Море в огне

МОРЕ В ОГНЕ

Пролог

Зимний Тихий океан неласков. Но конкретно утром пятнадцатого февраля на подходах к Токийскому заливу стоял почти полный штиль. Броненосные крейсера "Россия" и "Громобой" спокойно резали форштевнями воду совсем неподалёку от вражеской столицы. Под английскими флагами, поэтому встречные торговые суда особого внимания на четырёхтрубные рейдеры не обращали.

— Чёрт бы побрал этого "Нострадамуса"-Вирениуса! — командующий группой капитан первого ранга Рейценштейн добавил ещё пару выражений, которые писать допустимо только на заборах. — Мы бы ведь могли уже с пяток транспортов на дно пустить, Андрей Парфёнович!..

— Приказ из-под "Шпица", — флегматично пожал плечами командир "России" Андреев. — Транспорты не трогать до выполнения цели операции. Не нам обсуждать...

— Два дыма с юга! — выкрикнул сигнальщик.

Каперанги дружно вскинули бинокли.

— Наверняка опять "купцы", — пробормотал Рейценштейн.

— Согласен, Николай Карлович, но проверить надо, затем мы сюда и посланы. Курс на дымы!

Через четверть часа стало понятно, что всё было не зря: на приближающихся кораблях разглядели по две трубы с мачтой между ними — это были ОНИ. "Ниссин" и "Кассуга".

— Полный ход! — занервничал Андреев. — Абордажной партии полная готовность. Просигналить "Громобою" то же.

Наверное, два лучших в мире океанских рейдера взяли курс на два, пожалуй, лучших в мире эскадренных броненосных крейсера. Нет, конечно, в Аргентине и Италии имелись их систершипы, но сам проект во многом превосходил даже тип "Асама", считавшийся до этого самым удачным.

Изначально эти два корабля должны были называться "Митра" и "Роко" и строились для Аргентины, у которой были очень напряжённые отношения с Чили. Но чилийцы сделали Великобритании такой заказ, что Аргентина поспешила заключить со своим потенциальным противником договор об отказе от закупки новых боевых кораблей. Уже почти построенные крейсера фирма "Ансальдо" сначала предложила купить России. Отказ. Итальянцы повторили предложение, обещая продать корабли с полным боекомплектом — Россия снова отклонила предложение. Но нашлись покупатели посговорчивее...

Япония давно планировала войну с грозным западным соседом, который, практически, лишил её плодов победы над Китаем. Страна Восходящего Солнца строила боевые корабли как на своих верфях, так и заказывала их в Европе. В основном в Великобритании, но не чуралась и других стран. "Митра" и "Роко" стали "Ниссином" и "Кассугой". Во время следования из Средиземного моря на Дальний восток, новые хозяева крейсеров очень опасались отряда адмирала Вирениуса направлявшегося туда же. Поэтому обратились за помощью к англичанам. В результате командование кораблями приняли английские офицеры запаса Пейнтер ("Ниссин") и Ли ("Кассуга"), и, под британскими торговыми флагами, под конвоем новейшего броненосного крейсера "Кинг Альфред" проследовали через Красное море и Индийский океан, после чего опасность миновала и дальше можно уже идти без конвоира. На крейсерах имелся минимальный комплект команды — двести сорок человек, итальянцы, англичане и японцы, ни о каком ведении боя этими потенциально грозными кораблями речи быть не могло.

Капитана Пейнтера изначально не обеспокоило появление двух четырёхтрубных крейсеров под британскими флагами на подходе к конечной точке своего маршрута, но, когда они вышли на траверз курса следования, на стеньги взлетели Андреевские флаги, и с головного русского крейсера бахнуло предупредительным выстрелом. Потом, разумеется, последовал сигнал: "Застопорить ход! Принять катер с досмотровой партией".

— Ну что же, удачи вам, Всеволод Евгеньевич, — напутствовал Андреев лейтенанта Егорьева, которому и надлежало разбираться с "Ниссином". — Вы там постарайтесь политесов не разводить — время дорого. Экипаж в шлюпки и прочь.

— Не извольте беспокоиться, — козырнул офицер своему командиру, — не задержимся!

Борт вражеского крейсера визуально нарастал достаточно быстро. Когда подошли к этому борту, с него свесили только штормтрап.

— Ладно, — подумал Егорьев, — прогнёмся, время дорого. За мной, братцы!

Вскарабкавшегося на палубу русского лейтенанта встретил капитан Пейнтер.

— Чем обязан визитом? Ваши действия вполне могут рассматриваться как пиратские. Как вы посмели остановить суда под флагом Великобритании?

— Капитан, — спокойно отреагировал Егорьев, — моя страна воюет с Японией. Вы перегоняете вражеской стране боевые корабли. Как бы вы поступили на моём месте?

— Корабли идут в Чили. В Йокосуке у нас бункеровка. Только бункеровка — проверьте документы.

— Да что вы говорите! — чуть ли не расхохотался в лицо англичанину лейтенант. — Вы выбрали очень оригинальный путь из Индийского океана в Южную Америку. Чем вас не устроили Индонезия, Австралия или Филиппины в качестве точек бункеровки? Это как ехать из Лондона в Кардиф через Глазго, не находите?

— Мы собирались закупить партию шёлка-сырца, и из Чили отправить его в Британию с попутным судном, — Пейнтер и сам понимал, что заврался, но традиции требовали сохранять хорошую мину даже при самой плохой игре. — Ещё раз прошу проверить судовые документы.

— Судовые документы мы, разумеется, прихватим с собой, но разбираться с ними сейчас нет никакой необходимости, — улыбнулся лейтенант. — Вы сами озвучили, что ваш корабль с откровенной контрабандой собирался зайти в порт воюющей с Россией страны.

— Какой контрабандой? — ошалел Пейнтер

— Броня, пушки... Продолжить? Или предпочитаете проследовать с нами во Владивосток и ожидать решения международного суда?

— Хотелось бы, — хмуро буркнул англичанин. — Но не дадут японцы — они, как только увидели ваши флаги, сразу заперлись в машинном. Затопятся, но в ваш порт пойти не дадут.

— Ожидаемо. Так что вы решите?

В общем, и на "Ниссине", и на "Кассуге" (где состоялся похожий разговор) спустили шлюпки, в которые собрался экипаж.

"Россия" и "Громобой" выпустили по мине по обречённым. Потом ещё по одной. После этого неполученные Японией крейсера послушно исполнили поворот оверкиль.

— Идём домой, Николай Карлович? — осторожно спросил Андреев.

— Разумеется, — кивнул Рейценштейн не отрывая взгляда от днищ тонущих "гарибальдийцев". — Что у нас с углем?

— Без боевых ходов до Владивостока хватит...

Глава 1.

Стоял третий месяц ноября. Нет, давно уже отсверкали новогодние фейерверки, уже даже самые ленивые вынесли к помойкам осыпающиеся ёлки, но Мать-Природа категорически отказывалась порадовать жителей Калининградской области снегом и морозом. Рыболовы ежедневно матерились, глядя в окно, и, в глубине души, понимали, что в этом году им не выйти на лёд хотя бы с пешнями, не говоря уже про коловороты... Потому что льда просто уже не будет. На улице стояла самая что ни на есть серая и мокрая промозглость, по которой приходилось ходить на работу и обратно.

Сергей и Игорь сначала обнялись, и только потом заговорили.

— Ну, здорово!

— Привет бродяга! Ёлки! Тридцать лет!

— Тридцать девять, — уточнил Серёга. — Как добрался?

— Да нормально. Хотя и нудно в автобусе. Прикинь: одну нашу на границе завернули — она в анкете отчество написала, а в латвийском паспорте отчества нет. Самый заядлый бюрократ отнёсся бы с пониманием, а компьютеру пофигу...

— Да мне, честно говоря, всё, что ты сейчас сказал тоже пофигу. Здорово, братан!

Друзья снова зажали друг друга в объятиях...

Познакомились друзья полвека назад: семилетнего Игорька родители привезли на всё лето в Калининград к бабушке и дедушке, которым принадлежал целый этаж двухэтажного немецкого дома в районе, который состоял только из таких зданий, а в сорок пятом сюда на него не обратила своего многобомбового внимания авиация союзников. Но бои при штурме Кёнигсберга здесь шли — штукатурка многих домов до сих пор хранила выбоины от пуль и осколков двадцатипятилетней давности.

Ровесник Игоря Серёжа жил в соседнем доме и ребята просто не могли не подружиться. Неподалёку жили ещё с десяток сверстников, а прямо напротив, через дорогу находился парк размерами этак сто на двести метров, где ещё немцами были оборудованы бомбоубежища. Разумеется, это место было идеальным для детских игр, от салок , пряток и казаков-разбойников, до футбола и всего прочего, даже площадка для городков была оборудована. Шли годы, все каникулы Игорь проводил в Калининграде, и, общался в основном, с Серёгой. Мальчишеские игры тоже "взрослели" вместе с ребятами: войнушка, разумеется, рыцари, мушкетёры, пираты...

В тринадцать лет Сергей прочитал "Цусиму", потом "Порт-Артур". И подсел на "тему" намертво, потом и Игорь присоединился, морские сражения броненосных кораблей стали для обоих главным интересом. И очень хотелось переиграть состоявшиеся в реальной истории баталии — пацаны есть пацаны. Сначала клеили просто лодочки из бумаги, писали на бортах гордые имена броненосцев и крейсеров, выстраивали в кильватер и кидались в противника зажженными спичками (на одну битву уходило около ста коробков). В магазинах удивлялись, но продавали подросткам такое количество "не игрушек", разумно предполагая, что столько сами ребята не покупали бы — явно родители послали... Обошлось без пожаров, что странно.

Потом стали лепить корабли из пластилина, уже придерживаясь их реальных форм. Сначала кидались в них кусочками свинца, потом стреляли вязальными спицами из духовых трубок, а в конце концов даже смастерили из велосипедных насосов воздушки, и сражения пошли уже на полном серьёзе — свинцовая пулька из духового ружья пробивала навылет журнал "Огонёк". Как ни странно, за всё это время никто из ребят не пострадал, вероятно, НЕБО как-то охраняет пацанов, не зря говорят, что мужчины, это случайно выжившие мальчишки.

Детские игры постепенно закончились, но интерес остался. Оба стали завсегдатаями библиотек, где искали, в основном, не художественную литературу, хотя и художественную тоже. Оба хотели стать военными моряками, но перед Игорем судьба изначально опустила шлагбаум: близорукость. Пришлось специализироваться на увлечении номер два — химии. А Сергей всё-таки поступил во "Фрунзенку"*. Правда, из училища его отчислили после первого курса за драку в увольнении. Прямиком на Дважды Краснознамённый Балтийский флот. Где и задержался на двадцать пять лет. Потом старший мичман Пальмин, выйдя в запас, пошёл бороздить моря на флоте торговом в качестве боцмана... Но, к нынешнему дню уже вышел в "полный запас", на пенсию. Правда, несмотря на наличие двух пенсий (от Министерства Обороны и той, что успел заработать на торговых рейсах), периодически "бомбил" на своей не очень новой, но вполне надёжной "Мазде" по Калининграду — копейка лишней не бывает...

Игорь же преподавал химию в Риге.

* Военно-Морское Училище имени Фрунзе.

Глава

Солнце уже потихоньку погружалось в море на западе. Вирениус, попивая кофе на адмиральском балконе, наблюдал как от бортов 'Смоленска' и 'Алмаза' отваливают катера с вызванными им на совещание командирами кораблей.

— Пора, пора... Отдохнули, 'подпочинились', а время идёт — нужно начинать действовать.

Встречать прибывающих у трапа адмиралу не пристало, поэтому визитёров дожидался в своём салоне.

Стук в дверь: Капитан второго ранга Чагин и капитан второго ранга Троян по вашему приказанию прибыли! — звонко отрапортовал дежурный матрос.

— Проси! — адмирал поднялся с кресла — негоже всё-таки встречать гостей сидя.

Оба кавторанга выглядели почти одинаково: средний рост, худощавые, пышные усы вразлёт и бородка стиля 'растолстевшая эспаньолка'.

— Здравствуйте, господа! — пожал руки офицерам адмирал. — Присаживайтесь!

Кавторанги не преминули воспользоваться предложением.

— Как состояние ваших кораблей и экипажей?

— Всё в порядке, ваше превосходительство, — Чагин ответил первым. — В машинном нормально, дно подчистили, механик ручается за семнадцать-восемнадцать узлов, люди отдохнули в хорошем климате, на крейсере всего двое больных, дополнительный запас угля вчера приняли. Подозреваю, что для 'Алмаза' предусмотрена какая-то боевая задача, не так ли?

— Правильно понимаете, — улыбнулся Вирениус. — Пётр Аркадьевич?

— Могу только повторить то же самое, что сказал Иван Иванович, — пожал плечами Троян. 'Смоленск' готов выйти в море по первому приказанию.

— Ну так и получайте это приказание...

Командиры кораблей слегка напряглись и достали блокноты.

— Завтра, после девятнадцати-ноль ноль, быть готовыми сняться с якоря и следовать во Владивосток.

— Есть! — вскочили оба командира.

— Садитесь, господа, садитесь. Пойдёте восточнее Японии на максимально возможном удалении от её берегов — миль сто пятьдесят — двести. Ваша задача единственная: довести 'Смоленск' с его грузом до того самого Владивостока. Повторяю, ЭТО ВАША ЕДИНСТВЕННАЯ ЗАДАЧА! Не отвлекаться ни на какие авантюры в виде встречных судов, мало того, категорически запрещаю делать это: увидели дым на горизонте — меняете курс так, чтобы ни в коем случае он не увидел силуэтов ваших кораблей.

— А в проливах? — не утерпел Чагин.

— В проливах будет поздно, я про ваш 'океанский вояж'. О проливах: Идти Сангарским нельзя ни в коем случае — вас обнаружат при входе обязательно, а там встречное течение, ползти будете еле-еле, и даже канонерки из охраны Хакодатте для вас смертельно опасны, учитывая груз 'Смоленска', как, кстати, и почти любой японский вспомогательный крейсер, не говоря уже о боевых. Так что, либо пройти проливом Лаперуза, что, конечно, тоже достаточно рискованно, либо вообще для начала следовать в Петропавловск, подождать там с недельку, а потом, когда японцы замучаются вас искать и перехватывать — во Владивосток через Охотское море и Татарским проливом. Впрочем, можно и просто через Охотское море. И да: мы здесь приложим все силы, чтобы не дать Того отвести сколько-нибудь серьёзные силы на север. Мы тоже начинаем воевать. Вопросы будут?

— Никак нет! — отозвался Троян.

— Простите, ваше превосходительство, — поинтересовался Чагин, — а если после прохождения пролива, неважно какого, или перед самым входом в него мы встретим шхуну, джонку или что-то подобное...

— Понял вас, Иван Иванович, — кивнул Вирениус. — В такой ситуации, конечно, быстро снимать экипаж и топить судно. Даже можно и на это времени не тратить — пусть блуждает 'Летучим Голландцем'. Но экипаж, конечно, снять.

Мой приказ шарахаться от каждого дыма и паруса на горизонте касается только вашего времени нахождения в океане. Теперь всё ясно?

— Совершенно, — снова подскочил с кресла Чагин.

— Всё ясно, ваше превосходительство, — тоже поднялся с кресла Троян.

— Да сядьте вы, господа, — махнул рукой адмирал, — мы ещё не закончили.

Офицеры снова 'приземлились' за стол.

— По выполнении задания, а я не могу даже подумать о том, что вы не справитесь, вам надлежит передать мои письма контр-адмиралу Рейценштейну. Вот ваш пакет, Иван Иванович, вот ваш, Пётр Аркадьевич. На словах расскажу о том, что внутри: Я настоятельно рекомендую перевооружить 'Алмаз' на шесть стодвадцатимиллиметровых пушек, повторяю: 'рекомендую' — я не имею права приказывать Николаю Карловичу, но, надеюсь, что он, как умный человек, примет мою аргументацию.

— Премного благодарен, Андрей Андреевич, — снова вскочил Чагин. — Даже и не помышлял о таком...

— Ну вот вам и ещё один стимул дойти до Владивостока, — приветливо посмотрел на раскрасневшегося кавторанга адмирал. — Ещё повоюете на океанских просторах. Ещё будете сеять ужас у японских берегов. Но сначала доведите до Владивостока 'Смоленск'. Вы, кстати, назначаетесь командиром отряда как старший в чине.*

— В вашем конверте, Пётр Аркадьевич, — повернулся Вирениус к Трояну, — настоятельная рекомендация направить прибывший боезапас в Порт-Артур в самые кратчайшие сроки железной дорогой. Но, если вы успели позавидовать своему коллеге, то зря, в этом же письме я прошу вооружить и ваш 'Смоленск' — он станет великолепным истребителем торговли в океане, так что тоже ещё навоюетесь. Только дойдите до Владивостока!

— Обязательно, Андрей Андреевич!

— И ещё: Господа, если вы выполните это задание, то я буду не я, если не вытребую для вас обоих по 'Георгию'. Клянусь честью!

— Не за награды служим, — чуть ли не дуэтом ответили оба офицера.

— Это понятно, но вы отправляетесь не просто выполнять свой долг рискуя жизнями, вы идёте для исполнения важнейшего задания, задания, которое может решить исход этой войны.

— Мы постараемся, — чуть подрагивающим голосом проговорил Троян.

— Не надо стараться — надо сделать, — процитировал на автомате Сергей фразу из какого-то фильма.

'Алмаз' состоял в Гвардейском Экипаже, а гвардейцы при равных чинах с прочими имели преимущество.

— Надо — сделаем! — весело отозвался Чагин.

— Очень на это надеюсь. А теперь, по традиции, предлагаю выпить по бокальчику коньяку за успех вашего прорыва. Не возражаете?..

* * *

Следующим вечером 'Алмаз' со 'Смоленском' покинули бухту Ллойда и отправились в неизвестность.

— Помоги вам Господь! — перекрестился Вирениус, наблюдая с мостика как тают вдали силуэты кораблей.

Ничего! Океанские просторы, это та ещё 'шапка-невидимка', а мы тут японцам устроим такую почесуху, что даже если у них и есть что-то в северных проливах, быстро сюда отзовут...

На следующее утро состоялось ещё одно совещание с участием всех командиров кораблей, задача была поставлена, и весь день прошёл в приготовлениях к очередному прорыву: миноносцы получали с 'Саратова' усиленный запас угля — мешками забили даже кают-компании. На 'Авроре' двадцать раз проверили надёжность крепления фальшивой четвёртой трубы, чтобы сделать из неё подобие британского крейсера, на 'Ослябе' и 'Донском' просто нервничали...

Пошли, наконец!

Отойдя миль на пятьдесят от Бонина разделились: 'Аврора' повела семь миноносцев к Шантунгу, а 'Ослябя' и 'Дмитрий Донской' развернулись к устью Токийского залива.

* * *

Казалось бы — чего волноваться: четырёхтрубный крейсер, явно британский, следует к главной базе Англии в этих водах. Ну и группа каких-то малых судов при нём... Всё логично и нормально. Именно так, кстати, и восприняли встречу с 'Авророй' капитаны парочки встреченных по пути пароходов. Даже если бы у них на судах и имелись бы радиостанции, то о такой встрече не стали бы трезвонить по всему эфиру.

Но капитан первого ранга Сухотин, командир крейсера, был весь на нервах. Ему до жути хотелось поскорее избавиться от ответственности за миноносцы, которые было приказано отконвоировать к устью Жёлтого моря. Пока всё шло хорошо, благо, что ни один из находящихся под его 'покровительством' эсминцев не сигналил о проблемах в своих механизмах. Группа бодро шла на пятнадцати узлах. И вот, наконец-то на западе показалась тёмная чёрточка на горизонте — мыс Шантунг.

— Ну что же, пора прощаться с нашими подопечными, господа! — командир 'Авроры' почувствовал, как камень свалился с его души. — Поднять сигнал миноносцам 'Доброго пути!'.

— А может и мы с ними, а, Иван Владимирович? — лукаво поинтересовался старший офицер. — Скоро ночь, запросто дойдём вместе до Артура, а там и защитить их сможем, если какой японский крейсерок в районе крепости дозорную службу исполняет, а?

— У нас конкретный приказ — вернуться в бухту Ллойда, — мрачно отрезал Сухотин. — Поворачиваем на ост!

* * *

— Ну что, господа, пошли! — азартно крикнул командир 'Безупречного', капитан второго ранга Матусевич-2й, назначенный командиром отряда миноносцев, своим офицерам столпившимся на мостике. — Если дойдём до Артура — с меня ящик шампанского! А мы дойдём! Обязательно дойдём! Так что готовьте бокалы.

— Как говорится, Иосиф Александрович, — не разделил оптимизма командира минный офицер, — не говори 'гоп!' пока не перепрыгнешь.

— Всё-то вы, Сергей Ильич, видите в мрачном свете, — усмехнулся кавторанг. — Передать на отряд: 'Иметь пятнадцать узлов'.

Эсминцы построенные на Невском заводе ('Невки') были отнюдь не лучшими представителями своего класса. Но и совсем не худшими. Надёжность ходовой части пусть и неважная, но по всем остальным показателям они ничуть не уступали своим японским визави. И появление таких семи кораблей в Порт-Артуре усиливало минные силы флота минимум в полтора раза. Это только количественно. А учитывая, что почти половина кораблей этого класса в главной базе Тихоокеанского флота постоянно находилась в ремонте, то и ещё серьёзнее. Конечно, по достижении своей цели половина из следующих туда 'невок' тоже встанут на ремонт, но активность русских миноносцев на внешнем рейде и на ближних подступах возрастёт минимум в два раза...

И это понимал каждый из кавторангов на мостиках своих кораблей, идущих в Порт-Артур.

— С 'Безупречного' передают: 'Иметь двенадцать узлов', — озвучил флажный набор сигнальщик.

— Мостик машинному.

— Здесь машинное.

— Двенадцать узлов.

— Есть! А что там наверху, Александр Фёдорович?

— Море наверху. От горизонта до горизонта. Быть готовыми снизить ход до десяти. Темнеет уже, — нервно отозвался Колчак*.

Не путать с Александром Васильевичем Колчаком.

И действительно темнело. Миноносцы выстроились в два кильватера: 'Безупречный', 'Буйный', 'Бравый' и 'Блестящий' в одной колонне, и 'Бедовый', 'Быстрый' и 'Бравый' в другой.

Ночь стремительно упала на Жёлтое море. Именно 'стремительно', ибо в южных широтах солнце не ползёт по горизонту, чтобы потихоньку в него 'погрузиться', оно просто 'ныряет' за него...

К штурвалам встали самые опытные рулевые, ни один из командиров не ушёл с мостиков, и они останутся на них не только до рассвета — до прибытия в Порт-Артур. Да и то не факт, что после прибытия в конечную точку следования у них появится время поспать хотя бы час...

А ведь под стенами крепости их почти наверняка ожидают японские дозоры...

Луна на ночном небе — настоящее проклятье для боевых кораблей, которые пол покровом темноты стремятся переместиться из пункта 'А' в пункт 'Б'. И военные моряки называют её в таких случаях не иначе как 'волчье солнышко'. Но в данном случае восход ночного светила на русских миноносцах, рвущихся в Порт-Артур восприняли очень позитивно: теперь вполне можно было разглядеть соседей по строю, и уверенно держаться в кильватерной струе мателота идущего впереди, не включая дополнительного освещения. А встретить ночью японские дозоры посреди Жёлтого моря опасаться не приходилось.

— Александр Фёдорович, — поднялся на мостик лейтенант Вурм, — я вам принёс термос с кофе и галеты. Прохладно здесь всё-таки, да и ночь длинная — сходите к себе в каюту, попейте спокойно, а я тут за вас пока побуду.

— Премного благодарен, Николай Васильевич. Пожалуй, воспользуюсь вашей любезностью, нужно слегка взбодриться — ночь длинная, в ближайшее время встречи с японцами не ожидается. Я минут на двадцать, хорошо?

— Как скажете, можете и поспать пару часов, я здесь справлюсь.

— Ну нет. Двадцати минут достаточно. Я всё равно уснуть не смогу. Отоспимся в Артуре. А вы просто держитесь за хвост 'Безупречного' пока, и постарайтесь его не протаранить.

Ночь прошла спокойно, ничего экстраординарного не произошло. Эсминцы чётко держали дистанцию и не теряли из вида своих соседей по строю. Несколько раз в стороне мелькнули огни то ли встречных пароходов, то ли китайских джонок, отвлекаться на них, естественно, не стали.

Но когда засерел восток напряжение стало расти и команды заранее заняли места по боевому расписанию. Цель была близка, и вероятность встретить корабли противника возрастала. Встали к орудиям и минным аппаратам расчёты, боле щедрыми порциями полетел в жерла топок уголь, сигнальщики внимательно наблюдали за горизонтом.

Уже можно было разглядеть в бинокль горы Ляодунского полуострова, но море перед ним покрывала полоса утреннего тумана.

— Вот как нырнём скоро в это 'молоко', — опуская бинокль напряжённо произнёс Вурм, — а выскочим из него прямо на японские крейсера, например...

— Крайне маловероятно, Николай Васильевич, — спокойно возразил Колчак, — не стали бы японцы держать под Артуром свои крейсера ночью — чревато. Хотя исключать такого тоже нельзя. Но, скорее всего, если и встретим вражеские корабли, то не более, чем миноносцы. И вряд ли, что их будет больше, чем нас. Причём, мы этого столкновения ожидаем, в отличие от противника...

* * *

В эту ночь дежурили под Порт-Артуром Третий отряд истребителей и Четырнадцатый отряд миноносцев. Истребители в количестве трёх, действовали севернее, а миноносцы располагались двадцатью милями мористее от Ляотешаня. Именно на них и выскочили из тумана русские эскадренные миноносцы.

— Дымы с востока! — выкрикнул сигнальщик на 'Чидори'.

Капитан-лейтенант Сакураи, командовавший миноносцем, а заодно и всем отрядом, немедленно развернулся от берега, за которым наблюдал до этого в сторону открытого моря. Из полосы тумана один за другим выскакивали корабли, а в бинокль уже можно было разглядеть, что это большие миноносцы. Три. Четыре. Ещё два. И ещё один. Итого семь.

— Что за ерунда? — удивился японский офицер. — Откуда они взялись?

Единственное объяснение, которое приходило в голову: адмирал Того отозвал истребители из Второй эскадры Камимуры под Порт-Артур. Но почему не предупредили?

— Запросите позывные!

Но не потребовалось.

— Русские флаги! — сигнальщик разглядел на фок-мачтах белые прямоугольники с косым крестом.

Как бы подтверждая эту информацию, на приближающихся кораблях засверкали огни выстрелов...

Миноносцы типа 'Циклон', к которым относились корабли Четырнадцатого отряда, были одними из лучших в мире в своём классе. Классе МИНОНОСЦЕВ. А сейчас их атаковали ИСТРЕБИТЕЛИ МИНОНОСЦЕВ. Причём семеро на четверых. Только носовой залп русских 'Невок' превосходил бортовой любого из японцев.

Даже если бы здесь вдруг появился отряд капитана второго ранга Цучия из трёх контрминоносцев, то всё равно подавляющее преимущество было у проклятых гайдзинов. Решение могло быть только одно — плюнуть на самурайскую гордость и поскорее уносить ноги на север. Если получится, конечно...

Не получилось. Семь пушек калибром в семьдесят пять миллиметров и четырнадцать в сорок семь били по четырём целям, отвечали им четыре пятидесятисемимиллиметровые и четыре калибром в сорок два. По семи целям. Но дело даже не в этой примитивной арифметике — обратная связь артиллерийского боя неумолимо диктует: Чем больше преимущество одной из сторон, тем быстрее оно будет расти, чем больше попаданий ты получаешь от врага, тем больше твоих пушек и артиллеристов выходят из строя, и тем меньший ущерб имеешь возможность нанести противнику...

У японцев, конечно, имелся козырёк в виде превосходства в скорости, но быстро разогнать миноносец с дежурных десяти узлов до предельных двадцати семи отнюдь не дело одной минуты, и даже не десяти. Это вам не вдавить поглубже педаль акселератора в автомобиле. Тем более, когда сыпятся снаряды...

— Есть! Врезали! — удовлетворённо потёр руки Колчак, увидев, как из 'Манадзуру' выбросило паром, и он вывалился из строя теряя скорость. — Теперь никуда от нас не денется.

— Да никто из них никуда не денется, Александр Фёдорович, не беспокойтесь, — лейтенант Вурм тоже удовлетворённо потирал руки. — Смотрите — второй!

На 'Хаябусе' действительно тоже полыхнуло сразу несколькими разрывами и даже не хотелось представлять, что творится на палубе и внутри этого корабля.

Русские контрминоносцы стали выкатываться на параллельный курс с пытающимися уйти японцами. Но 'Буйный' за всеми не пошёл.

— Оставаться на курсе! — нервно выкрикнул Колчак. — Держать на отставший. Приготовить курсовой аппарат к стрельбе!

— Давно готовы, ждут команды.

'Бодрый' и 'Блестящий' собирались добить 'Манадзуру' артиллерией, но их командиры Шамов и Иванов, глядя на решительные действия 'Буйного' поняли намерения Колчака и, предоставив ему возможность уничтожить вражеский корабль, устремились в погоню за остальными японцами.

— Курсовой, товьсь!

— Есть 'Товьсь!'

Оставалось пять... Три кабельтова...

— Пли!

Ффух! Оставляя за собой пузырчатый след пошла мина. На борту японского миноносца, у которого были повыбиты уже все пушки, тоже блеснуло ответным минным 'выстрелом отчаяния'.

— Лево на борт! — немедленно отреагировал Колчак.

Два пенных следа пошли навстречу друг другу, но если 'Буйный' имел полный ход и неповреждённое управление, то его визави еле-еле ковылял по волнам.

Русские заранее ожидали встретить под Артуром именно вражеские миноносцы, поэтому торпеды были установлены на минимальное углубление.

'Манадзуру' разнесло в клочья. Экипаж 'Буйного' дружно орал 'Урааа!'. Некоторые матросы даже подбрасывали вверх бескозырки, которые, конечно, безжалостно уносил в море ветер.

— Ну что же, Николай Васильевич, — радостно повернулся к своему офицеру командир эсминца, — придём не с пустыми руками, а?

— Думаю, что мы и сами по себе подарок для Макарова. Как считаете?

— Так же, как и вы. Ну что, курс к крепости?..

Остальные корабли отряда уже успели 'доломать' и отправить на дно 'Касасаги' и 'Хаябусу'. Улепетнуть успел только 'Чидори', но недалеко — на шум боя вышли дежурившие на внешнем рейде 'Боевой' и 'Бдительный'. Встретив одинокий японский миноносец, они не преминули оный 'помножить на ноль' в самое короткое время, а потом устремились навстречу наплывающим с моря дымам.

* * *

Командующий флотом был на ногах ещё затемно, сегодня, во время высокой воды, планировался очередной выход порт-артурской эскадры в море для демонстрации того, что японским брандерам снова не удалось заблокировать проход с внутреннего рейда, а также для отработки совместного маневрирования.

Боеспособных броненосцев, после гибели на мине 'Севастополя', оставалось всего четыре, из них 'Петропавловск' и 'Полтава' уже достаточно пожилые и тихоходные, а 'Пересвет' с 'Победой' вообще 'полуброненосцы' — и бронирование слабое, и главный калибр всего в десять дюймов.

Правда, за 'Севастополь' удалось отомстить — минный заградитель 'Амур' через неделю после гибели русского броненосца так удачно поставил минные банки, что на них взорвались и утонули японские броненосец 'Хатсусе' и крейсер 'Такасаго', но у адмирала Того всё равно имелось значительное превосходство в силах. Так что искать встречи с японцами в открытом море пока нельзя, а принимать бой на внешнем рейде, под прикрытием береговых батарей, опять чревато 'плясками на минах' — вражеские миноносцы по ночам хозяйничают на внешнем рейде почти как в Сасебо или Такесики. И противопоставить этому почти нечего, у противника серьёзное превосходство в лёгких силах. Катастрофически не хватает миноносцев, чтобы не позволять японцам вести себя столь нагло...

Стук в дверь.

— Войдите!

— Ваше превосходительство, — в адмиральский салон зашёл флаг-офицер Дукельский, — с 'Аскольда' передают, что в море, со стороны Ляотешаня, слышны звуки боя. Доброе утро, простите!

— Оставьте любезности! — сурово бросил Макаров. — Наших кораблей в море быть не должно, ведь так?

— Совершенно верно, 'Боевой', 'Бдительный' и 'Бобр' дежурят на внешнем рейде вместе с 'Аскольдом'.

— Тогда, скорее всего, это прорывается к нам Вирениус. Немедленно прикажите передать: 'Аскольду' сниматься с якоря и следовать к месту боя, 'Новику' разводить пары и ждать моего прибытия на борт, спустить мой катер!

— Есть! — лейтенант немедленно помчался выполнять распоряжения адмирала.

Когда Макаров был уже готов спуститься в катер, с моря пришли свежие новости: К Порт-Артуру приближаются семь эсминцев из отряда Вирениуса, вместе с дозорными кораблями они уничтожили при прорыве четыре японских миноносца.

— Степан Осипович, — к спущенному на катер трапу подбежал Верещагин, — позвольте мне с вами? Такой момент! Хотелось бы сделать несколько набросков.

— Да куда уж без вас, Василий Васильевич, — усмехнулся адмирал, — только никаких сборов — в катер немедленно.

— Разумеется, у меня всё с собой.

Через три минуты кораблик под флагом командующего запрыгал по серым волнам внутреннего рейда направляясь к 'Новику'. Командир крейсера Эссен встретил Макарова у трапа и получил приказ немедленно сниматься с якоря и следовать через проход на рейд внешний.

— Надеюсь, Николай Оттович, что проблем с этим не будет.

— Немедленно поднимаем якоря, ваше превосходительство, — браво ответил кавторанг. — как только минуем проход обещаю ход не менее, чем в пятнадцать узлов. Однако...

— Что такое?

— С 'Властного' запрашивают разрешение присоединиться к нам. Адмиральский флаг на миноносце...

— И чего это Матусевичу так не терпится? — усмехнулся в бороду Макаров.

— Насколько мне известно, 'Безупречным' командует его младший брат — торопится встретить родственника.

— Ну, это дела семейные, — пожал плечами командующий флотом. — А вот препятствовать начальнику над миноносными силами эскадры лично встретить пришедшее подкрепление мы не будем. Передать на 'Властный' 'Добро', и всё уже, скорее на внешний рейд!

'Боевой' и 'Бдительный' уже вели за собой вновь прибывшие в Артур эсминцы, чтобы те не выскочили на крепостные минные заграждения.

Сначала прорвавшимся балтийцам отсалютовал выстрелами 'Аскольд', а потом дружно забабахали и береговые батареи. Ликовал весь Порт-Артур, и солдаты, и матросы увидели, что Родина помнит о них, что заботится и помогает, чем может даже на другом краю Земли.

Из прохода показался 'Новик' под флагом командующего, на единственной мачте полоскался флажный сигнал: 'Добро пожаловать! Адмирал выражает особое удовольствие за блестящий прорыв!'

— Никак не пойму, Степан Осипович, — лукаво поинтересовался Верещагин, — вы рады или разочарованы событиями сегодняшнего утра?

— Понимаю ваше недоумение, Василий Васильевич, — напряжённо бросил Макаров. — Я и сам ещё не решил: с одной стороны, количество больших миноносцев у нас увеличилось практически в полтора раза, но с другой, если бы с ними прибыли хотя бы 'Ослябя' и 'Аврора', то это было бы многократно полезнее. Я знаю, что Вирениус получил из-под шпица полный карт-бланш своим действиям, но эскадре очень бы пригодились сейчас дополнительные броненосец и крейсер.

— Большие дымы с норда! — прервал беседу на мостике крик сигнальщика. Все, у кого были бинокли, немедленно нацелили их в указанном направлении.

— Курс на дымы, — приказал командующий, не отрывая оптики от глаз.

— Рискованно, ваше превосходительство, — неожиданно для всех посмел возразить Эссен, самый лихой и бесстрашный командир на эскадре. Макаров, оторопев, повернулся к кавторангу:

— Вы ли это, Николай Оттович? С каких это пор осторожничать начали?

— Ваше превосходительство, ну ведь вы же на борту, я не имею право рисковать вашей жизнью, — смутился командир крейсера.

— Я же не в бой 'Новик' веду — в разведку. А не имеете права вы оспаривать мои приказы, так что повторяю: 'Курс на дымы'.

— Есть!

— И не обижайтесь, Николай Оттович. Никаких сомнений по поводу вашей храбрости у меня нет, но мы практически ничем не рискуем — улепетнуть от японцев 'Новик' всегда успеет...

Тем временем стало уже вполне различимо, что дымы принадлежат Третьему боевому отряду японского флота, крейсерам 'Читосе', 'Кассаги', 'Иосино' и 'Нийтака'. Последний заменил не так давно погибший на минах 'Такосаго'. В Порт-Артуре их называли 'собачками'. По этому поводу существовала даже поговорка: 'Пришли 'собачки', понюхали — жди появления главных сил Того'.

Макаров узнал, что хотел и приказал возвращаться к крепости.

Вновь прибывшие миноносцы уже втягивались через проход на внутренний рейд и становились на якоря в указанных с 'Властного' местах. Командующий флотом подозвал к борту 'Новика' свой катер и отправился на нём к 'Безупречному' на котором полоскался на ветру брейд-вымпел командира отряда.

— Ваше превосходительство! — слегка волнуясь отрапортовал адмиралу командир эсминца. — отряд из семи эскадренных миноносцев, согласно приказа, прибыл в Порт-Артур. Будем счастливы служить под вашим командованием!

— Здравствуйте, Иосиф Александрович! — пожал руку кавторанга Макаров. — Огромное спасибо и вам, и всем морякам вашего отряда. То, что вы сделали трудно переоценить.

— Мы просто выполнили приказ, — пожал плечами Матусевич. — Но благодарю ваше превосходительство за столь высокую оценку наших действий. Вот, кстати, пакет для вас от контр-адмирала Вирениуса.

— Ещё раз спасибо, — командующий флотом принял пакет и тут же передал его своему начальнику штаба. — Но прочитаю я это чуть позже, сначала разрешите мне поблагодарить экипаж.

Макаров прошёл вдоль строя офицеров, кондукторов и матросов 'Безупречного'. Моряки влюблённо смотрели на самого уважаемого и талантливого флотоводца России, трепетно ожидая тех слов, которые наверняка ещё больше подымут их боевой дух, и без того невероятно высокий после прорыва.

— Спасибо, братцы, за геройский переход, и за не менее геройский бой под стенами крепости, — обратился к строю Макаров. — Вы прошли через три океана, чтобы присоединиться к нам здесь, на самом краю Российской империи, здесь, где наша родина ведёт войну с вероломно напавшим на неё врагом. Ваш подвиг не будет забыт никогда! И, вместе с вами, мы, конечно, разобьём японцев. Ура, ребята!

— Урааа! — раскатисто заорали матросы миноносца.

— Ну а теперь, — повернулся Макаров к Матусевичам, когда командир 'Безупречного' распустил команду по работам, — можете поздороваться по-семейному.

Братья немедленно заключили друг друга в объятия.

— С 'превосходительством' тебя, Коля!

— Спасибо! Скоро догонишь. Только за этот прорыв 'Георгий' тебе обеспечен, а уж до конца войны вполне может и орёл на плечи прилететь.

— Да перестань, не ради чинов служим...

— Иосиф Александрович, — прервал общение братьев командующий. — Я прошу простить мою назойливость, но очень бы хотелось услышать от вас, что происходит на эскадре Вирениуса.

— Всецело в вашем распоряжении, ваше превосходительство, — немедленно вытянулся перед адмиралом Матусевич-младший.

— Оставьте титулование, — слегка поморщился Макаров, — у нас доверительный разговор. Так что Андрей Андреевич? Почему не пришёл вместе с вами? Какие у него дальнейшие планы?

— Насколько мне известно, адмирал Вирениус намеревался ещё задержаться в океане действуя на японские коммуникации. Во-первых, чтобы отвлечь на себя силы противника и облегчить прорыв 'Алмаза' и 'Смоленска' во Владивосток...

— Они пошли во Владивосток? — напрягся вице-адмирал.

— Так точно. Три дня назад вышли из бухты Ллойда. Путь следования выберет Чагин. А груз 'Смоленска', по возможности, будет направлен в Порт-Артур по железной дороге.

— Именно 'по возможности', — заметил Матусевич-старший. — Японцы могут очень скоро высадить десант и перерезать железнодорожное сообщение Артура с Россией.

— Вряд ли, Николай Александрович, — тут же возразил Макаров. — При наличии хоть и ослабленного, но вполне боеспособного флота, десант на нашу территорию для японцев крайне рискованное мероприятие. Особенно теперь, когда ваш брат привел такое серьёзное подкрепление для эскадры.

— Прошу прощения, Степан Осипович, — посмел вмешаться в разговор адмиралов командир 'Безупречного'. — Но вряд ли приведённые мною миноносцы представляют сейчас полноценные боевые единицы — почти всем требуется ремонт ходовой части...

— И не продолжайте, Иосиф Александрович, — усмехнулся командующий флотом. — Вы намотали на лаг столько миль, что я просто запрещаю кораблям Третьего отряда миноносцев, которым вы отныне командуете, выходить в море раньше, чем через неделю. А экипажам приказываю отдохнуть на берегу. Посменно, разумеется. И в ваш отряд будут добавлены 'Бурный' и 'Бойкий', А лично вас заранее поздравляю с орденом 'Святого Георгия', представление отправлю сегодня же. И пусть только попробуют не утвердить!

— Но по статуту... — слегка ошалел Матусевич.

— По статуту, Иосиф Александрович, — отрезал Макаров, — вы заслужили крест три раза: Прорвались через превосходящие силы противника в свой порт, истребили при этом вражеский корабль равный по силам, и доставили командующему важные сведения. Доставили, Михаил Павлович?

— Точно так, — усмехнулся Молас, демонстрируя пакет от Вирениуса.

— Что и требовалось доказать, — лучезарно улыбнулся сквозь бороду вице-адмирал. — Только этот пакет уже соответствует статуту.

— Но ведь и командиры других миноносцев, офицеры, экипажи... — взволнованно заговорил Матусевич.

— Не беспокойтесь, — немедленно прервал его Макаров, — за Богом молитва, а за царём служба никогда не пропадут. Разумеется, я представлю к наградам всех, кого возможно. А сейчас прошу извинить — мне нужно побывать на ещё шести миноносцах, которые вы привели. Честь имею!

* * *

Чагин творчески проработал совет адмирала: 'Алмаз' со 'Смоленском' не пошли Лаперузовым проливом, но не стали заходить и в Петропавловск. Обойдя Японию в паре сотен миль с востока, корабли прошли под мысом Лопатка в Охотское море. Даже если бы их разглядели японцы с острова Шумушу, то уж не приходилось волноваться, что сведения попадут в штаб Объединённого флота в обозримое время — радиостанций соответствующей мощности на Курильских островах иметься не могло. Потом, миновав собственно море, курс лежал вдоль западного побережья Сахалина, Татарским проливом. За все время перехода не встретили ни одного судна вообще, только несколько раз наблюдали дымки на горизонте, так что, когда подходили к Владивостоку, когда радиостанция 'Алмаза' застучала в эфире своими точками-тире прося русский порт выслать корабли для встречи и проведения через минные поля, и у Чагина, и, особенно у Трояна, просто камень с души свалился — всё, приказ адмирала выполнен, 'Смоленск' доставил свой взрывоопасный груз в русский порт.

Встречать прорвавшихся вышли 'Богатырь' под флагом Рейценштейна и миноносцы под брейд-вымпелом барона Радена. Когда корабли бросили якоря на рейде, Чагин немедленно отправился к свежеиспечённому адмиралу с докладом. То же сделал и командир 'Смоленска' Троян.

— Здравствуйте, господа! — радушно поприветствовал на борту крейсера прибывших командиров Рейценштейн. — Чрезвычайно рад вашему прибытию! Подробнее поговорим в штабе, но сейчас Александр Фёдорович любезно приглашает нас в свой салон. Позавтракаем, и вы хоть приблизительно расскажете о том, как добирались, и какие планы у Вирениуса.

— Рад приветствовать, господа! — пожал руки кавторангам командир 'Богатыря' Стемман.— Прошу ко мне!

На завтрак подали яичницу с беконом и кофе с блинчиками. Прибывшие после океанского вояжа особенно обрадовались первому — что-что, а яйца в море не особенно раздобудешь...

— Так что скажете, Иван Иванович? — Обратился к Чагину адмирал прежде, чем вилки застучали по тарелкам.

— А что вас конкретно интересует, Николай Карлович?

— В первую очередь планы Вирениуса.

— Боюсь, что не смогу удовлетворить ваше любопытство — наверняка в документах, которые я вам передал, Андрей Андреевич сообщает вам больше информации, чем могу это сделать я. Меня он в свои планы не посвящал. Единственное, что знаю — после нашего ухода с Бонина, планировалось организовать прорыв эсминцев отряда в Порт-Артур.

— И это с блеском осуществлено, — улыбнулся Рейценштейн. — Все семь благополучно дошли до Артура, к тому же утопив по дороге четыре японских миноносца.

— Приятная новость, — присоединился к беседе Троян.

— Прошу прощения, господа, — прервал беседу Стемман, — но на правах хозяина я прошу уделить внимание завтраку — он остывает.

— В самом деле, — согласился адмирал, — наговориться мы ещё успеем. А вот Александра Фёдоровича мы действительно обижаем. Как старший за столом запрещаю любые разговоры на протяжении пяти минут. Отдадим должное гостеприимству хозяина салона.

— Николай Карлович, — начал Чагин, когда уже перешли к кофе. — Я по вашему лицу вижу, что у вас много вопросов. У нас с Петром Александровичем мало ответов. Мы можем озвучить только два пожелания, которые Вирениус просил передать на словах, всё остальное в пакетах, которые мы вам передали, и о содержании которых не знаем и не должны.

— Не нервничайте, Иван Иванович, — поспешил успокоить расходившегося гвардейца адмирал, — Так какие два пожелания Андрея Андреевича мне должно исполнить?

— Позвольте мне?

— Разумеется, Пётр Александрович, слушаем.

— Необходимо, — нервно заговорил Троян, — как можно скорее разгрузить 'Смоленск' и отправить снаряды и заряды в Артур по железной дороге. В первую очередь двенадцатидюймовые снаряды. Пока японцы не перерезали сообщение между Владивостоком и Порт-Артуром.

— Это понятно, сделаем всё, что можем, — кивнул Рейценштейн. — А второе пожелание какое?

— Перевооружить мой 'Алмаз' и 'Смоленск' на шесть стодвадцатимиллиметровых пушек, — Чагин изначально смотрел на адмирала исподлобья, прекрасно понимая, что данная фраза восторга у командующего владивостокским отрядом крейсеров не вызовет.

— Ого! — вскинулся Рейценштейн. — Может адмирал Вирениус подскажет, где мне взять орудия для этого?

— Ваше превосходительство, — немедленно перешёл на 'официоз' Чагин, — всё внутри пакетов, которые мы с Петром Александровичем вам передали. Мы не смеем ничего требовать от вас, мы выполняли приказ. Но контр-адмирал Вирениус нас обнадёжил...

— Прошу не обижаться, господа, — смутился Рейценштейн. — Но это заявление было очень неожиданным. Так где же Андрей Андреевич предлагает мне взять пушки?

— На 'Рюрике', например.

— Ого! — выгнул брови контр-адмирал. — Иван Иванович, да меня Трусов на дуэль вызовет, как только заикнусь...

— Вот, не думаю, — парировал Чагин. — 'Рюрику' эти стодвадцадки ни Богу свечка, ни чёрту кочерга. А вот владивостокский отряд в результате получает два самодостаточных крейсера, которые могут самостоятельно действовать возле вражеских берегов.

— Ну, на счёт 'самостоятельно' вы погорячились...

— Согласен. Но парой точно можно, ведь так? К тому же, если вдруг 'Ослябя' с 'Авророй' всё-таки придут во Владивосток, то 'Рюрику' будет обеспечена батарея из современных трёхдюймовок для отражения минных атак.

— Считаю, что капитан второго ранга Чагин прав, ваше превосходительство, — вставил своё слово Стемман. — На боеспособности 'Рюрика' потеря стодвадцаток никак не отразится, а вот плюс два крейсера, способные отбиться от малых крейсеров японцев — очень бы пригодились.

— Всё это мы обсудим на завтрашнем совещании в штабе, но только обсудим. Я не считаю себя вправе принимать решения такого уровня. Обещаю отправить данные предложения командующему, но пока никаких работ по этому поводу производиться не будет, — мрачно подвёл черту Рейценштейн и встал из-за стола. — Благодарю за завтрак, Александр Фёдорович. Завтра жду всех к полудню. Честь имею, господа!

* * *

'Ослябя', 'Аврора' и 'Дмитрий Донской' со 'Саратовом' вернулись к подходам в Токийский залив. Рассыпавшись 'гребёнкой', крейсера стали прочёсывать акваторию самого оживлённого судоходства вблизи японских портов. Первому повезло 'Донскому' — он остановил чилийский барк 'Буэновентура'. Груз селитры на борту являлся несомненной контрабандой и судно было затоплено подрывными патронами. Экипаж принял 'Саратов', которому и предназначалось быть 'тюремным судном' до окончания операции.

Потом 'Ослябя' перехватил английский угольщик 'Патрокл' с грузом в три тысячи тонн бездымного кардифа, и Виррениус решил корабль не топить, а отправить с призовой командой во Владивосток.

'Авроре' в первый день не повезло, но на следующий она захватила американский пароход 'Сирена' с грузом хлопка, каковой и пустила на дно.

Ещё пара дней оказались совсем не 'уловистыми' — всего пара японских каботажников, которые, разумеется, утопили, и пара пассажирских пароходов, которые пришлось отпустить, как и американский транспорт, шедший порожняком из Йокогамы.

Пошумев в устье Токийского залива, Пальмин-Вирениус решил, что борзеть хватит, пора и лыжи отсюда смазывать, Камимуру дожидаться не стоит.

Отряд взял курс на Тихий океан, обходя Японию максимально далеко от её берегов. Теперь 'Ослябя' и крейсера не наглели совершенно, они старались уклоняться от всех дымов со всех румбов, их целью было только достичь Владивосток без потерь.

Необнаруженными противником, корабли отряда подошли к русским берегам и 'Ослябя' отстучал своей станцией беспроволочного телеграфа условный сигнал в родной порт.

На этот раз встречать балтийцев вышел только отряд из четырёх миноносцев, судя по всему, Рейценштейн решил буквально выполнить приказ выходить крейсерам из порта только для выполнения боевых задач. Но выглядели эти маленькие кораблики весьма радушно — все мачты были расцвечены наборами флагов с приветствиями, и выполнили свою задачу они вполне качественно — провели вновь прибывших через минные заграждения в порт быстро и уверенно.

По акватории порта к борту 'Осляби' немедленно заскакал катер под флагом Рейценштейта.

— Рад вас приветствовать, Николай Карлович! — протянул руку поднявшемуся на борт контр-адмиралу Вирениус.

— И я невероятно рад вас видеть, Андрей Андреевич, — превосходительства обменялись крепким рукопожатием. — Поздравляю с блестящим прорывом!

— Благодарю! Ну что, повоюем вместе?

— Непременно. Тем более, что вы своими кораблями усилили отряд минимум в полтора раза.

— Ладно, Николай Карлович, пройдёмте ко мне в салон, там за чайком и поговорим спокойно. Я, кстати, чёрт знает какое время лишён возможности получать хоть какие-нибудь новости, и сгораю от нетерпения услышать их от вас...

Адмиралы проследовали в апартаменты Вирениуса на 'Ослябе', где беседовали около полутора часов. После чего Рейценштейн простился и отбыл к себе на 'Россию'.

Вечером того же дня в Порт-Артур и Мукден ушли телеграммы приблизительно следующего содержания:

Прибыл во Владивосток с вверенным мне отрядом. Состояние судов удовлетворительное. Через неделю готовы выйти в море, при необходимости — немедленно.

Контр-адмирал А. А. Вирениус.

На следующее же утро пришли ответные телеграммы от Макарова и Алексеева с поздравлениями и назначением Вирениуса командиром всех находящихся во Владивостоке военно-морских сил.

После благодарственного молебна (а куда же без этого?) и торжественного ужина в Морском Собрании Владивостока новоиспечённый начальник пригласил к себе на 'Ослябю' командиров всех крейсеров первого и второго ранга вместе с их старшими офицерами на совещание. Ну и адмиралов, естественно, тоже — Рейценштейна и Гаупта (командир владивостокского порта).

— Господа, — начал новый командующий владивостокским отрядом, — нам очень много есть что обсудить. Но не будем пытаться объять необъятное. Тема сегодняшнего совещания первоочередная и весьма важная: Перевооружение кораблей. Предупреждаю, что я намерен в начале своего выступления говорить в режиме монолога, поэтому убедительно прошу не перебивать меня, какими бы возмутительными вам не показались решения, которые я принял. Итак, начнём с малой артиллерии: Почти все пушки калибром в сорок семь и тридцать семь миллиметров демонтировать и сдать в арсенал. Оставить на борту разрешаю не более трёх — четырёх подобных в качестве салютных.

Семидесятипятимиллиметровые — 'Алмаз' сдаёт все четыре, 'Громобой' — шесть и 'Аврора' столько же.

Сухотин и Дабич напряглись, но, поскольку адмирал настоятельно просил его не перебивать, смолчали. Чагин же довольно улыбнулся, прекрасно помня обещания Вирениуса о довооружении его крейсера.

— Поясню, — продолжил контр-адмирал. — Как 'Громобой', так и 'Аврора' имеют данные пушки в совершенно избыточном количестве, в реальном бою с серьёзными кораблями противника они представляют ничтожную ценность, а для отбития минных атак на борту их останется предостаточно. Продолжу: Калибр в сто двадцать миллиметров. 'Алмаз' получает шесть орудий с 'Рюрика'...

Трусов аж подпрыгнул на своём стуле, но смолчал, а Чагин уже совершенно расслабленно улыбался.

— 'Дмитрий Донской' передаёт свои стодвадцатки на 'Смоленск'...

Лицо Добротворского тоже напряглось, но спорить с адмиралом он пока не посмел.

— Теперь последнее, — продолжал Вирениус. — Калибр в шесть дюймов. Четыре установки. 'Ослябя', 'Громобой' и 'Россия' лишаются своих погонных орудий, а 'Россия' ещё и ретирадной. Эти пушки установить на 'Дмитрий Донской'. Ну что, Леонид Фёдорович, отлегло? — с улыбкой посмотрел командующий отрядом на Добротворского.

— Премного благодарен, ваше превосходительство! — немедленно отреагировал командир крейсера.

— Итак, — продолжил Андрей-Сергей. — В результате предложенного мною перевооружения броненосные корабли отряда фактически ни в чём не утратят своей боевой мощи, а вот некоторые из них свою боевую ценность многократно увеличат. Я ещё не закончил, но делаю паузу и предлагаю высказываться.

— Разрешите? — немедленно поднялся Трусов.

— Разумеется, Евгений Александрович, слушаем вас.

— Я, конечно, понимаю, что пушки, которые предполагается снять с 'Рюрика' могут принести значительно большую пользу на борту 'Алмаза', если он предназначен для крейсерства, но не будет ли дерзостью с моей стороны просить установить на их месте хотя бы трёхдюймовки?

— Разумеется! — немедленно вскочил и Вирениус. — Прошу меня простить за забывчивость. Конечно, семидесятипятимиллиметровые пушки с 'Громобоя' будут установлены на 'Рюрик'. И, забегая вперёд, спешу обнадёжить вас, Евгений Александрович, что ваш крейсер получит в обозримом будущем, значительно больше, чем вы могли и надеяться.

— В самом деле? — удивился Трусов.

— Можете не сомневаться. Во всяком случае я для этого приложу все усилия. Ещё кто-то?

— Если позволите, Андрей Андреевич, — взял слово командир 'России'.

— Слушаю вас.

— Можно узнать, почему именно с моего крейсера снимают дополнительно шестидюймовое орудие?

— Ну Андрей Парфёнович, ну что вы в самом деле? — пожал плечами адмирал. — Или с 'России', или с 'Громобоя' нужно было снять ещё одну шестидюймовку. Считайте, что я в орлянку по этому поводу сыграл... К тому же у Николая Дмитриевича снимаются шесть орудий в семьдесят пять миллиметров, а ваш крейсер на этот предмет я не тронул. Таких объяснений достаточно?

— Вполне, — кивнул Андреев садясь в своё кресло.

— Ещё кто-то? — обвёз взглядом присутствующих Вирениус.

— Да, — поднялся командир владивостокского порта. — Андрей Андреевич, я понимаю необходимость и полезность перевооружения крейсеров, но поймите и вы меня — возможности мои ограничены, а демонтаж и установка орудий дело не быстрое, возможности портовых служб крайне скромны, рабочих не хватает...

Сергей матюкнулся про себя, вспомнив, что в его реальности, во время Гражданской войны, что белые, что красные, за сутки устанавливали пушки, вплоть до шестидюймовых, на буксирные пароходики или на баржи.

— Николай Александрович, не надо так сгущать краски. — Вирениус смотрел на Гаупта с лёгкой иронией. — Я же не требую сделать всё, что сегодня озвучил к завтрашнему дню. В вашем распоряжении есть пара недель, экипажи судов тоже поучаствуют в процессе. Ещё?

Больше желающих высказаться не было.

— Тогда я продолжу: Все мины заграждения сдать в порт ввиду их полной бесполезности на борту. А возможно и опасности нахождения там же. Теперь к приятному... Но, сразу предупреждаю, что это только мои обещания. Я могу только просить министерство, но не могу повлиять на решения под шпицем Адмиралтейства. И, тем не менее, я буду просить, требовать, отправки нам двух восьмидюймовых орудий в тридцать пять калибров для 'Рюрика'. Вы ведь не откажетесь от возможности установить на юте и на баке по дополнительной пушке главного калибра, Евгений Фёдорович?

— Премного благодарен, ваше превосходительство, — тут же подскочил Трусов. — Своими силами установим если что!

— Не надо своими силами, надо сделать это качественно.

— Но откуда их взять, эти орудия?

— Да хоть с черноморских канонерок — если идёт война, то каждая пушка должна, по возможности, стрелять по врагу, а не находиться в резерве. Надеюсь, что мне удастся убедить в этом Морское министерство.

— Ваши бы слова да Авелану в уши... — хмыкнул командир 'Рюрика'. — Особой надежды не питаю, но благодарен вам за заботу о моём крейсере.

— Далее, — продолжил командующий отрядом. — Планирую вытребовать дополнительно не менее шестнадцати шестидюймовок, которые пойдут на усиление вооружения 'России' и 'Громобоя'. Не все, конечно — часть отправится в резерв. Корабли воюют, и стреляют не только они, стреляют и по ним, а, значит, выбивают на них артиллерию. Зачастую безвозвратно — нужно иметь возможность быстро заменить вышедшие из строя орудия. Ну и с десяток орудий калибром в сто двадцать миллиметров — пригодятся в любом случае. А ещё, уважаемые Андрей Парфёнович и Николай Дмитриевич...

Андреев и Дабич заинтересованно посмотрели на адмирала.

— А ещё, — продолжил Вирениус, — я планирую вытребовать две восьмидюймовки Кане с 'Храброго'. По одной на каждый из ваших крейсеров. Сумеете установить?

— Не извольте беспокоиться, Андрей Андреевич, — чуть ли не дуэтом отозвались командиры крейсеров, — установим.

— Но я ничего не обещаю, господа. Обещаю лишь попытаться. Очень надеюсь, что командующий флотом поддержит мою инициативу.

Потом пошла речь о передаче нескольких минных аппаратов на вспомогательные крейсера, некоторые организационные вопросы, после чего командующий отрядом отпустил командиров на корабли.

* * *

И начались чёрные дни для контр-адмирала Гаупта — демонтаж орудий и минных аппаратов с одних кораблей и установка их на другие, ругань с портовыми и городскими мастерскими, ремонт совершенно убитых котлов на 'Саратове', боеготовность которого Вирениус требовал, тем не менее, обеспечить в кратчайшие сроки.

Но Николай Александрович справился. Через три недели 'Дмитрий Донской', 'Алмаз' и 'Смоленск' отправились работать на японских коммуникациях в Тихом океане, а основные силы отряда, проводив рейдеры направились заниматься тем же самым в Японском море...

Глава 'Проба пера'

— А ветерок-то крепчает, ваше превосходительство! — командир 'Осляби' старался держаться спокойно, но было совершенно очевидно, что капитан первого ранга нервничает. Причём не слегка.

Ветер действительно усиливался, причём так, что волны уже потихоньку начали захлёстывать на корму броненосца.

— Если так пойдёт и дальше, и вдруг встретим Камимуру, то я не гарантирую возможности вести огонь из ютовой башни, — напряжённо продолжил Михеев.

— Зря нервничаете, Константин Борисович, — флегматично бросил в ответ контр-адмирал. — Ветерок ведь попутный. А то, что наша кормовая не способна вести огонь в данной обстановке — просто превосходная весть.

— Поражаюсь вашему хладнокровию, Андрей Андреевич. Мы же не под парусами идём. А если японцы?

— Вот именно появления Камимуры я сейчас желаю больше всего, — усмехнулся Вирениус. — Очень надеюсь, что японцы горят жаждой мщения и стремятся перехватить наш отряд...

— Большие дымы по курсу! — резанул голос сигнальщика. — Один, два, три, четыре... Вроде бы и пятый.

Офицеры немедленно вскинули к глазам бинокли. Действительно — с севера наползали дымы, причём несколько. Вряд ли это шёл очередной отряд транспортов, почти наверняка заявились броненосные крейсера вице-адмирала Камимуры, чтобы уничтожить Владивостокский отряд. Через несколько минут уже было можно разглядеть три тонкие трубы на головном 'Идзумо'.

— Алярм отряду! — спокойно приказал адмирал. — Оставаться на прежнем курсе. 'Богатырю' и 'Авроре' занять положение на правой раковине кильватера!

— Так вы собираетесь атаковать? — слегка ошалел Михеев.

— Разумеется, Константин Борисович, — обернулся к командиру броненосца Вирениус. И, чтобы не ставить командира броненосца ещё раз в неловкое положение сразу же пояснил. — Не всегда нужно учитывать только количество вымпелов и паспортные стволы — вы же сами только что сообщили, что наша кормовая башня эффективно вести огонь не способна, так?

— Так точно.

— А у нас корабли как раз и построенные для боя в океане, в том числе и в штормовую погоду. У нас пушки высоко над ватерлинией. В отличие от японцев. Так что их носовые башни и нижние казематы при встречной волне можно смело из боя исключать. Так кому кого нужно бояться?

— Им нас?

— Правильно. И я молю Бога, чтобы Камимура понял это как можно позже.

— До головного корабля противника сто кабельтовых! — донеслось с дальномера.

— Ну что же, Константин Борисович, пора нам в боевую рубку — не хватало бы ещё получить дуриком прилетевший осколок. Идёмте.

* * *

Недалёкий человек вряд ли способен дослужиться до адмиральского чина. Бывает, конечно, но уж никак не в японском флоте. Сомневаться в интеллектуальных способностях командующего Второй эскадрой Объединённого флота вице-адмирала Камимуры Хиконадзо не приходилось, рассчитывать на его глупость тоже. Однако, с самого начала войны, на акватории теоретически подконтрольной Второй эскадре, постоянно приключались неприятности: Сначала владивостокский отряд самым нахальным образом утопил 'Ниссина' и 'Кассугу' у самых берегов Японии, потом отряд этого чёртова Вирениуса за несколько приёмов просочился во Владивосток, сейчас 'Дмитрий Донской' и 'Алмаз' со 'Смоленском' вовсю 'пиратствуют' в океане, и ничего с этим не сделать...

Сегодня опять было получено сообщение от разведывательных сил, что владивостокские крейсера и 'Ослябя' топят войсковые и прочие транспорты в Корейском проливе. Казалось бы — вот он шанс: под флагом Камимуры пять лучших в мире броненосных крейсеров. На перехват!

Тараны кораблей Второго отряда развернулись на юг, чтобы покарать дерзких. Причём авизо 'Чихайя' вполне конкретно показал, как местоположение, так и курс противника — приходи и убивай. Если успеешь, конечно.

Камимура успевал, и перспективы для русских рисовались самые нерадужные: если принять во внимание даже только главный калибр, то да — на 'Ослябе' четыре десятидюймовых орудия на борт, но у трёх остальных русских крейсеров всего шесть пушек в восемь дюймов, а японская эскадра могла противопоставить этому ДВАДЦАТЬ восмидюймовок в бортовом залпе. В среднем калибре так же значительное преимущество. И всё бы хорошо, но южный ветер становился всё более крепким, а к моменту обнаружения русского отряда встречная волна уже так накатывала на форштевни крейсеров Камимуры, что о ведении огня из носовых башен не могло идти и речи.

— Идзити, — обратился адмирал к командиру 'Идзумо', — какие из пушек сейчас способны к ведению огня?

— Я уже получил доклад, ваше превосходительство, — немедленно отозвался капитан первого ранга. — Стрельба из носовых башен совершенно исключена, нижние казематы шестидюймовок не открыть, кормовые башни может быть и смогут стрелять, но не наверняка. И это на данном курсе. Если мы повернёмся к русским кормой, то вообще можно забыть о нашем главном калибре.

— То есть у нас могут на борт бить только по четыре орудия в шесть дюймов?

— Твёрдо рассчитывать можно только на это.

Ну что же, на большее Камимура в данный момент и не рассчитывал. Значит, ввязываться в бой с русскими и карать их за пять уничтоженных транспортов в данный момент себе дороже. Лучше их просто отпустить...

— Поворот на три румба вправо последовательно, быть в строе кильватера!

— Ты уверен, что поступаешь правильно, Хиконадзо? — на мостик поднялся начальник штаба Второй эскадры капитан первого ранга Като. — Я, конечно, штабист, моё место, так сказать, у карты и документов, но, мне кажется, ты совершаешь ошибку.

— Времени нет, — нервно посмотрел на своего первого помощника Камимура, — говори быстро!

— На любой поворот русские ответят тем же, и лягут на параллельный курс, где, заметь, волна будет бить нас в стреляющий борт, а их в нестреляющий — мы просто подарим врагу дополнительные преимущества.

— Но не разворачиваться же!

— Ни в коем случае. Мой совет — оставаться на курсе. Проскочить бой на контркурсах за минимальное количество времени огневого контакта и уходить. Вряд ли Вирениус решится разворачиваться и преследовать нас.

— Согласен, Томособуро, — кивнул адмирал, — но вправо всё-таки на румб примем, чтобы разбежаться с гайдзинами на дистанции максимальной...

* * *

— А вот этот номер у вас не пройдёт! — Вирениус понял смысл манёвра японского кильватера. — Склониться на румб влево! Постреляем с того расстояния, которое выгодно нам. Какая дистанция до их флагмана?

— Около восьмидесяти пяти кабельтовых, ваше превосходительство, — немедленно отозвался старший артиллерист броненосца лейтенант Генке. — Сейчас уже меньше — сближаемся очень быстро.

— С пятидесяти можно начинать пристрелку, причём советую сразу главным калибром — это и точнее, и снарядов жалеть не стоит, этого добра у нас в достатке, а бой вряд ли получится затяжным. С Богом, Сергей Эмильевич!

— Слушаюсь! — козырнул лейтенант и начал сыпать командами в телефон.

Через минуту бахнула правая десятидюймовка носовой башни, офицеры поднесли бинокли к глазам, чтобы пронаблюдать падение снаряда — недолёт. Что же — ожидаемо. А вот всплеск от выстрела из левой пушки встал уже под самым бортом 'Идзумо', это уже можно смело считать накрытием. 'Ослябя' перешёл на беглый огонь, к башне присоединились казематы в которых курсовой угол позволял уже стрелять.

Эскадры стремительно сближались, и к обстрелу противника присоединился сначала 'Рюрик', а потом и 'Громобой'. С японской стороны пока отплёвывались две шестидюймовки флагмана и одна с 'Адзумы'. Носовые башни лучших броненосных крейсеров мира вынужденно молчали под набегающими волнами, как и нижние казематы средней артиллерии, которые вообще невозможно было открыть без риска затопления всей боевой палубы.

— Нет всплеска! — азартно выкрикнул Генке после очередного выстрела из носовой башни броненосца. — Попали!

— Вероятно, — мрачно отозвался адмирал. — Но и последствий попадания не наблюдается, вероятно чёртов взрыватель не сработал...

Десятидюймовый снаряд действительно прошил броню каземата средней шестидюймовки на 'Идзумо', посёк разбрасываемыми кусками встретившихся на пути металлических конструкций орудийную прислугу, пробил заднюю стену, раскурочил один из паропроводов, на чём и успокоился — боёк из мягкого алюминия согнулся об капсюль и взрыва не последовало.

Зато уж 'Рюрик' 'поздоровался' с японским флагманом со всей широтой русской души: восьмидюймовый снаряд вломился в каземат шестидюймового орудия номер один и исправно там рванул. Сдетонировал и стеллаж с боезапасом, в результате броневые плиты просто вынесло за борт, а расчёт пушки просто испарился. Но этим дело не закончилось: нижний, не стреляющий каземат номер три тоже получил своё — проломало палубы и там тоже матросов посекло осколками и контузило силой взрыва. Вышли из строя ещё и палубная шестидюймовка, и противоминное орудие.

По 'Идзумо' отметились своей артиллерией и 'Громобой' с 'Россией', но попадания пришлись, в основном, в надстройки, так что хоть и занялось ещё несколько пожаров, повыкосило осколками, огнём и взрывной волной ещё около двух десятков японских моряков, но главная опасность для флагманского крейсера Камимуры миновала.

При бое на контркурсах больше всего получают именно головной и концевой корабли кильватера, что понятно: именно по головному открывают огонь в завязке сражения все корабли противника, которые способны добросить до него свои снаряды, именно по концевому бьют они же даже после того как кильватеры разошлись.

'Идзумо' своё получил, получил раны, но раны 'совместимые с жизнью', и вполне себе сохранил ход и боеспособность. Теперь же, на дистанции двенадцать — пятнадцать кабельтовых эскадры разносило как два встречных поезда на железной дороге — успеть пристреляться по кораблю, который находился на траверзе не было практически никакой возможности...

— Поднять 'пятёрку'! — нервно выкрикнул Вирениус уже в тот момент, когда 'Ослябя' находился на траверзе 'Адзума'. — Бить по концевому!

— А остальные, Андрей Андреевич? — слегка ошалел Михеев. — Просто пропустим?

— Да и чёрт с ними — всё равно не успеем за несколько минут их серьёзно повредить, а вот 'Асаме', если я не ошибся, устроим хороший 'горячий коридор', попробуем отомстить за 'Варяга'. Кстати! Прикажите немедленно передать на эскадру по радио: 'Атакуем концевой крейсер противника, мстим за 'Варяга'. Можно открытым текстом.

— Слушаюсь! — каперанг немедленно начирикал на листке бумаги приказ адмирала и передал его минному офицеру.

Капитан первого ранга Ясиро и безо всякого радиоперехвата прекрасно понимал, что сейчас его 'Асаме' придётся лихо. Причём, разумеется, он не боялся погибнуть сам, не переживал за подчинённых, которых вот-вот начнут рвать на куски русские снаряды, но необходимо было спасти для империи крейсер. А для этого разумнее всего выйти из кильватера, чтобы хоть немного увеличить дистанцию, с которой его корабль начнут избивать русские, а так же сбить противнику пристрелку.

— Коордонат вправо! Отойти от линии на пять кабельтовых, после чего лечь на прежний курс!

— Отворачивают, гады! — руганулся из-под колпака башни мичман Майков. — Добавить прицел два деления!

— Первое готово! Второе готово! — отозвались от орудий наводчики Круминьш и Ветров.

— Огонь!

— Выстрел!

— Выстрел!

Обе десятидюймовки башни шарахнули почти одновременно, и лейтенант в бинокль старался разглядеть где упадут снаряды. Безрезультатно. Всплесков не наблюдалось.

— Кудыть они засобачились-то? — повернулся к своему коллеге Ветров.

— Думаю, что оба попали, Семён, — меланхолично отозвался латыш.

— Есть! — счастливо заорал Майков. — Врезали! Знатно врезали!

Было прекрасно видно, что сначала вырвало чёрным дымом из борта 'Асамы' над самой ватерлинией, а потом дым повалил из батарейной палубы...

Оба снаряда по почти четверть тонны каждый на этот раз не только попали, но и взорвались. Один с пятнадцати кабельтовых легко пробил главный броневой пояс японского крейсера и рванул в полупустой угольной яме, организовав обширную пробоину в борту на уровне ватерлинии, а второй вообще натворил дел: сначала легко прорвался сквозь броневой шит палубной шестидюймовки, пробил надстройку в основании первой трубы, пронзил её дымопровод, но практически весь свой импульс при этом израсходовал, поэтому свалился вниз по тому самому дымопроводу... И тут догорел замедлитель взрывателя. Шарахнуло в самом 'нутре' броненосного крейсера, первую трубу и все, что связано с её наличием для тактико-технических характеристик 'Асамы' можно было смело вычёркивать. Даже хуже — топки невозможно загасить мгновенно, и дым от сгоравшего в них угля стал распространятся по батарейным палубам, не только мешая стрелять японским комендорам, но и удушая их.

Но самое страшное для японцев заключалось именно в том, что корабль стал стремительно терять скорость и для владивостокской эскадры появился наиреальнейший шанс усадить его в 'огневой мешок' и, возможно, уничтожить в самые кратчайшие сроки. В сроки, которые не позволят Камимуре развернуться и прийти на выручку.

'Ослябя' уже прошёл траверз избиваемого и горящего 'Асама', потом сделал поворот налево и, проходя под кормой японского крейсера уже практически полностью утратившего ход, обработал его анфиладным огнём. 'Рюрик' и 'Громобой' отметились градом попаданий сначала по борту, а потом уже тоже по корме. Победную точку поставила 'Россия', всадившая восьмидюймовый прямо в кормовую башню 'убийцы 'Варяга'. С такого расстояния шестидюймовая лобовая броня башни пробивалась легко и непринуждённо. В держателях у задней стенки сдетонировали восемнадцать подготовленных к стрельбе снарядов, взрыв впечатал пламя в погреба боезапаса...

— Ох, мудрёна мать! — обалдел Ветров, наблюдая как взлетает и кувыркается в

воздухе броневая крыша кормовой башни 'Асамы'. — Молодцы, крейсерские, здорово всобачили!

Броненосный корабль водоизмещением около десяти тысяч тонн способен 'впитать' в себя весьма приличное количество вражеских снарядов, и остаться в строю, причём достаточно боеспособным. Конечно, бывают и 'золотые снаряды', то есть те, которые попали донельзя удачно, например, проникли в котельное отделение или погреб боезапаса и там взорвались — в этом случае и одного попадания достаточно, чтобы уничтожить огромный корабль. Но такое происходит очень и очень редко, обычное дело в сражении, это пробоины, в которые вливается или захлёстывает вода, пожары, разрушенные механизмы и так далее. Всё это тоже опасно, но экипаж борется за жизнь своего корабля: заделываются дырки в бортах, тушатся пожары, ремонтируются всевозможные устройства... Однако, на всё это требуется время, и если в более-менее стандартном бое между эскадрами попадания крайне редко следуют одно за другим, и аварийные партии хоть как-то успевают справляться с поддержанием корабля в состоянии 'совместимом с жизнью', то сейчас 'Асама' получал по несколько попаданий в минуту только крупным калибром, не говоря уже о граде из трёхдюймовых пушек, причём с совершенно убийственной дистанции в десять-двенадцать кабельтовых, дистанции просто идеальной для русских облегчённых снарядов, когда даже средним калибром пробивался главный броневой пояс японского крейсера. Пожары вспыхивали один за другим, и становились неконтролируемыми, пробоины появлялись одна за другой и в них хлестала или захлёстывала забортная вода, осколки от новых и новых взрывов выкашивали людей из аварийных партий, встали обе динамо-машины и воду приходилось откачивать вручную, что было совершенно несерьёзно... Японские моряки честно выполняли свой долг до конца, но поверженный корабль был обречён, к тому же к нему приблизились и 'Богатырь' с 'Авророй', чтобы совершенно безнаказанно отстреляться по гибнущему гиганту.

Крен 'Асамы' на левый борт всё увеличивался, а потом он просто лёг на волны, и через пару минут перевернулся вверх дном...

— Есть! — удовлетворённо выдохнул Вирениус, глядя как гибнет убийца 'Варяга' и 'отец-основатель' целого класса эскадренных броненосных крейсеров.

А вся эскадра тем временем самозабвенно орала 'Урааа!!!', вплоть до командиров кораблей — впервые в артиллерийском бою потопили броненосный корабль противника, причём свой восторг выражали все, вплоть до кочегаров, которые сражения не видели, но о результатах их не преминули информировать.

— Вот приблизительно так, господа, и нужно их бить, — процитировал Лопахина из 'Они сражались за родину' Сергей-Вирениус.

— Простите, ваше превосходительство, а как? — занудно поинтересовался Генке.

— Умом, вдохновением и решительностью, лейтенант, — не полез в карман за ответом адмирал. — Константин Борисович!

— Слушаю! — немедленно отозвался Михеев.

— Запросите крейсера о повреждениях и потерях, и распорядитесь брать курс на Владивосток — и так знатно погуляли: пять транспортов и броненосный крейсер, пора и честь знать.

— Есть, ваше превосходительство!

— Да оставьте титулование. Кстати, на мостике достаточно прохладно, не затребовать ли нам, господа сюда бутылочку 'Курвуазье'? — лукаво посмотрел адмирал на присутствовавших офицеров.

Все дружно согласились.

Но раньше коньяка на мостике появился старший офицер броненосца, капитан второго ранга Похвиснев.

— Какие повреждения и потери, Давид Борисович? — немедленно обратился к нему командир.

— Ничего серьёзного: убито трое матросов, двенадцать человек ранено, в том числе лейтенант Поливанов...

— Тяжело? — забеспокоился Михеев.

— Осколок в плечо угодил, ничего серьёзного, если верить нашему эскулапу. Из повреждений: вдавлена броневая плита под нижним кормовым казематом, есть небольшая течь, с этим справляемся. Пробоина в носу под казематом погонного орудия, два снаряда разорвались на верхней палубе, разбит баркас, смят один вентилятор. На этом всё.

— Ну что же, относительно легко отделались, — пожал плечами Вирениус. — Не такая уж большая плата за потопленный вражеский крейсер. А что на других кораблях отряда?

— Пока отозвались только 'Богатырь' и 'Аврора', там всё просто: 'Потерь и повреждений нет'.

— Ожидаемо. Странно было бы, если бы в них хоть один снаряд прилетел.

— Андрей Андреевич, Константин Борисович, — продолжил старшой, — от всех офицеров 'Осляби' имею честь пригласить вас сегодня на ужин в кают-кампанию. В семь часов вечера. *

— Благодарю, Давид Борисович, не премину воспользоваться вашим приглашением, — кивнул адмирал.

— Я тоже буду. Спасибо! — добавил Михеев.

* По традиции русского флота хозяином кают-кампании являлся старший офицер корабля, и без его приглашения туда не могли зайти ни командир корабля, ни, даже, адмиралы.

— С 'Рюрика' передают, — выкрикнул сигнальщик. — Двое убитых, семь раненых, пробоина в носу и две в первой трубе. 'Громобой': семь убитых, двенадцать раненых, повреждений нет.

— А 'Россия'?

— Пока молчат, ваше высокоблагородие...

Наконец отсигналили и с 'России': Двенадцать убитых, двадцать три раненых, в том числе контр-адмирал Рейценштейн и командир крейсера Андреев. Три пробоины по ватерлинии, одна во второй трубе, уничтожено одно шестидюймовое орудие.

— Ого! — не удержался от комментария Генке. — Как они умудрились так наполучать?

— Так же как и 'Асама', лейтенант, — мрачно буркнул Вирениус, — по ним отметилась на прощание вся колонна Камимуры. В общем: Идём домой, господа! По возможности — с песнями. Мы это заслужили, честное слово. Или нет?

Глава На океанских просторах

Сказать, что адмирал Того был зол — ничего не сказать. Командующий Объединённым флотом находился в состоянии тихого бешенства, и 'тихим' это бешенство оставалось только потому, что негоже самураю демонстрировать свои эмоции...

Дела шли из рук вон плохо и так, а теперь ещё Камимура умудрился потерять в бою 'Асаму'. Владивостокская эскадра русских оказалась не просто отрядом, способным угрожать военным перевозкам в Японском море, проклятые гайдзины смогли стать опасными и для Второй эскадры. Да что там 'могли' — стали. А вспомогательные крейсера донесли, что в океан, через пролив Цугару опять нахально проследовали три русских крейсера. И они вдоль всего океанского побережья Империи смогут творить всё что угодно. Помешать им сможет только сильный крейсерский отряд, который, демоны побери, нужно будет оторвать от основных сил...

— Разрешите, Того-сан, — вошёл начальник штаба Симамура.

— Заходи, заходи — ты как нельзя вовремя. Нам необходимо переформировать боевые отряды. Про прорыв русских крейсеров в океан ты, конечно, знаешь.

— Разумеется. Даже состав отряда известен: 'Дмитрий Донской', 'Алмаз' и 'Смоленск'. Наши агенты сообщили, что 'Смоленск' загружен углем так, что эта команда более месяца может крейсировать в океане. И это если они не наткнуться на угольный транспорт. Тогда их автономность может возрасти.

— Это очевидно. Мы не можем им позволить хозяйничать в наших водах к востоку от империи.

— Конечно. Необходимо выделить для поиска и уничтожения русских достаточно сильный крейсерский отряд.

— Какой?

— Я думаю, что четвёртый боевой отряд контр-адмирала Уриу справится: 'Нанива' и 'Такачихо' имеют в бортовом залпе десять шестидюймовых орудий, а только что вступивший в строй 'Цусима' прибавит ещё четыре. По скорости они 'Донского' превосходят все, так что проблема не в бое, а в возможности его навязать... Главной проблемой будет поймать противника, а уж уничтожить его наши крейсера смогут.

— Ладно, согласен, с этим решили. Но ведь Камимура остаётся без разведки. Ему тоже нужны лёгкие крейсера, а мне их и под Порт-Артуром не хватает.

— Разве? — удивился Симамура. — У вас есть Третий боевой отряд — четыре прекрасных крейсера, отряд вице-адмирала Катаока — не самые лучшие крейсера, но они вполне способны вести разведку под стенами Порт-Артура. Шестой боевой отряд в составе 'Идзуми', 'Акицусима' и 'Чиода' прекрасно справится с наблюдением за русской крепостью. Так что 'Суму' и 'Акаси' вполне можно отдать, в качестве разведывательного отряда, вице-адмиралу Камимуре.

— Соглашусь, пожалуй, — Того задумался. — И ещё 'Мияко' ему отдадим. И больше ни одного вымпела.

— Подозреваю, что Камимура запросит ещё и 'Якумо'...

— Вот уж нет. У русских вот-вот войдут в строй 'Цесаревич' и 'Ретвизан'. И у нас будет под Порт-Артуром паритет по поводу кораблей в броне. Это если не считать 'Баян'. Если отдать во вторую эскадру ещё и 'Якумо', то у нас будет пять броненосных кораблей против семи русских. Нет уж! Пусть Камимура выкручивается сам. В прошлый раз ему пришлось вступить в бой с русскими при сильной волне, когда большая часть артиллерии его отряда не могла действовать. Я понимаю, что погодой управляют боги, но не может же такое невезение продолжаться постоянно. На ровной воде или при небольшом волнении наши броненосные крейсера никак не слабее владивостокского отряда.

— Теперь мы нигде не слабее, — согласился Симамура, но нигде не имеем и решительного преимущества: ни под Порт-Артуром, ни в Японском море, ни даже в океане — не следует забывать, что у 'Дмитрия Донского' полный броневой пояс, а в отряде контр-адмирала Уриу броненосных кораблей нет.

— Согласен, но четырнадцать шестидюймовых орудий в бортовом залпе против четырёх — значительно большее преимущество. К тому же совершенно необязательно, хотя и очень желательно, именно потопить русский крейсер, вполне достаточно его сильно избить, избить так, чтобы он уже не смог добраться до Владивостока. Вижу основную проблему не в том, что бой состоится, а в том, чтобы этот бой навязать. Поймать небольшой отряд в океане — та ещё задача... Даже если известно, что он будет действовать недалеко от берегов Японии.

— Было бы полезно привлечь для разведки несколько вспомогательных крейсеров...

— Да кто нам их даст? — усмехнулся Того. — Почти все большие и сколько-нибудь быстроходные суда задействованы в перевозках на материк. Поэтому я передумал: 'Мияко' тоже отдадим Уриу — и на быстроходного разведчика больше, и, в случае чего, вполне способен уничтожить или сильно повредить 'Алмаз', который тоже не стоит сбрасывать со счетов. Возражения будут?

— Полностью согласен Того-сан.

— Ну тогда поскорее займись соответствующими приказами и отправь их по назначению.

* * *

Контр-адмирал Уриу Сотокити нервничал уже вторую неделю. С одной стороны было приятно получить самостоятельное задание для своего Четвёртого боевого отряда, с другой необходимо это задание выполнить. А пойди-найди на просторах Тихого океана этих русских... А они находят — регулярно беспроволочный телеграф с берега сообщал, что крейсера гайдзинов останавливали, досматривали и, зачастую, топили или призовали транспорты, идущие в Японию или из неё.

Последнее сообщение о русских рейдерах поступило из Сендая, где они перехватили и потопили английский транспорт 'Альбатрос' с грузом железнодорожного оборудования, и досмотрели пассажирский пароход 'Глория' с которого сняли и интернировали четыре десятка японцев призывного возраста.

Четвёртый боевой отряд взял курс на север рассыпавшись неводом: в двадцати милях от побережья шёл 'Мияко', в двадцати милях восточнее следовали основные силы Уриу: 'Нанива' и 'Такачихо', ещё мористее на удалении всё тех же двадцати миль двигался свежепостроенный 'Цусима'.

Таким образом просматривалось около восьмидесяти миль на нордовых румбах, и , ка минимум в течение часа-полутора, отряд мог соединиться в кулак из трёх кораблей. А там и четвёртый подойдёт...

Ничего лучшего Уриу придумать не смог, да и вряд ли это самое 'лучшее' можно было придумать.

— Ваше превосходительство, — поднялся на мостик минный офицер 'Нанивы' Мимура, — с 'Цусимы' передали: 'Вижу три дыма на норде'.

— Спасибо, лейтенант, — кивнул офицеру командующий отрядом. — Передайте капитану Сентоо, чтобы начал сближение полным ходом и регулярно информировал нас о происходящем. И радируйте на 'Мияко': 'Срочно идти на соединение с основными силами'.

— Слушаюсь, ваше превосходительство! — лейтенант козырнул, и немедленно спустился с мостика.

— Ну что, Кенсуке, — Уриу повернулся к командиру 'Нанивы', — мы их, кажется, поймали. Три дыма — это не транспорты, это боевой отряд, причём не наш. Русские попались!

— Не буду спорить, — кивнул капитан первого ранга Вада. — Кажется нам повезло, и наша ссылка с театра боевых действий скоро закончится. Конечно, этот 'Дмитрий Донской' крепкий орешек, но мы его раскусим наверняка.

— Не без потерь, но раскусим. Передай в машинное и на 'Такочихо' — 'Полный ход!'.

* * *

Отряд Добротворского уже четвёртую неделю 'пиратствовал' вдоль восточного побережья Японии. И не без успехов — за это время были потоплены пять японских каботажников и пять транспортов, которые везли стратегическое сырьё в Страну Восходящего Солнца: 'Гермес' из Австралии с грузом шерстяных тканей, английский 'Мэйфлауэр', перевозивший полные трюмы всевозможной химии от фенола до серной кислоты, японские 'Окиносима-Мару' и 'Тако — Мару' с рисом из Индии и американский 'Приам' со стальным прокатом, станками и кукурузой. Кроме того, английские угольщики 'Морнинг стар' и 'Бэлфаст' с призовыми командами отправились во Владивосток. Ещё были досмотрены и, разумеется, отпущены четыре пассажирских парохода, с которых сняли шестьдесят четыре японцев призывного возраста и поселили их на 'Смоленск'. Мелочь, конечно, но пару-тройку взводов японская армия не досчитается. Более всех в этой охоте преуспел шустрый гвардейский 'Алмаз' — на его счету были почти все трофеи, кроме трёх уничтоженных 'Смоленском' и одного 'Дмитрием Донским'. Но так и предполагалось — 'Смоленск', в первую очередь, это угольщик отряда, а 'Донской' — корабль обеспечивания боевой устойчивости...

— Ну что, — обратился командир 'Дмитрия Донского' к своему штурману, подполковнику Шольцу, — Густав Степанович, славно мы погуляли, пора бы и честь знать. Идём домой. Займитесь, пожалуйста, разработкой маршрута.

— С превеликим удовольствием, Леонид Фёдорович. Действительно поднадоел этот унылый пейзаж со сполшным горизонтом вокруг...

— По курсу два дыма. Восточнее ещё один, — выкрикнул сигнальщик.

— Придётся задержаться, — Добротворский отошёл на крыло мостика и поднёс к глазам бинокль.

— Западнее ещё один дым, — не унимался сигнальщик.

Командир 'Донского' был не глупее контр-адмирала Уриу, и тоже понял, что это дымят не транспорты.

— Кажется, Густав Степанович, это по наши души гости пожаловали.

— Неплохо бы выяснить кто это, — несмело предложил Шольц.

— Думаю, что весьма скоро мы это узнаем даже вопреки нашему желанию, -мрачно бросил Добротворский. — Алярм!

Горнист на мостике немедленно выдохнул в свою медь сигнал тревоги и всё на крейсере пришло в движение, матросы, кондукторы и офицеры споро разбегались по местам предписанным боевым расписанием.

— Вызвать 'Алмаз' и 'Смоленск'!

С юта послушно хлопнула выстрелом малокалиберная пушка привлекая внимание других кораблей отряда.

— Сигнальные! Передать: Нас преследует неприятель. Разворот шестнадцать румбов. 'Смоленску' полным ходом уходить на норд и следовать во Владивосток. 'Алмазу' держаться севернее 'Донского' в пяти милях по курсу. Далее действовать по обстоятельствам. На руле! Поворот шестнадцать румбов!

Крейсер немедленно повалило в циркуляции, а сигнальщики не переставали информировать командование:

— Дымы с востока и запада отрываются от двух южных, идут на сближение.

— Значит, у японцев имеется парочка скороходов, — немедленно резюмировал Шольц.

— Так и должно было быть, — не замедлил с ответом командир корабля. — Сейчас попытаются нас нагнать и сбить ход. А потом подгребут и те, кто помедленнее, но посильнее в плане пушек. Что радует.

— А что радует? — удивился штурман.

— А радует то, что отстающие два дыма не новые броненосные крейсера. Какие-то ветераны японо-китайской войны...

— Крейсер с оста, — снова вмешался в беседу офицеров крик сигнальщика, — трёхтрубный.

— Значит 'Нийтака', — понял Добротворский. — А что с западным дымом?

— Пока непонятно, вашевысокобродь, но кораблик точно поменьше. Да и дымок пожиже...

* * *

Капитан второго ранга Тотинаи, командир 'Мияко' уже совершенно точно определил, что последним в строю русских идёт именно 'Дмитрий Донской', о чём немедленно радировал на 'Наниву'. Связываться с броненосным крейсером его безбронной торпедной канонерке смысла совершенно не было, но не так далеко маячил 'Алмаз', который был вполне по зубам японскому крейсеру третьего ранга. Благо, что скорости, чтобы нагнать этот крейсер-яхту у 'Мияко' вполне хватало. Да и вооружения тоже — две стодвадцатимиллиметровые пушки в бортовом залпе полностью подавляли своим огнём несчастные три трёхдюймовки, которые мог им противопоставить 'Алмаз'.

— Полный ход! — выкрикнул кавторанг в амбушюр.

— Есть 'полный', — немедленно отозвались из машинного.

'Мияко' медленно, но верно нагонял 'Алмаз'.

— Ишь как нажимают ямщики японские! Нагонят ведь скоро, вашвысокобродь, — обратился к Чагину рулевой на мостике.

— Того и ждём, Семён (кавторанг прекрасно помнил, как зовут каждого из его матросов) Но часик — полтора у нас ещё имеется... Алексей Павлович!

— Да, Иван Иванович, — немедленно отозвался старший офицер крейсера Дьячков.

— Прикажите построить команду на шканцах, я хочу им кое-что сказать перед боем.

— Будет исполнено, — откозырял лейтенант и немедленно спустился с мостика.

По крейсеру засвистело боцманскими дудками и через пять минут команда выстроилась на палубе между грот— и бизань-мачтами, местом, предназначенным для самых торжественных моментов.

— Господа офицеры и братцы-матросы, гвардейцы! — начал Чагин своё обращение к команде. — У нас с вами за плечами немало славных дел, но с боевым кораблём противника мы ещё не дрались. Сейчас нам это предстоит. Судя по тому, как нахально он нас преследует, на его борту не знают о наших новых пушках. Так пусть и не знают до самого решающего момента. До приказа главному калибру не стрелять! Терпеть! Терпеть их жалкий огонь и ждать. Ждать момента, чтобы врезать гадам тогда, когда отступать им будет уже поздно. Тогда этому крейсеришке от нас не уйти. Все меня поняли?

Вдооох.

— Так точно, ваше высокобродь! — рявкнули алмазцы.

— Тогда по местам, ребята. И да поможет нам Бог!

Экипаж немедленно разбежался по местам, предусмотренным боевым расписанием.

С борта крейсера азартно и с нетерпением наблюдали, как их догоняет 'Мияко'. Все ждали и жаждали боя.

— Есть выстрел! — выкрикнул старший штурман лейтенант Григорьев, заметив блеск и дым от выстрела на баке преследователя.

— Вижу, Николай Митрофанович, вижу, — не отрывая бинокля от глаз отозвался командир крейсера. — Недобросят наверняка.

Однако 'недоброс' оказался достаточно близким — всплеск от падения снаряда взметнулся метрах в ста за кормой 'Алмаза'.

— Неплохо положили для первого выстрела, — хмыкнул Чагин. — Коордонат вправо на кабельтов.

Русский крейсер, 'вальсируя' по океанской глади как бы старательно уходил от преследования, а командир 'Мияко' всё более настойчиво пытался сблизиться с противником. Сближение удавалось, ибо авизо имел минимум два узла преимущества в скорости над рейдером, да и русские пытались подыграть наглецу. Вскоре и кормовая стодвадцатимиллиметровая пушка японского недокрейсера смогла присоединить свой голос к концерту сражения. 'Мияко' выходил на траверз курса 'Алмаза' пока не добившись ни одного попадания, но теперь начнётся... Всплески вставали всё ближе к борту гвардейского крейсера и , наконец, один из японских снарядов разорвался на его борту. Уголь, складированный за этим самым бортом, принял удар на себя и не пропустил сталь и взрывчатку к машинам корабля...

— Терпеть! — мрачно произнёс Чагин. — С восемнадцати-пятнадцати кабельтовых начнём.

— Так уже семнадцать, Иван Иванович! — с мольбой в голосе отозвался старший артиллерийский офицер лейтенант Мочалин. — Дозвольте начать, а то ведь они и на минный выстрел подойти могут. А сейчас мы их всеми четырьмя орудиями в прицелах удерживаем. Разрешите!

— Валяйте, лейтенант! Начинайте.

Капитана второго ранга Такеноути здорово удивили четыре вспышки на борту 'Алмаза'. Ещё больше удивили четыре фонтана воды вдруг выросшие почти у самого борта его корабля. Фонтаны соответствующие отнюдь не трёхдюймовым снарядам. А стодвадцатимиллиметровые пушки системы Канэ — одни из самых скорострельных артсистем подобного типа, поэтому очередная очередь снарядов (ибо пристрелка на борту 'Алмаза' была признана удовлетворительной) прилетела через двадцать секунд. И сбила вторую трубу. Потом ещё два залпа — уничтожено носовое орудие и контужено дно близким разрывом...

Японский кавторанг поспешил спасать свой корабль от оказавшегося столь кусачим противника, да кто же его отпустит...

Русский рейдер тоже развернулся и не выпускал из огневого мешка своего визави. На 'Мияко' рухнула грот-мачта, потом начался пожар в корме, прибавилось подводных и надводных пробоин, а очередной прилетевший в мостик снаряд избавил Такеноути давать объяснения начальству по пободу бесславного завершения своей авантюры.

Приблизившись на двенадцать кабельтовых 'Алмаз' поднял сигнал, призывающий противника спустить флаг и сдаться. Ответом послужили выстрелы из последней соракасемимиллиметровой пушечки. Что было ожидаемо — японцы на тот момент ещё сдаваться не научились.

'Алмаз' добил пока ещё державшееся на поверхности океана железо, а вот спасением из воды японских моряков не озаботился — извините, южнее идёт бой, и моё присутствие там необходимо!

* * *

Сентоо рисковал. Он только что получил под своё командование новейший крейсер, и сразу пришлось участвовать в важнейшей операции. И повезло буквально же через неделю после того, как вышли ловить русских. Поймали. Его 'Цусиме' контр-адмирал Уриу приказал проскочить мимо 'Дмитрия Донского', пострелять по нему — а может удастся сбить ход у этого старенького крейсера, но в серьёзный бой не ввязываться, ждать подхода основной ударной группы.

Но ситуация на войне меняется каждую минуту — 'Алмазу' каким-то непостижимым образом удалось уничтожить 'Мияко', поэтому Сентоо решил и выполнить приказ командующего отрядом, и наказать зарвавшегося наглеца. То есть и пострелять по 'Донскому' на проходе, и атаковать 'Алмаз' после этого.

Выйдя на правую раковину броненосного крейсера с двадцати кабельтовых

'Цусима' начал пристрелку.

— А хорошо положили паразиты, для первого-то залпа, Леонид Фёдорович, — прокомментировал взметнувшиеся над волнами всплески от японских снарядов младший артиллерийский офицер Селитренников. — Ещё чуть-чуть и накрытие.

— Вот и идите к своим пушкам, Василий Васильевич, — неласково посмотрел на мичмана командир крейсера. — И уж постарайтесь накрыть японца первым же залпом.

— Слушаюсь! — откозырял офицер и поспешил выполнять приказание.

— Приготовиться принять бой правым бортом! Пристрелка тремя казематными шестидюймовками.

Немедленно зарокотали барабаны озвучивая приказ для тех, кто должен был вести огонь по вражескому крейсеру.*

— Снова бьют, — прокомментировал Шольц, увидев вспухшие на фоне вражеского борта дымки. Теперь уже четыре.

— Начать пристрелку!

'Донской' немедленно отреагировал тремя выстрелами из бортовых казематов, истинную свою артиллерийскую мощь на русском корабле пока не спешили.

Противники обменялись недолётами.

— Кабельтова три недобросили, — с сожалением прокомментировал свой залп старший артиллерист крейсера лейтенант Дурново-2й.

— Так вносите поправки и всё из тех же трёх стволов продолжайте...

— Разумеется, Леонид Фёдорович...

В это время как раз-то и последовало первое попадание от японцев. Благо что фугасный снаряд бессильно лопнул на броневом поясе, не нанеся никаких повреждений.

— Два всплеска у борта 'Нийтаки'**, третьего не наблюдаю, — выкрикнул Дурново оторвав бинокль от глаз. — Попали кажется.

— Ну тогда огонь всем бортом. Исполать вам!

Через тридцать секунд уже шесть орудий калибром в сто пятьдесят два миллиметра изрыгнули в сторону 'Цусимы' огонь и смерть, что оказалось для капитана первого ранга Сентоо весьма неприятным сюрпризом. Он ещё не отошёл от шока первого попадания, которое вывело из строя две палубные трёхдюймовые артустановки, так теперь, опять почти у самого борта выросли фонтаны от пяти шестидюймовых снарядов, а шестой угодил в самое основание грот-мачты, которая со страшным скрежетом стала валиться на левый борт и упав просто саданула по шестидюймовому орудию номер четыре, выведя его из строя на несколько часов. Но главное даже не в пушке — 'Цусима' остался без радиосвязи и не мог сообщить адмиралу о возросшей опасности 'Донского'. Оставалось поскорее проскочить огневой контакт с этим взбесившимся демоном, догнать 'Алмаз' и выместить свою ненависть к русским на нём.

Но всё оказалось не так просто: на расхождении и удалении крейсер Сентоо успел схлопотать снаряды в середину второй трубы, что сразу уменьшило скорость его хода и на ют, где была уничтожена ещё одна шестидюймовая пушка вместе со своим расчётом. Кроме того, три близких подводных взрыва контузили корпус ниже ватерлинии и из трюмов стали поступать тревожные сведения по поводу прибывающей воды. Мало того, 'Донской' успел передать на 'Алмаз', что 'Нийтака' выдержал бой именно с левого борта, где у него, наверняка, имеются повреждения. Чагин принял это к сведению и смело пошёл навстречу преследующему его корабль крейсеру.

 На русском флоте, чтобы избежать путаницы в бою, сигналы артиллеристам правого борта выбивались на барабанах, а для левого борта выдувались горнистами.

 Русские не знали о вступлении в строй однотипного 'Нийтаке' крейсера 'Цусима', поэтому трёхтрубный лёгкий крейсер считали именно 'Нийтакой'.

'Нанива' и 'Такачихо' медленно, но уверенно настигали 'Дмитрия Донского'. Добротворский даже специально приказал уменьшить ход на два узла, чтобы преследователи считали, что 'Нийтаке' всё-таки удалось повредить его крейсер, на котором, на самом деле, в результате предыдущего столкновения никаких повреждений не имелось — всего четверо раненых.

Но ситуация осложнилась: командир 'Цусимы' отнюдь не был глупым офицером, и, увидев, что 'Алмаз' не только не уходит от него полным ходом, а даже движется встречным курсом, сообразил, что русский крейсер-яхта, подозрительно быстро утопивший 'Мияко', почти наверняка тоже перевооружён, так что связываться с ним могло быть небезопасно после повреждений полученных от 'Донского'. К тому же необходимо предупредить контр-адмирала Уриу о возросшей мощи русских кораблей.

Разум победил самурайскую гордость и Сентоо приказал разворачиваться через правый борт, чтобы возможно скорее идти на соединение с основными силами.

— Вада, ты что-нибудь понимаешь, — командующий Четвёртого боевого отряда с удивлением посмотрел на командира 'Нанивы'. — 'Цусима' развернулся с курса погони.

— Честно говоря, Уриу-сан, ничего не понимаю. Я прекрасно знаю Сентоо, он прекрасный офицер и настоящий самурай. Могу только предположить, что его крейсер получил какие-то очень серьёзные повреждения. А связи по радио с ними нет.

— Если бы получил серьёзные повреждения, — парировал Уриу, — то развернулся бы сразу после боя или во время боя. А ведь он уже прорвался через огонь 'Донского'. Почему так поздно лёг в разворот?

— Некоторые повреждения не сразу дают о себе знать как серьёзные, — возразил Вада. — Впрочем, чего гадать

— придёт время, узнаем, что там случилось...

— Ваше превосходительство! — взбежал на мостик минный офицер 'Нанивы'. — Срочное радио с 'Цусимы'.

— Давайте! — контр-адмирал жадно впился глазами в текст.

Имею серьёзные повреждения, грот-мачта сбита. Могу вести огонь из шестидюймовых орудий на левый борт — 2, на правый — 3. Крен пять градусов на левый борт. Могу держать ход в шестнадцать узлов. 'Мияко' потоплен. Русские крейсера довооружены, их бортовой залп минимум в 2 раза мощнее, чем мы предполагали. Присоединяюсь к отряду. Рекомендую заходить на русский крейсер от берега.

— Ну вот всё и прояснилось, — холодно бросил Уриу, и протянул радиограмму командиру крейсера.

— Понятно, — бросил тот, прочитав. — Я не ошибся в Сентоо. До противника сорок пять кабельтовых. Заходим с западных румбов?

— Да. Дополнительные пушки с 'Цусимы' очень пригодятся чтобы затоптать в море этого бешеного демона. У нас будет тринадцать шестидюймовок в бортовом залпе, а у него? Ну пять, ну шесть...

— Бой покажет, — пожал плечами Вада. — Но гарантировать как минимум двукратное наше превосходство в бортовом залпе можно уверенно.

— Но у него броневой пояс...

— Что есть, то есть.

Расстояние между 'Дмитрием Донским' и преследователями потихоньку сокращалось: сорок кабельтовых, тридцать пять, тридцать три... Обе стороны пока хранили молчание.

'Алмаз', тем временем, увидев, что японский крейсер на сближение идти не стал, вышел на курс 'Донского', и, развернувшись, пошёл вместе с ним на север, имея броненосный крейсер в двух милях за кормой. То есть, японский флагман теперь будет иметь дело не только непосредственно с русским броненосным кораблём, но и с орудиями 'Алмаза', бьющими по кормовым румбам. Небольшая, конечно, подмога, но уж какая есть.

* * *

Небольшое авторское отступление:

В реальном Цусимском сражении крейсер 'Дмитрий Донской' 15 мая, после вчерашнего дневного боя, где наполучал некоторых повреждений, несмотря на чуть ли не бунт моряков спасённых с погибшего броненосца 'Ослябя' находившихся в совершенно невротическом состоянии (их приходилось загонять обратно в трюм с помощью пожарных шлангов), принял бой с ШЕСТЬЮ японскими крейсерами и пятью эскадренными миноносцами. Пробоин, конечно, прибавилось, убитых и раненых на корабле тоже, был смертельно ранен командир, но, повторяю: 'Донской' дрался один против шести. И двоим из шести сумел нанести такие повреждения, что те вышли из боя. По просьбе контр-адмирала Уриу, чтобы добить непокорный русский крейсер был даже вызван броненосный 'Асама'. Но в наступившей темноте 'Дмитрий Донской' сумел как отбиться от торпедных атак японских миноносцев, так и скрыться от вражеских крейсеров. Только полученные в бою повреждения заставили принявшего командование кораблём капитана второго ранга Блохина приказать затопить крейсер на 'неподъёмной' глубине и свозить экипаж на оставшихся шлюпках на ближайший берег.

А сейчас 'Дмитрий Донской' будет драться один против 'двух с половиной', да ещё и при поддержке 'Алмаза'...

* * *

Когда выдалось двухчасовое затишье между боями, Добротворский с благодарностью отклонил приглашение своего старшего офицера отобедать в кают-компании* и поел вместе с командой: попробовав суп-рассольник и гречневую кашу с мясной подливкой он приказал подать себе матросскую порцию за матросский же стол. Причём своей, так сказать, демократией

здорово стеснил соседей по этому самому столу. Матросы, находящиеся рядом с командиром корабля чуть ли не давились каждой ложкой.

Обед оказался достаточно вкусным и очень сытным, командир крейсера остался очень доволен, чего нельзя сказать о матросах, рядом с которыми он сидел за обеденным столом.

Но не до рефлексий сейчас было — настигал противник и все понимали, что нового боя не избежать — японские крейсера приближались неумолимо, и их пушки уже совсем скоро пошлют свои сталь и смерть к борту 'Дмитрия Донского'.

Но, глядя на приближавшиеся силуэты вражеских кораблей, на борту 'Донского' каждый из матросов и офицеров думал приблизительно одно и то же: Ни хуя, бля, мы вам, сукам, ещё покажем!

Японские бронепалубные крейсера уже несколько десятилетий строились по принципу 'много крейсера за мало денег'. И от 'Идзуми' до 'Кассаги' этот принцип соблюдался: мощное вооружение, приличная скорость и никакая мореходность, никакая боевая устойчивость — за всё нужно платить. Японские лёгкие крейсера являлись прекрасным средством для первого удара или добивателями, но выдержать длительный бой со сравнимым по силам противником, это не про них. Другое дело, если трое на одного, здесь количество пушек должно сыграть свою роль...

Начальником кают-компании являлся старший офицер. Командир корабля и даже адмирал, находящийся на его борту, могли появиться в кают-компании только по приглашению старшего офицера за исключением экстренных ситуаций.

— Вам 'открывать бал', братцы, — весело обратился к расчёту кормовой шестидюймовки старший артиллерийский офицер 'Донского'. — Начинайте пристрелку.

— Не извольте беспокоиться, вашбродь! В самую морду первому японцу сейчас засадим, — так же оптимистично отозвался кондуктор Анисимов командующий орудием.

В пушке уже находились и снаряд, и заряд, наводчику оставалось лишь навести на цель в соответствии с заданным расстоянием, что-то ещё подкорректировать исходя из собственного чутья...

— Готово!

— Пли!

Жахнул выстрел. Снаряд пошёл сверлить пространство. Все с нетерпением следили за его полётом. Редко, но бывает: всплеснуло за силуэтом 'Нанивы' — перелёт.

— Чудесненько! — Дурново-2й удовлетворённо выдохнул, внёс коррективы и приказал открыть огонь по новым данным уже всем бортом.

Японцы пока хладнокровно молчали. Молчали пока не рвануло под клюзом их флагмана. Тогда немедленно ответили. Сначала выстрелила баковая пушка 'Нанивы', потом к ней присоединились остальные орудия правого борта, да и 'Такачихо' поспешил принять участие в сражении. 'Цусима' пока вынужденно молчал, но скоро и он пошлёт свои снаряды в сторону русского крейсера...

Первый японский снаряд опять бессильно разорвался на броневом поясе 'Донского', зато второй ударил в батарею семидесятипятимиллиметровых пушек и его осколки выкосили почти всю прислугу сразу двух орудий. Занялся пожар на шканцах, сбило половину грот-мачты, пробило, правда без разрыва первую трубу...

Но русские отвечали соответственно: на 'Наниве' дважды продырявили борт у самой ватерлинии, при этом был пробит паропровод и затапливались совсем не предназначенные для воды отсеки, разбито баковое орудие плюс ещё парочка попаданий, чреватая только локальными пожарами. Но лёгкому крейсеру такого набора вполне хватало — пора выходить из активного боя. Но контр-адмирал Уриу такого позволить себе не мог — он получил приказ обнаружить и уничтожить русские рейдеры. Рейдеры он обнаружил, приступил к уничтожению, не совсем так, как планировалось, конечно, но приступил...

И тут прилетел первый 'привет' с 'Алмаза' — три дополнительных всплеска по курсу.

Чагин действовал нагло и по-гвардейски: выйдя на курс японского флагмана, дождавшись сокращения дистанции до эффективной работы огня своих стодвадцаток начал стрелять. Три достаточно серьёзных орудия 'Алмаза' присоединились к сражению. Что и оценили на 'Донском'.

— Вот как эти гвардейцы так умеют? — с долей восхищения произнёс Добротворский. — И почти в безопасности, и по врагу бьют, а он стреляет по нам, а не по ним.

Что ни говори, а огонь с 'Алмаза' очень даже сказывался на ходе сражения: первый же попавший снаряд угодил под боевую рубку флагманского крейсера японского отряда. Всего лишь 'стодвадцатка'? А вполне хватило. Взрывом контузило многих из тех, кто находился в рубке, а залетевшие в смотровую 'щель' осколки убили или ранили четверых японских моряков, в том числе и контр-адмирала Уриу, которого кусок стали просто 'погладил' по голове. Сознание адмирал потерял, но ненадолго.

А выходящий из строя 'Нанива' и занимающий место флагмана 'Такачихо' с 'Цусимой' вместе никак не снижали плотность огня по 'Дмитрию Донскому' — ему доставалось изрядно. Но, объятый огнём русский крейсер, как бульдог вцепился в японский отряд: отворачивающий за флагманом 'Такачихо' он успел 'наградить' парой попаданий, но главной целью Добротворского являлась 'Нийтака' ('Цусима' на самом деле). Очень уж хотелось добить этот 'недокрейсерок' осмелившейся ранее напасть на 'Донского' один на один.

Японцы никак не ожидали такой ярости и желания сражаться до конца от русских, которым, вроде бы, поскорее бы ноги уносить надо... А вот нате вам — мало того, что в бой ввязались, так ещё и 'требуют его продолжения'.

А 'продолжение' диктовалось скоростью подбитой 'Цусимы'. Скорость падала: 'Донской' и подходящий 'Алмаз' засыпали новейший японский крейсер снарядами. Лихо ему пришлось, но из-под русского огня выгреб. Только из-под огня. Ночью 'Цусима' затонул от пробоин 'несовместимых с жизнью'. Контр-адмирал Уриу покинул этот мир по почти таким же причинам. И не пришлось давать объяснений начальству по поводу провала порученной ему операции.

Но и русским за эту победу пришлось заплатить немалую цену: Если 'Алмаз', на которого обращали сравнительно мало внимания, пострадал очень несущественно, то 'Донскому' досталось люто. Полный броневой пояс, это хорошо, но три шестидюймовых фугасных снаряда разорвались под ним серьёзно контузив корпус крейсера. В двух случаях из трёх обшивка не выдержала и в трюмы поступала вода. По небронированным батареям тоже прошёлся град японских снарядов безжалостно ломая металл, поджигая всё, что способно было гореть и калеча человеческую плоть. Обе трубы оказались где пробиты, а где и вообще вообще разворочены, так что тяга здорово упала и 'Дмитрий Донской' еле-еле выжимал десять узлов. Потери среди экипажа составляли около двадцати процентов, Добротворский, подвывая от боли в раздробленном осколком локте, передал командование старшему офицеру.

Капитан второго ранга Блохин, после докладов подчинённых, понял, что до Владивостока 'Донского' не довести, поэтому принял решение следовать под конвоем 'Алмаза' в Корсаков.

Под пробоины подвели пластыри, потом заделали их изнутри деревянными щитами, но всё это было крайне ненадёжным если по дороге случилось бы серьёзное волнение — с Тихим океаном шутки плохи.

Но 'догребли'. Лаперузов пролив рискнули пройти в тумане не взирая на наличие 'Камня Опасности'*, прошли успешно, 'Алмаз', кстати, за сутки до этого, не погнушался 'сбегать' к дымку на горизонте, и привести с собой очередного американского контрабандиста — транспорт 'Кассиопея' с грузом кукурузы, мясных консервов и железнодорожных конструкций. Топить такое добро не стали — факт военной контрабанды имелся налицо, поэтому судно захватили с собой как приз.

 'Камень Опасности' — скала в Лаперузовом проливе, едва возвышающаяся над поверхностью воды и поднимающаяся сразу с большой глубины. Лотом невозможно предупредить о её приближении.

— А ведь нам отсюда не уйти уже, Константин Платонович, — обратился к исполняющему обязанности командира крейсера ревизор Старк, когда русские корабли входили в залив Анива. — До Владивостока не дотянем.

— Неважная из вас 'Кассандра', Александр Оскарович, — ухмыльнулся Блохин. — Понятно, что придётся остаться. Отвоевался наш крейсер, но ведь достойно отвоевался.

— Полностью с вами согласен — очень достойно, — согласился лейтенант. — Но что же дальше?

— Ну не топиться же здесь. Оставим при Корсаковском посту брандвахтой вероятно. Как Чагин решит — он ведь теперь главный. Как там Леонид Фёдорович, кстати?

— Неважно. Пока под морфием. Герцог* говорит, что необходима ампутация. Причём срочная. До Владивостока, говорит, не дотянет — гангрена начнётся.

— Ну так пусть ампутирует уже! Господи, сохрани жизнь воину Леониду! — перекрестился Блохин.

 Герцог Константин Павлович, надворный советник, старший врач крейсера.

* * *

Корсаковский пост принял русские крейсера и идущий с ними призованный транспорт безо всякого восторга. Никакого подобия 'и дамы чепчики бросали...' при заходе кораблей на рейд не наблюдалось.

Но, местному начальству, в лице полковника Арцишевского, пообщаться с Чагиным и Блохиным пришлось.

— Господа, честь вам и хвала за ваши подвиги, я с удовольствием помогу чем могу, но прошу возможно скорее уйти с рейда. Я управляю мирным постом, и совершенно не заинтересован в том, чтобы сюда нагрянули японские крейсера.

— Господин подполковник, — мрачно посмотрел на начальника Корсаковского района Чагин, — а вы успели заметить, что идёт война? Вы способны понять, что интересы России и ваша 'заинтересованность' могут не совпадать?

— Господин капитан второго ранга! — взвился местный 'владыка'. — Я не привык...

— К чему не привыкли? — командир 'Алмаза' иронически посмотрел на взнаглевшего оппонента. — Что вы здесь и сейчас не первый после Бога? Иосиф Алоизович, я ни в коей мере не хочу принижать вашу роль при выполнении своих служебных обязанностей, но мы все служим Родине, и все стараемся принести ей наибольшую пользу на своём месте. Разве не так?

— Не могу не согласиться, — буркнул в ответ Арцишевский. — И именно на своём месте я забочусь о том, чтобы, прознав о том, что ваш крейсер находится здесь, японцы не прислали бы свой отряд, чтобы этот корабль уничтожить. А они непременно узнают и придут. И, заодно, чтобы не зря ходить, обстреляют пост. Вместе со строениями, населением и угольным складом, который предназначен для ваших бункеровок.

— 'Дмитрий Донской' отнюдь не безоружен, — вставил своё слово Блохин. — Он вполне способен защитить своими пушками и себя, и Корсаков. Я с пятью офицерами и сотней нижних чинов остаюсь с кораблём.

— Ещё и лишние рты, — как бы про себя громко прошептал полковник...

— Отнюдь нет, Иосиф Алоизович, — ухмыльнулся Чагин. — Мы оставим вам, Корсакову, часть груза 'Кассиопеи' — кукурузу и мясные консервы. Пять тонн зерна и полтонны первосортной американской говядины. Так что нахлебниками наши моряки для вас не будут. А японцам в ближайшее время будет совсем не до того, чтобы отправлять полноценный боевой отряд к Сахалину. У них теперь каждый вымпел на счету. А со всякими канонерками 'Донской' наверняка справится, и наши узкоглазые друзья это тоже прекрасно понимают. Так что не стоит переживать раньше времени.

Крейсер, разумеется, стал брандвахтой в заливе Анива, на его борту кроме капитана второго ранга Блохина остались младший минёр мичман Селитренников, младший артиллерийский офицер лейтенант Веселаго-2й, трюмный механик поручик Михалевский, судовой механик поручик Кольцов и младший судовой врач Тржемсий. Три кондуктора и сто пять матросов. Остальная команда перешла на 'Алмаз', который и отбыл во Владивосток вместе с трофейной 'Кассиопеей'.

Блохин, по отбытии основной части отряда, немедленно развил бурную деятельность. Брандвахта, так брандвахта! Но только суньтесь, гады!

Была выбрана позиция с которой максимально эффективно простреливались подступы к Корсакову, и 'Донской' встал там на якоря. Справедливо предполагая возможность минных атак со стороны японцев, крейсер не только опустил в воду противоминные сети, но и защитился от возможных атак боном из брёвен со свисающими с них цепями. Значительную часть этих самых цепей пришлось чуть ли не силой 'вытряхивать' из закромов Арцишевского. Все уцелевшие пушки правого борта перенесли на левый, демонтировав там повреждённые орудия,

Так что уже через пять суток 'Дмитрий Донской' был готов встретить врага, если тот посмеет приблизиться к рейду. Пять шестидюймовых орудий и четыре трёхдюймовки хищно нацелились в сторону моря...

* * *

Будь вице-адмирал Того русским, то известия о результатах действий Четвёртого боевого отряда, откомментировал бы исключительно матерными эпитетами — имея огромное преимущество в артиллерии упустить русские рейдеры, да ещё при этом потерять потопленными два крейсера. Но с контр-адмирала Уриу уже не спросишь... Да, 'Дмитрий Донской' серьёзно повреждён и надолго застрял в заливе Анива (японские шпионы во Владивостоке качественно выполняли свою работу, поэтому командующий Объединённым флотом страны Ямато знал о русских всё, ну или почти всё)

. И этот чёртов крейсер должен быть уничтожен! Только КЕМ уничтожен? Какие боевые корабли можно отправить к этому чёртову Карафуто*? Малые миноносцы из Хакодате? Разумеется. Но этого совершенно недостаточно, необходима артиллерийская поддержка калибром минимум в шесть дюймов. А канонерки именно сейчас как воздух необходимы здесь, под Порт-Артуром. Хотя... Вариант, конечно, парадоксальный, но почему бы и нет?

 Карафуто — японское название Сахалина.

* * *

— А действительно, Иван Иванович — почему бы и нет? — весело посмотрел Вирениус на кавторанга. — Клюнут япошки на 'Донского', пренепременно клюнут. Полностью поддерживаю вашу идею. Но нужно выждать....

'Алмаз', разумеется, добрался до Владивостока и довёл туда же 'Кассиопею', после чего Чагин немедленно поспешил с докладом к командующему с докладом.

— Как Добротворский?

— Умер. Герцог очень старался, но... На всё воля божья. — перекрестился Чагин.

— Прими, Господи, душу раба твоего Леонида! — тоже перекрестился Вирениус. — Ладно — война, и, как писал, если не ошибаюсь, Матфей: пусть мёртвые погребают своих мертвецов. Хотя бы в землю ляжет... Честь ему и слава! Но нам нужно думать о живых. И о победе над врагом. Так что ваш 'Алмаз' подремонтируется, загрузится углем под самые каюты для великих князей и княжон, и отправится к подходам к проливу Лаперуза с нашей стороны. И задача ваша, Иван Иванович, будет проста как блин: увидеть противника и срочно драпать во Владивосток. Очень даже желательно, чтобы японцы вас вообще не опознали — одинокий дымок на горизонте, это не сигнал для них, а вот если вы увидите дымы от нескольких больших кораблей на горизонте в понятно каком направлении — всё ясно. Полным ходом во Владивосток. И ни вы, ни ваш драгоценный 'Алмаз' не стоят тех сведений, которые вы сообщите в данный момент.

— Прекрасно понимаю, Андрей Андреевич. Только...

— Что?

— Да 'подремонтироваться' для 'Алмаза', это не несколько дней — котлы и машины в весьма неважном состоянии. Требуется недели полторы, и то, только в том случае, если будут в наличии все необходимые материалы.

— Понятно. Простите, Иван Иванович — не подумал об этом. Да и экипаж, подозреваю, вымотан как физически, так и психически. Спокойно ремонтируйтесь и отдыхайте. На разведку отправится 'Богатырь'. К тому же и станция беспроволочного телеграфа у него самая мощная в отряде. И да: попрошу вас возможно скорее прислать мне представления к награждению ваших офицеров. И не стесняйтесь там, заслужили, чёрт побери! А лично вас представлю к Владимиру третьей степени с мечами.

— Благодарю за столь высокую оценку действий моего корабля, Андрей Андреевич, — обозначил полупоклон кавторанг, — но нижние чины...

— Разумеется. Сколько крестов для экипажа попросите — столько получите.

— Ещё раз благодарю.

* * *

Через три дня Стемман вывел свой крейсер в море и 'Богатырь' начал патрулирование между Хоккайдо и материком. Опасаться ему было некого — у японцев не имелось более сильного боевого корабля, способного догнать русский большой бронепалубник и навязать ему бой. В своём классе, 'Богатырь' был чуть ли не лучшим в мире, только находящийся в Порт-Артуре 'Аскольд', пожалуй, мог бы поспорить с ним за 'место на пьедестале'.

Между заливом Ольги и японским побережьем около трёхсот миль, не очень большое расстояние для корабля в дозоре. Конечно, и при хорошей погоде, если не повезёт, ожидаемого противника запросто можно упустить. А уж если тучки, да с дождиком, а если туман... Упустишь гарантированно.

Через сутки после ухода 'Богатыря' это понял и Вирениус. Выматерил себя, и приказал всему броненосному отряду и 'Авроре' быть готовым к выходу в море на следующее утро. Благо, что крейсера заранее находились в состоянии полной боевой готовности.

Погода стояла вполне себе благоприятная: перламутровое в облаках с голубизной небо, небольшая волна, несильный восточный ветер. На параллели бухты Владимира выстроились в кильватер с интервалом в милю и двинулись таким строем к Хоккайдо. Вскоре встретили возвращавшегося от японского побережья 'Богатыря', который сообщил о потоплении каботажника в пятьсот тонн с грузом рыбы. Около пятисот килограммов горбуши и пятерых японских моряков крейсер принял на борт.

Стемман присоединил свой крейсер к 'забору', перегораживающему путь из Японского моря к Сахалину, но ещё двое суток этого патрулирования никаких результатов не принесли. На третьи сутки 'Рюрик' донёс, что наблюдает с норда два дыма. В указанном направлении немедленно отправилась 'Аврора' и обнаружила два паровых катера с 'Дмитрия Донского' с полусотней офицеров и матросов.

* * *

— Дымы с зюйда, — прокричал сигнальщик.

— Ну что, кто-то к нам пожаловал. Или наши, или японцы, — процедил сквозь зубы Блохин.

— На первое я бы не рассчитывал, Константин Платонович. Явно — японцы, -немедленно отозвался Веселаго-2й. — Камимура в полном составе.

— С вами не поспоришь — силуэт 'Адзумы', с её несимметричным расположением труб трудно не опознать. Нас пришли убивать. Готовьте своих комендоров к бою.

— Шансов нет, но драться будем.

— Будем, Николай Николаевич. У нас имеется флаг, а спускать его в виду неприятеля...

— Недопустимо, — согласился лейтенант. — Я к дальномеру.

— Помогай вам Бог! — кивнул Блохин и пошёл сыпать распоряжениями: Машинную команду — на берег. Минёров и гальванёров туда же. Трюмные и комендоры — на местах. Оба катера спустить на воду и пришвартовать с правого борта.

Исполняющий должность командира корабля не испытывал никаких иллюзий на предмет ближайшего будущего — 'Донского' непременно утопят. Шансов нет вообще. И даже аналогия с приказом Остермана-Толстого 'Ничего не делать — стоять и умирать!' была не по ситуации — тогда корпус Остермана прикрывал отход всей Первой армии Барклая, а сейчас 'Донской' не прикрывает вообще ничего. Необходимо уберечь как можно больше людей, но не уронить при этом честь России.

Началось. Пристрелка, а потом японские броненосные крейсера стали вдребезги и пополам разносить своими снарядами русского ветерана. 'Донской', конечно, огрызался из того, что имел, на 'Идзумо' даже занялся пожар, но 'тонуть так тонуть!' — Блохин заранее выбрал место, где глубина позволяла уйти крейсеру на дно гарантированно глубоко. Катера с остатками экипажа отвалили от борта погибающего крейсера, на котором продолжал развеваться Андреевский флаг.

Раненый в бедро Блохин приказал забрать с берега отправленных туда ранее матросов, и двигаться к заливу Владимира.

* * *

После беседы с Блохиным Вирениус понял, что на этот раз Камимура его обыграл. Вчистую. Не пошёл кратчайшим путём к Сахалину, а свернул в Сангарский пролив, и, обогнув Хоккайдо, появился у Корсакова. После чего благополучно смылся тем же путём. Достойно 'сыграл' японский вице-адмирал, достойно. Да, противника недооценивать нельзя в любом случае. А Сергей знал, что японцы противник сильный, упорный, умный и... И упёртый.

Ну и мы не лыком шиты...

Поднявшись на мостик, контр-адмирал приказал командиру 'Осляби' запросить остальные корабли отряда о запасах угля. Ответные доклады оказались обнадёживающими: даже 'Аврора' и 'Богатырь' гарантировали около трёх тысяч миль экономическим ходом.

— Ну что же, значит прогуляемся в Корейский пролив — не зря же из Владивостока выходили.

— А с какой, простите, целью? — вежливо поинтересовался Михеев.

— С той самой целью, ради которой и строились наши корабли. Поохотимся за японскими транспортами. Передайте приказ штурману рассчитать курс на Мозампо и на остальные корабли отряда тот же самый приказ. За 'Донского' нужно отомстить.

— Есть! — откозырял каперанг и отправился инструктировать вахтенного начальника.

Шесть кораблей первого ранга развернули свои тараны на юг, и двинулись на разрушение японских морских коммуникаций.

'Никко-Мару' перевозил из порта Акита в корейский Гензан резервный батальон гвардейской пехоты, но приблизительно в три часа ночи, прямо посреди Японского моря, его мостик да почти всю палубу залило светом четырёх прожекторов: С русского отряда заметили его ходовые огни, и не преминули поинтересоваться кто это здесь , в зоне боевых действий ходит.

С 'Осляби' грохнула пушка приказывая остановиться. Капитану второго ранга Чаяма пришлось подчиниться и застопорить ход. Оставалась робкая надежда, что это всё-таки свои...

С 'России' спустили катер с досмотровой партией, и он запрыгал по волнам, приближаясь к борту японского транспорта.

Когда на 'Никко-Мару' разглядели андреевский флаг на корме катера, с борта немедленно открыли огонь. Винтовочный.

Катер немедленно развернулся и направился к крейсеру.

'Россия', не дожидаясь приказа адмирала 'выплюнула' торпеду в сторону японца.

— Огонь по верхней палубе японца фугасными снарядами, — приказал командиру 'Осляби' Вирениус.

Как раз в этот момент рвануло взрывом мины выпущенной 'Россией'. Транспорт стал крениться.

— Андрей Андреевич, извините, — посмел попытаться возразить Михеев. — Тонет ведь японец. Может не будем огонь открывать? Там ведь шлюпки у них...

— Именно поэтому, — мрачно бросил адмирал. — Второй раз повторяю приказ: Фугасными по верхней палубе. Расшифровываю, чёрт побери: уничтожить все средства спасения вражеских солдат, которые плывут, чтобы убивать наших солдат. Так понятно?

— Но...

— Если враг не сдаётся, он должен быть уничтожен. Не так? Враг отказался сдаваться — уважаю. Но тем более наша задача максимально не допустить, чтобы такие бойцы врага добрались до своих частей на материке и не стали убивать наших русских солдат. 'Огонь!' я приказал.

— Слушаюсь, ваше превосходительство!

С 'Осляби' ударили шести и трёхдюймовки. Дистанция была смешной даже для ночного времени. 'Никко-Мару' уходил в волны Японского моря пылая. И шипя раскалённой сталью бортов, которой ошпаривал эти самые волны. Мировой океан не заметил принятия в свои объятья ещё каких-то тысяч тонн железа и просто тонн человеческой плоти.

Для спасения тонущих всё-таки спустили шлюпки — холодная вода и перспектива не самой лёгкой смерти способны остудить самые горячие головы. Приняли из волн сорок восемь человек, многие из японцев просто отплывали от спасающих их русских предпочитая смерть плену. Ни одного офицера среди спасённых не оказалось.

— Гордый народ, — глядя на происходящее в свете прожекторов, произнёс Михеев.

— Фанатики, — немедленно отозвался адмирал. — Но ничего, пообламываем им рога, будут сдаваться как миленькие. Просто пока привыкли побеждать. Ничего, мы им эти иллюзии рассеем.

На рассвете отряду попался бельгийский 'Гектор' с полными трюмами стали в отливках, везущий груз в Цугару. Призовать не стали — просто утопили, сняв экипаж.

Потом встретили пассажирский 'Гиацинт' из Сайгона в Каназаву, досмотрели, забрали с борта пятнадцать японцев призывного возраста и отпустили.

А вот, чем ближе продвигались к Цусиме, тем больше стало везти на серьёзные трофеи: сначала поймали британский 'Кавалер', везущий из Японии на материк полевые орудия и строевых лошадей, потом германский 'Вольф' с грузом кардифа в Майдзуру, а 'вишенкой на торте' оказались два японских транспорта, один с инженерным снаряжением для армии Оку, а второй с железнодорожными конструкциями для неё же.

Все перечисленные суда были взяты в качестве призов и, вместе с отрядом, отправились во Владивосток.

Камимура скрежетал зубами получив известия об этих действиях русских, но ничего предпринять не смог — после визита на Сахалин угля на его крейсерах оставалось очень немного, ни о какой погоне и поиске противника до бункеровки речи идти не могло. А к окончанию угольной погрузки уже стало известно, что Вирениус со своими кораблями и пятью захваченными транспортами благополучно прибыл во Владивосток. Трофейные пушки и инженерное войсковое снаряжение немедленно было отправлено в Манжурскую армию, и командующий Владивостокским отрядом получил право не то чтобы просить — требовать из Петербурга доставки на Тихий океан дополнительных орудий и боеприпасов.

А Сергей-Вирениус прекрасно помнил, что во время Первой Мировой самыми эффективными рейдерами были не крейсера специальной постройки, не бывшие пассажирские лайнеры, а скромные тихоходные угольщики. Их никто не мог заподозрить в 'пиратских намерениях' и десять лет вперёд. Им позволяли сближаться с собой, а когда грохал выстрел и на мачту взлетал приказ остановиться и поднимался боевой флаг — было поздно.

Теперь такие корабли имелись, команды для них тоже найдутся, не хватало, опять же, пушек. Пришлось идти на поклон к коменданту Владивостока, генералу Казбеку.

— Георгий Николаевич, ну поймите: война идёт, нам до самой крайности необходимы пушки на корабли, а у вас они имеются, но не воюют.

— Уважаемый Андрей Андреевич, я прекрасно понимаю ваше стремление нанести врагу наибольший вред, — холодно отреагировал генерал, — но у меня есть своё начальство, перед которым я несу ответственность не только за каждую пушку, но и за каждый патрон.

Чёртовы времена! — подумал Сергей, — Времена, когда вражеской пули или снаряда боятся меньше, чем взгрева от начальства! Хотя... А когда было иначе? Да и сейчас 'не есть иначе'. Для 'чинов нижних классов'. Высшие чины на то и высшие, чтобы иметь право и не иметь ответственности...

— Бля! Куда это я заехал?..

— Повторяю. Георгий Николаевич: у нас один и тот же враг. Наша с вами задача, нанести ему максимальный ущерб. Ваши пушки на береговых батареях защищают город и порт, но им пока не приходилось вступать в бой. Надеюсь и не придётся — мы с моря, как и обеспечивали безопасность Владивостока, так и продолжаем это делать. Упал хоть один японский снаряд на город?

— Нет. Спасибо вашим крейсерам, но...

— А я ведь могу просто написать наместнику, — пошёл Вирениус с козырей. — Как, думаете, он отреагирует на ваш отказ помочь флоту?

Генерал-лейтенант Казбек прекрасно понимал, как отреагирует адмирал Алексеев на отказ помочь флоту. Пока победоносному флоту.

— Не надо горячиться, Андрей Андреевич. Несколько пушек — оборона крепости не обеднеет.

— Насколько 'несколько'?

— А сколько вы бы хотели?

— Шесть шестидюймовых тридцатипятикалиберных, и шесть стодвадцаитимиллиметровых Кане. Пока.

— Ну, это совсем не 'несколько', — возмутился Казбек. — Вы меня просто грабите, Андрей Андреевич.

— Я обеспечиваю Владивостоку как крепости весьма комфортный режим существования, — уже мрачно посмотрел на Казбека контр-адмирал. — Объясните, почему вы от этого отказываетесь? Повторяю, ваше превосходительство: мы делаем одно дело — служим Отчизне каждый на своём месте. И должны помогать друг другу когда наша Родина воюет. Я, и подчинённые мне корабли, 'отодвинули' угрозу японских бомбардировок Владивостока с моря, ни один вражеский снаряд не упал ни в город, ни в крепость. Не так?

Сергей прекрасно запомнил приём Штирлица заканчивать фразу вопросом. Теперь отвечать приходилось коменданту Владивостока.

— Андрей, Андреевич, ну вы даже сами не представляете, чего от меня просите, — Казбек не придумал ещё контраргументов, но сдаваться очень не хотел.

— Прекрасно представляю, — отрезал Вирениус. — Я прошу у вас артиллерию для превращения бывших торговых судов во вспомогательные крейсера. А в дальнейшем ещё попрошу пару батальонов пехоты в качестве десанта на японскую территорию. Но это в перспективе. Пока прошу только пушки.

— Да вы с ума сошли! — вытаращил глаза Казбек. — Какие десанты, побойтесь Бога! Нам бы удержать то, что имеем — город, порт и крепость, а вы собрались наших солдат на вражеский берег высаживать. При том, что у сухопутной армии проблемы в сражениях с японцами. Вы же знаете, что наших вдребезги разбили у реки Ялу.

— Знаю, разумеется. Поэтому и хочу ударить там, где нас не ждут. Взорвать мосты на японской территории, разбить их железнодорожные узлы там, где они близки к морю. Но это разговор о 'завтра'. Сейчас мне нужны пушки на суда, которые станут вспомогательными крейсерами, которые начнут разрушать систему подвоза в Японию стратегических грузов. Вы понимаете, насколько это важно именно сейчас, Георгий Николаевич?

— Понимаю, — буркнул комендант. — Вы получите шесть шестидюймовок на свои корабли. Но это должен утвердить наместник.

— Разумеется. Я сегодня же свяжусь с его штабом. Не сомневаюсь в содержании ответа из Мукдена. Благодарю! — контр-адмирал поднялся из кресла. — Кстати: было бы желательно получить орудия вместе с их расчётами. На флотское довольствие примем их с нашим удовольствием.

— Я оценил ваше пристрастие к каламбурам, Андрей Андреевич, — холодно бросил генерал Казбек, — но пока я пообещал вам только пушки.

— Премного благодарен. Честь имею!

Глава Порт-Артур

Благодаря прибытию в Артур семи 'невок' — истребителей миноносцев, ситуация не только на рейде крепости изменилась — изменилось вообще всё на расстоянии пары сотен миль от входа на рейд Порт-Артура. Макаров мог теперь себе позволить отправлять в разведку не пары, не четвёрки эсминцев, а отряды по шесть истребителей в каждом. Дважды случились стычки с японцами. В первый раз 'Внушительный', 'Бесшумный', 'Бравый', 'Бедовый', 'Блестящий' и 'Безупречный' в прах разнесли японский Первый отряд миноносцев. Утопили всех четверых. Без потерь. Даже раненых не было.

Потом русский отряд из шести контрминоносцев нарвался на японский Третий отряд истребителей. Уйти смог только 'Синаноме', 'Усугомо' и 'Сазанами' затоптали в волны Жёлтого моря. Причём разбитый и горящий 'Усугомо' был добит миной с 'Сильного' — первый в истории морских сражений случай, когда миноносец уничтожили минной атакой миноносца.

Но ликовали по этим поводам в Порт-Артуре недолго: конно-охотничья команда из Бицзыво донесла, что видит на подходах к Корейскому заливу множество дымов.

Макаров немедленно приказал выводить эскадру на внешний рейд и готовиться к походу. Благо, что была высокая вода, и броненосцы с крейсерами достаточно быстро вышли на внешний рейд. Затем, за тралящим караваном, корабли артурской эскадры двинулись в Жёлтое море, чтобы если и не пресечь попытку вражеского десанта на свою территорию, то здорово осложнить это мероприятие.

Дежуривший под Порт-Артуром крейсер 'Акицусима', разумеется, немедленно сообщил о факте выхода русской эскадры своему командованию и, соблюдая безопасную дистанцию, пошёл параллельно артурской эскадре. Адмирал Того, прикрывавший до этого всеми своими силами транспорты, везущие солдат и снаряжение на материк, немедленно, вместе с Первым и Третьим боевыми отрядами, Первым, Вторым и Пятым отрядами истребителей развернулись навстречу атакующим русским. Охранять транспорты остались крейсера адмирала Катаока и 'Идзуми' с 'Чиодой'.

Макаров держал флаг на 'Ретвизане', в его кильватере следовали 'Цесаревич', 'Победа', 'Пересвет' под флагом контр-адмирала Ухтомского, 'Петропавловск' и 'Полтава'. Контр-адмирал Молас с флагом на 'Баяне' вёл крейсера: 'Аскольд', 'Палладу' и 'Диану'. На правой раковине основного кильватера шли большие миноносцы в количестве двенадцати штук под брейд-вымпелом кавторанга Елисеева. На левой — 'Новик' вёл за собой восемь 'соколов' — эсминцев поменьше и послабее, чем в елисеевском отряде...

Когда дымы эскадры скрылись за горизонтом, с внутреннего рейда Порт-Артура вышли ещё три корабля: 'Ангара', 'Забияка' и 'Джигит'. Макаров совместил 'два в одном' — и повёл эскадру в атаку на вражеский десант, и обеспечил выход рейдеров на японские коммуникации. Рассчитал он всё достаточно разумно — если даже японцы и заметят выход этих русских кораблей, то воспрепятствовать ему уже не смогут, ибо все их силы сейчас сосредоточены на прикрытии десантной операции. Поэтому впоследствии 'Ангара' совершенно беспрепятственно обошла Японию с юга и отправилась 'пиратствовать' в океан, а 'Забияка' с 'Джигитом' стали заниматься тем же самым в Восточно-Китайском море.

* * *

— Дымы на правом крамболе! Три... Нет, четыре.

— 'Собачки' пожаловали, — ухмыльнулся Макаров, — значит, и Того в самом скором времени подойдёт. Ну так мы на это и рассчитывали. Моласу: 'Атаковать вражеский крейсерский отряд и прорываться через него к транспортам'. 'Баян' ответил 'Ясно вижу', просигналил приказ следующим за ним крейсерам, и начал набирать ход. 'Аскольд' и 'Диана' с 'Палладой' последовали за ним. Для начала шуганули совершенно обнаглевший 'Акицусима'. Капитан второго ранга Ямая, увидев, что в его сторону направляются большие русские крейсера, благоразумно направил свой корабль на восток. Подальше от рисующихся проблем.

Контр-адмирала Моласа это вполне удовлетворило, и он, изменив курс, пошёл в атаку на японский отряд крейсеров.

Контр-адмирал Дева, видя, что на его четыре корабля надвигаются четыре же русских 'оппонента' из которых каждый был значительно сильнее любого из крейсеров его отряда, благоразумно поспешил к своим главным силам, попытавшись по радиотелеграфу передать командующему флотом о сложившейся ситуации.

Но номер не прошёл: на 'Баяне' находилась одна из самых совершенных радиостанций на всём Дальнем Востоке, поэтому Вирен приказал немедленно забить шумом волну японской передачи. Что и произошло. Причём 'Баян' продолжал преследовать отступающий Третий боевой отряд не только угрозой своих орудий, но и тем самым подавлением радиопередач банальной искрой — чья радиостанция сильнее, тот и хозяин эфира.

Но у Девы имелся конкретный приказ: не допустить прорыва русских крейсеров к транспортам. И его пришлось выполнять.

'Читосе' лёг на курс параллельный курсу 'Баяна', и открыл огонь по русскому флагману. Тот немедленно отозвался, за ним загрохотали своими бортовыми залпами 'Аскольд' и 'Диана' с 'Палладой'. Японцам сразу стало несладко — восьмидюймовый с 'Баяна' вынес сразу половину орудий стреляющего борта на 'Читосе', его шестидюймовые снаряды сбили первую трубу на японском флагмане и расхреначили вентиляторы на палубе, 'Аскольд' вообще превратил 'Кассаги' в пылающий остров, 'Диана' и 'Паллада' дружно не обратили внимание на 'Нийтаку', но дружно же прошлись огнём по 'Иосино'. И огонь из двенадцати шестидюймовых орудий и 'трёхдюймовый пулемёт' из двадцати семидесятипятимиллиметровых не прошёл для ветерана японо-китайской войны даром. Крейсер вышел из строя, и, забегая вперёд, сообщу, что до берега ему догрести не удалось.

Русские крейсера тоже наполучали попаданий, но некритичных. За исключением одного — восьмидюймовый снаряд с 'Кассаги' угодил прямо под основание средней трубы на 'Палладе'. Труба свалилась на правый борт, своротила при этом ствол трёхдюймовой пушки, и, оборвав своей тяжестью остатки стали удерживающие её на корабле, рухнула за борт. Дымоходы завалило обломками и корабль резко снизил ход. Пришлось отказаться от прорыва к вражеским транспортам и вернуться к своим броненосцам.

Но основная часть отряда Моласа всё-таки вырвался на оперативный простор. За ним же рванули в 'открытую калитку' и 'Новик' с отрядом эсминцев...

* * *

— А вот и сам Того, — удовлетворённо сказал Макаров, наблюдая наплывающие с востока дымы. Ему давно, очень давно хотелось схватиться в бою с достойным противником. Чтобы на практике отыграть свою теорию правил ведения морского боя. А противника более достойного и умного на то время вообще не имелось во всём мире.

— 'Микаса', 'Сикисима', — чеканно озвучивал имена японских броненосцев сигнальщик, — 'Асахи', 'Ясима' и 'Фудзи', трёхтрубный броненосный крейсер. Трубы низкие и толстые — вероятно 'Якумо'.

— Держать курс навстречу, — приказал Щенсновичу Макаров.

Два грозных кильватера сближались. Предстоял бой на контркурсах, что устраивало Макарова, но категорически не устраивало Того. Японский флотоводец прекрасно понимал, что в этом случае артурская эскадра имеет шанс в полном составе прорваться к транспортам, ведь придётся обменяться с нею залпами на этих самых контркурсах с весьма призрачными шансами нанести русским какие-то критические повреждения, потом разворачиваться и догонять. А преимущество в скорости у Первого боевого отряда не так уж и велико. Резать курс противника и попытаться сделать 'кроссинг Т'? Так Макаров просто возьмёт пару румбов влево и снова получатся те самые контркурсы. Начать разворот на шестнадцать румбов в зоне огневого контакта? Так это вообще форменное самоубийство — русские пристреляются по точке разворота и устроят такой 'горячий коридор', что половина японских броненосцев могут вступить в ой 'линия против линии' в полуинвалидном состоянии. Что делать?

* * *

— Японцы решили пострелять на противоходе, ваше превосходительство, — обратился к командующему командир 'Ретвизана'. — Нас ведь это устраивает?

— Разумеется, — отозвался Макаров. — Поднимите-ка сигнал: 'Быть готовым к повороту влево на два румба'.

— Есть! — немедленно отозвался Щенснович, и тут же отдал необходимые приказания.

Сближались две колонны броненосцев, которые вели два, пожалуй, самых совершенных представителя этого класса кораблей в мире: 'Микаса' и 'Ретвизан'. И на их мостиках стояли два, пожалуй, лучших в мире адмирала.

— Однако, пора в боевую рубку, господа, — вежливо приказал Макаров офицерам, находившимся на мостике, — негоже нам дожидаться здесь случайного японского снаряда. Всем разойтись по местам предписанным боевым расписанием.

Офицеры штаба и броненосца немедленно поспешили выполнить приказ командующего, а сам вице-адмирал уже через минуту мог рассматривать окружающее пространство только через полуторафутовую 'щель' боевой рубки 'Ретвизана' — крайне неудобно по сравнению с мостиком, но значительно более безопасно.

Вице-адмирал Того остался на мостике 'Микасы', офицеры его штаба и командир броненосца находились при нём.

Когда с дальномеров сообщили, что дистанция до головного японца пятьдесят кабельтовых, с 'Ретвизана' начали пристрелку. Рано начали — снаряды легли серьёзными недолётами. 'Микаса' хладнокровно молчал. Но старший артиллерийский офицер русского флагмана так же хладнокровно продолжал пристреливаться. Хоть это было и архисложным делом: корабли сближались со скоростью железнодорожного экспресса, дистанция менялась за секунды, но всплески от русских шестидюймовых снарядов всё-таки вставали всё ближе и ближе к борту японского флагмана. А уж когда блеснуло искрой на борту 'Микасы', Макаров приказал просигналить: 'Бить по врагу по способности'. Эскадра загрохотала бортовыми залпами. Японцы не замедлили ответить. Класс кораблей был примерно равный, выучка экипажей — тоже. Желание победить, разумеется, имелось по обе стороны пространства, разъединяющего кильватеры. Адмиралы, которые вели корабли в бой вряд ли уступали друг другу как флотоводцы...

'Микаса' успел получить двенадцатидюймовый кормовую рубку, два шестидюймовых в броневой пояс... И ещё один фугасный шестидюймовый с 'Цесаревича'. И разорвался он прямо на мостике японского флагмана. Килограммы пироксилина превратились в горячий газ, который разорвал стальную оболочку снаряда на крупные осколки. Крупные и тяжёлые. Одним из таких у вице-адмирала Того оторвало ногу ниже колена, другими убило командира 'Микасы' Идзичи, и офицера штаба командующего капитана второго ранга Арима, покалечило адъютанта капитан-лейтенанта Нагата и лейтенанта Мацамура. Остальных находящихся на мостике просто контузило взрывной волной. То есть, практически всё руководство Первым боевым отрядом и его флагманом было выведено из строя. Но это уже ничего не решало в данный момент: расходящиеся броненосные колонны продолжали засыпать друг друга снарядами со сравнимым, но не критичным успехом, когда Макаров приказал поднять сигнал 'Исполнять поворот'.

Русский кильватер стал склоняться в сторону хвоста японского, который замыкал 'Якумо'.

'Бить по концевому' взлетел очередной флажный сигнал на 'Ретвизане'.

Броненосцы несущие андреевский флаг, расцепляясь со своими прежними визави, дружно стали перенацеливать свои орудия на японский броненосный крейсер. Ну и врезали. Со всей широтой русской души.

'Якумо' просто засыпало снарядами, его командир, капитан первого ранга Мацути, просто по-человечески не успевал осмысливать информацию о повреждениях крейсера и отдавать приказы о необходимых действиях.

Сначала по творению немецких корабелов прошёлся своими пушками 'Ретвизан' — два двенадцатидюймовых и восемь шестидюймовых попаданий, пробит броневой пояс, смяты вентиляторы левого борта, уничтожено одно из орудий среднего калибра. Почти одновременно добавил огонька 'Цесаревич' — подводная пробоина, сбита третья труба и выведена из строя носовая башня главного калибра, 'Победа' и 'Пересвет' тоже внесли свою малую толику пробив дважды броневой пояс японца, а шестидюймовым градом вызвав пожары почти на всей площади от фок-, до грот-мачт. А 'на закуску', или, правильнее будет сказать, 'на посошок', за 'Якумо' взялись артурские чемпионы по стрельбе: 'Петропавловск' и 'Полтава' — именно эти броненосцы всегда показывали наилучшие результаты на учебных стрельбах Тихоокеанского флота. Судьба японского крейсера была решена — ещё пять двенадцатидюймовых попаданий, которые на пятнадцати кабельтовых не могла отразить никакая броня, взрыв боезапаса кормовой башни, и 'самый броненосный' из броненосных крейсеров Японии взял курс ко дну.

Если бы Первым боевым отрядом по-прежнему командовал Того, то весьма вероятно, что он ответил бы 'любезностью на любезность' — тоже охватил бы хвост русского кильватера, и обработал бы огнём своих броненосцев концевую 'Полтаву'. Утопить вряд ли бы удалось, но выбить из строя вполне себе был шанс. Однако, пока Симамура принимал командование, эскадры уже разнесло в противоположных направлениях. Японцам оставалось только развернуться, и на всех парах нагонять русский кильватер, чтобы хотя бы отомстить... И японский ВРИО командующего уже придумал как это сделать: выйти на траверз третьего с конца русского броненосца, уровнять скорости, и весь огонь отряда обрушить на ту самую 'Полтаву'...

Так себе удалось... Вернее: не удалось вообще: русская линия при приближении японцев сделала два подряд поворота вдруг и теперь, ведомая той самой 'Полтавой', стала поворачивать влево, рисуя японскому флагману ту самую 'кроссинг Т'.

Симамура, естественно, не повёл 'Микасу' в потенциальный 'огневой мешок' и отвернул с курса преследования. Макаров не настаивал на продолжении битвы — его вполне устроили её результаты. Тем более, что крейсера и миноносцы прорвались к японским транспортам.

А именно этого японские броненосцы не могли допустить. То есть прорыв-то уже состоялся, но какое-то время Пятый, Шестой и Третий боевые отряды смогут прикрыть конвой от русских крейсеров и истребителей, а там подойдёт и Первый... Поэтому японский кильватер ушёл даже от боя на контркурсах и, не открывая огня, устремился к точке высадки десанта. Артурским броненосцам, естественно, отпускать противника в такой ситуации было нельзя. И следовало разворачиваться в погоню либо поворачивая последовательно на шестнадцать румбов, что было более надёжно и легко, но занимало много времени которого не было, либо опять выполнить два подряд поворота 'вдруг', что требует максимальной сплаванности отряда, имеется риск дружественных таранов, но здорово экономит время...

Макаров уже верил в свою эскадру тем более, что сегодня его броненосцы уже успешно выполняли данный манёвр, и совсем недавно.

* * *

Уже было можно выйти из тесноты боевой рубки на ветерок. Левое крыло мостика 'Ретвизана' японские снаряды раскурочили вдрызг, а вот правое оказалось вполне себе в порядке.

Макаров, Щенснович, офицеры штаба командующего и прочие офицеры вышли из-под брони, чтобы хоть немного подышать свежим воздухом.

— Запросите корабли о потерях и повреждениях, Эдуард Николаевич.

— Уже делано, Степан Осипович, ждём ответа...

Ответы очень скоро стали поступать.

Но перед этим на мостик взобрался старший офицер 'Ретвизана' лейтенант Скороходов.

— Разрешите доложить о повреждениях и потерях ваше превосходительство?

— Да что вы с титулованием во время боя на самом деле, — поморщился Макаров, — Докладывайте своему командиру, а не мне, Иван Иванович.

— Есть, ваше превосходительство, — не до конца понял командующего лейтенант, — Большая пробоина в корме, в метре от ватерлинии, попадания и пожары в адмиральском салоне и кают-кампании. Успешно гасятся. Разбито шестидюймовое орудие номер четыре, разнесло в щепки все шлюпки левого борта. Убиты мичман Столица и одиннадцать матросов, ранены мичманы Гурячков и Изенбек, два кондуктора и тридцать матросов.

— Здорово нас Того потрепал, — усмехнулся Макаров. — Но на войне не без потерь.

— С 'Цесаревича' передают, — стал озвучивать флажные комбинации сигнальщик: 'Вышла из строя носовая шестидюймовая башня правого борта, пять убитых, восемнадцать раненых, из них два офицера, 'Победа': заклинена кормовая башня главного калибра, пробоина в основании средней трубы, пожары на средней палубе. Тушим. Восемнадцать нижних чинов и два офицера убито, раненых двадцать четыре. 'Пересвет': Пробоина в носу, ход более тринадцати узлов держать пока не могу. Убитых нет, раненых пять.

— Повезло 'Пересвету', — буркнул под нос Макаров. — Придётся без него пока повоевать. Запросите: 'Когда сможете починиться и дать хотя бы пятнадцать узлов?'

— 'Петропавловск', — продолжал сигнальщик, — повреждён ствол носовой двенадцатидюймовой пушки. Попадание в батарею шестидюймовых орудий левого борта. Батарея вышла из строя. Пробоина во второй трубе. Максимальная скорость — четырнадцать узлов. Убито двадцать шесть нижних чинов и два офицера. Раненых — сорок три. Три офицера. 'Полтава': Большая пробоина в корме, затапливает рулевое отделение, пробоина в носу, вышли из строя левая носовая шестидюймовая башня и батарея левого борта. Тридцать два убитых (один офицер), сорок восемь раненых (четыре офицера). Максимальный ход — четырнадцать узлов.

— Иметь ход в четырнадцать узлов. Держать за мной! 'Пересвету' — исправить повреждения, и, по возможности, догонять эскадру.

— Ваше, превосходительство, — взлетел на мостик лейтенант Развозов, — радио с 'Паллады'.

— С повреждениями справился, могу иметь ход в пятнадцать узлов, — читал Макаров, — прошу дать указания по поводу дальнейших действий.

— Передайте: 'Присоединиться' к эскадре, — мрачно выдавил из себя адмирал, а потом представил свой разговор с Сарнавским по поводу погон на плечах, и ответственности офицера, штаб-офицера, командира корабля первого ранга в конце концов, по поводу самостоятельного принятия решений...

* * *

'Баян', 'Аскольд' и 'Диана' уже вышли на тот 'забор', который организовал вице-адмирал Катаока, прикрывая японские транспорты с солдатами, пушками, снарядами и прочим от атаки артурской эскадры. 'Итсукусима' под флагом самого Катаоки, 'Мацусима', 'Хасидате' и 'Чин-Иен', а также отряд контр-адмирала Того-младшего в составе 'Идзуми', 'Акицусимы' и 'Чиоды' перекрывали единым кильватером все подходы к своим судам с юга.

А контр-адмирал Молас, командующий крейсерским отрядом, и не собирался со своими скоростными крейсерами влезать в бой с японской медленной линией — раз противник подставляется под 'кроссинг Т', то пусть его и получит. Тем более, что главной задачей крейсерского отряда и было вывести свои миноносцы в атаку на транспорты. Что, вроде-бы, и удалось: Елисеев со своим отрядом в двенадцать истребителей уже огибал всю эту тучу транспортов и кораблей охранения с запада, и уже никто не будет способен остановить его атаку на суда, везущие своих солдат на территорию России.

Но нашлись и такие: Того давно уже вытребовал из Второй эскадры Четвёртый и Пятый отряды истребителей.