Восьмой медальон. Том 2

— Думаю, ничего у вас не получится, — покачал головой молодой человек. — В магии нет места для ошибок. Любая, даже крошечная неточность — и смысл надписи станет совсем иным.

Градоначальник раздражённо махнул рукой и умолк. Настроение его безвозвратно испортилось, и до самого конца пути мужчина не произнёс больше ни слова.

А путь этот, к удивлению молодого человека, пролегал вовсе не ко Дворцу правосудия, как можно было бы предположить, а к отелю Рево. Остановившись у дверей дома, господин Бертгард приказал отворить их. На сей раз слуги повиновались ему, словно своему хозяину — ни одно повеление Фердинанда не исполнялось ими с такой поспешностью.

Через минуту-другую Энгерранд уже сидел напротив градоначальника и жадно глядел на кинжал, который мужчина положил на стол.

— Как по-вашему, можно метнуть такое оружие через всю залу и попасть в самое сердце? — спросил господин Бертгард.

— Думаете, нельзя?

— Вы, я вижу, ничего не смыслите в кинжалах. Видите, какой у него клинок, какая тяжёлая рукоять?

— Вижу. Значит, им никак не поразить человека с пятидесяти шагов?

— Конечно!

— Ну, в любом случае от рассуждений ваших нет никакого толку.

— Это ещё почему?

— Разве удалось бы бросить кинжал так, чтобы ни один человек этого не заметил? Ведь и король, и наследник престола, и принцесса Аньела были повёрнуты к гостям лицом! Значит, с кинжалом этим всё не так просто, как может показаться на первый взгляд...

Не дожидаясь позволения, Энгерранд взял оружие и поднёс к самым глазам. Какое-то время пристально разглядывал, а затем вдруг схватил со стола кувшин, набрал в ладонь воды и плеснул ею на клинок.

Градоначальник охнул от изумления — на том месте, где поверхности металла коснулась влага, проступили жёлтые пятна.

— Что это? — спросил он.

— Магия, — ответил молодой человек.

Утекло немало дней после происшествия в старом замке, прежде чем Энгерранд сумел без содрогания вспоминать об увиденных тогда вещах, которые, без сомнения, именовались "колдовством" и "магией". В сердце мальчика словно калёным железом выжглись образы отвратительной фигуры на стене, картинок из книги и того, как одна из них внезапно ожила. Ветер, врываясь по утрам в окно, напоминал о клубах пыли, взметнувшихся к потолку пиршественной залы, а огонь в очаге — о пламени, в чьих языках исчезла древняя башня.

Впрочем, страх перед тёмными силами не помешал Энгерранду превосходно разыграть изумление, когда Добряк сказал, что какие-то негодяи сожгли заброшенный замок.

— Теперь, кажется, зеленодольцы избавятся от давнего страха, — сказал тогда Ансельм племяннику. — И никто больше не назовёт те места проклятыми.

Мальчик изо всех сил закивал в ответ, про себя же твёрдо решил: "Я больше никогда туда не вернусь..."

Добряк не ошибся. Вскоре голоса зеленодольцев всё чаще стали звучать возле самого пепелища. Самым отважным был Ансберт Силач, который целыми днями пропадал в лесу. На любые расспросы мужчина отвечал кривой усмешкой, и самые близкие друзья не могли понять, что он замыслил.

День бежал за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем. Сердце Энгерранда по-прежнему продолжало сжиматься всякий раз, когда речь заходила о старом замке. А вот несколько встреч м приятелями (мальчишки превратились теперь в подростков и могли теперь покидать отцовский замок под любым, даже самым незначительным предлогом) убедили его, что время изгладило из памяти Жосса и Фердинанда подробности страшного приключения. Энгерранд не понимал, как можно забыть такое, но беседуя с друзьями, видел, что те не только не страшатся встречи с тёмными силами, но и готовы вновь отправиться в их логово.

— Нужно бы ещё разок побывать возле этой старой лачуги! — всё чаще говорил Фердинанд.

— Теперь-то мы не побежим сломя голову прочь! — поддакивал Жосс. — Ожившая картинка... Подумаешь!

И видя, как бледнеет лицо Энгерранда, они начинали хохотать, словно безумцы...

Одним прохладным и дождливым осенним утром барон да Рево внезапно покинул замок. Фердинанд воспользовался этим, чтобы отправиться в Зеленодолье. Вырядившись в новенький кафтан, набросив на плечи плащ, подбитый мехом, натянув на ладони алые перчатки, он выбрал лучшего скакуна из отцовской конюшни и вместе с Жоссом помчался к посёлку.

Энгерранд встретил друзей у порога. Лицо его было мрачнее тучи.

— Ого! — воскликнул Жосс. — Ты, похоже, зол, словно демон ночи!

— Скучно? — с сочувствием спросил Рево.

— Да, — вздохнул Энгерранд.

— Сейчас мы развеселим тебя, — сказал слуга. — Забирайся в седло!

— Это ещё зачем?

Жосс загадочно улыбнулся, огляделся по сторонам и прошептал:

— Мы видели, как Ансберт Силач брёл куда-то с огромным мешком за спиной. Разве ты не хочешь выяснить, зачем он разгуливает по чаще в такую отвратительную погоду?

— Устроить слежку за Силачом?.. — почесал затылок Энгерранд. — Было бы забавно...

— Тогда садись быстрее!

Энгерранд не заставил просить себя дважды. Через минуту друзья уже мчались по лесной чаще, оглашая окрестности криками и звонким смехом.

Возле одного из деревьев Фердинанд придержал коня и сказал:

— Здесь Силач свернул с дороги.

И впрямь, в чащу уводила едва заметная тропка. На увлажнённой дождём земле можно было разглядеть следы, оставленные тяжёлыми башмаками мужчины.

— Дальше пойдём пешком, — сказал Рево.

— А как же наши кони? — быстро заговорил Жосс. — Вдруг с ними что-нибудь случится? Что мы тогда скажем господину барону?

— Придумаем что-нибудь. Уж сочинять небылицы ты умеешь не хуже меня!

Фердинанд взял коня под уздцы и повёл в лес. Деревья стояли стеной, ветви их, сплетаясь над головами подростков, походили на разноцветный полог, сквозь который с трудом проникал солнечный свет, всё вокруг поросло пышным кустарником. Вскоре Рево отыскал такое укромное место, что ни один человек, которому вздумалось бы в этот час путешествовать по лесу, не догадался бы, что в сотне шагов от дороги стоят, привязанные к буку, двое добрых скакунов.

Спрятав коней, друзья зашагали по тропинке, которую, как они думали, успел вытоптать во время своих частых прогулок Ансберт Силач. Через несколько минут им почудилось, будто неподалёку слышится громкое хлюпанье. Как-то раз Жоссу даже показалось, что среди стволов мелькнула человеческая фигура.

— Ну, теперь-то Силач от нас не уйдёт! — торжествующе рассмеялся Фердинанд. — Давайте поспешим.

Он пошёл ещё быстрее.

Энгерранд брёл позади приятелей и с опаской оглядывался по сторонам. Душу его терзали подозрения. Слишком уж легко удалось отыскать тропинку, слишком быстро получилось догнать Ансберта. И это хлюпанье... Дождь — слабый, по-настоящему осенний — пролился ещё утром, земля под деревьями вовсе не превратилась в липкую жижу, лишь стала мягкой, скрадывающей шаги. Приятели шли почти неслышно. Как же тогда Силач ухитряется так шуметь? Да ещё этот силуэт, который увидел Жосс...

Отчего-то подростку вспомнилось, как сам он несколько лет отправился вместе с загадочным стариком в горы, полные драгоценных камней, и как спутник внезапно исчез, словно и не существовал никогда.

Энгерранд открыл было рот, чтобы поведать о своих страхах друзьям — и не сказал ни слова. Вдруг над ним опять начнут подшучивать? Вновь вспомнят о его страхе перед старым замком? Захотят вместо слежки за Силачом отправиться к этому проклятому песту? Лучше уж помалкивать.

Между тем, в лесу становилось всё темнее. Серое покрывало облаков сменилось тучами, тяжёлыми и чёрными, словно вот-вот должна была разыграться летняя буря. Подул ветер — и швырнул в лица подросткам горсть пожелтевшей листвы. Ветви деревьев завели скрипучую песню.

— Не нравится мне это, — тихо произнёс Энгерранд.

В ответ никто не расхохотался и не принялся отпускать насмешливые замечания.

— Когда же мы догоним Силача? — жалобно спросил Жосс.

— И что ему понадобилось здесь, в лесной чаще? — прошептал Рево.

— Вы ведь мечтали об этом узнать! — пожал плечами Энгерранд. — Думали, прогулка окажется лёгкой и приятной? Вот и не жалуйтесь теперь.

Хрустнула ветка. Подростки вздрогнули.

Жосс пролепетал:

— Что-то я не хочу идти дальше. Может, вернёмся?

— Ещё чего! — вскричал Фердинанд. — Раз уж взялись за дело, нужно довести его до конца! Впрочем, если вы трусите, можете возвращаться. Дальше я пойду один.

И он ещё больше ускорил шаг. Энгерранд и Жосс печально посмотрели друг на друга — и поспешили вслед за Рево.

Ветер становился всё сильнее, начал накрапывать дождь, но приятели шли и шли вперёд. Наконец, деревья расступились перед ними. Увидев, где очутился, Энгерранд схватился за голову:

— Ох! И зачем только я пошёл с вами? Это же старый замок...

Подростки спрятались за дубовыми стволами и принялись рассматривать знакомый холм, который служил когда-то крепостным валом, и холмики поменьше — всё, что сохранилось от глиняных хижин крестьян. И, конечно, громадное пепелище — останки древней башни.

Только сейчас возле пожарища не было пустынно. На земле, держась за руки, сидели люди — полсотни, не меньше. Одни кутались в нищенские лохмотья, другие походили на крестьян, третьи — на купцов, четвёртые — на рыцарей... Возле них возвышались какие-то странные горы из всевозможных вещей: от деревянной посуды до платьев и мехов. Кое-где поблескивало серебро. Всего подростки насчитали восемь таких груд. Самая большая лежала посреди этого своеобразного человеческого кольца. Возле неё стоял мужчина в чёрном плаще, с изогнутым посохом в руке. Разглядев его лицо, Жосс и Энгерранд чуть слышно ахнули, а Фердинанд прикрыл рот ладонью, чтобы не закричать. Подростки узнали барона да Рево.

— Что тут творится? — заикаясь спросил Жосс.

Словно в ответ, барон поднял посох над головой и прокричал несколько фраз на странном наречии. Друзья не поняли ни слова, но сами звуки, издаваемые мужчиной, заставили их содрогнуться от отвращения. Зато участники этого странного действа склонили головы до самой земли, закачались, загудели...

Барон ударил посохом по земле. Воцарилась тишина. Подняв лицо к небесам, он что-то страстно заговорил. Взмахнул рукой — и голос его потонул в хриплом вое: все задрали головы и завопили так, словно были одержимы демонами.

Хлынул ливень.

Барон упал на колени, что-то прошептал и ткнул концом посоха в одну из "гор". Затем вскочил, словно вихрь промчался вдоль кольца людей, поочерёдно касаясь каждой из семи остальных груд вещей. Вернувшись на своё место, замер и вместе с остальными участниками ритуала, затянул монотонную песню.

Внезапно сквозь пелену туч прорвался багровый луч и скользнул по земле. Друзья увидели, как в воздух устремившийся струйка сизого дыма, — это занялась первая "гора".

— Как же так? — всхлипывая от испуга, произнёс Жосс. — Почему она горит? Дождь же идёт!

Вспыхнуло пламя — багровое, точно напитанное кровью. Поднялся невообразимый шум. Казалось, не люди издают эти звуки и не дикие звери, а существа, созданные злой волей императора демонов.

Жосс зажал уши, Энгерранд зажмурился. Только Фердинанд не отрывал взгляда от неподвижной фигуры отца.

Вдруг один из купцов, который бесновался пуще остальных, вскочил на ноги и бросился бежать, барон же пошатнулся и, схватившись за грудь, упал.

Открыв глаза, Энгерранд увидел, что Жосс и Фердинанд со всех ног мчатся к месту ритуала.

— Стойте! — завопил он что было сил.

Приятели и не подумали повиноваться этому приказу. Растолкав людей, они подбежали к барону да Рево. Фердинанд опустился на колени и, схватив отца за запястье, пробормотал сквозь слёзы:

— Отец...

— Сеньор... — лепетал Жосс. — Господин...

— Пусти! — прохрипел мужчина. — Со мной всё в порядке, дуралей!

— Вы ведь не умрёте?.. — покосился Фердинанд на кинжал, торчавший из живота мужчины.

— Закрой рот. Я и не такие раны получал... — Рево высвободил руку, взялся за рукоять, с рычанием вырвал кинжал и отбросил в сторону. — Вот и всё. Видишь?

Затем он огляделся по сторонам.

— А вы что стоите, будто истуканы? Почему не поймали негодяя, болваны?.. Да не бегите сломя голову! Теперь уж его не догнать, — добавил барон, увидев, что несколько человек кинулись в ту сторону, где скрылся беглец.

— Вы ведь будете жить?.. — вновь начал всхлипывать Фердинанд.

— Да заткнись ты, в конце-то концов! — рявкнул мужчина. — Думаешь, отца твоего так просто убить — пусть даже заколдованным оружием?

— "Заколдованным"? — повторил Жосс.

— Да.

Слуга бросил взгляд на кинжал — и взвыл от страха. Там, где клинок оросили дождевые капли, проступили жёлтые пятна.

— В сердце хотел поразить, ублюдок! — криво усмехнулся барон. И вдруг резко сел на земле. — Постойте! А вы-то как здесь очутились? Следили за мной?

— Что вы, отец! — затряс руками Фердинанд.

— Как вы могли подумать такое, господин? — подхватил Жосс.

— И многое увидели?

Подростки в замешательстве переглянулись.

— Что ж, — усмехнулся мужчина, — очень жаль...

Взгляд его обратился на Энгерранда, который успел уже присоединиться к друзьям.

— Это кто такой?

— О! — вскричал Рево. — Наконец-то, батюшка, я познакомлю вас с нашим спасителем! С тем, благодаря кому мы не погибли от голода! Вы ведь помните страшную зиму, когда я лежал на постели и не мог даже пошевелиться, а матушка ходила по замку, точно призрак, и не замечала, что из глаз её текут слёзы? Да и сами вы тогда едва взбирались в седло! Что случилось бы, не попроси мы помощи у зеленодольцев, представить страшно...

Внезапно барон схватил сына за руку и притянул к себе, а затем указал на Жосса и Энгерранда:

— Убейте мальчишек.

Прежде чем подростки поняли, что происходит, их повалили на землю. В воздухе сверкнул нож.

— Что вы делаете? — закричал Фердинанд.

— Не визжи, будто свинья, — сказал Рево. — Я и тебя приказал бы зарезать, если бы ты не был моим сыном.

— Ах так!

Вырвавшись из рук отца, Фердинанд поднял кинжал и приставил к своей груди. На ладони его показались капли крови — подросток был так взволнован, что невольно порезался.

— Эй, дурень! — Барон выпучил глаза от изумления. — Ты совсем рехнулся? Успокойся.

— И не подумаю! — ответил подросток. — Лучше уж умереть, нежели глядеть, как мой отец совершает поступок, недостойный благородного сеньора!

— Да что ты смыслишь? Это же слуга...

— ...и сын моей кормилицы! И... мой слуга, если уж на то пошло! Значит, мне и решать, как с ним поступить.

— Зато второй — безродный деревенщина...

— ...который выручил нас из беды!

— Ах демон! Да понимаешь ли ты, что случится, если эти молокососы разболтают обо всём, что увидели здесь? Лучше уж было подохнуть с голоду!

— Они ничего не расскажут.

— И как я родил такого тупоголового мальчишку? — вздохнул барон. — Только мёртвые молчат, понял?

— Тогда вы, верно, лишь обрадуетесь, если я погибну! — вскричал Фердинанд и, закрыв глаза, взмахнул кинжалом.

Пусть читатели не думают, будто он всерьёз задумал лишить себя жизни. Подросток лишь изображал решимость, надеясь, что всё же сумеет заставить отца отказаться от своего жестокого намерения. Но едва Фердинанд направил острие кинжала к груди, оружие вдруг словно зажило собственной жизнью и устремилось к самому его сердцу.