Сегодня опять было получено сообщение от разведывательных сил, что владивостокские крейсера и 'Ослябя' топят войсковые и прочие транспорты в Корейском проливе. Казалось бы — вот он шанс: под флагом Камимуры пять лучших в мире броненосных крейсеров. На перехват!

Тараны кораблей Второго отряда развернулись на юг, чтобы покарать дерзких. Причём авизо 'Чихайя' вполне конкретно показал, как местоположение, так и курс противника — приходи и убивай. Если успеешь, конечно.

Камимура успевал, и перспективы для русских рисовались самые нерадужные: если принять во внимание даже только главный калибр, то да — на 'Ослябе' четыре десятидюймовых орудия на борт, но у трёх остальных русских крейсеров всего шесть пушек в восемь дюймов, а японская эскадра могла противопоставить этому ДВАДЦАТЬ восмидюймовок в бортовом залпе. В среднем калибре так же значительное преимущество. И всё бы хорошо, но южный ветер становился всё более крепким, а к моменту обнаружения русского отряда встречная волна уже так накатывала на форштевни крейсеров Камимуры, что о ведении огня из носовых башен не могло идти и речи.

— Идзити, — обратился адмирал к командиру 'Идзумо', — какие из пушек сейчас способны к ведению огня?

— Я уже получил доклад, ваше превосходительство, — немедленно отозвался капитан первого ранга. — Стрельба из носовых башен совершенно исключена, нижние казематы шестидюймовок не открыть, кормовые башни может быть и смогут стрелять, но не наверняка. И это на данном курсе. Если мы повернёмся к русским кормой, то вообще можно забыть о нашем главном калибре.

— То есть у нас могут на борт бить только по четыре орудия в шесть дюймов?

— Твёрдо рассчитывать можно только на это.

Ну что же, на большее Камимура в данный момент и не рассчитывал. Значит, ввязываться в бой с русскими и карать их за пять уничтоженных транспортов в данный момент себе дороже. Лучше их просто отпустить...

— Поворот на три румба вправо последовательно, быть в строе кильватера!

— Ты уверен, что поступаешь правильно, Хиконадзо? — на мостик поднялся начальник штаба Второй эскадры капитан первого ранга Като. — Я, конечно, штабист, моё место, так сказать, у карты и документов, но, мне кажется, ты совершаешь ошибку.

— Времени нет, — нервно посмотрел на своего первого помощника Камимура, — говори быстро!

— На любой поворот русские ответят тем же, и лягут на параллельный курс, где, заметь, волна будет бить нас в стреляющий борт, а их в нестреляющий — мы просто подарим врагу дополнительные преимущества.

— Но не разворачиваться же!

— Ни в коем случае. Мой совет — оставаться на курсе. Проскочить бой на контркурсах за минимальное количество времени огневого контакта и уходить. Вряд ли Вирениус решится разворачиваться и преследовать нас.

— Согласен, Томособуро, — кивнул адмирал, — но вправо всё-таки на румб примем, чтобы разбежаться с гайдзинами на дистанции максимальной...

* * *

— А вот этот номер у вас не пройдёт! — Вирениус понял смысл манёвра японского кильватера. — Склониться на румб влево! Постреляем с того расстояния, которое выгодно нам. Какая дистанция до их флагмана?

— Около восьмидесяти пяти кабельтовых, ваше превосходительство, — немедленно отозвался старший артиллерист броненосца лейтенант Генке. — Сейчас уже меньше — сближаемся очень быстро.

— С пятидесяти можно начинать пристрелку, причём советую сразу главным калибром — это и точнее, и снарядов жалеть не стоит, этого добра у нас в достатке, а бой вряд ли получится затяжным. С Богом, Сергей Эмильевич!

— Слушаюсь! — козырнул лейтенант и начал сыпать командами в телефон.

Через минуту бахнула правая десятидюймовка носовой башни, офицеры поднесли бинокли к глазам, чтобы пронаблюдать падение снаряда — недолёт. Что же — ожидаемо. А вот всплеск от выстрела из левой пушки встал уже под самым бортом 'Идзумо', это уже можно смело считать накрытием. 'Ослябя' перешёл на беглый огонь, к башне присоединились казематы в которых курсовой угол позволял уже стрелять.

Эскадры стремительно сближались, и к обстрелу противника присоединился сначала 'Рюрик', а потом и 'Громобой'. С японской стороны пока отплёвывались две шестидюймовки флагмана и одна с 'Адзумы'. Носовые башни лучших броненосных крейсеров мира вынужденно молчали под набегающими волнами, как и нижние казематы средней артиллерии, которые вообще невозможно было открыть без риска затопления всей боевой палубы.

— Нет всплеска! — азартно выкрикнул Генке после очередного выстрела из носовой башни броненосца. — Попали!

— Вероятно, — мрачно отозвался адмирал. — Но и последствий попадания не наблюдается, вероятно чёртов взрыватель не сработал...

Десятидюймовый снаряд действительно прошил броню каземата средней шестидюймовки на 'Идзумо', посёк разбрасываемыми кусками встретившихся на пути металлических конструкций орудийную прислугу, пробил заднюю стену, раскурочил один из паропроводов, на чём и успокоился — боёк из мягкого алюминия согнулся об капсюль и взрыва не последовало.

Зато уж 'Рюрик' 'поздоровался' с японским флагманом со всей широтой русской души: восьмидюймовый снаряд вломился в каземат шестидюймового орудия номер один и исправно там рванул. Сдетонировал и стеллаж с боезапасом, в результате броневые плиты просто вынесло за борт, а расчёт пушки просто испарился. Но этим дело не закончилось: нижний, не стреляющий каземат номер три тоже получил своё — проломало палубы и там тоже матросов посекло осколками и контузило силой взрыва. Вышли из строя ещё и палубная шестидюймовка, и противоминное орудие.

По 'Идзумо' отметились своей артиллерией и 'Громобой' с 'Россией', но попадания пришлись, в основном, в надстройки, так что хоть и занялось ещё несколько пожаров, повыкосило осколками, огнём и взрывной волной ещё около двух десятков японских моряков, но главная опасность для флагманского крейсера Камимуры миновала.

При бое на контркурсах больше всего получают именно головной и концевой корабли кильватера, что понятно: именно по головному открывают огонь в завязке сражения все корабли противника, которые способны добросить до него свои снаряды, именно по концевому бьют они же даже после того как кильватеры разошлись.

'Идзумо' своё получил, получил раны, но раны 'совместимые с жизнью', и вполне себе сохранил ход и боеспособность. Теперь же, на дистанции двенадцать — пятнадцать кабельтовых эскадры разносило как два встречных поезда на железной дороге — успеть пристреляться по кораблю, который находился на траверзе не было практически никакой возможности...

— Поднять 'пятёрку'! — нервно выкрикнул Вирениус уже в тот момент, когда 'Ослябя' находился на траверзе 'Адзума'. — Бить по концевому!

— А остальные, Андрей Андреевич? — слегка ошалел Михеев. — Просто пропустим?

— Да и чёрт с ними — всё равно не успеем за несколько минут их серьёзно повредить, а вот 'Асаме', если я не ошибся, устроим хороший 'горячий коридор', попробуем отомстить за 'Варяга'. Кстати! Прикажите немедленно передать на эскадру по радио: 'Атакуем концевой крейсер противника, мстим за 'Варяга'. Можно открытым текстом.

— Слушаюсь! — каперанг немедленно начирикал на листке бумаги приказ адмирала и передал его минному офицеру.

Капитан первого ранга Ясиро и безо всякого радиоперехвата прекрасно понимал, что сейчас его 'Асаме' придётся лихо. Причём, разумеется, он не боялся погибнуть сам, не переживал за подчинённых, которых вот-вот начнут рвать на куски русские снаряды, но необходимо было спасти для империи крейсер. А для этого разумнее всего выйти из кильватера, чтобы хоть немного увеличить дистанцию, с которой его корабль начнут избивать русские, а так же сбить противнику пристрелку.

— Коордонат вправо! Отойти от линии на пять кабельтовых, после чего лечь на прежний курс!

— Отворачивают, гады! — руганулся из-под колпака башни мичман Майков. — Добавить прицел два деления!

— Первое готово! Второе готово! — отозвались от орудий наводчики Круминьш и Ветров.

— Огонь!

— Выстрел!

Обе десятидюймовки башни шарахнули почти одновременно, и лейтенант в бинокль старался разглядеть где упадут снаряды. Безрезультатно. Всплесков не наблюдалось.

— Кудыть они засобачились-то? — повернулся к своему коллеге Ветров.

— Думаю, что оба попали, Семён, — меланхолично отозвался латыш.

— Есть! — счастливо заорал Майков. — Врезали! Знатно врезали!

Было прекрасно видно, что сначала вырвало чёрным дымом из борта 'Асамы' над самой ватерлинией, а потом дым повалил из батарейной палубы...

Оба снаряда по почти четверть тонны каждый на этот раз не только попали, но и взорвались. Один с пятнадцати кабельтовых легко пробил главный броневой пояс японского крейсера и рванул в полупустой угольной яме, организовав обширную пробоину в борту на уровне ватерлинии, а второй вообще натворил дел: сначала легко прорвался сквозь броневой шит палубной шестидюймовки, пробил надстройку в основании первой трубы, пронзил её дымопровод, но практически весь свой импульс при этом израсходовал, поэтому свалился вниз по тому самому дымопроводу... И тут догорел замедлитель взрывателя. Шарахнуло в самом 'нутре' броненосного крейсера, первую трубу и все, что связано с её наличием для тактико-технических характеристик 'Асамы' можно было смело вычёркивать. Даже хуже — топки невозможно загасить мгновенно, и дым от сгоравшего в них угля стал распространятся по батарейным палубам, не только мешая стрелять японским комендорам, но и удушая их.

Но самое страшное для японцев заключалось именно в том, что корабль стал стремительно терять скорость и для владивостокской эскадры появился наиреальнейший шанс усадить его в 'огневой мешок' и, возможно, уничтожить в самые кратчайшие сроки. В сроки, которые не позволят Камимуре развернуться и прийти на выручку.

'Ослябя' уже прошёл траверз избиваемого и горящего 'Асама', потом сделал поворот налево и, проходя под кормой японского крейсера уже практически полностью утратившего ход, обработал его анфиладным огнём. 'Рюрик' и 'Громобой' отметились градом попаданий сначала по борту, а потом уже тоже по корме. Победную точку поставила 'Россия', всадившая восьмидюймовый прямо в кормовую башню 'убийцы 'Варяга'. С такого расстояния шестидюймовая лобовая броня башни пробивалась легко и непринуждённо. В держателях у задней стенки сдетонировали восемнадцать подготовленных к стрельбе снарядов, взрыв впечатал пламя в погреба боезапаса...

— Ох, мудрёна мать! — обалдел Ветров, наблюдая как взлетает и кувыркается в

воздухе броневая крыша кормовой башни 'Асамы'. — Молодцы, крейсерские, здорово всобачили!

Броненосный корабль водоизмещением около десяти тысяч тонн способен 'впитать' в себя весьма приличное количество вражеских снарядов, и остаться в строю, причём достаточно боеспособным. Конечно, бывают и 'золотые снаряды', то есть те, которые попали донельзя удачно, например, проникли в котельное отделение или погреб боезапаса и там взорвались — в этом случае и одного попадания достаточно, чтобы уничтожить огромный корабль. Но такое происходит очень и очень редко, обычное дело в сражении, это пробоины, в которые вливается или захлёстывает вода, пожары, разрушенные механизмы и так далее. Всё это тоже опасно, но экипаж борется за жизнь своего корабля: заделываются дырки в бортах, тушатся пожары, ремонтируются всевозможные устройства... Однако, на всё это требуется время, и если в более-менее стандартном бое между эскадрами попадания крайне редко следуют одно за другим, и аварийные партии хоть как-то успевают справляться с поддержанием корабля в состоянии 'совместимом с жизнью', то сейчас 'Асама' получал по несколько попаданий в минуту только крупным калибром, не говоря уже о граде из трёхдюймовых пушек, причём с совершенно убийственной дистанции в десять-двенадцать кабельтовых, дистанции просто идеальной для русских облегчённых снарядов, когда даже средним калибром пробивался главный броневой пояс японского крейсера. Пожары вспыхивали один за другим, и становились неконтролируемыми, пробоины появлялись одна за другой и в них хлестала или захлёстывала забортная вода, осколки от новых и новых взрывов выкашивали людей из аварийных партий, встали обе динамо-машины и воду приходилось откачивать вручную, что было совершенно несерьёзно... Японские моряки честно выполняли свой долг до конца, но поверженный корабль был обречён, к тому же к нему приблизились и 'Богатырь' с 'Авророй', чтобы совершенно безнаказанно отстреляться по гибнущему гиганту.

Крен 'Асамы' на левый борт всё увеличивался, а потом он просто лёг на волны, и через пару минут перевернулся вверх дном...

— Есть! — удовлетворённо выдохнул Вирениус, глядя как гибнет убийца 'Варяга' и 'отец-основатель' целого класса эскадренных броненосных крейсеров.

А вся эскадра тем временем самозабвенно орала 'Урааа!!!', вплоть до командиров кораблей — впервые в артиллерийском бою потопили броненосный корабль противника, причём свой восторг выражали все, вплоть до кочегаров, которые сражения не видели, но о результатах их не преминули информировать.

— Вот приблизительно так, господа, и нужно их бить, — процитировал Лопахина из 'Они сражались за родину' Сергей-Вирениус.

— Простите, ваше превосходительство, а как? — занудно поинтересовался Генке.

— Умом, вдохновением и решительностью, лейтенант, — не полез в карман за ответом адмирал. — Константин Борисович!

— Слушаю! — немедленно отозвался Михеев.

— Запросите крейсера о повреждениях и потерях, и распорядитесь брать курс на Владивосток — и так знатно погуляли: пять транспортов и броненосный крейсер, пора и честь знать.

— Есть, ваше превосходительство!

— Да оставьте титулование. Кстати, на мостике достаточно прохладно, не затребовать ли нам, господа сюда бутылочку 'Курвуазье'? — лукаво посмотрел адмирал на присутствовавших офицеров.

Все дружно согласились.

Но раньше коньяка на мостике появился старший офицер броненосца, капитан второго ранга Похвиснев.

— Какие повреждения и потери, Давид Борисович? — немедленно обратился к нему командир.

— Ничего серьёзного: убито трое матросов, двенадцать человек ранено, в том числе лейтенант Поливанов...

— Тяжело? — забеспокоился Михеев.

— Осколок в плечо угодил, ничего серьёзного, если верить нашему эскулапу. Из повреждений: вдавлена броневая плита под нижним кормовым казематом, есть небольшая течь, с этим справляемся. Пробоина в носу под казематом погонного орудия, два снаряда разорвались на верхней палубе, разбит баркас, смят один вентилятор. На этом всё.

— Ну что же, относительно легко отделались, — пожал плечами Вирениус. — Не такая уж большая плата за потопленный вражеский крейсер. А что на других кораблях отряда?

— Пока отозвались только 'Богатырь' и 'Аврора', там всё просто: 'Потерь и повреждений нет'.

— Ожидаемо. Странно было бы, если бы в них хоть один снаряд прилетел.

— Андрей Андреевич, Константин Борисович, — продолжил старшой, — от всех офицеров 'Осляби' имею честь пригласить вас сегодня на ужин в кают-кампанию. В семь часов вечера. *