Они выбрали ночь

Шрам двигался молча, не задавая лишних вопросов и не кидая по сторонам лишних взглядов. Его глаза и без того с легкостью выхватывали из богатого интерьера необходимые детали, что еще раз доказывало — он не ошибся.

Дом принадлежал не ворчливому снобу или напыщенному сэру. Все слишком сдержано, но не скупо, из чего можно было сделать простой вывод — хозяин знает цену вещам, но не принадлежит к когорте избранных Магистрата. Подобной особенностью обладали в основном тонкие ценители прекрасного или проще сказать — истинные коллекционеры.

Остановившись возле огромной картины, исполненной в темных тонах, Шрам с интересом вгляделся в лицо напуганной до смерти девушки, на которую из темноты улиц взирало неведомое чудовище.

— Вас ждут, — более чем учтиво напомнил один из проводников.

Дверь в огромный кабинет, открылась со скрипом, который напомнил мастеру протяжный стон умирающего кондитера — это было его шестое убийство.

Комната оказалась просторной, с множеством лакированных шкафов, украшенных резными рисунками. Посередине стоял массивный дубовый стол и несколько простетских стульев, будто хозяин кабинета навязчиво пытался поставить себя выше своих гостей. Но Шрама мало интересовал этот противоречивый факт. Уже давно звон монет стал для него пустым звуком, и проявление роскоши вызывало только протяжное урчание в желудке.

— Если и ожидать от пятницы сюрпризов, то лишь таких, чтобы поразили в самое сердце.

Невысокий пузатый мужчина средних лет, пригладив лысину, растекся в приятельской улыбке. Его одутловатое лицо в форме груши мгновенно приобрело первоначальной вид, словно и не было этого короткого проявления чувств.

— Я не планировал этого визита, — мрачно ответил мастер. — Но судьба оказалась выше моих предпочтений.

Двое большущих детин, притаившихся в дальней части кабинета, нахмурив брови, двинулись в сторону гостя, но взмах пухлой руки, заставил их остановиться.

— Оставьте нас. Все равно если он захочет воспользоваться своим кинжалом, вы даже глазом моргнуть не успеете. — Хозяин указал слугам на дверь.

Охрана быстро исчезла в коридоре, явно обидевшись, услышав подобную оценку своей несостоятельности. Но на толстяка их недовольные гримасы не произвели особого впечатления.

— Что, удивлен?

Шрам равнодушно пожал плечами.

— К чему этот цирк, ты же знаешь: я отошел от ремесла.

— Брось, — отмахнулся хозяин. — Перерезать горло случайному обидчику, это проще, чем заказать фрикасе в ресторане Ла Буссе.

— С каких пор, ты стал глух, Кайот? — вместо ответа, мрачно поинтересовался Шрам.

Зло сверкнув глазами, толстяк все же обуздал внезапные эмоции.

— Мистер Рундо. Слышишь, зови меня мистер Рундо. Иначе я не намерен тратить на тебя свое драгоценное время.

Шрам не стал спорить.

Задержавшись возле окна, за которым раскинулся прекрасный карликовый сад, Кайот в один миг оказался возле стеллажа с огромными старинными книгами и, потянувшись к корешку одной из книг, резко остановился.

— Я должен умереть в ожидании?

Его собеседник не спешил отвечать. В отличие от Кайота, Шрам уже давно не торопил время, и со стороны могло показаться, что он стал излишне медлителен.

Присев на стул, гость выжидающе постучал пальцами по столу, и смилостивившись, не стал больше тянуть:

— Ты похож на благородных сэров из палаты Лордов. Не больше не меньше, зажравшийся толстосум!

— Я удостоился твоего общества, чтобы услышать от тебя несусветную чушь. Чего тебе надо, Шрам? — лицо Рундо вновь изменилось, окрасившись ненавистью.

— У меня не так много времени, — невозмутимо ответил мастер. — Скажи, сколько Сычей, горбатятся на тебя?

— Что? Задавать мне такие вопросы! Ты случаем, не сдвинулся ли?

Резкий удар по столу, дал выплеск эмоциям.

— У меня нет желания влезать в твои дела. — Шрам даже бровью не повел.

— Тогда говори чего надо и убирайся, — мистер Рундо сделал усилие, и сменил гнев на милость.

— В городе — дорианцы.

Кабинет наполнила тишина. Внимательный взгляд толстяка пронзил визитера, пытаясь проникнуть в его голову и разгадать заветные мысли.

— Ты не шутишь?!

— Не умею, — Шрам отрешенно перевел взгляд на книжную полку. Книги, тесненные золотом, имели совсем никчемные названия: ' Тайны северных морей Плача', ' Секреты гор Воодушевления', ' Ночные преграды Одиночества', и так до бесконечности.

Тем временем, заложив руки за спину, глава Отрешенных мерил кабинет быстрыми шагами. Он явно был обеспокоен новостью.

Шрам без труда чуял тревожные мысли Кайота, которые, по-видимому, разрывали в клочья его лысую голову.

— Но ведь еще не срок! Она явно прибыла раньше. Почему?

— Откуда мне знать. Я свое уже получил, — равнодушно заметил Шрам.

— Ты уверен в сказанном?

— Не собираюсь осенять себя клятвой. Но Крылатая тварь явно решила погостить в нашем греховном городишке.

— Ты говорил с ней? Чего она хочет? — на лбу Кайота выступила испарина.

Мастеру нечасто приходилось видеть хозяина душегубов таким напуганным — и в глубине души, радовался, что оказался в урочное время в нужном месте.

В руках мистера Рундо появилась толстенная сигара. Не утруждая себя любезностью, он не предложил гостю закурить. Серебряная зажигалка с гравировкой черепа щелкнула, крохотный огонек коснулся сигары. Толстяк жадно затянулся, выпуская клубок сизого дыма.

— Нервы ни к Кроносу, — следя за каждым движением Кайота, заключил Шрам.

— Просто не хочется поджариться в котлах Минса раньше положенного срока. Хм, да кому я, собственно говоря, рассказываю. Скажи, каково это: перейти дорогу великому слуге Всеединого?

— Ничего особенного, — стараясь не обращать на слова собеседника внимания, ответил Шрам. — Только вот ночью, меня навещают мои прежние друзья. Ты ведь помнишь всех, кого отправил в подземелья Кроноса.

Мистер Рундо с недоверием посмотрел на мастера, который тихо добавил:

— Я же говорил, что не умею шутить.

В ответ, Кайот грустно улыбнулся, будто и вправду его обуревали мерзкие воспоминания прошлого.

— Что ж, пожалуй, мне пора, — кряхтя, Шрам встал из-за стола и, шаркая ногами, поплелся к выходу.

— Так просто встанешь и уйдешь? — удивился глава Отрешенных.

— Теперь это твоя проблема, решай ее сам, — крякнул мастер и покинул кабинет.

Оставшись наедине со своими мыслями, Кайот еще долго курил сигару, а затем, подойдя к книжному стеллажу, коснулся одной из книг и потянул ее к себе. Тишину нарушил скрип и треск скрытого механизма. Стеллаж медленно отъехал в сторону, открыв узкий коридор, ступеньки которого уходили куда-то вниз.

Мистер Рундо, взял со стола подсвечник, зажег свечи, приблизился к тайному ходу и исчез в темноте.

5

Восточная часть города, погрязшая в бесчисленных заводах и фабриках, чадила непередаваемым 'ароматом' труб и смрадом мусорных долин. Именно тут притаилась крохотная заброшенная колокольня, охраняющая границы городского кладбища. Случайные гости здешних мест обходили старый покосившийся забор, из-за которого выглядывали остроконечные грани фамильных склепов и крохотные плиты безымянных могил, стороной.

После того как по городу, лет шестьдесят назад, проплыла волна чумной эпидемии, люди считали, что кладбище источало не только смерть, но еще и ужасную заразу от которой нет спасения.

Мистер Форсберг расплатившись с возницей, подошел к большим арочным воротам, на которых красовалась призывная надпись: ' Мы будем ждать вас вечность'. Буквы давно выцвели, и среди покрытых мхом и почерневших от времени кирпичей, мерещились призрачным отголоском темного прошлого.

Возле входа толпилась целая толпа старух с широкими подносами.

— Купи упокоение! Купи упокоение! — верещали они противными дребезжащими голосами.

Шарахнувшись от излишне напористых торговок, только сейчас констебль вспомнил, что завтра состоится праздник Порока. В этот день в Прентвиле было принято дарить умершим песочные часы, в знак скорого окончания невероятных страданий, которые им уготовил Кронос.

— Возьми. Всего два суона, — прохрипела худая, сгорбленная старуха в длинном черном платке.

— Спасибо. Но мне это ни к чему, — придержав шляпу, инспектор учтиво раскланялся.

— Не зарекайся, — недовольно хмыкнула старуха. — У нас слишком много грехов, чтобы не обращать на них внимания. Нельзя забывать об этом, тем более в день Порока.

На лице древней, словно сама жизнь торговки, появилась беззубая улыбка — только один желтый пенек еще болтался в верхнем ряду.

Попятившись назад, мистер Форсберг наткнулся еще на одну торговку. Со всех сторон раздались недовольные возгласы:

— Внимательнее, олух. Ну надо же...

— Смотреть надо куда прешь.

— Какая невоспитанная молодежь!

— А еще благородный!

Краснея от стыда, констебль ловко проскочил между склочными старухами и попал на порог Старого кладбища.

У самого входа покоились самые древние жители Прентвиля. Могилы их были покрыты мхом, а кое-где из расколовшегося гранита торчали ростки кустарников. Кинув на надгробия пренебрежительный взгляд, инспектор так и не смог разобрать ни слова — буквы были замазаны грязью, а некоторые плиты практически наполовину погрузились в землю.

Ровная, заросшая травой дорожка напоминала улочку в городе вечных мертвецов. Здесь было невероятно тихо и безмятежно. Даже птицы не смели тревожить покой тех, кто давно покинул грешную землю.

Повстречав по дороге несколько опечаленных дам в черных одеждах, Джинкс не решился поприветствовать их и смущенно отвернулся.

Свернув направо, дорога вывела его, к округлому каменному домику, который среди всего этого мертвого величия выглядел огромной усыпальницей какого-то богатого сэра, решившего и после смерти выделиться над другими несчастными.

Возле входа в обиталище служителей кладбища было многолюдно. Убитые горем родственники, не скрывая своих эмоций, вели разговор с одним из могильщиков, договариваясь о цене погребения. Скрестив руки на груди, чумазый толстяк невпопад кивал головой, будто не желая скидывать ни одного суона. Женщины плакали, мужчины хмурились, отвернув взор — в такую секунду никто не думал экономить.

Констебль попытался пробиться через толпу, но столкнулся с такой стеной непонимания, что решил не спорить. Ощущая себя не в своей тарелке и невероятно смущаясь, он решил не вступать в бесполезный спор.

— О, мистер хочу-везде-все-раснюхать, — раздался из-за спины инспектора ужасно знакомый голос.

Гробовщик Лизри с нескрываемым радушием смотрел на мистера Форсберга, словно был готов услужить ему абсолютно во всем; даже предоставить новую могилку и закопать служителя закона дешевле обычного.

— Хм, прошу прощения. Я к вам по службе, — деловито ответил Джинкс, тут же добавив: — Дело в том, что у меня есть необходимость, — кашлянув в кулак, он осекся, удивляясь внезапной встрече.

— Ну конечно же, мистер разгадаю-все-тайны. Иного ответа я и не ждал. К нам ведь обращаются или по службе, или по необходимости... ни как иначе. На крайний случай пока не призовет Кронос или его мерзкий брат Минс. Они, знаете ли, весьма непредсказуемы в своем выборе.

— Не слишком остроумно, — поморщился Джинкс.

— Однако в вашем юном возрасте уже стоит ценить подобный юмор. И все-таки позвольте полюбопытствовать: какая судьба привела вас в нашу скромную обитель? Или опять будоражите покойников ради праздного интереса? — Лизри напомнил инспектору гнусного хорька, который не успокоиться пока не испортит жизнь всем окружающим.

— Как это ни странно, но мне необходима ваша помощь.

— Сделаю все, что в моих силах. Только не просите меня вскрыть могилу и копаться в смердящих останках. День Порока не терпит подобного кощунства.

— Безусловно, нет, — тут же откликнулся констебль. — Мне необходима только информация и ничего больше.

— Тогда я весь обращен в слух. — Лизри сцепил перед собой длинные костлявые пальцы, и противно хрустнув ими, приготовился слушать.

Закусив губу, Джинкс задумчиво посмотрел на убитых горем горожан толпившихся неподалеку, затем перевел взгляд на могильщика и спросил:

— Скажите, мистер Лизри. Часто ли вам привозят покойников, которые закончили свой жизненный путь по причине слабого сердца, а возраст умерших, не достиг и сорока лет?

Гробовщик состроил глупую гримасу:

— Скажите, мистер подозреваю-всех-вокруг, я что похож на бородатых старцев Университета жизни? Мое дело обмерить, сколотить и закопать... а возраст мне их совершенно ни к чему.

— Но возможно вы обратили внимание. Совсем недавно. Скажем, вчера либо этой ночью?

— Да хоть прошлым летом. Мне неинтересны эдакие подробности.

— Жаль, — слишком легко согласился инспектор. Но Лизри остался безучастным.

— Тогда позвольте откланяться. Иных вопросов у меня более нет. — Инспектор Форсберг уже собрался было уходить, когда его окликнул гробовщик. Неприятный смрад, вырвавшись вперед слов, заставил констебля недовольно поморщиться, но его собеседник остался безучастным к подобной реакции.

Приблизившись практически к самому уху служителя закона, он вкрадчиво прошептал:

— Не лезли бы вы мистер проныра, в дела неведомые вам. Беспокоить тех, кто попал в услужение Кроноса сродни великому греху. Поостерегись, а то легко поплатитесь собственной жизнью.

Затаив дыхание, чтобы избавить себя от тошнотворного запаха гнили, констебль наморщил лоб и, не проронив ни слова, направился к выходу. Вступать в бесполезный спор с этим отвратительным слугой 'гроба и лопаты' он считал ниже своего достоинства. И уж тем более не хотелось относиться к его словам всерьез. Город и без того был переполнен пророчествами и предзнаменованиями, заставляя перепуганную челядь трястись от страха, вознося молитвы безликому повелителю времени.

Погруженный в свои мысли Джинкс совсем не заметил, как свернув в противоположную сторону, оказался в дальней части кладбища, где росли стройные осины и широкие кряжистые дубы.

Здешние могилы были древнее самого времени и выглядели иначе. Трехгранные пирамиды из белого песчаника, чуть ниже человеческого роста, казались разрушенными практически до основания. Почернев от времени надгробья Вчерашней эпохи, напоминали огромные муравейники. Над одной из граней, направленной на север, виднелись продолговатые изогнутые буквы.

Язык предков был незнаком констеблю, но он без труда различил цифровые обозначения возраста умершего, данные имени и предсмертное послание потомкам. Раньше процесс погребения был един для всех, без различия по вере и положению: ни праведникам, ни грешникам.

— Ищите предков?

Низкий хрипатый голос пронзил констебля не хуже рыбацкого гарпуна. Заозиравшись, он не сразу заметил низкорослого чумазого старика. Выпятив напоказ свой беззубый рот, тот дружелюбно буравил взглядом случайного гостя.

— Простите, я видимо заблудился, — произнес Форсберг первое, что пришло в голову.

— Здесь невозможно заплутать, — отрицательно замотав головой, не согласился старик. — По доброй или злой воле, а все равно окажешься среди пирамид. Ведь, зачастую, наитие само ведет нас к смерти.