами, сквозь них должен был пройти любой, направляющийся в драконятник.