Тайна третьей невесты

— Подержи, — незнакомец бросил мне свиток, и я ухитрилась поймать его прежде, чем он упал в ведро. — Мне нужно кое-что переписать отсюда.

— Сударь, у меня не очень-то чистые руки!

— А у меня их всего две.

Я поняла, что он имеет в виду, когда вытерла руки о передник и развернула свиток, — он изо всех сил старался свернуться обратно.

— А если придавить края чем-нибудь тяжелым?

— Я пробовал — неудобно, — был ответ. — Приходится то и дело двигать грузы — я быстро пишу, а читаю еще быстрее. Иди сюда, к свету, девушка, расстели на столе... и держи этого строптивца покрепче. Да, вот так... Я не задержу тебя надолго.

Признаться, мне не очень-то нравилось служить чем-то вроде подставки для книг, но возражать было поздно. Тоже скверная моя черта: вечно тяну до последнего, надеясь, что всё как-нибудь разрешится само собой, когда нужно сразу сказать решительное "нет!".

Спасибо хоть на том, что, оказавшись напротив незнакомца, я наконец смогла рассмотреть его при дневном свете. Он не был красив (даже странно, подумала я, если он здесь для того, чтобы компрометировать девушек, лучше было бы выбрать мужчину посимпатичнее), хотя отталкивающей я его внешность бы не назвала. Лицо, как я и запомнила, — худое, с резко выдающимися скулами и подбородком, длинным и не очень ровным носом. (Лисса непременно отметила бы аристократическую горбинку, но, по-моему, горбинка эта возникла вследствие перелома, как у моего второго брата.) Непослушные, очень густые волосы — в солнечных лучах они казались бронзовыми — падали на высокий выпуклый лоб, и незнакомец время от времени нетерпеливым жестом заправлял пряди за ухо. Насчет ушей, к слову, ничего не могу сказать, я не настолько искушена, как младшая кузина, чтобы с одного взгляда понять, на чьем портрете уже видела такой изгиб раковины и длинную мочку... с продетой в нее серьгой. Невероятная вульгарность!

И одет он был... странно. Простая рубаха с широкими, присборенными на плечах рукавами, наверно, льняная, с вышитой золотом тесьмой на воротнике, а поверх... По-моему, это была туника, а может, камзол без рукавов? Главное, на груди вышит был всё тот же герб! Еще — широкий пояс с металлическими накладками, на нем кинжал в ножнах... Довольно узкие штаны, похоже, из тонкой замши, заправлены в сапоги. Так даже охотники в глухомани не одеваются, хотя... определенное сходство прослеживалось. По-моему, такую одежду носили очень, очень давно, еще в те времена, когда не было никакого королевства, а только разрозненные маленькие государства...

Но чтобы знатный человек нарядился подобным образом не на какой-нибудь праздник, где можно представиться хоть оборванным нищим, хоть самим королем... Нет, немыслимо.

Он строчил с неимоверной быстротой, и делал это настолько необычным способом, что я невольно замешкалась и перестала разворачивать свиток.

— Ну же, в чем дело? — он заметил мой взгляд и поднял руку с пером (на пальце сверкнул тяжелый золотой перстень, на запястье — чеканное обручье). — Это не колдовские заклинания, честное слово!

— Почему вы решили, что я решила... — я запнулась, но все-таки закончила фразу: — Будто это колдовство?

— По глазам видно, — ответил он. — Девушки боятся колдовства, разве не так?

— Наверно... Но я просто хотела спросить, на каком языке вы пишете, — рискнула я. — Никогда не видела ничего подобного...

— Подержи свиток еще минуту, я закончу и расскажу, — попросил незнакомец, и его перо вновь отправилось в стремительный бег по листу желтоватой неровной бумаги.

"А бумага ли это?" — невольно задумалась я. Свиток был пергаментный, это точно, я видела такие в дедушкиной библиотеке, но самой писать на таком материале мне не приходилось. Интересно, каково это? И почему незнакомец использует именно пергамент? А может, я выдумываю, и это просто не очень хорошего качества бумага?

— Можно сворачивать, — сказал он, отбросив перо и посыпав свои записки песком. Так делал дедушка, хотя отец давно пользовался промокательной бумагой. — Оставь его на месте, хранитель уберет, когда явится.

Я послушалась. Очень хотелось убежать со всех ног, но теперь для этого мне пришлось бы обойти незнакомца, а я сомневалась, будто он позволит мне это сделать. Да и ведро не бросишь... Кажется, я поняла, что ощущают молоденькие служанки, когда их задерживают господа, в то время как хозяйка ждет исполнения приказа. Ужасно неприятное чувство: и ослушаться не можешь, и знаешь, что влетит за задержку, но деваться все равно некуда...

— Платок я тебе не верну, — неожиданно произнес он.

— Ничего страшного, у меня еще есть, — ответила я. — Он, должно быть, всё равно погиб.

— Почему? Вовсе нет. Просто я не предполагал снова увидеть тебя, тем более в библиотеке. Не носить же мне его у сердца в надежде на случайную встречу?

Я не нашлась, что ответить. Лисса непременно придумала бы какой-нибудь колкий или смешной ответ, но увы — я не сильна в словесных дуэлях. Вернее, в воображении я могу вести блестящие беседы с язвительными и остроумными собеседниками, ни в чем им не уступая, но наяву теряюсь и не могу сразу найти подходящие слова.

— А ваша рука... — выдавила я наконец, чтобы не молчать.

— Почти в порядке, — усмехнулся он, дотронувшись до плеча. — Конечно, щит мне не придется держать еще по меньшей мере неделю, но в том, к счастью, нет необходимости. Что до прочего... мой лекарь — настоящий кудесник.

— То есть чародей? — не удержалась я, вспомнив слова распорядителя.

— Конечно, — с удивлением посмотрел на меня мужчина. — Не думаешь же ты, что такая рана могла зажить сама собою меньше, чем за двое суток? Меня недаром прозвали Железным, но я все-таки не герой древности: у них, рассказывают, даже отсеченные конечности отрастали после битвы!

— Что, даже головы? — не удержалась я, и он засмеялся, а потом сказал:

— В какой-то легенде героя разрубили на куски и разбросали их по всему свету, и все равно он ожил и натворил еще немало славных дел, так что не удивлюсь и такому повороту.

— Ни разу не видела чародея, — зачем-то сказала я.

— Неужели? Из какой же ты глуши, девушка?

— Вовсе не из глуши, — обиделась я. — До столицы меньше двух недель пути, и...

— И как же называется это дивное место, в котором никогда не видели чародеев? Даже деревенских?

— Гаррат, — ответила я, решив не обижаться.

Может быть, ему того и нужно? Попадется какая-нибудь неуравновешенная девушка, оскорбится, услышав насмешливые слова о родном гнезде, наденет ведро с грязной водой ему на голову, и за скверное поведение отправится домой. Откуда мне знать, может, наша предводительница смеялась не с подругой, а с таким же... провокатором?

— Никогда не слышал, — нахмурился незнакомец. — В какой это стороне?

— К северо-западу отсюда, сударь.

— А! Тогда понимаю — в ваших дремучих лесах, должно быть, новых людей видят раз в год, какие уж тут чародеи...

Настала моя очередь удивляться: назвать окрестности Гаррата дремучими лесами мог, наверно, только житель пустыни! То есть леса там были, конечно, но отнюдь не глухие: отцовские лесничие следили за вверенными им угодьями. Конечно, далеко на западе лес делался непроходимым, но в те места никто не забредал без нужды, разве только самые отчаянные охотники на редкого зверя.

— Покажи-ка на карте, — приказал вдруг мужчина и, не глядя, выдернул с полки еще один свиток. — Ну же, я жду!

— Боюсь, я не сильна в землеописательных науках, — сказала я, взглянув на карту, а это была именно она.

Признаюсь, я узнала очертания побережья, Великую реку, что течет с запада на юг, восточные горы и... И больше ничего. Карта выглядела какой-то... пустоватой. Что это за значки? Вот тот, похоже, город. Судя по гербу — королевская резиденция, столица то бишь. Что обозначают черточки — болота или равнины? Или болота — это точки?

— К тому же, вы правы, сударь, — нашлась я вдруг, — Гаррат настолько мал и незначителен, что я вовсе не вижу его на вашей карте.

— Или она устарела... — пробормотал он и бросил свиток на место. — К слову, девушка, я веду себя непозволительно грубо, поскольку до сих пор не поинтересовался твоим именем. Нас не представляли, иначе я непременно запомнил бы тебя — не каждый день увидишь такую солнечную корону!

"Он о моей прическе говорит?" — удивилась я. Отправляясь прибираться, я снова заколола косу вокруг головы, и она действительно походила на старинный венец, а уж на солнце, наверно, полыхала огнем. Да уж, такую рыжину поди не заметь...

— Гара-Тесса, сударь, — сказала я и поклонилась.

— Странное имя.

— Вовсе нет, самое обычное, — снова удивилась я. — Моих кузин зовут Лина-Делла и Лина-Лисса, они родом из Линдора, это совсем рядом с Гарратом.

— Дай угадаю: первая часть имени дана по названию ваших земель?

— Именно так, сударь.

— Мне встречался такой обычай именования, — сказал он, — далеко на юго-востоке, там он распространен повсеместно. А поскольку названия там дают каждому хоть на что-то пригодному клочку земли, можешь представить, как пышно звучат имена даже распоследних бедняков, всех владений которых хватает разве что на выпас одной тощей козы?

— Пожалуй... — пробормотала я, теряясь в догадках.

Юго-восток? Там расположено союзное государство Аранат. Говорят, в незапамятные времена королевские предки пришли оттуда, может, они и принесли с собой этот обычай, как и многое другое? Но в нашем королевстве не первый век дают детям двойные имена, так почему же этот человек удивлен?

— Твоему деду или прадеду не доводилось воевать при Эрдолане? — спросил он вдруг.

— Н-нет, сударь, никому из них никогда не приходилось сражаться, — покачала я головой. Что за Эрдолан такой? Нет, не вспомнить...

— Жаль... Я имею в виду: если они были в южном походе, то могли привезти оттуда такой обычай, и этим бы объяснилась странность твоего имени. Но нет — значит нет. Должно быть, он попал в ваши края другим путем, — улыбнулся незнакомец.

К слову, сам он представиться не пожелал. Или, может, предполагал, что я узнаю его с первого взгляда? Но... Нет. Я и короля не узнаю, даже если столкнусь с ним нос к носу, — я видела его только на парадных портретах, а еще во время шествия несколько лет назад, и то издалека. Но я тогда была еще ребенком, и мне больше запомнились наряды придворных дам и роскошные кареты, украшенные цветами и лентами, чем чьи-то лица!

— Ты спросила об этом, — сказал он, стряхнув песок со своих записей. — Всё еще хочешь узнать ответ?

— Почему нет, сударь? Вы сказали, что это не колдовство, — осмелилась я ответить, — значит, бояться нечего.

— Тогда взгляни поближе, — незнакомец взял меня за плечо и подтащил к себе. Я, наверно, слишком заметно съежилась, потому что он спросил: — Что с тобой, девушка? Ты ведешь себя так, будто я чем-то обидел тебя или напугал, но разве я причинил тебе какой-то вред?

— Н-нет, сударь, — выдавила я.

Не объяснять же, что даже находиться в одной комнате с ним для меня уже опасно! Не потому, что он может на меня накинуться и что-то сотворить, нет... Если нас застанут, огласки не избежать! И не докажешь, что я вовсе не желала стоять настолько близко к незнакомому и очень странному человеку...

— Тогда перестань дергаться, будто тебя каленым железом прижигают, — велел он. — Итак... Эти загадочные письмена, которые ты видишь перед собой, не что иное, как дзейлинская скоропись.

— Какая?

— Дзейлинская. Не хочешь же ты сказать, будто вы в своих лесах никогда не слыхали о великой империи Дзейли, что лежит на самом дальнем северо-востоке? — неподдельно удивился он.

Я смогла только криво улыбнуться.

— Поразительно, в двух неделях пути от столицы — такая дремучесть... — пробормотал он, свободной рукой взъерошив густые волосы.

Сейчас свет падал так, что мне стало ясно: незнакомец намного моложе, чем показался мне на первый взгляд. Я поначалу решила, что ему... ну, быть может, сорок лет или даже больше, как отцу, но теперь видно было — ему, наверно, нет и тридцати.

— Может, в ваших краях считают, что девицам ни к чему науки? — вдруг с подозрением спросил он.

— Вовсе нет! — возмутилась я.

— Ты хотя бы грамотная?

— Разумеется, сударь, и если вам угодно проверить...

— Мне угодно, — сказал он и, подумав, взял со стеллажа толстую книгу в окованном бронзой переплете, раскрыл и положил передо мной. — Прочти хотя бы строчку.

Я невольно залюбовалась затейливой буквицей, выполненной лазурью и золотом, но спохватилась и вгляделась в строки, написанные, похоже, от руки. Читать такой почерк было непросто, но я постаралась:

— В год... не могу цифру разобрать... отправился правитель... — да что за имя-то такое, я его даже прочитать не могу, не то что выговорить! — Ла... Ларрандар? Отправился в поход... в те края, где солнце... солнце не заходит полгода. На север, что ли? И привез оттуда... богатства и... не знаю такого слова...

— Достаточно, — мужчина захлопнул книгу, едва не прищемив мне нос. — По меньшей мере, складывать буквы в слова ты умеешь и понимаешь прочитанное. И на том спасибо, а то я уже начал подумывать о том, чтобы навестить ваши края и вразумить мужчин, которые считают, что женщине учиться ни к чему!

— Сударь, да ведь теперь неграмотного поди поищи! — не выдержала я. — Вот разве что охотники из лесных поселений читать не очень горазды, но и у них есть люди, которые растолковывают им написанное. И уж подпись свою все они ставить обучены...

— Интересно у вас там, в Гаррате, — без тени улыбки произнес он. — Нужно будет и впрямь наведаться... когда-нибудь.

— Рады будем видеть вас, — вежливо сказала я, хотя сомневалась, будто отец и тем более дедушка обрадуются такому гостю. — Сударь, вы начали говорить о скорописи, но не закончили.

— Да, верно, — кивнул он. — Смотри...

Я взглянула на лист: ровные строки на нем напоминали птичьи и звериные следы на снегу, иногда перемежаемые замысловатыми завитушками и росчерками.

— Каждый значок — это слово, — сказал незнакомец. — Не на нашем языке, конечно же, на дзейлини. Удивительно богатое наречие, хотя и сложное... Значение любого такого значка может измениться, достаточно добавить черточку или точку. Учить их письменность — сущая пытка!

— В самом деле?

— Если выбирать между настоящей пыткой и вот этим, — он стукнул согнутым пальцем по листу, — думаю, мало кто станет колебаться. Я не стал. Хотя впоследствии не раз пожалел об этом: знаешь, каленое железо, муравьи, крысы, выедающие внутренности — сущая ерунда по сравнению с дзейлинской грамматикой.

Я покосилась на него с опаской, но все же сказала:

— Однако вы, вижу, освоили их письмо?

— Да. Не скажу, что в совершенстве, но достаточно неплохо, — без тени бахвальства ответил он. — Главное, дзейлини позволяет делать заметки очень быстро, а кроме того...

— Их никто не поймет, кроме вас? — догадалась я.

— Именно, Гара-Тесса, — улыбнулся он. — И моего лекаря. Он приехал со мной из тех краёв... и не устает корить меня за скверный почерк.