— Точно! — кивает майор.
— И что, нам с ними цацкаться — запальчиво тычет пальцем в направлении рыбных прудов матрос.
— Ты про рыб? Или про кроликов? Или про людей? — невозмутимо спрашивает у него майор.
— Про этих, ропшинских. Нахрена нам о них печься? У нас своих забот хватает — поддерживает сослуживца его сосед и очевидно — приятель.
— Почему надо думать и по возможности заботиться о 'чужих людях'? Элементарно! Интерполяция по типу 'генеалогическое дерево' на достаточную глубину приводит к однозначному выводу, что 'все люди братьтья'. Ну, нет там в прошлом такого количества предков, чтоб у всех были свои собственные, а общие были бы редкостью. Все строго наоборот. Но это так, лирика. А вот что там в будущем? Если у тебя есть сыновья и дочери, внуки, правнуки, то очень кстати задуматься о том, с кем они образуют пару и дадут потомство.
— Желательно, здоровое и красивое, — поддерживает нашего майора пожилой МЧСник. Я его немного помню — у него внучек выводок целый, аж четыре девчонки. Очень спокойные и послушные, просто диво.
— Да, но на крайняк хоть бы какое — продолжает, кивнув, майор — Кто обеспечит, чтобы те нормальные люди, которые в каком-то колене станут твоими родственниками, не попали бы под каток, выжили и дали более-менее обширный базис для продолжения рода твоим прямым потомкам? Государство? Филантропы? Пусть сами крутятся? Пусть так, но не кажется ли тебе, что ты тоже лицо заинтересованное и посильную лепту в это внести должен? Если не кажется, то ты — бионегативная гнилуха, несмотря даже на то, что ты думаешь не только о себе, но и о своих детях. Пусть не такая, как разные психопаты и пернатые гомосеки, но все же гнилуха. Таковая гнилуха бывет на почве собственной глубинной натуры, и поделать с этим ничего практически нельзя. Но бывает, что человеку этот стереотип просто 'навели'. Внушили, что малейший альтруизм есть не что иное, как позорное лоховство. И вот изнутри вроде что-то точит, а снаружи кнут 'воспитания' в колею загоняет. Такие люди не пропащие, это понятно. Научитесь их распознавать, это полезный практический навык. Секрет почти любого выдающегося успеха — это кооперация людей на принципе полного доверия. Это дает мощный синергетический эффект, повышает эффективность действий в разы и еще отдельной статьей в разы же (либо на порядки) снижает стоимость транзакции в сообществе. Когда не надо 'доверять, да проверять', все движения идут в одно касание и практически бесплатно. А всего-то для этого надо собрать сколько-то нормальных людей, у которых из башки даже не все говно выбито, а только самое опасное. Я знаю, о чем говорю, есть практический опыт.
55. Команда лекаря. Политика — какая она есть.
— Ну да. Конечно, аж три раза — топырится матрос. Остальные задумались, но вот переварили ли они эту мысль — не уверен.
— Еще разок суммируем. Если у тебя нет ресурсов, чтобы заботиться о ком-то, кроме своей семьи, то это просто тяжелый случай. А если тебе принципиально насрать на всех 'чужих', то ты бионегативная гнилушка — заявляет Брысь.
— Ага. Вон куда завернули! А тут всего-то политика сраная — не соглашается матрос. Видимо он на свой счет принял бионегативную гнилушку и обиделся. Молодым вообще свойственно считать себя пупом земли. Это от детскости еще, дети тоже эгоисты все, вот молодые это ощущение и сохраняют. Дескать, они такие хорошие, что все должны быть им рады и 'должны по жизни', а вот они — они уже сами по себе подарок и никому ничего особенно-то и не должны.
— Продолжаем спонтанный ликбез — отвечает, кивнув, Брысь — В очередной раз услышав определение, что политика — это искусство сношать мозги, при всей огромной доле актуальной справедливости, заложенной в данном определении, вынужден возразить. Не надо так яростно жить сегодняшним днем. Надо смотреть ширше и дальше, иначе толку не будет. 'Политика' — это греческое слово, означающее науку об управлении городом. Полис — слыхал такое слово?
— Ну — мрачно бурчит спорщик.
— Такое домоводство в масштабе государства. Понимаете? Водопровод и канализация — это политика. А засрать мозги охлосу и искусно вести интриги в верхних эшелонах — это бантики. Вам постоянно внушают, что вот это мутное облако наверху — это и есть политика, там все решается. А это не так. Можно было, кстати, догадаться. Допустим, что 'политика — грязное дело' — это горькая правда. Но если бы и так, кто бы вам, дурашкам, эту горькую правду совершенно бесплатно по ящику каждый день рассказывал? Они что, филантропы? И, кстати, человеку, который твердо помнит, что 'политика' — это наука об управлении городом, гораздо труднее впарить, что делать из коммуналки бизнес — это нормально. Тут два и два быстро складывается. Иное дело, если 'политика' = это грязные эмпиреи. Тут уже однозначность так не торчит. Будьте бдительны. А этих еше можно наставить на путь истинный — усмехается майор, поглядывая на дома и улицу.
— Они тут все людоеды — зло говорит дружок матроса.
— Нет, не все. На всех тупо мяса не хватило — поясняет МЧСник.
— Да и к тому же обыдлячивание — не только здесь имело место. Так что ж — всех обыдленных расстреливать? — уточняет майор у соседа.
— Думаю, не ошибусь, если ничего не скажу! — отвечает тот.
— Разумно.
— Разводите тут опять демократию — ворчит матрос.
— Еще ремарочка. Ничерта не демократию, уважаемый. Почему демократия — это паршиво в принципе? Оставим в стороне нюансы, а рассмотрим только один принципиальный вопрос. Если с результатами выборов мухлюют — то что? Выборы происходят весьма часто, об этом пидоры позаботились. Если нам показалось, что нас надули — устраивать революцию? А вдруг только показалось? А даже если и нет? Не мудаки ли мы будем, лишь только по факту устроения бузы в собственной стране? Искушенные люди точно знают, что да, будем. Тогда что — засунуть язык в жопу, пусть дальше мухлюют? Это власть народа? Выхода нет, понимаете, его просто нет. Или бесконечные оранжевые революции, или сами понимаете. Так что нет, не демократию.
Неудобно лезть в спор, больно уж увлеклись. Да ладно, мы ж не в армии, в конце-то концов. Майор меня видел, ничем не нагрузил, значит можно действовать самостоятельно. Поправляю нагревшийся на солнце автомат и иду туда, где оставил джипик. Народу на улицах немного, но местные стали вылезать уже, особенно их никто не жучит, но в целом освободителей как-то цветами и впрямь не встречают, смотрят настороженно, особенно вижу косые взгляды на форму милиционеров.
На всякий случай проверяю свою снарягу и оружие — делаю это на ходу. Привычно уже. В автомате — полный рожок, а в пистолете — полный магазин. Порядок и полная боеготовность! Поселок уже взят и что называется — контролируется, но чем черт не шутит, когда бог спит. Благодушествовать меня отучили уже давно, пожалуй еще на скорой когда работал. Можно расслабиться дома в постели. А тут, хоть все и мирно и наших полно и машины сигают по улице, старательно объезжая жуткие дыры в асфальте, но может быть всякое — от затаившегося людоеда до заблудившегося шустера. То, что погодка ласковая и безветренно и солнышко греет, да впридачу станиолевые полосочки придают пейзажу легкомысленно-праздничный вид обманывать не должно. Так что посматриваю по сторонам, а вокруг чего только не творится — а что еще может творится в взятом поселке. Ну да и тырят что-то и тянут — слева менты волокут какие-то ящики из невзрачного сарая и весьма поспешно грузят их в тентованный камаз, справа звон стекол, брань. Бабий визг и причитания — из дома на пинках вышибают мужика в камуфляже, вслед ему летит голубая эмалированная кастрюля и вроде даже со щами, плещет жижа из нее в полете, на всякий случай подбираю автомат поухватистее, но туда уже бегом прет патруль ближайший и начинается ор и размахивания руками. Благо пара бабенок из дома подключается к скандалу. У мужика в камуфляже на рукаве рыжая повязка, так что из наших, надо полагать. Хотя повязку-то снять и нацепить — дело не долгое. Переодевания во время войны — азбука разведки и диверсий. Ну да тут и без меня разберутся. В общем-то я ожидал куда как больших беспорядков в поселке, взятом 'на шпагу'. Ни тебе резни, ни повальных изнасилований. Вот тягать всякие вещи — это да, тягают. Как, например. эти два паренька деловито и целеустремленно прут мимо меня клетку с кроликами.
Настоящий грабеж я вижу после — когда сворачиваю с основной дороги, проходящей сквозь Ропшу и иду на выселки — что меня удивляет, тут коттеджный поселок на берегу мелкого пруда, куда как богаче. Вот тут наши довольно шустро тянут из коттеджей что попало. Намусорено сильно всяким разным. Неприятно напоминает начало Беды — тогда тоже на улицах валялись всякие предметы домашнего обихода — от подушек и белья до почему-то мебели и массы всяких бумажек. Странно — богатствие тут в глаза прет, а вожаки жили в гораздо более скромных домиках. Хотя тут на окраине явно безопасность ниже, лес-то неподалеку. И тот самый домик на окраине, что мы сегодня с безногим штурмовали, совсем недалече. Странно, что тут как-то многолюдно, по сравнению с основным поселком. Избыточно многолюдно. И публика какая-то странная — большая часть сидит и стоит на площадке у здоровенного ангара. Выглядят как-то странно — я бы издалека их принял за зомби, такие же бомжеватые. И наших — с рыжими повязками — тоже много. И как-то они настороже вроде.
— Это что за публика? — спрашиваю я у стоящего неподалеку парня в флотской форме.
Он окидывает меня орлиным взором и до ответа не снисходит. Ну и ладно, не ровен час попадется он мне в лапы, намажу ему уши зеленкой...
В гуще этой публики, что сидит у ангара ведется какая-то работа — словно отбирают кого-то. Иду мимо, поглядывая на странное и непонятное для меня действо. Запашок к слову от этой кучи грязнуль застойный — застарелой грязью пахнет. Но подойдя ближе, замечаю, что этот странный народец не однороден, есть и те, кто почище, они стараются держаться наособицу, не смешиваясь с грязными. Поодаль сидят на садовой дорожке и вполне чистые, но их точно охраняют со всем тщанием и автоматы наизготовку и руки сидящие держат на головах. О, а парочку вообще под явным конвоем ведут к тем — сидящим под охраной. Один из конвоируемых в камуфляже, второй в гражданке. И взгляды у них какие-то скользко-боязливые. Совершенно неожиданно один из сидящих бомжей подскакивает и кидается на того, что в камуфляже, вопя хрипло и злобно:
— Аааа, Чмаренко, сбылось, сбылось! Я верил сука, что будет!! Вот тебе! — и вцепляется в рожу отшатнувшегося от неожиданности камуфлированного ногтями. Отпихнутый стремительным толчком броском конвоир от неожиданности мелко перебирая ногами, чуть не упав, отлетает в сторону спиной вперед. Камуфлированный бьет коленом по яйцам своему обидчику, явно мажет, потом лупит кулаком, но тоже мимо и вот уже парочка вцепилась друг в друга и трясет за грудки. Не, драчуны из них никакие, хотя визжат и плюются друг в друга, благо на такой дистанции не промажешь.Растерявшийся от этого конвоир, не долго думая, с размаху дает прикладом в лоб бомжеватому участнику, и — не обижая второго — бьет и ему прикладом по башке. Камуфлированный переносит удар стоически, башка видно крепкая, а бомж валится в полуобморочном состоянии, но так и не отцепившись от врага. К месту инцидента подбегает несколько человек, отвешивая немилосердно пинки и затрещины обоим сцепившимся, отдирают противников друг от друга. Бомжеватый остается лежать на земле, закатив глаза и постанывая. Камуфляжный размазывает кровищу из царапин по морде. Неприятная у его морда — тупая, упертая и злобная, квадратная такая морда. Вроде даже видал я ее когда-то. Но как пациента не помню. И черт с ним. Мало ли в мире неприятных рож. Вот тот, что на земле лежит, похоже получил крепенько. Не успев подумать толком, подхожу к валяющемуся на земле, поливаю ватный шарик нашатырным спиртом, подношу к носу бомжа. Тот мигом приходит в себя, вертит башкой, чихает и не успеваю я разогнуться, как он хватает меня за рукав и начинает опять вопить непонятное:
— Вот он, вот! Он нас этим людоедам сдал. Я узнал его, он поставщик! Он нас сюда привез, Чмаренко, гляди! Вот он, я его узнал!! Аааа, ты думал тебе это сойдет! Держите его, он из этих ментов-людоедов!
У меня от рывка сваливается с плеча автомат, тыкается стволом в лежащего, и тот заводит визг уже почти ультразвуковой:
— Спасите, убивают, убивают! Сокрытие! Я свидетель! Держите его, держите, не дайте ему стрелять! Чмаренко, держи. Держи!
Тут совершенно неожиданно кто-то вцепляется в меня сзади, чуть не падаю, потому что в такой позе устойчивость у меня аховая. Успеваю только заметить, что судя по камуфляжу штанов сзади меня — это как раз подоспел поцарапанный Чмаренко. Да что они тут с ума посходили, что ли? Но это раньше я был смирный и добрый, события последних месяцев многому научили, поубавилось гуманизма-то. Тут лежащий пытается дать мне кулачком в глаз, успеваю наклонить голову и вместо глаза кулачок втыкается в край каски, козырек. А, больно? Ну, сами напросились! Тяжеленный Чмаренко давит к земле, бомж тянет за рукав — ладно, будет вам и белка, будет и свисток! Просто сгибаю ноги, падаю достаточно быстро, чтобы под тяжестью туши Чмаренки, земным притяжением и моим собственным весом колени попали куда надо — левое в шею бомжа, правое ему по другую сторону тянущей меня за рукав руки — в ребра. Есть, обмяк, скотина грязная, теперь сопящий Чмаренко остался. Так он тоже хорошо стоит, давит на меня, а вот за своими яйцами и не следит, а они аккурат у меня под локтем оказываются, ну грех не врезать. И я бью локтем, и еще и еще. Все, свалился с меня, затянул что-то вроде 'уюююююю'. Отскочить в сторону не получается — натыкаюсь на кого-то сзади и меня мигом берут под белы руки. Да так крепенько, что особенно дергаться не охота.
— Что тут происходит? — ну ясно какое-то начальство пожаловало. Хороший голос такой, командный. Незнакомый, что хуже. До меня начинает доходить, что я вляпался в какую-то очень мутную и явно неприятную ситуацию. Два других фигуранта у меня не вызывают ни малейшей симпатии. Черт меня дернул с нашатырем соваться. Шел бы себе мимо... Что особенно паршиво — у меня ловко выдергивают из кобуры пистолет, точно так же ловко сдергивают автомат, отщелкнув карабин ремня. Хватко, ничего не скажешь. И за руки держат крепко. И общая картинка не воодушевляет. Оно конечно у всех тут рыжие повязки. Но знакомых рядом нет и мне все это очень не нравится.
— В ходе конвоирования двух пленных из людоедов на одного подконвойного свершил нападение ранее задержанный раб. Потом они вдвоем накинулись на этого вот, обвиняют его в помощи людоедам и поставкам им живых людей. Говорят, что он их обоих людоедам привез — достаточно складно приводит к внятному объяснению все тут творившееся парень-конвоир.
— Ваши документы? — весьма недружелюбно спрашивает у меня старлей. Судя по форме — из Ржевских. Хотя тут не только с полигона люди.
— Не могу достать — руки держат — отвечаю я ему.
— В каком кармане ваши документы? — игнорирует мои пояснения старлей.
