В итоге поражённая тушка пошла под замену, и Аннит невольно задумался о том, сколько тел он уже сменил. Не одну тысячу, это точно — даже если считать только эти базовые тела, сохранявшие его исходный вид. А ведь были и другие — вроде незабвенного Лиама Лламу, а уж личностям и существам, тела которых он занимал временно, и вовсе был потерян счёт...

Заглянув в Тень, он узнал их точное количество — 86394. Не так уж, кстати, и много за восемнадцать тысяч лет. Кое-кто из коллег имел на счету сто, а то и двести тысяч воплощений, о чём бессовестно хвастался. Сам Аннит за этим никогда не гнался — хотя любопытство заводило его порой далеко, вплоть до попыток стать бабочкой или дождевым червём. Но набор доступных им чувств был потрясающе скудным. Он даже не мог целиком слиться с ними, по большей части оставаясь во Тьме — там, где пребывают свободные сознания сарьют. Оттуда он и так мог видеть и ощущать всё, что видят и ощущают любые живые существа, оказавшиеся поблизости. Потрясающе полезная способность, хотя и чреватая тем, что у людей, ставших объектом наблюдения, разовьется паранойя — как раз от ощущения, что за ними всё время наблюдают. Оставаться совсем незаметным было нельзя, вернее можно — но на расстоянии, с какого ничего не удавалось разглядеть...

Когда-то он смущался, занимая тела других людей, теперь сама мысль о таком смущении казалась ему странной. В конце концов, это не причиняло им вреда — просто время его в них пребывания выпадало из их памяти. И он, конечно, не делал ничего такого, что могло им повредить... ладно, сознательно не делал. Но привычка к тому, что гибель тела — лишь временная неприятность, не раз подводила его...

С другой стороны, подумал он, без нас все эти триллионы людей просто не появились бы на свет, так что у нас, наверное, есть право на отдельные небольшие ошибки. Конечно, для тех, кто из-за нас отбыл навеки во Тьму, они совсем не небольшие.

Аннит попытался представить себя во Тьме — навечно, без единого проблеска света, без ощущений — и невольно передёрнулся. Думать на эту тему не хотелось. Марьют по крайней мере имели систему матричного бессмертия — вся работа их сознаний писалась на кристаллические матрицы, после гибели тел эти сознания можно было записать в новые тела. Это правило считалось обязательным, и, насколько он знал, не нарушалось. Может быть в основном потому, что создание новых матриц сознаний было делом ответственным и долгим, но тем не менее...

Устав от долгой неподвижности, Аннит изо всех сил потянулся, растопырив пальцы босых ног. Сейчас на нём ничего не было. Правду говоря, все восемь месяцев этого полёта он обходился тем, чем его наградила природа, то есть, тяжелой гривой чёрных блестящих волос. Этого вполне хватало, тем более, что он всегда легко выносил холод: гости в его комнатах мёрзли. Зато жару он переносил плохо — по крайней мере, если не удавалось сбросить с себя всё или почти всё, оставив терморегуляцию на усмотрение кожи, которая обычно прекрасно с этим справлялась...

Самое удобное — вообще ничего не носить, с усмешкой подумал Аннит. Он и не носил — когда марьют в стазисе и на борту нет других сарьют, то есть почти что всегда. Даже когда кто-то был, спал он всегда нагим — даже один...

После этой мысли он подумал, что спать один он совершенно не обязан. В конце концов, на борту почти сорок очень выпуклых дев, любая из которых с удовольствием проведёт с ним массу времени. Правда, для этого ему пришлось бы отключать двигатели и спускаться в консерватор — к тому же, спальная капсула была слишком тесной для нормальных занятий любовью, а два G превращали такие занятия в сеанс изощрённого мазохизма. Можно было, конечно, сделать перерыв в ускорении на время этих самых "занятий"... но после этого пришлось бы заново задавать кораблю курс, а Аннит обнаружил, что ему лень заниматься этим второй раз.

Вот так вот я прослыл сдержанным, с усмешкой подумал он. Из-за собственной лени. Хотя, правду говоря, сейчас зов природы был больше психологическим, чем физическим — воспоминания о том, чем он занимался... и чем мог заняться вновь. Пока что их вполне хватало. Даже более чем — вспоминать о том, где, как, кого и когда он мог, наверно, бесконечно. За восемнадцать тысяч лет набрался, наверное, миллион... эпизодов. Большая их часть, конечно, была только "повторением пройденного", но кое-что вспоминалось очень даже ярко. Он любил эксперименты — со всем, и с собой в том числе. Только такие вот развлечения — это не только ночь без сна, но и ожоги от загоревшегося от энтузиазма ковра, покусы ух, оцарапывание спины и попы, натирание разных интересных мест и так далее...

Он ещё раз изо всех сил потянулся, достав донца капсулы пальцами рук и ног. Находиться в теле было здорово. Особенно — в своём родном теле, над которым он долго трудился, стараясь сделать его ещё более совершенным. Внешне это мало на чём отразилось — по крайней мере, глядя на себя в зеркало, он не мог вспомнить особых отличий — но он стал куда более ловким, гибким, сильным, хотя и раньше не жаловался на сей счёт. Иногда, правда, он просыпался с ощущением, что кишки затянулись в морской узел — но уж тут были виноваты не какие-то огрехи в биологии, а порочная страсть некоего Аннита О. к поглощению плохо совместимых продуктов, причём в количествах, которые диетологи вряд ли могли рекомендовать к употреблению. Хорошо ещё, что растолстеть он не мог — генетически модифицированный организм решительно отторгал лишнюю, с его точки зрения, еду, причём, довольно радикальным образом. Хорошо ещё, что естественным путём, а не...

Он сам запрограммировал всё это, и не сказать, что предосторожность оказалась лишней. Ограничивать себя в еде ему совершенно не хотелось, хотя это, наверно, было правильно... но в целом, конечно, бессмысленно: корабль имел полностью замкнутую систему жизнеобеспечения, так что кто сколько чего ест — просто не имело значения... по крайней мере, пока биокамеры работали нормально.

Он и своих марьют запрограммировал таким же образом — и никто особенно не жаловался. Помаяться ночью животом считалось нормальной платой за вечернюю обжираловку, хотя в целом питание марьют было, конечно, более упорядоченным, в силу распорядка дня — который, правда, соблюдался не особенно строго. Кое-кто из коллег держал на борту особую полицию, Аннит этого не делал. В конце концов, если кто-то из марьют совершал какой-то проступок — всегда находился желающий (почему-то всегда другого пола) дать ему ремня. Впрочем, такого рода наказания были скорее зрелищным, чем мучительным действом. Даже привязывать наказанных не приходилось, а если кто-то и орал, то больше на собравшуюся публику... к тому же, и ему самому порой прилетало — правила на борту были общие, а профилактика мании величия важна... как и укрепление чувства единства в коллективе...

Вспомнив об этом, Аннит вдруг вздохнул. Обычно по прибытии к мирам Детей Сарьют он устраивал шумные и весёлые праздники, с песнями, танцами, спортивными состязаниями, конкурсами и всем, что только приходило в голову. Сейчас же праздника не будет. Марьют наверняка будут расстроены — но для них последний праздник, на Балбурре, был всего-то пару дней назад. Почти вся их жизнь — это сон в консерваторе, с редкими перерывами на посадки или встречи кораблей, ещё более редкие...

Аннит прикинул, что большинству его марьют уже сотни по две лет — хотя большую их часть они, конечно, провели во сне. Были новички, вроде Саари или подаренного Маулой Иккина, но большая часть экипажа была с ним уже давно. На самом деле, куда больше, чем две этих сотни лет — с учётом замены тел, счёт шел на тысячи. Лиасса Кутти была с ним уже около трёх тысяч и давно стала фактически его заместителем. Она прекрасно разбиралась в психологии и умела управлять кораблем ничуть не хуже, чем он сам. Если бы она была сарьют...

Нет смысла мечтать о невозможном, мрачно подумал Аннит. Есть марьют и сарьют, и этого не переделать, как бы ни хотелось. Точно не в обозримом будущем. Поэтому, если я не хочу потерять Лиассу, Саари, да и остальных — надо сохранить корабль. Потому, что матрицы на Анните устарели уже на пару лет, и хотя внешне марьют не изменятся, сам я буду чувствовать, что это не совсем то...

Он вновь вздохнул и пошевелил пальцами ног. Перегрузка давила — знакомо, привычно, но всё равно. Не было, наверно, смысла так спешить, но горизонтальная конструкция "Анниты" всё равно была мало приспособлена к ускорению. Точнее к тому, чтобы быть обитаемой при ускорении, хоть каком-то. Когда корабли-дома проектировались, они считались не более, чем мобильными резиденциями, которые большую часть времени будут находиться на планетах. Отсюда возникла их форма — плоского снизу и выпуклого сверху овала. Со временем ситуация поменялась радикально — но конструкция была уже освящена традицией, да и необходимость в посадках на планеты тоже никуда не исчезла. Многое в ней — например, застеклённые боковые галереи и занимавшая почти всю верхнюю палубу огромная оранжерея — было, конечно, излишеством. Но отказываться от них Анниту совершенно не хотелось. С годами оранжерея превратилась в настоящий кусок леса, пусть и высотой всего в несколько метров. Если не замечать, что почти все растения в ней — вьющиеся по хитроумным металлическим каркасам, можно было думать, что он в настоящем лесу. Он очень любил бродить там, валяться нагишом на траве, жрать фрукты прямо с веток и жалел лишь о невозможности разместить там приличное озеро. Бассейн на борту "Анниты" был, просторный и уютный, тоже украшенный вьющимися растениями — но вот поплавать в нём было особенно негде, и это, пожалуй, было единственное серьёзное неудобство, ведь плавать он очень любил...

На борту "Незримой надежды" было восемь искусственных озёр, в несколько сот метров каждое — но жилой отсек транслайнера представлял собой настоящий город с населением в триста двадцать тысяч марьют. Не говоря уж о тридцати коллегах.

Аннит понимал, что должен перестать быть букой и вернуться в общество... но он любил одиночество. Мысль о том, что он тут — единственный сарьют на десяток тысяч световых лет кругом, натурально грела душу. На "Незримой надежде" вряд ли вышло бы вольно бродить нагишом, а уж о Плинн лучше было и вовсе не думать... Хорошо, что даже марьют не в курсе о содержимом некоторых отсеков корабля — как и о том, что они тут вообще есть.

На самом деле, на "Анните" был целый комплекс потайных помещений — на нижней палубе, между складами и топливным отсеком. Помимо второго консерватора с коллекцией жутковатых существ (некоторые были чудовищны вовсе не только на вид), там сейчас размещался 90-тонный шоггот. Эти пластиплазменные существа из кремнийорганического полимера, пронизанного пластическим полем, могли принимать любую форму. Этот был сконфигурирован в качестве боевого зверя, оснащён четырьмя тяжелыми плазмомётами и силовым щитом ёмкостью в 180 мегаджоулей. Сверх того, он мог отделять до трёхсот малых боевых форм — гоблинов, человекообразных созданий ростом меньше метра, но тоже оснащённых плазмомётом и силовым щитом.

Не то, чтобы обладание шогготами было чем-то позорным или запретным — просто Аннит не нашёл более подходящего места. Чаще всего шогготы играли роль обогатительных фабрик, строительных и горнорудных механизмов. Они не обладали интеллектом, но часто начинали "вести себя" и любой близкий контакт с ними был смертельно опасен.

Тем не менее, с учётом обстоятельств, шоггот мог оказаться куда как более полезным, чем два взвода боевых марьют. На борту была, конечно, ещё дюжина атмосферных леталок, вооружённых парой лазеров каждая — стандартный набор. Но при встрече, например, с ару пользы от них было бы довольно мало. Конечно, и сама "Аннита" была основательно вооружена — она несла два десятка скорострельных лазерных пушек, из них восемь тяжёлых, на восемьсот мегаджоулей каждая. Сверх того, готовясь к этому полёту Аннит установил в ангар ещё и гигаваттную электронную пушку. Дальнобойность её не превышала пяти километров — но, в отличии от лазеров, она могла извергать сплошной поток огня. В атмосфере это было почти что идеальное оружие, питавшееся напрямую от реактора корабля, то есть обладавшее неограниченным боезапасом. Ну, почти неограниченным, с учётом небольших проблем с ресурсом реактора. И это не считая пучковых и импульсных бластеров его боевых марьют, а также дюжины новейших зенитных гиперлазеров, способных сбить боевую машину ару...

Если планета действительно поражена Чумным Роем и вся её биосфера переработана в боетварей, это будет офигеть как полезно, мрачно подумал Аннит. Любимое его развлечение — битва с бесконечным количеством врагов, только не на экране, а в реале. У корабля три вида силовых щитов — но если эта дрянь вырвалась в космос, финал будет быстрым и очень однозначным. Может, ему удастся ускользнуть в Иннат... а может, и нет.

Конечно, в конструкции "Анниты" была предусмотрена возможность дать через 15 секунд после сигнала до 5 G и пассажиры по крайней мере не загремят в медкапсулы... но им придется хотя бы на пол лечь, в жилых отсеках он мягкий. Реально, конечно, всё зависит от срочности, подумал Аннит. Если есть время всем лечь в противоперегрузочные капсулы — держать 15 G можно долго и запаса рабочего тела в общем-то надолго хватит, особенно если не использовать атмосферный режим, ну и ионный факел — это тоже оружие, особенно НЕ в атмосферном режиме, им можно сбивать ракеты, если крутить корабль, а ракеты медленные. Иногда так делали, но реально это скорее против сбившихся с пути Детей оружие, даже против Оттеги... ну, в общем, если их система обороны вдруг решит, что мне тут не место — мне придётся либо свалить, причём сразу в Иннат, либо... Нет — "Аннита" сможет сбить часть ракет, сможет манёврами уйти ещё от части, но... ускорение стандартных ракет ПКО (у Детей они, правда, дорогие) — в несколько раз выше, чем вообще предельно допустимые ускорения "Анниты", при которых будет отсечка двигателя, либо, если она отключена, чуть позднее — просто разрушенине конструкции. Запас характеристической скорости у ракет ниже, но... массированный залп — и привет. Тем более, что там обычно стоят рентеновские лазеры с термоядерной накачкой, либо импульсные генераторы нейтронов, по живой силе игрушка. Пираты, кстати, очень любят — школа стоит, а в ней никого...

С другой стороны, боевой корабль ару эти же ракеты просто расстреляет на подлёте, система ПРО там очень неплохая, к сожалению...

Если всё так плохо, как выглядит, я не стану даже приземляться, подумал он. Сразу вызову "Незримую надежду". Пусть Маула сожжёт всю планету. Три миллиона тераватт в осевом выхлопе — этого хватит с избытком. Жалко, конечно, но ничего не поделаешь. Мы мирные люди. У нас нет врагов. Живых.

Но вполне могут быть мёртвые, подумал он. Машины Ириди — это действительно чума, покойница Онцутта не даст соврать. Хорошо, что там были проблемы, как оказалось, с производством кораблей, которые могут выходить в Иннат, особенно если надо большие массы таскать. Иначе наша Галактика была бы сейчас совсем другой... если бы вообще БЫЛА. Звёзды машины Ириди не сожрали бы... но ободрать поверхность всех планет вполне могли. В теории, по крайней мере. Проверять которую на практике не хочется ну совершенно. К счастью, ару пока что не добрались до нужного уровня. Сарьют смогли это сделать — но у них совсем другой технический уровень и совсем другие возможности...