Трудный возраст

— Вот и наша контрабанда! Слава всемогущему Александру! И скромному мне, — потупил он взор. Банда отозвалась одобрительными криками, а практичный Гурман достал разноцветные пластиковые стаканы. — Ай, чуть не забыл! Сейчас...

К удивлению Янош, по стаканам разлили вино только из одной бутылки. А вторую с величайшим почтением установил на скальном выступе. И даже Гурман ничего не сказал на такое бессмысленное расточительство — наоборот, покивал одобрительно и тут же опять сунул нос в миску с морепродуктами, спрыснутыми маринадом. Остальная же компания, включая тихую и задумчивую Ёж, наблюдали за процессом установки бутылки со священным восторгом.

— Это зачем? — живо поинтересовалась Янош, как только Флай вернулся на свое место.

— Жертва, — зловеще протянул он и добавил буднично: — Я серьезно, кстати. Про эту бухту рассказывали очень хреновые вещи. Вот мне брат говорил, что лет пятнадцать назад забралась сюда одна парочка. Ну, за этим самым, — Флай выразительно подвигал бровями. — А для храбрости — дернули винца. Ну, и конечно, потом уснули и не заметили, как погода испортилась. Проснулись уже ночью, когда вода уже совсем близко подступила. Волны, дождь, ветер и все такое. Во-первых, неуютно и холодно, во-вторых, не выберешься наверх — ступеньки скользкие стали. Парочка спряталась в пещере — там была такая раньше. Ну, а потом обрушилась часть скалы, и их заперло. И это еще ничего, связь у всех есть. Только они родителям не сразу рискнули позвонить, потому что те бы сразу поинтересовались, что их детки делали на пляже одни...

— Ну и идиоты, — не выдержала Янош. — Если не можешь справиться сам — зови старшего, это даже не закон, а просто элементарное благоразумие!

— А ты бы стала звать маму в такой ситуации? — вкрадчиво поинтересовалась Веста, поправляя белобрысый локон.

Янош ревниво сощурилась: у нее самой волосы не вились, хоть ты тресни.

— Маму бы не позвала, если она за дело всерьез возьмется, наверное, начнется Четвертая мировая. А вот Мла... папу — запросто.

— Да-а? — выгнула брови Веста, и Гурман посчитал нужным вмешаться:

— Вот ты умная, Янош, а те двое были не очень. Но о мертвых или хорошо, или ничего. Может, лучше послушаем, что дальше было?

Веста зевнула и откинулась на песок, вытянув длинные ноги. Джинсовая юбка неприлично задралась, но первую леди банды это совершенно не смущало.

— Валяйте, слушайте. Мне это уже триста раз мать рассказывала. Это ж подружка ее младшей сестры тогда утонула...

И сразу все как-то притихли. Потому что одно дело слушать страшилку про каких-то неизвестных и безымянных человечков, к тому же не в первый раз. А совсем другое — вспомнить, что вообще-то эти люди жили по-настоящему.

И умерли тоже на самом деле.

— А что рассказывать? — стушевался Флай. — История-то уже тю-тю. Пещеру завалило куском скалы, родителям сладкая парочка дозвонилась, но слишком поздно. Пока то, пока се, пока спасатели приехали, пещерку залило по самый потолок. Люди не рыбы, под водой не дышат. Вот такие дела.

Прозвучало это до жути обыденно. Даже у Янош мурашки по спине пробежали. А Веста — та вообще бесстыже подкатилась под бок к Флаю.

— Раз уж вспомнили о тех двоих, давайте сначала за них. Не чокаясь, — тихо предложила Ёж, глядя в огонь. — Как положено.

— Ага, — облегченно выдохнул Флай. — Значит, за погибшую парочку!

Все быстро сделали по глотку. Галка поперхнулась и закашлялась.

— А чтобы окончательно закрыть тему, быстро рассказываю для Янош, почему это место пользуется плохой славой, — произнес Гурман, прерывая затянувшуюся паузу. — О погибших тут известно давно, но некоторое время назад начали происходить действительно странные вещи. Вы же понимаете, что молодежь не отпугнешь никакими байками. И вот одно время тут стали собираться райдеры. Самые настоящие, в кожанках, в банданах и на мотоциклах. Правда, мотоциклы наверху оставляли... Разумеется, ни одно сборище не обходилось без выпивки. Потом какой-то пьяный дурак полез купаться и утонул... или не утонул, это неважно. Но потом людям стали являться призраки-трезвенники, то ли той парочки, то ли свежего утопленника. Призраки, в общем-то, ничего плохого не делают. Одна девушка рассказывала, что якобы собралась выпить, а ее обнял кто-то холодный-холодный и сказал, что пьяные дуры у парней уважения не вызывают. У нее на талии, кстати, так отпечаток руки и остался, месяц сходил. Потом еще у какого-то парня призрак вырвал из руки бутылку, вылил из нее все и вернул пустую.

— Какие, однако, заботливые призраки, — пробормотала Янош, инстинктивно поглаживая шею. То самое место у плеча, куда легла всего пару часов назад ледяная рука. — И много таких случаев?

— Штук десять за последние полгода, — охотно ответил Флай. — Но есть одна хитрость. Если вино купить дорогое и одну бутылку оставить призракам, то они беспокоить не будут.

Янош только вздохнула.

— Даже в загробном мире берут взятки. Да уж...

— А теперь давай за тебя! — жизнерадостно предложил Флай. И, когда все бодро стукнулись стаканами, добавил: — Кстати, ты же сегодня обновила рекорд. И не где-нибудь, а около одиннадцатого квартала. Ты правда проехала его насквозь?

Янош терпеливо дождалась, пока все пригубят вино, и небрежно бросила:

— Да, насквозь. Перебралась через стену. Там, похоже, тоже водится какая-то нечисть, — и насладилась слаженным ансамблем кашля. На сей раз поперхнулась не только впечатлительная Галка, но даже и загадочный Косинус, о котором Янош пока не знала ничего, кроме прозвища.

— Ты там кого-то видела? — потешно вытаращил глазищи Флай.

— Не видела, но чувствовала, — загадочно улыбнулась Янош. И — в подробностях, со смаком пересказала жуткий случай. Даже песенку напела.

Флай ответил любезностью и поведал уже слегка захмелевшей компании очередную городскую легенду.

— Вообще-то на месте одиннадцатого квартала раньше было поместье одного крутого чувака. Давно было, лет сто назад. И стояло оно заброшенное и никому не нужное, пока пятнадцать лет назад его не выкупила у наследников одна туристическая компания. Домик снесли, садик вырубили, короче, полный бардак устроили. А покойный крутой чувак взял и вернулся оттуда, — интригующе повращал глазами Флай. — Такой типа приличный на вид мужик, волосы светлые, улыбается. Только прикид странный — такой черный плащ и цилиндр.

— Тоже черный? — прыснула Янош в кулак.

Флай наставительно поднял указательный палец.

— То-то и оно, что не черный. Зеленый, мать его, цилиндр! Зеленый, как майская травка, такая майская-премайская травка... э-э... не будем отвлекаться. И вот приходит этот чувак, слегка так пинает строительный кран, и тот встает. Типа совсем. Ну, владелец компании поругался на нехороших строителей, ломающих дорогую технику, но в историю не поверил. Отогнал этот кран, привез другой, а еще заказал партию строительных роботов. Ну, покойный чувак, не будь дураком, явился в следующий раз уже к самому владельцу. С интеллигентными такими увещеваниями: мол, юноша, почему вы так неуважительно к моему наследию относитесь, зачем домик хороший поломали, садик вырубили... Интеллигентность интеллигентностью, но владелец, говорят, с тех пор заикается. А стройку заморозили. И происходят там всякие жу-у-уткие вещи!

Флай, воспользовавшись тем, что все прислушиваются к рассказу, незаметно завел руку назад и ущипнул Весту за бок. Блондинка завизжала, ей вторили панические вопли Галки, Гурман хмурился, Косинус опасливо оглядывался, Флай ржал, как конь, а тихий мальчик Симпатяга смотрел на этот хаос и блаженно улыбался, словно получил кило конфет задаром.

— А давайте песню споем? — предложила вдруг Ёж, укладывая гитару на колени.

— А давайте! — подхватила неожиданно Веста. — Давайте нашу, любимую?

Ёж медитативно, неторопливо тронула колки, не подкручивая их, провела рукой по грифу — струны тихо вздохнули... И негромко, едва-едва слышно за ворчанием низких волн, принялась напевать.

Пусть под ноги стелется дорога.

Нам, придуркам, нужно ведь немного —

Ветер в лицо, небо в осколках луж —

Эй, принимай отряд неприкаянных душ!

Янош тоже пела вместе со всеми — до хрипоты, и таскала с решетки подгорающие креветки, и хохотала, и шлепала босиком по мелководью, и свалилась, убаюканная сладкой усталостью, и проспала до тех пор, пока не начало светлеть небо на востоке. Прилив подобрался близко, но ничего плохого не сделал — облизал песок у беспечно сваленных в кучу роликов и отступил восвояси. От прогоревших углей тянуло горьковатым дымком. Выпустив слишком уж подросшие для человека "коготки", Янош легонько царапала бедро своей "подушки" и сквозь сон мурлыкала какую-то аллийскую бессмыслицу. Чужие грезы текли сквозь разум, как вода сквозь рыбацкие сети.

А потом тишину расколол пронзительный крик.

Верещала Веста.

Инстинкты опять проснулись быстрее разума. Янош сначала вскочила на ноги, оскалилась — и только потом проморгалась.

На маленьком пляже царил хаос.

Веста дрожала, прижимаясь к Флаю. Плечи у нее мелко тряслись. Флай был бледен и неподвижен, как будто ноги у него по всей длине к песку приросли. Галка цеплялась за Весту, а Косинус — за Галку. Гурман прятался за решеткой, на которой вчера поджаривали креветки. И только Ёж, как Янош, стояла во весь рост — отведя за спину гитару, будто даму сердца, и крепко сжимая шампур, словно шпагу.

А смотрели все на один предмет.

На ярко-зеленый цилиндр, скромно примостившийся у кострища.

Янош огляделась по сторонам — и сглотнула.

"Подушкой", по крайней мере в последние минуты, ей служил плащ. Старомодный, черный, из мягкой шерсти, наполовину свернутый в рулон.

— Тут что, призрак был? — хрипло спросил Флай. Он выглядел таким испуганным, что, казалось, дреды у него вот-вот встанут дыбом вопреки всем законам физики и здравого смысла.

— Кажется, да, — облизал растрескавшиеся губы Гурман. — Ребятки, а такой вопрос... Куда Симпатяга пропал?

Веста свалилась в обморок — натурально, без шуток. Флай, против ожиданий, не стал хлопотать вокруг нее, предоставив это Галке, а схватился за свой "бэнг" и принялся лихорадочно кому-то названивать, машинально переставляя ноги и уходя вдоль пляжа все дальше. После пятого или шестого раза на том конце связи наконец ответили.

Флай коротко переговорил с кем-то, вернулся и объявил:

— Поздравляю нас, дорогая банда. Симпатяга вчера не выходил из дома, он с простудой лежит. Передавал вам всем привет и извинялся, что не смог прийти. Такие дела.

Только-только очнувшаяся Веста попыталась снова удрать в обморок, но потом передумала и осторожно спросила:

— Болеет, значит? А с кем мы тогда вчера тусовались?

Ёж меланхолично тронула струны гитары, убедилась, что с инструментом все в порядке, и философски пожала плечами:

— С призраком, наверное. Гляньте, люди — вторая бутылка пропала... Ох, время-время. Ребят, у меня первая смена, я поехала. Кстати, никто не против, что я заберу себе эту штуку? — и Ёж с тем же меланхоличным видом кивнула на зеленый цилиндр.

Флай оторопел:

— А тебе зачем?

— Он зеленый, — вздохнула Ёж, как будто это все объясняло. — Ладно, ребятки, я поехала. Галка, а не ты со мной дежуришь в первую смену?

— Ой! — чернявая девчонка подхватилась и принялась лихорадочно откапывать свои ролики в груде чужих. Море мерно шелестело, не обращая ровным счетом никакого внимания на всю эту возню.

Ёж скрепила свои ролики за шнурки и накинула связку себе на шею, махнула рукой, закинула за спину гитару — и побрела к каменной лестнице. Янош присела на песок, там, где спала до этого, и растерянно провела рукой по свернутому плащу. Мягкий. И — она зачерпнула воздух в горсть и глубоко вдохнула — пахнет потрясающе. Не холодным соленым морем, пропитавшим здесь, на берегу, все. Не терпким солнцем.

Нет.

Запах немного напоминал корицу, и мед, и кардамон, и ваниль, и кофе, и сливочную помадку... Стоило вслушаться в него — и он распадался на сотни, на тысячи неуловимых оттенков-начал, названия которым Янош не знала. Запах силы, запах древности, запах доброжелательного любопытства и чистого, как в детстве, счастья.

— Эй, ты чего зависла? — Флай присел рядом Янош и тронул ее за плечо. — Чего над этой штукой медитируешь?

Очнувшись от странного забытья, Янош расправила плащ и встряхнула на вытянутых руках. И впрямь, старомодный. Но ткань приятная и — Янош приложила плащ к себе — в плечах, конечно, шире, чем нужно, но не критически. Можно будет ушить при случае. В ателье, например, или в специальном отделе при большом торговом центре.

— Я не медитирую. Я ее себе присваиваю, — Янош выпрямилась и накинула трофей на плечи. — Кстати, а перекусить ничего со вчерашнего не осталось? Я сто лет натуральных продуктов не ела...

— Ничего, — грустно развел руками Гурман. — Там вообще немного было. Это остатки сырья из "Рыбы и Раковины", продукты, у которых срок годности подошел уже к концу. В ход их пускать нельзя, санинспекция заклюет, а выбрасывать жалко. Мы их выкупаем иногда за треть цены, вскладчину тянем... Слушай, если голодная, чего домой не идешь?

— А мне не охота, — пожала она плечами. Универсальный ответ, не требующий логического обоснования.

— Тогда к нам, в "Рыбу" иди, — посоветовал Гурман, отряхиваясь от песка. — Напросись на завтрак вместе с Ёжом и Галкой. Если повезет, покормят.

— Спасибо за совет, — горячо поблагодарила Янош и крепко пожала ему руку. Гурман смущенно ковырнул песок босой пяткой и улыбнулся. — Ну, я побежала. Круто было, и призрак тоже крутой!

Зажав шнурки от роликов в зубах, Янош буквально взлетела по лестнице, цепляясь пальцами за неровные каменные ступеньки. Повязанный на шею плащ развевался крыльями. Очень хотелось остаться ненадолго и поучаствовать в обсуждении странного происшествия, но кушать хотелось еще больше. А голод по шакарским привычкам Янош игнорировать не любила.

Галка все еще возилась со своими роликами, а Ёж уже облачилась в полную экипировку и теперь разминалась. На гитарном чехле красовались две надписи. Сверху, крупными буквами: "Мир и любовь вам, люди!", а чуть пониже, скромненько: "Сдохни, враг, в жестоких муках! У меня есть автомат".

Янош хмыкнула, влезла в свои ролики, застегнула все крепления и подкатила к Ежу, вдохновенно разглядывающей утреннее, пока еще белое море.

— Я с вами, — заявила Янош сразу. — У тебя коса растрепалась.

— У тебя тоже. Обе, — откликнулась Ёж без малейшей запинки. — С нами так с нами. На завтрак?

— Ага.

— Я тоже люблю там завтракать. Дома у меня дед готовит, а он служил в десанте и воевал в Третью мировую. И любимое блюдо у него — каша с тушенкой и всем, что есть в холодильнике, — Ёж трагически вздохнула. — Я, конечно, люблю все военное, но не в виде каши с тушенкой. Только если в походе и на костре, — она помолчала и вдруг посмотрела на Янош в упор своими голубыми, как небо, глазищами. — Слушай, а ты правда собираешься вернуться в одиннадцатый и все там обшарить? После всех этих историй? Ты вчера вроде говорила...