Поветлужье (Волжане 1). 2ая редакция

— А? Э-э-э... Радиславом кличут... А весь у нас поставлена на Ветлуге... Сами мы с батюшкой по зиме белку промышляем на заимке... Ныне же сруб решили поставить, а сами мы с Переяславля, вольные людины... Я там и родися... Убегли со своей отчины, согнали нас вороги с родной землицы... налетели... и поча нарубати мужей лучших... Ну, мы и сбегли, ужо не поубивали нас... Живем тут среди язычников...

— Чудно ты говоришь, добрый молодец, — подстраиваясь под Радислава, продолжил расспросы Иван. — Понимать мы тебя, конечно, понимаем, иногда, правда, через слово, а то и два, но... Врач у вас где? Доктор? Батюшку твоего лечить надо, а для этого лекарь нужен... Чтобы отец твой потом живой и здоровый бегал!

— Не совсем разумею... Нет у нас ни лекаря вашего, ни волхва, одни мы с батюшкой на полсотню поприщ. А до веси нашей идти целую седмицу. Сруб мы тут порешили заложить, да хозяин лесной не позволил.

— Так, Вячеслав, что у тебя?

— Вроде больше никаких повреждений не вижу. По голове лапой мишка заехал, кожу сорвал со лба. Иголка есть, с собой носишь?

— В рюкзаке, во внешнем кармане есть. Там в катушке с шелковыми нитками пара штук торчит. Тимка, пулей неси, — отдал приказание Иван. — А ты что, Вячеслав, хочешь ему лицо шить?

— Угу, сейчас в водке вымочу твою галантерею, да обработаю лицо... Красавцем, конечно, не будет, но в темноте никто не должен испугаться. Черт, водку взяли, а лекарства забыли...

— У меня остатки бинта и йод чуть-чуть есть в том же рюкзаке. Рожу себе расцарапал, перевязал да сунул туда... — Михалыч повернулся к ребятам. — Тимка, слышал? Тащи до кучи! Больше, правда, нет ничего, аптечку впопыхах выложил и забыл... Едрит твою медь! И карту и аптечку, а как раз понадобились позарез... Так, хлопцы, план такой — Вячеслав шьет и перевязывает охотника... Как твоего батюшку зовут, богомольный?

— Антипом наречен.

— Так вот, Вячеслав лечит Антипа, а мы стоянку разбиваем. Таскать охотника никуда не будем, пока он в себя не придет. Давайте, ребята, на поиски воды. Николай, ты ружьецо Славино возьми, проводи ребят... Вы тоже, хлопцы, в пределах его видимости топчитесь... Шумите погромче, трещите сучьями, переговаривайтесь! Все по серьезному, без шуточек, уяснили? А я пока лапника нарублю да с местным населением пообщаюсь...Уж больно у них с отцом наряд интересный — лапти, онучи да копья со стрелами... Старообрядцы-фанатики, затерявшиеся в ветлужских лесах? — пробурчал себе под нос Иван. — Ха! Дела наши грешные идут все страньше и страньше. Ну да про это я уже упоминал вроде...

Ручей мальчишки нашли довольно быстро и, утопив канистры в ямине, быстро их наполнили. Потом Тимка с отцом начали рубить лапник, собирать дрова, разводить костер... Вовка помогал неожиданно ставшему лекарем Вячеславу. Михалыч активно общался с юным охотником.

Другими словами, активно обустраивались.

Как-то плавно, без каких-либо неуместных обид или терзаний (почему, мол, не я?) все безоговорочно приняли, что старшим в их команде будет егерь. Отчасти потому, что тот был немного постарше Николая и Вячеслава, отчасти из-за того, что пользовался уважением на селе.

Возраст и положение всегда принимаются во внимание в такой тонкой штуке, как отношения между людьми.

Однако самым главным доводом был тот, что в Михалыче чувствовалась военная косточка. Человек не боялся принимать решения и брать на себя ответственность. А такое особо ценится в наш век, когда частенько мужики бегают от этой самой ответственности из-за своей лени, прячась за женским подолом и прикрываясь словами о равноправии и женском феминизме.

Да и выглядел капитан в отставке достаточно солидно — сухой, жилистый, среднего роста, с пробивающейся сединой на голове и шрамом в продолжение левой брови.

В общем, герой своего времени, как по заказу.

Вот только "морда лица" у него немного подкачала. Нет, не урод, но девки толпами не бросались, оттого и проходил всю жизнь холостым: где же в лесу суженую найдешь?

Поэтому, когда Иван позвал всех к костру чаевничать, оставив Радислава сидеть со своим отцом около наспех сооруженного ложа из лапника и одеял, все беспрекословно бросили дела и подсели послушать, что же командир узнал нового.

В конце концов, любопытство тоже сыграло свою роль. Недаром Вовка получил втык от отца за то, что постоянно отвлекался от операции, прислушиваясь к негромкому разговору егеря с юным лесным отшельником.

А вот вести, которые принес к костру командир, пришлись по нраву не всем.

— Он не один раз повторил, что весь, то бишь деревеньку, поставили переяславцы, которые снялись со своих родных мест из-за набегов половцев... — В этот момент Иван мотнул головой, будто сам не верил в то, что говорит. — Сюда они прошли водными путями практически через все земли Киевские и Черниговские, а также Рязанское, Муромское и Ростовское княжества. Шли Днепром, волоком через Болву к Жиздре, а далее уже в Оку и Волгу. Названия притоков могу соврать — названия слышу в первый раз, однако последний из них идет, как я понял, по землям вятичей. Прошли их малой кровью и хорошо, что только своей, иначе не выпустили бы их оттуда. В общем, настолько настрадались, что забились в самое глухолесье. Как говорит подросток, — к язычникам, то бишь к черемисам.

— Да что ты за бред несешь, Михалыч! — сразу отрубил Николай. — Какое рядом Ростовское княжество, какое Рязанское? Половцы, черемисы какие-то? Этот парнишка просто сбрендил в своих лесах! Видимо, у этих лесных охотников история застыла на татаро-монгольском иге, и они до сих пор ее рассказывают своим внукам и правнукам! Такое ощущение, что они из леса тысячу лет носа не показывали! Хрень собачья!

— За что взял этот бред, за то и вам продаю! — повысил голос Иван. — А придумать такое в своем состоянии и при таком раскладе он не мог. Что скажешь ты, Вячеслав?

— Что тут скажешь! — пожал Вовкин отец плечами и посмотрел на радостно заулыбавшихся мальчишек. — Это ребятня забегает сейчас с горящими глазами. Как же, такое приключение, потом будет, что рассказать одноклассникам! Сначала в тайге заблудились, а потом такое! Только вот боюсь, что заблудились мы конкретно. А с учетом чудес, которые нас преследовали с самого начала, думаю, что обратно домой нам скоро не попасть.

— Люди у нас в лесу, случалось, пропадали... — неторопливо добавил Иван. — Что уж с ними происходило, один бог ведает. Судя по всему, мы тоже... попали в историю. Так что готовьтесь к самому неожиданному!.. А ты не шуми, Степаныч. Никто выводов пока не делает, может, все и образуется, но пока программа минимум — донести в целости и сохранности охотника к их стоянке, предварительно подождав, пока он оклемается... если, конечно, оклемается. А потом, может быть, организуем поход на Ветлугу. Посмотрим, что за весь такую они там поставили...

Глава 4

Старый новый мир

На второй день пострадавший охотник начал, не приходя в сознание, стонать, а под вечер очнулся и с трудом разлепил глаза. Обведя осоловелым взглядом открывшуюся ему поляну со множеством незнакомцев, он приподнял голову и попросил пить.

Вячеслав отправил его сынишку искать затерявшийся берестяной туесок, исполняющий роль стакана, а сам кинулся поправлять примочку с настоем цветков ромашки, собранных тут же на поляне. Раны на лице активно подсыхали, и он беспокоился, что охотник их свезет. Однако тот трогать ее не дал, пока его мутный взор не остановился на лице отпрыска. Только в этот момент он успокоено откинулся обратно и дал поправить сбившийся компресс.

— Ну вот, очнулся, а ты боялся, что не оклемается, — засуетился вокруг больного отрядный ветеринар, обращаясь к Радиславу. — Ничего, будет жить, если не помрет...

— Слав, ты чего? — вскинулся Иван.

— Да шучу, шучу я, — поправился сразу тот, разглядев встревоженное лицо отрока, понявшего смысл его слов. — Не боись, если очнулся твой батя, то в голове уже все по местам встало. Поправится.

Радислав после этих слов немного успокоился и начал откликаться на задаваемые ему вопросы. А тех было много. Делать было особо нечего, и путешественники начали вовсю выспрашивать парня про его житье-бытье. Понимали они его с середины на половину, но это только подогревало их любопытство.

Сам он тоже спрашивал, в основном его интересовала одежда незнакомцев, ружья, назначения которых он так и не смог понять, и почему-то вопросы религии.

На его просьбу перекреститься сразу отозвались Николай с Тимкой и, немного погодя, Иван. Причем последний сделал это двуперстием, оценив недоуменный взгляд Радислава, брошенный на первых двух "верующих". Достав же вслед за этим крестик на шнурке, егерь еще и заслужил одобрительный кивок со стороны паренька.

Также удивился Радислав отсутствию бороды у мужиков. Подбородки, конечно, заросли щетиной — кто же в тайге будет бриться? Но по сравнению с окладистой "лопатой" его отца это выглядело как-то несолидно, что вызывало у пацана некоторое недоумение и новые вопросы.

Однако времени на их удовлетворение хватало, поскольку больших дел у остановившихся на привал путников не было. Едой они неожиданно оказались обеспечены.

Охотники перед самым столкновением с медведем завалили сохатого, из-за которого, скорее всего, у них и разгорелся спор с мохнатым хозяином леса. Завалили того двумя стрелами, одна из которых торчала в нижней трети груди, а вторая в шее.

Иван с Радиславом после упомянутого чаепития как раз и занялись его разделкой.

Лося перевернули на спину, закрепили его в таком положении лежащими неподалеку бревнышками, а потом егерь начал разрезать шкуру от гортани до кончика хвоста, а парень — пялиться на его нож, не сводя своих горящих глаз. Через некоторое время малец все-таки очнулся и стал помогать вспарывать кожу ног, после чего, соединив разрезы, взялся стаскивать шкуру. Содрав ее и расстелив, вспорол брюшину, вытащил желудок, подрезал на шее пищевод с трахеей и через отверстия между ребрами вытащил все это в грудную клетку.

Потом парнишка под оторопелыми взглядами Вовки и Тимки, наблюдающими за его сноровкой с восхищением, оттащил внутренности в сторону и там уже отделил на траве съедобные части, завернув их в подросшие листья то ли лопухов, то ли другого какого растения.

Все это молодой охотник проделал, едва не свернув себе шею в сторону отошедшего к костру Ивана. Его горячие взгляды так явно прожигали спину егеря, что тот по завершении церемонии разделки торжественно преподнес Радиславу свой нож в подарок. Паренек густо покраснел, поняв, что фактически выпросил оный предмет своими пламенными взглядами, но от дара отказываться не стал.

Иван же объяснил потом, что этот довольно затрапезный ножичек специально выпростал наружу для таких целей, а свой рабочий, принесенный еще из армии, не собирается никому дарить или менять в сложившихся условиях. Пригодится еще.

Парнишка же, видя, что об отце его заботятся, и окончательно растаяв от вожделенного подарка, перестал обращать внимание на необычный вид незнакомцев. А уж признав в них христиан, перестал скрывать все подробности своих похождений и переселения в данную местность.

Как и прежде, не все из речи Радислава было понятно, но через некоторое время ухо уже привыкло к славянскому наречию, и большинство его слов, хотя далеко и не все, постепенно стали укладываться на привычные понятия и выражения.

Причин ухода переяславцев из княжества было несколько.

Во-первых, непрекращающиеся половецкие набеги, приносящие с собой разорение деревень в округе, пепелища и смерть родичей. Несмотря на удачные ответные карательные рейды, породнение княжеских семей с половецкими ханами и использование степняков в княжеских разборках, покоя на границе переяславского княжества не было.

Половецких орд в степи насчитывалось более дюжины, а уж более мелких родов, не входивших в крупные племенные союзы, и того больше. Не замиренные родством или мечом степные грабители совершали стремительные наскоки, убивали или уводили в плен захваченное население, продавая его на рынках Крыма или возвращая обратно на Русь за выкуп.

Поэтому община (а именно так перевели слово "вервь", употребленное Радиславом) в составе нескольких весей решила бросить полусожженные после очередного набега хозяйства и уйти на поселение в сторону Ростовского княжества, на северо-восток. Люди были все вольные, скреплены родственными связями, а поскольку никаких долгов перед князем они не имели (кроме ежегодного урока и воинской повинности в качестве пешего войска им ничего не назначали), проблем с уходом у них не возникло.

Второй причиной была смерть ранней весной переяславского князя Святослава Владимировича.

С датами у Радислава не складывалось, поэтому он даже год от сотворения мира не мог назвать, не говоря уже о летоисчислении от рождества Христова, но имена князей, названия княжеств, городов и рек перечислял довольно бойко.

Из-за этой особенности отрока Иван с Вячеславом никак не могли привязать к дате описываемые им события, хотя уже понимали, что закинуло их довольно далеко. Может быть, даже в тот же самый мир, если, конечно, Радислав не сошел с ума.

Кстати, именно версии о безумии подростка придерживался Николай, не желая даже вступать в обсуждение чего-то другого.

Еще одну интересную теорию подсказал Тимка, признавшись, что молодое деревце, на которое он налетел, было молодым дубком.

Если предположить, что на пару дней на поляне открылся какой-то временной тоннель, о которых так любят говорить в фантастических фильмах, то Тимка, попав в него, сломал третий дуб в его деревянном младенчестве. И вернувшись на поляну, выросшего дерева он, конечно же, не увидел.

После таких рассуждений Николай обозвал всех дураками, отобрал у мальчишек самострел и удалился разбираться с продуктом детского творчества. Оставшиеся лишь пожали плечами и продолжили допрашивать Радислава, который ничего не понял в их пространных рассуждениях о тоннеле.

Это было не удивительно, половину употребленных слов мальчонка слышал в первый раз.

Так или иначе, но упомянутая им смерть князя являлась определенной вехой во временной привязке, хотя про него самого никто из выспрашивающих и слыхом не слыхивал.

Между тем, рассказ Радислава все длился, и история обрастала новыми подробностями.

Как оказалось, довольно долго князем переяславским был Владимир Мономах, но после того как тот перебрался в Киев, городом и окрестностями стал управлять его сын, Святослав.

Однако это правление было очень коротким, спустя год он умер и на княжество сел его младший брат Ярополк.

И его приход непосредственно затронул настрой верви.

Спустя короткое время у небольшой части старой дружины возник конфликт со ставленниками нового хозяина Переяславля, в результате которого полтора десятка воинов разорвали свой договор с князем. Единственный десятник из разорвавших роту имел родню, давно уже осевшую в названной верви и община обзавелась профессиональным сопровождением. Часть его потом осталась в Суздале, а семь ратников, уже насытившихся службой, решили влиться в ряды переселенцев.