Приговорённый

Пока плескался в ещё одной лохани, затыкаемой пробкой (англичане по сей день так умываются, значит, и он не сломается), обнаружил в уголке на полочке свою одежду: нижнее бельё, джинсы, футболку, носки. Тщательно выстиранные и аккуратно сложенные. Вот только для джинсов придётся просить какой-нибудь ремешок: спадают теперь.

А на кухне уже вовсю кипела работа. Флорина метала на стол какие-то припасы, Львианна деловито раскладывала их по глиняным тарелкам с глазуревым орнаментом. Сто процентов, перемывали кости именно ему, поскольку обе сразу же замолчали, когда Букашкин предстал пред их очами. Причём, Великая Госпожа успела как-то по новому подколоть волосы, а её служанка (или домработница?) повязать на животе фартук. Да так, что ещё больше подчеркнула немаленькую грудь.

'И всё-таки, у неё соски тоже зелёные или нормального цвета?' — снова мелькнула в васькиной башке назойливая мысль.

То ли гоблинша на самом деле была неплохой кухаркой, то ли это Букашкин так изголодался, пока спал (кстати, надо бы узнать, сколько часов он был в отключке), но мял он (многочисленные тарелки, мисочки, позолоченные столовые приборы в считанные минуты перекочевали в столовую) всё, появившееся на столе с такой скоростью, словно у него кто-то собирался отобрать пищу. Пока, наконец, не понял, что всё, больше в него не влезет ни крошки. Единственное, что оставило чувство лёгкой досады, это отсутствие в столь приятном (пока не пришло время казни) мире такой мелочи, как кофе. Как любой, чья деятельность связана с компьютерами, Васька обожал и мог пить его литрами.

Говоря о приятном мире, наш герой не очень-то грешил против истины. По крайней мере, после слякотной осени приятная весенняя прохлада широко раскинувшегося, утопающего в зелени садов города с простеньким названием Замок, казалась раем земным. Даже несмотря на сам серый и мрачный замок, торчащий на холме всего-то в паре километров от жилища Львианны.

Васька как-то читал в 'Книге рекордов Гиннесса', что на Земле самым большим средневековым замком является Московский Кремль. Только куда уж Кремлю до этой громадны! По площади они, скорее всего, не очень-то и отличаются. А вот по высоте стен... У здешнего 'кремля' 'заборчик' примерно такой же высоты, как башни у Московского! Даже если не считать отвесных обрывов, утёса, на котором выстроен Замок.

— Слушай, а ты хотя бы ложечку растворимого кофе наколдовать не можешь? — умоляюще глянул на подружку Букашкин, оторвавшись от созерцания местной достопримечательности, пока она вкушала пищу.

Именно так, ВКУШАЛА. В отличие от него, глотавшего еду едва ли не целыми кусками. Несмотря на изумительный вкус каких-то неизвестных тушёных овощей и чего-то напоминающего бефстроганов.

Львианна промокнула губы салфеткой и лишь затем расхохоталась.

— Ну, зачем же колдовать? Я могу позволить себе купить этот экзотический порошок, который вы пьёте в своём мире. Могла позволить, — начав за здравие, закончила она за упокой.

Кивок головой, и Флорина метнулась на кухню.

— Я тебя так сильно подвёл, что ты едва сдерживаешь слёзы? — накрыл Вася рукой ладонь женщины.

— Давай отложим этот разговор на более позднее время. Я и так почти ничего не ела, пока ты спал, и очень не хочется снова остаться голодной.

— Хорошо. Тогда мы поговорим с тобой вон в той чудесной беседке.

— Не получится, — снова вздохнула хозяйка. — Мы с тобой не сможем выйти из дома.

— Это почему?

— Потому что замковая стража, когда я сопроводила тебя в мой дом, наложила заклятие на его двери, не позволяющее нам выходить из него. Чтобы мы не сбежали от суда Ста Одного.

— Но мы же умрём с голода, если этот самый суд затянется.

— Ты не понимаешь, — посмотрела на него, как на ребёнка, Львианна. — Заклятие касается только меня и тебя. Другие могут входить и выходить беспрепятственно. Как, например, Флорина, с утра уже успевшая побывать на рынке.

Ого! У них тут и домашний арест существует. И, если верить подружке, куда более надёжный, чем все эти электронные браслеты, только отслеживающие, где находится подозреваемый в совершении преступления.

Удивительно, но теперь Васька не просто свободно понимал, что говорят Львианна и Флорина, но и сам болтал на их языке совершенно непринуждённо. И, как ему показалось, практически без акцента.

А вот и служанка нарисовалась, неся на серебряном подносе позолоченную фарфоровую чашечку с благоухающим напитком. Но только благоухающим: похоже, поставляли сюда с Земли далеко не лучшие сорта растворимого кофе. Но, как говорится, на безрыбье и сам раком встанешь, и Вася пил 'нонейм' напиток с таким же наслаждением, будто бы это был любимый им 'Якобс Монарх'.

Тем временем, Львианна тоже завершила трапезу парой глотков воды из мутного зеленоватого стеклянного бокала и поднялась.

— Спасибо, Флорина, — вскочил на ноги Букашкин и, почти не кривя душой, добавил. — Никогда не ел ничего более вкусного.

По изменившемуся оттенку щёк служанки, успевшей, пока грела воду и наливала кофе, ещё чуть-чуть приспустить декольте, он понял, что к её щекам от смущения прихлынула кровь. Нормальная красная кровь. 'Значит, есть надежда на то, что и соски у неё привычного цвета', — мелькнула в голове идиотская мысль.

— Ой, что вы, Вели... то есть, Госпо..., — окончательно сбилась она, не зная, как величать гостя хозяйки.

— Да, Флорина, ты права: у Василия нет не только титула Великий Господин, но и даже титула Господин...

— Можно просто Василий, — улыбнулся Букашкин своей 'фирменной', рассчитанной на женщин, улыбкой. — Или даже Вася, если тебе так будет удобнее.

— Ты бы хоть из приличия поменьше пялился на её грудь, — усмехнулась Львианна, увлекая его в другую комнату, похоже, служившую гостиной.

— Ты ревнуешь?

— Тебя? К ней? Да хоть сейчас тащи её в постель: всё равно у нас с тобой больше никогда ничего не будет.

Кому она это сказала? Васе Букашкину, для которого подобные слова во все века служили сигналом к действию?

— Ты же дверь неплотно прикрыл, — дрожа от пережитого блаженства, прошептала она на ухо Ваське. — И ей было слышно, как я ору.

— Ну и что? — покрепче прижал он к себе горячее после секса обнажённое тело любовницы. — Пусть завидует.

— Теперь я понимаю, почему та ведьмочка... Кажется, её звали Ная? Так жаждала остаться с тобой, когда я уйду.

— Опять ревность. Ну, были мы с ней любовниками когда-то. Но зачем её обзывать ведьмой из-за этого?

Львианна приподнялась на локте и вздохнула.

— Нет, ты так и не понял, что она была не человеком, а именно ведьмой. Это не оскорбление, а констатация её принадлежности к расе, в которой мужчин называют чертями а... хм... женщин — ведьмами. Но она не чистокровная ведьма, а ведьма-полукровка, помесь с людьми. Потому у неё нет ни хвоста, ни рожек. И нос не настолько крючковатый, как у чистокровных ведьм.

Ёкарный бабай! А ведь Ная говорила, что собирается 'облагородить' свою внешность у пластического хирурга именно вставлением рожек и изменением формы носа!

— А Флорина, выходит, гоблин? Как и вышибала в том самом кабаке и оба охранника в подвале? Офигеть! А ты-то хоть человек?

— Я — человек. В нашем мире вообще-то живёт девять различных рас. Люди, черти и ведьмы, гоблины, домовые, как мой садовник, эльфы, с одним из представителей которых ты успел повоевать в Чертогах Перекрёстка Миров, лешие и кикиморы, хоббиты, водяные с русалками, гномы. Возможно, где-то в Диких Землях сохранились и представители Исходных, хотя все утверждают, что они ушли после того, как эльфы захватили власть над миром.

Голова идёт кругом от таких новостей! Хотя, конечно, при перечислении Львианной рас обитателей Перекрёстка у Васьки складывалось впечатление, что всё это он знал и раньше. Но откуда?

*

Домовой оказался вовсе не крошечным человечком ростом в аршин, а вполне себе... человекоподобным существом. Ну, да. Ваське с его метр семьдесят восемь он, скорее всего (увидеть его удалось сквозь зарешеченное окно), доставал лишь до плеча. И густая борода, имелась, но не волочащаяся по земле, а аккуратно постриженная, светло-русая. И оттопыренные, похожие на локаторы уши. И нос-пуговка. И руки, непропорционально длинные, хотя ноги — вполне нормальной для его роста длины.

Это всё Букашкин рассмотрел, когда Львианна, сморившаяся после бурного секса и недосыпа, уснула. А он, аккуратно, чтобы не разбудить красавицу, покинув постель и отправился изучать свой столь комфортабельный 'следственный изолятор'. Или 'камеру предварительного заключения'?

Жилище Львианны впечатлило. Три спальни, гостиная, столовая, кухня, что-то подобное оружейной комнате, рабочий кабинет. Причём, последний ничуть не уступал по размерам гостиной и был забит книгами в добротных кожаных переплётах. Не будучи уверенным в том, что он разберётся в здешних 'кракозябрах', Васька даже не пытался пролистать какую-нибудь из лежащих на столе. Как и пробовать прочесть написанное его любовницей на желтоватых листах материала, похожего на бумагу.

Пока они 'кувыркались', Флорина куда-то ушла, и Василию никто не мешал. Поэтому он вдоволь налюбовался пейзажами, открывающимися из окошка. И не только видом на мрачный Замок.

Дом стоял на участке, являющемся чем-то вроде вершины небольшого холма. В сторону Замка склон опускался плавно, и расстояние до глухого забора было максимальным. А с противоположной стороны он находился едва ли в десятке метров, и за ним проходила то ли улица, то ли дорога, на противоположной стороне которой в ряд росли старые, высокие деревья. На самом же участке от деревьев и кустов, за которыми пряталось ограждение, была свободна лишь сторона, обращённая к Замку. Да и то не полностью: тщательно ухоженные кусты росли вдоль забора, немного не достигая его по высоте.

Как уже упоминалось выше, на участке имелась беседка, увитая каким-то местным вьюноподобным растением, возле которой из искусственного грота бил родничок, стекая по обложенному каменными плитами руслу в сторону калитки, вдоль выложенной плитняком дорожки. Мимо искусно укрытого в зарослях крошечного домика, в котором, закончив какую-то работу, и исчез садовник-домовой. Ещё одна дорожка вела от крылечка к той самой беседке, вызывающей острое желание посидеть в ней.

Чисто из любопытства, как работает местная запретительная магия, Васька открыл входную дверь и попытался выйти на крыльцо. Но в дверном проёме уткнулся в невидимую преграду. И изображение того, что находилось за ней, сразу же начало колебаться, как будто бы в жаркий день что-то рассматриваешь над раскалённым асфальтом. Надо же, работает!

Да только Букашкин был 'нашим человеком', который непременно сделает то, что ему запрещают. Помните анекдот? 'Месье, вы знаете, что с этого моста запрещено прыгать в воду?' 'А мне пофигу ваши запреты!' Хотя бы руку, хотя бы один пальчик, да нужно попробовать высунуть 'на волю'.

Удивительно, но удалось! Сперва палец, а потом и ладонь начало легонько пощипывать. Ощущение было такое, словно через них пропускают слабые электрические разряды, отзывающиеся в мышцах не болью, а приятной истомой, как от массажа. Ваське настолько понравилось, что он минут пять 'массировал' обе ладони. До тех пор, пока 'аккумулятор массажёра' не выдохся и он не решил повторить попытку выбраться на свободу уже целиком. 'Электрическая' волна пробежала по телу, но теперь он находился на широкой веранде, где вокруг изящного резного стола стояло несколько плетёных кресел. В общем, всё вышло, как в другом анекдоте, про лом и японскую пилораму: 'Вж... Ну, ни хрена себе', — сказала пилорама. 'То-то же!', — сказали мужики. Так что настроение Букашкина, сломавшего хитромудрую местную магию, было примерно такое же, как у мужиков, сломавших хитромудрое японское изобретение. Или даже намного лучше: куда-то исчезла вялость, характерная для отходняка после сильного перенапряжения, а его просто пёрло от избытка энергии.

Поэтому, заценив удобство трёх или четырёх плетёных кресел из стоящей на веранде дюжины, и сожалея, что некому похвастаться своим достижением (у садовника, похоже, началась сиеста), Вася двинулся к беседке. Это утром в приоткрытую форточку тянуло прохладой, а теперь поднявшееся до своего пика солнце пригревало очень чувствительно. А там, в беседке, утопающей в зелени, должно было быть прохладно.

Он не ошибся. К тому же, домовой оказался рукастым мужиком, подведя к одной из стенок беседки струйку воды, стекающей по искусственной скале в крошечный бассейн. Хорошо! Журчит водичка, о чём-то щебечут перепархивающие под потолком с одной 'лианы' на другую яркие птички...

Букашкин и не заметил, как в калитку вошла Флорина, бодро несущая в дом достаточно крупную корзину с какой-то снедью. Увидел он её лишь когда та замерла перед открытой дверью в дом.

— Не пугайся, это я её открыл, — окликнул он гоблиншу от входа в беседку.

Глаза зеленокожей красотки округлились настолько, что Василий даже заподозрил, не замешался ли в её предки кто-то из леших (и откуда бы он мог знать, что у леших большие круглые глаза?). Но вместо того, чтобы удовлетворённо кивнуть, Флорина рванула в дом. С криком:

— Великая Госпожа! Великая Госпожа!

Она выпустила из рук корзинку, и та так и осталась висеть в воздухе.

Через минуту она уже выглядывала из-за плеча Львианны, таращащейся на Ваську с тем же ошалелым видом. Хорошо, хоть в платье, а не в том 'наряде', в котором он оставил её в постели.

— Что-то не так? — взлетая по ступенькам на веранду, спросил Букашкин.

— Ты? Снял? Заклятие? — в ужасе прижала ладони к щекам хозяйка дома. — Это же само по себе серьёзнейшее преступление. Нет, нет! У тебя не может быть таких знаний!

— Да ничего я не снимал, — отмахнулся Васька. — Я даже не знаю, как это делается. Я его просто ослабил.

— Просто??? Даже я, претендентка... бывшая претендентка на вхождение в Совет Ста Одного, не умею... не умела этого!

— Хочешь, научу? — улыбнулся Вася и протянул к Львианне руку.

Сквозь так и не восстановившую силу магическую преграду. Так, замотав головой, отступила на полшага назад, и Ваське пришлось встать в дверном проёме, чтобы поймать её ладонь. Она упиралась, когда Букашки потянул её за собой. Но, оказавшись на веранде, расслабилась. Причём, шок был настолько силён, что Букашкину пришлось её приобнять, чтобы женщина не рухнула. Под возмущённое покашливание Флорины.

— Действительно, заклятие не снято, но настолько ослаблено...

Он отвёл колдунью к столику и усадил в кресло.

— Флорина, радость моя, ты не могла бы принести нам чего-нибудь попить?

— Этот чёрный горький напиток? — с радостью откликнулась она.

— Нет, только не его, — замотал головой Вася. — Я и без него сейчас взорвусь от избытка энергии.

*

Энергии, почерпнутой из магической преграды, было столько, что среди ночи Львианна попросила пощады, расстроив 'дорвавшегося до сладкого' Ваську.

— Я просто умру!

Увидев, что он так разочарован, она сочувственно погладила его по щеке.

— Тебе действительно так много нужно?