Принцип 8 (Обновление от 06.12.2015)

— Ладно уж, оба взрослые животные, да и подружились мы. Нет?

— Да! — поспешно заверил Ёжик.

Элетрику же, судя по выражению морды, было всё равно. Его интересовало другое:

— Знаю, что ты видел, и мне также известно, что ты видел. Как тебе оно? Подумай, прежде чем ответить, от сказанных слов может зависеть многое.

— А может не зависеть? — Загадочный тон хозяина дома обеспокоил визитёра пуще прежнего.

— Может. Но вряд ли.

— Мне оно... это... в общем, понравилось. Как нравятся... м-м...

— Летние деревья с пышной зеленью? — подсказал Дубнер.

— Да. Да, точно!

— Бегущая весной речка.

— В точку!

— Свадебная перекличка двух милых пташек?

— Верно-верно! И откуда только вы берёте сравнения! — восхитился Ёжик.

Дубнер вздохнул, и в этом звуке любой бы расслышал утомлённую мудрость, любой — кроме Ёжика, — тот расценил вздох просто как вздох.

— Вопрос из разряда "Откуда берутся идеи?", — указал пузатый мудрец.

— И откуда же?

— И тоже риторический, — продолжили диалог, не обратив ни малейшего внимания на последнюю фразу. — Тем не менее, учитывая обстоятельства, я отвечу: из природы беру я сравнения. Метафоры, гиперболы, аллюзии. Из воздуха, из эфира, ноосферы, мыслей.

Зверь с колючей спиной опешил.

— Из чужих мыслей? — с трудом выговорил наконец.

— Бывает. А может, из своих. Трудно рассуждать, когда вселенной все ходы расписаны, прочтены, сделаны и отменены за много веков до того, как кто-нибудь возьмётся за фигурку на доске.

Боясь потеряться в потоке, состоящем в основном из малоизвестных или вовсе не известных символов, Ёжик подрулил разговор обратно к насущному...

— Вы спрашивали о той штуке, в моём сне.

— Прекрасно помню, — не по-бобриному гавкнул Дубнер. Потом, видимо, понял, что зря, но виду не подал — то ли гордость не позволяла признавать ошибки, то ли лень, то ли (что вероятнее всего) ему было по барабану. — Я тебе объяснял устройство вселенной, где, между прочим, мы оба живём. Следовало бы усвоить прописные истины хотя бы в дошкольном возрасте.

— Я... — проявил настойчивость Ёжик.

Однако его героическую попытку, как шаткий заборик на склоне заснеженной горы, снесла лавина под названием "Дубнерова уверенность":

— Не перебивать старших нужно, а слушать и иногда, по вкусу, поддакивать — глядишь, расскажут побольше путного. Уважай стариков и взрослых людей, уважай их, не груби им, не подначивай их, поскольку однажды придётся ждать от них помощи. А если они уже настроены против тебя...

— Не понимаю! — настолько нагло, что сам не ожидал, взбрыкнул короткохвотый. — По какому праву меня учите да к тому же двусмысленно оскор...

Здесь вспыльчивость Ёжа встретилась лицом к лицу с боевым темпераментом Дубнера и, поджав хвост, быстро удалилась, поскуливая по дороге. Гость аж чуть-чуть вдавился спиной в стул. Стул заскрипел; четвёртая, самодельная ножка подогнулась, норовя в сотый раз вылететь из паза. Но лесному путешественнику повезло: вливание мудрости ограничилось лишь острым взглядом. Неужели они с Дубнером начали находить общий язык? Но с чего вдруг убеждённому отшельнику и аскету видеть в изнеженном, по его меркам, фермере родственную душу, или что он там разглядел?

Оказалось, именно родство, да какое!

— Несмотря на то, что ты недостаточно смышлён, — без обиняков стал излагать бобёр, — чересчур самоуверен и, плюс ко всему, трусишка, я отдам тебе свои паззлы, то есть знания, чтобы помочь тебе собрать картину. Не знаю частностей, но от общего у меня немало в загашнике завалялось.

— А за ним надо идти?

Дубнер расхохотался и подивился — тоже вслух — этакой наивности, хотя и отметил, что Ёжик недалёк от истины: существуют и материальные паззлины. Мало того, с некоторыми первооткрыватель уже вступал в контакт. Вот только... первооткрыватель ли?

— Информацию, как таблетки при лечении, буду выдавать дозированно, чтобы не спровоцировать у тебя вредный всплеск инициативы, — пошутил Дубнер. И пока Ёжик про себя, иногда шевеля губами, переводил фразу на доступный, общезвериный язык, парапсихолог по привычке огорошил: — Та грушевидная ветка — часть большего.

— Да? А чего большего?

— Как и звук ЖЖЖЖ. Как и электростанция. Как и я.

— Вы опять не ответили на вопрос, — чуток обиженно заметил Ёж.

— Это ты так думаешь, — теперь спокойно и трезво отозвался многокилограммовый аскет. — Представь, что от тебя зависит судьба другого существа, пускай даже незнакомого. И все твои действия, все шаги и мысли, ведут его либо к могиле, либо к счастью. Представил?

— Ну-у... да. А зачем?

— А теперь представь, что ты жил долгие годы, не подозревая о таком, и вот в обсустроенную, размеренную, а возможно, и тихую жизнь врывается знание: каждое действие несёт судьбу для связанного с тобой существа. Пример: ты пошёл в театр, насладился зрелищем, правда, спектакль попался грустный — трагедия или хотя бы драма. Тогда как связанному с тобой в этот требовался позитив, и ты своими глубокими переживаниями можешь его...

— Не продолжайте, — попросил Ёжик, — я понял, понял.

Дубнер посмотрел на него пристально, покачал головой, снова вздохнул — горче, чем в прошлый раз, — и резюмировал:

— Ни лешего ты не понял. Но чувствую, по крайней мере, осознал, насколько ненужными и опасными бывают лишние вопросы. Всё тайное обязательно станет явным, только необязательно сразу.

Дубнер с кряхтением встал. Стул воспользовался моментом: заскрипел, будто старик, больной радикулитом, и не преминул тотчас же развалиться, чем навеял мысли о распоследней стадии артрита. Ёжик непроизвольно озвучил мысли, потом извинился, а после призадумался, о чём также высказался вслух:

— Похоже, я заразился от вас образностью, метафоричностью и прочими болезнями, господин Дубнер.

— Давай уж без "господина" и на "ты", — устало предложил бобёр, не фиксируя взгляда на сломанном стуле и меряя комнату-ящик грузными шагами.

— Давайте... ой, давай. Дубнер. Хорошо.

— Всё верно. Всё как и должно быть, — точно бы опять невпопад произнёс пухлый парапсихолог. — Я примерно так всё и воображал. Кроме тебя — на твоём месте был кто угодно, но только не ты.

Странно, однако Ёжик спросил не "Что это — всё?" и не "А как должно быть?", — вместо этого он сказал:

— Почему? — и сам удивился.

— Потому что природа нас почти никогда не спрашивает. Осмыслил?

— Н-надеюсь, что да, — осторожно согласился Ёж.

— Чтобы ты не счёл меня сумасшедшим, поделюсь ещё парочкой паззлин.

— Да я вовсе и не полагал...

— Врать будешь работодателю, а меня просто слушай. Помнишь, о чём только что был разговор?

— Уважением к старшим, аккуратное обращение с информацией, — с готовностью ответил Ёжик.

— Вот именно, — Дубнер наполовину покровительственно, наполовину довольно покивал, — так что слушай и вслушивайся, но не перебивай.

Он остановил маятник шагов, отодвинул ногой в угол поломавшийся стул, взял оттуда же запасной, по виду, не надёжнее поломанного предшественника. Присел, порылся у себя в мыслях, отыскал нужную и бросил Ёжику на рассмотрение:

— Наверняка знаешь занимательный факт — любой псих всегда заверит: "Я абсолютно нормальный, это кругом одни больные!" А если тот же зверь примется утверждать, что он неизличимо психически болен, окружающие непременно насторожатся. И не зря: пока человек способен воспринимать происходящее с юмором, с иронией, сарказмом — называй, как заблагорассудится, — ни он не потерян, ни мир для него. Усёк?

Ёжик выждал паузу; но и Дубнер молчал, из чего зверёк-иголка сделал вывод: можно говорить.

— Усёк. Вы — не псих.

— Я этого не говорил. — Бобёр рассмеялся — громко, а без налёта ненормальности. — Решишь сам. Сразу предупрежу об одном: в мире есть и другие, вроде нас с тобой. Я лично знал двух, затем они пропали. Не думаю, что им кто-то мстил или что кто-то прознал об их информированности, и... Короче, они самолично толкнули себя в пропасть хаоса. В отличие от них, у тебя есть выход, а там — вдруг-то! — и мне подфартит. А? Ладно, ничего не говори. Смысл истории, к которой я тебя подводил, очень прост, сродни простоте самОй истории.

Когда-то водный электрик Дубнер подводил кабель к дому одного крайне влиятельного господина. Тот господин до сих пор живёт, радуется безбедной жизни, наслаждается тем, что управляет, как он считает, жизнями других; к слову, недавно его свергли. Ну да суть не в этом: напарник, оказавшийся редкостной скотиной, свалил вину на меня. У провода обнаружился разрыв; я занырнул поглубже, одетый в защитный спецкостюм. Прощупал дамбу, к которой примыкали строения того влиятельного бобра. Да, он был из наших; вообще-то, прежде чем стать эдаким аутсайдером, я жил в мире и согласии с другими бобрами. И до сих пор бы оставался в том райском, для нашего племени, уголке, получал бы достойную зарплату, женился бы на бобрихе, которая в конце концов ответила на ухаживания и дала добро на свадьбу. Тогда бы я с радостью променял разорванную тогу непризнанного гения на свободную удобную одежду от кутюр, но то тогда бы.

Потребовалось много времени, чтобы забыть, как мой лучший друг, оказавшийся моим же злейшим, до преступного беспринципным конкурентом, намеренно вызвал перегрузку в трансформаторе. Позже выяснилось: он и кабель повредил, и меня уговорил разобраться в проблеме, как более опытного, и наплёл судье с три короба, выставив меня ненормальным, нарушающим все писаные и неписаные закону. По его же вине, меня с позором изгнали с Бобрового осторова, понятное дело, когда вылечили от удара током — такой мощи, что и защитка до конца не сдержала натиск электричества. Потом меня ещё заставили платить за лечение и штраф наложили — "Из-за несвоевременно и некачественно выполненной работы".

Тем моментом, враг, искусно маскировавшийся под друга, праздновал окончание войны и предвкушал безбедную жизнь: моя экс-суженая, как пишут в газетах, была баснословно богата, конец цитаты. А кроме прочего, он заполучил мою невесту — бонус, не особо нужный, по сравнению с деньгами, зато приятный. Противник, конечно, алчен без меры, однако и удачную партию мимо себя не пропустит. Года три продолжалось его веселье, перед тем как — не без моей помощи, ага — истина всплыла на поверхность. Правда, истина, ответ — сложные, неприятные слова, скользкие, будто мячики под водой: невероятно трудно удержать, и когда-нибудь хоть один, да всплывёт. Следом за ним поднимутся наверх, на свет, и остальные кусочки правды: из-за усталости, самонадеянности, потери концентрации... Конкретная причина неважна.

Моя анонимка сделала своё дело; я не просил ни чинов, ни благодарностей, ни пересмотра дела — никто этим и не занялся. Даже благоверная (но могу ли я сейчас так её называть?), даже она не приехала проведать меня, извиниться. Приехал, ты не поверишь, лишь мой враг-друг. Мы с ним поболтали о былых временах и мирно разошлись, в надежде вновь встретиться. Естественно, встречи не произошло, она мне и не требовалась; ощущение порядка в линиях жизни намного важнее.

Тут-то у меня и разладилось: после удара током я стал... немножко другим. Немножко-для себя, ведь я чётко ощущал, какие во мне произошли перемены, понимал, что они не критические, мелкие, если говорить точнее, просто неожиданные. Непривычные для тех, кто любит в жизни порядок и размеренность. Я слышал Её, Музыку. И я слышал звук ЖЖЖЖ! Слышал-слышал-слышал каждый день, и это не сводило меня с ума, нет, — позволяло иначе осмыслить мир. Слушая песни на иностранных, мне незнакомых языках, я понимал, о чём поётся, с полуслова; в инструментальных вещах с первых аккордов улавливал заложенные эмоции. Музыка играла в меня, и захотелось направить её вовне, ведь мир, так мне казалось, имел право слышать!

— Но у вас, выходит, ничего не получилось, — совсем неязвительно — сочувственно, скорее, — подметил Ёжик.

— Истинно так, мой друг. Да ладно, не тушуйся, — с друзьями надо быть открытым. — Дубнер подмигнул.

— А я слышал, никому нельзя верить. И если друг — правда друг, то познАется в беде.

— Мудро, не по годам.

— Вы зря ехидничаете: я не так уж молод.

— Но и не стар. А я, если что, не ехидничал. Омлет доешь?

— Нет, спасибо, — вежливо отказался Ёж.

Ни слова не отвечая, Дубнер в мгновение ока заглотил порцию сотрапезника; сыто рыгнул и не извинился ("У аскетов — собственный этикет", — подумал Ёжик).

— Чаю налить? — поинтересовался электрик-парапсихолог, заваривая в специальном металлическом чайничке пряную, травяную жидкость.

— Да, неплохо бы... протолкнуть, так сказать. Хотя омлет превосходный, — поспешил повторить гостящий.

— Слышал уж, — с не распознаваемым выражением молвил Дубнер, налил в чашки заварки, разбавил её водой из давно вскипевшего чайника.

— Холодный чаёк, — подметил Ёжик; испугался, что сказанное истолкуют неправильно-как грубость, — и добавил: — Люблю холодный не меньше горячего. — "Политик", кстати, не покривил душой.

— Хорошо-хорошо, — отмахнулся Дубнер.

Собрал посуду, вынес на улицу, разложил на неструганом, нечищеном полуимпровизированном столике. Ёжик остался ждать в доме. Когда с улицы донеслись характерные стуки ручного умывальника, колючий понял, что ждёт напрасно. Выглянув наружу, он обнаружил прихорашивающегося Дубнера. Грязная посуда, отмытая до блеска, до скрипа, лежала в сушилке из того же модельного ряда "сделай сам". Легковатое, незлобивое солнце испаряло влагу на посуде и постепенно напекала макушки зверям. Роса с травы почти испарилась; день переключался на следующую передачу.

Бобёр вытер лицо пушистым полотенцем дисгармонирующей расцветки и уступил место перед умывальником.

— Твоя очередь. — Дубнер в последний раз обтёрся и повесил полотенце на ржавый гвоздик. — Вон мыло, вон зубная паста, вон щётка. Закончишь — приходи, отведу тебя домой.

Ёжик немного опешил.

— Но ведь мы не договорили...

— Потом, — оборвал психолог мягко, но решительно.

"И как он добивается такого эффекта?!"

— Ответы ждали годы — что им какие-то лишние несколько часов.

— Но можно ведь опоздать! — удивлённо вскричал Ёжик.

— Опаздывают к тому, о чём знают; по-другому никак. Ты знаешь, на что намекаешь.

— Н-н-нет. — Губы игольчатого растянулись соответственно звуку "н-н-н", превратившись в мохнатую трубочку. — Зато...

— Зато трепаться горазд! — Дубнер беззлобно посмеялся. — Давай, водные процедуры, и пойдём уже.

— А когда мы опять встретимся?

— Я бы предпочёл, чтобы этого не произошло; проблема в том, что природе всё равно. Она просто есть и останется такой, как задумала, в огне не сгорев, в воде не утонув. Материальную плоть можно уничтожить, а вот как быть с нематериальной, духовной? Знание останется в памяти до тех пор, пока останутся те, кто умеет воспоминания хранить... Блин, Ёжик, ты болтаешь хуже проповедника; не уверен только, комплимент ли это.

— А...

— Всё, я в доме.

Бобёр рысью — не уклюжей, многоклилограммовой, ломовой рысью направился к пугающе хлипкому крыльцу. Не надо обладать IQ выше 200, чтобы понять: все разговоры — позже, поэтому Ёжик с головой углубился в водные процедуры. В его случае выражение "с головой" имело и дополнительный, прямой смысл: если слишком сильно ударить по пимпочке, железяка, отвечавшая за подачу воды, застревала, и тебя окатывало водой, будто из шланга.