Одно мгновение

— Точно! — спохватился Никита. — Ну-ка развернись и чуть-чуть нагнись...

— Ой! — сказала Алена.

— Да тише ты...

— Я вообще-то хотела сказать: оставь на память о себе что-нибудь, — прошептала девушка минут через пять и бросила непроизвольный взгляд на его трусы.

— Э, нет! — шарахнулся в сторону Никита. — Это память о доме, о родине!

— Тогда хотя бы сережку, — буркнула девушка. — Сынок наш подрастет — ему отдам в память об отце.

Никита замялся. Сережки — это вообще-то ценность, ювелирное золото, рубинчики, циркончики...

— Вместе с губой вырву! — честно предупредила Алена.

Он вздохнул и отдал. Девушка всхлипнула и бросилась ему на грудь с прощальными поцелуями.

"Донат — 10 баллов, — оценила система. — Еще донат — 5 баллов... еще — 2 балла... лимит исчерпан".

Никита вместе с ишаком посмотрел вслед убежавшей девушке. Потом они уставились друг на друга.

— Слышал, что Алена сказала? — внушительно напомнил Никита. — Братья ее зубастые уже к рабочему скоту подбираются! Понял?

— И-и! — просипел ишак, выпучил глаза и рванул вдоль по овражку.

Никита устремился следом гигантскими прыжками.

Через полчаса овражек вывел к изгороди. Тополиные столбики, вбитые в землю, пустили корни, выкинули ветви и образовали непроходимое препятствие. В котором, правда, имелась калиточка. Никита осторожно открыл, посмотрел. Перед ним простиралась бескрайняя степь, и тропка вела туда очень недвусмысленно.

— Пойдешь со мной? — на всякий случай спросил ишака Никита.

Ишак, прищурившись, посмотрел на степь.

— Понимаю, — пробормотал Никита. — Овса и душистого сена не предполагается. Ну, а мне деваться некуда. Бывай, мой случайный друг. Береги себя.

"Нетривиальное решение, — ни с того ни с сего оценила система. — Подружиться с разумным животным — нетривиальное решение! Плюс 1 балл!"

Да и нехай с ним, решил Никита. Кто бы обращал внимание, что там лопочет голосовой помощник? Стандартный набор фраз, ничего осмысленного. Он снял с ишака переметные сумы, с натугой закинул себе на плечо, хлопнул ишака прощально по крупу и закрыл за спиной калитку в прошлое.

Тропинка манила и уговаривала: беги, дружок, пока людоеды не ухватили за трусы!

— Выйдешь в поле погулять — далеко тебя видать! — задумчиво пробормотал Никита и решил — ну його на всякий случай. Свернул влево, протащился вдоль живой изгороди, скорее представлявшей из себя заросшую лесополосу, и осторожно, чтоб не оставлять примятостей, забрался в кусты. Он не ишак, в конце концов, чтоб тащить тяжеленные сумы. Интересно, Алена туда кирпичей напихала, что ли?

Он аккуратно огляделся. Так, за спиной плетеная, темная от времени изгородь. Наполовину скрытая колючими ветвями крыжовника, если не обманывает зрение. То есть — условно непреодолимая. Справа и слева — заросшая густым подлеском лесополоса, десяток метров проберешься и взопреешь — значит, тоже не представляет угрозы. Ну а перед носом за густым кустом — привольная степь. Выйдешь в поле, сядешь... м-да, короче, все видно издали. Если людоеды появятся оттуда, будет достаточно времени отползти поглубже в лесополосу — или дать деру со всех ног, по обстоятельствам. Самое время разобраться с поклажей, выкинуть лишнее. Потому что такую тяжесть он никуда не утащит, однозначно!

Никита с предвкушением развязал первую суму. И не ошибся. Колбаса! Там лежала колбаса! Лоснящаяся, жирная, свернутая аппетитными кольцами, одуряюще пахнущая дымком! Домашнего копчения, точно!

Никита схватил, раззявил рот, чтоб куснуть — и замер. Колбаса. Мясо...

Он оглядел колбасу со всем тщанием. Обнюхал. И решил — однозначно свиная! Или конская! И никак иначе! И на ближайшие четверть часа мир перестал для него существовать. Только руки проворно успевали доставать... как там приговаривала маманя Пети? Хлеб духовитый, пышки сдобные, прохладную воду в большой оплетенной бутыли...

"Восстановление жизни — 50%!" — порадовала система.

— Уф-ф! — сказал Никита, погладил вздувшийся живот и приступил к изучению сумок уже спокойно.

На свет появился нож в потертых кожаных ножнах. Ага, и ремень при нем. Никита достал, полюбовался на лезвие. Здоровый, шлифованный. Таким и ветви рубить можно, и людоеду прыти убавить. Так, нож — на пояс.

"Нож ручной работы — оружие второго уровня, 100 баллов", — сообщила система.

Следом Никита достал полотняный мешочек. Увесистый такой. Внутри — какая-то серая мука. Никита взвесил на ладони, нерешительно отложил в сторону. С одной стороны, немалый вес, с другой стороны — еда! Поголодал сутки, что-то больше не хочется!

Так. Еще мешочек. В нем что? Бобы? А как... Никита запоздало сообразил, что видит ингредиенты довольно сытой похлебки. С колбасой, ага, которой уже нет. Ладно, что там еще? Соль — это здорово, если задуматься о будущем... О, сало! Вот оно и пойдет в похлебку — если найдется, в чем варить.

В чем варить, нашлось. Из другой сумы Никита ожидаемо извлек котелок. Медный. Ага, а чем тут добывают огонь? Ну-ка...

Но сначала он достал шаровары. Настоящие шаровары, с тесемочками! И с вышивкой цветочками. Из чего следовало — женские. Ну, а что он ожидал? Что ему подарят необъятные штаны людоеда Пети? Ага, и рубашка в том же простом стиле. Так и просится на язык слово — домотканая.

Никита помялся немного и оделся. Подумаешь, женская одежда. Зато защитит от колючек, веток, грязи, пыли, зноя. И трусы не порвутся, а они все же память о родине...

И, только одевшись, в кармане шаровар он обнаружил то, что искал. Медный цилиндрик с крышкой. Откинул крышку — и над цилиндриком затеплился еле видный в солнечном свете огонек. Самодельная зажигалка, здорово! Только вопрос — чем заправляется? Никита понюхал — пахло странно и незнакомо.

И еще в сумках нашлась тонкая веревка. Никита озадаченно покрутил ее в руках, но так и не сообразил, для чего она ему.

— Чую, я все чую! — вдруг раздался за изгородью свирепый рык, и Никита чуть не подпрыгнул от неожиданности.

"Монстры", — кратко проинформировала система.

— Чем-то пахнет! — подозрительно сказал за изгородью людоед.

Никита сжался и перестал дышать.

— Заткнись! — зло оборвали говорившего. — Тебе везде пахнет! Сколько бегали по оврагу, тебе все пахло — и кого поймали? Ишака!

— А я предупреждал — не надо было всех собак есть! — подал голос третий. — Сейчас бы пустили по следу...

Раздался звук смачной затрещины, и умник заткнулся.

— Петюня, а Алена твоя что говорит? — спросил кто-то. — Она ж на ночной страже была?

— Ничего не говорит, лежит в хате и рыдает, — буркнул невидимый Петя.

— Упустила кабанчика, теперь стыдно людям в глаза смотреть! — вмешался сварливый женский голос, и Никита понял, что в облаве на него, любимого, участвуют и людоедки.

— Небось, проспала ночь на сеновале... — высказал опасную мысль умник, но снова раздалась затрещина, и тема продолжения не получила.

— Все же у реки надо искать! — решил невидимый Петя. — Он с реки пришел, и плавает, как рыба, я видел. Вода его поманит! Там он. Сядем на винтоходы и проверим хорошенько берега — никуда не денется!

— Рыба — она вкусная! — протянул кто-то мечтательно.

— Чем-то пахнет! — упорно сказал невидимый людоед, и Никита мысленно проклял его нюх.

— Да чем тебе снова пахнет, Сергуха? — заговорили все разом.

— Колбасой! — жадно заявил Сергуха, и Никита с ужасом подумал, что тут ему и конец. Что эта изгородь для того же Пети? Даванет пузом — и уже здесь!

— Да ты жрать хочешь! — раздались возмущенные голоса. — Вот тебе и пахнет! Ну какая колбаса может быть в кустах?!

— Из молоденького ишачка, с чесночком и кровью! — прорычал голодный Сергуха.

— Вот и соврал! — заорали ему в ответ. — Такую колбасу только Петина маманя готовить мастерица, а она досюда не дойдет, на ноги больная! Давайте уж искать, поймаем бегунка, из него колбасы наделаем!

— А я сказал — пахнет! — заупрямился Сергуха.

Но его уже не слушали. Раздался дружный топот ног, и компания явно в спешке удалилась.

— Ф-фу! — облегченно выдохнул Никита. Вытер вспотевший лоб, торопливо покидал в сумку котелок и остатки еды. На всякий случай бросил туда же моток веревки. А остальное — а ну його на всякий случай, и так тащить тяжело! Он еще покрутил в руках объемистую стеклянную бутыль с остатками воды, красиво оплетенную соломой. Тяжелая, падла. Но степь — она такая, там воды не всегда... Никита, пребывая в сомнениях, так и выполз из куста с бутылью в руке. Поднялся — и уткнулся взглядом в многообещающую улыбку. Людоед стоял, перекрывая степь, и ел Никиту глазами. Пока что глазами. Подкрался, урод, через калиточку, нюхалку б ему свернуть за это!

— Гы! — сказал Сергуха. — Колбасу жрал? А я говорил — пахнет!

"Монстр, — услужливо мигнула надпись. — Убить — 200 баллов. Пленить - 500 баллов. Убежать — опция отсутствует".

Никита как-то отстраненно подумал, что появившееся дополнение насчет пленить — это из-за веревки. Вот она, оказывается, для чего предназначена. Но разработчики игры — идиоты! Придумали тоже — пленить монстра! Как?! Легче танк повязать.

— Лучше скажи, откуда у меня колбаса! — брякнул он, чтоб хоть чем-то отвлечь людоеда от оценки его мясных статей.

Сергуха замер с открытым ртом. И тогда Никита навернул его в лоб со всей силы. Бутылью!

Хрустнуло. Богатырь медленно поднял руку ко лбу. Никита предположил — чтоб удержать выпадающие мозги. Оказалось — ошибся.

— Ты чего... — непонимающе проговорил богатырь, — ты чего стеклотару бьешь? Ты знаешь, какая она ценность? Ей же сносу в веках нет! А ты — об лоб! Дебил, что ли?!

"Ставка на жизнь! — сообщила очевидное система. — Выиграть...

— Да пошла ты! — проникновенно сказал Никита системе, в два прыжка обогнул людоеда — и бросился бежать. Ой, ты степь, широкая, степь раздольная... Уносите, ноги, задницу в степь! И трусы!

"Добавлена новая опция — убежать", — удивленно сообщила система.

Никита на бегу оглянулся — далеко позади ревел, гнался за ним и все больше отставал разъяренный Сергуха. И совсем уж далеко — прибежавшая на шум вся шобла людоедов...

Мгновение восьмое

— Встал я рано, в шесть часов, — пробормотал Никита и устало сгорбился. — Нет резинки от трусов...

Что-то подумотала его жизнь. И встал рано, и бегал много. Жив, правда, в результате оказался, но так ли это хорошо, в свете открывшихся обстоятельств?

Костерок тихонько потрескивал. Угли светились в сумерках — летом почти вся ночь сумерки. В котелке томилась похлебка, но Никита не притрагивался к еде. Кушать, правда, хотелось, но как-то притупленно. Значит, можно попозже.

Удилище дрогнуло под ногой. Никита осторожно подсек, не спеша вывел рыбину к берегу, завел за коряжку и уже там без проблем перехватил рукой под жабры. Лещ. Так-то крупный, но по вкусу — гадость костлявая. Да в реке вся рыба — гадость костлявая. Что лещ, что язь, что окунь — натурально подушечки с иголками. Разве что налим нет, но налим летом не клюет.

Он прибил рыбину, чтоб не скакала, сполоснул от слизи руки в воде, насадил на золотой крючок очередного кузнечика, забросил снасть и пригорюнился.

"Прибавление жизни 1%", — осторожно напомнила о себе система.

— Иди нафиг, — раздраженно сказал Никита. — Не до тебя.

Надпись обиженно мигнула и ушла.

— Отчего у человека грустное хлебало? — вздохнул Никита. — Он не болен, не в запое — просто задолбало...

Может, Никита в глазах папани и был полным размундяем из-за того, что сидел сутками в игралках, но на самом деле у него и ума хватало, и жизненных навыков. Игралки — они вообще-то тоже в определенном смысле жизнь, и очень непросто устроенная, для успеха там требуется соображалки всяко поболее, чем условному шоферу или грузчику. Может, побольше даже, чем директору рыбного рынка. Удочку, например, он сам смастерил. На леску вытащил ниточки из вышивки, крючок сделал из сережки с помощью ножа, а на наживку кузнечиков наверху в траве наловил. Ну а правильно выбирать места для лова его еще папаня обучил. Только ни рыбачить, ни вообще жить ему сейчас не хотелось. Какая жизнь, если ничего из прошлого не осталось?

Хлопнул воздух. Горилла уставилась на него, не скрывая изумления. Он кисло поморщился. Явилась, гадина волосатая. Сначала закинул к людоедам, не предупредив, теперь любопытствует, остались ли косточки? Педераст. Козел.

— Жив! — констатировала обезьяна обескураженно. — Слушай, тебя предсказать труднее, чем погоду на послезавтра! Залез к людоедам, по всем прогнозам должен сейчас дожариваться на их праздничном костре — а ты сидишь тут преспокойно, обутый и одетый, сытый до безобразия, оружием обзавелся, еды полный мешок, и рыбу ловишь! Не, а баллов сколько?! Посмотрите, сколько у него баллов! Так раз-два — и игру пройдешь! Никита, я тобой горжусь! Я сделал правильный выбор!

— Это не игра, — безразлично сказал Никита и отвернулся.

В другую сторону смотреть не на что было, разве что на крутые склоны овражка, выходящего к реке. Потом на картину склона наложилось изображение обезьяны.

— Жить не хочешь, — проницательно заметила волосатая сволочь. — А почему не хочешь?

Никита отвернулся в другую сторону. Там... ну да, там она и нарисовалась снова, обезьянья морда.

Горилла вздохнула и пересела поближе.

— Рассказывай, что у тебя стряслось, — дружески и как-то даже душевно предложила она.

— Мой мир — он ведь погиб, — сказал мрачно Никита. — Я же не дурак. Не сразу, но понял. Чтоб от города-миллионника ничего не осталось, что тут должно было произойти? Что-то, в чем реально человек не выживет. Если осадочных пород пять метров, какой слой грязной воды тогда здесь был?

— А, это, — протянула обезьяна и задумалась.

— И климат изменился, — хмуро добавил Никита. — Я сразу не сообразил, некогда было, от людоедов убегал. А потом в степи и дубовые рощицы встретил, и каштаны, и дикий абрикос по оврагам. И, главное, ночью тепло. И комаров мало. А так в Сибири не бывает.

— Что вот это все — компьютерная симуляция, не допускаешь? — поинтересовалась обезьяна и уставилась внимательно.

— Это живой мир, — убежденно сказал Никита. — Чтоб столько подробностей предусмотреть — надо богом быть, не программистом.

— Это верно, я не бог, — вздохнула горилла. — А иногда хочется... Ну и? В чем проблема? Ты-то живой.

— У меня был дом, — сказал Никита дрожащим голосом. — Был папа. Он придурок, но он — папа! Мама была и две сестры! Тоже дуры и истерички конченые — но они мои сестры! Друзья были и девушки... нормальные! У меня учеба была, город и целый мир, в котором я мог куда угодно поехать, пойти или полететь! У меня было будущее! И все это погибло! Я как жить должен, а?! Среди людоедов, что ли? Раз убежал, два — все равно поймают! Их много, я один! Какой смысл жить, если все равно съедят?!