Тебе назло

— Да ничего. Я телефон вчера выключил, а мать обзвонилась.

— Ах да, я и забыла, что Света почти член семьи.

Генка качели толкнул.

— Какой семьи, что ты выдумываешь?

— А разве нет? Она же подруга детства мужа твоей сестры. Это близкая родня.

— Откуда ты это знаешь?

— Как откуда? Оксана рассказала. Кто у нас лучший рассказчик, в конце концов?

Завьялов дыхание с трудом перевёл. Смотрел куда-то за мою спину, зубы сжал, но продолжал качать качели. Я приставать к нему больше не стала. Спустя пару минут подёргала его за футболку, он глаза опустил. Не улыбнулся, но взгляд не отводил, что уже хорошо. Я потянула его вниз.

— Поцелуй меня.

Он наклонился, лбом к моему лбу прижался, а когда я привстала, чтобы его обнять, поцеловал. Сначала в его поцелуе ничего не было, кроме беспокойства, но уже через несколько мгновений Генка меня сильнее сжал, голову мне запрокинул, но не успела я поцелуй прочувствовать, как с веранды раздался резкий свист.

— Не наглейте, а.

Я глаза открыла и с взглядом Завьялова встретилась. Скромно улыбнулась.

— Это мой папа, — пояснила я. — И вы с ним одинаковые.

15.

Напряжение не спадало. И если папка всё больше веселился по поводу того, что он теперь потерпевший и представителям прокуратуры приходится относиться к нему с пониманием и невероятным терпением, то Генка день ото дня мрачнел. Я о причинах догадывалась, и один раз даже со Светой разругалась, можно сказать, у всех на глазах. Завьялов как раз в Яблоневку приехал, вздохнуть не успел, а она уже его выловила и давай что-то внушать. И взгляд у неё при этом такой серьёзный, вид встревоженный, а уж когда она за руку его взять попыталась, я не выдержала.

— Это уже всякие границы переходит, — пожаловалась я в полный голос и на Нику посмотрела.

Та кинула взгляд в сторону холла, где Генка со Светой разговаривали, потом ко мне обратилась:

— Ты успокойся.

— Я не могу успокоиться. Я вообще не понимаю, почему она до сих пор в нашем доме! У меня это в голове не укладывается.

Ника хмыкнула и перевернула страницу нового рекламного проспекта нашей туристической компании. Их Генка как раз привёз из типографии, а теперь вот со Светой разговаривает, а я от них взгляда оторвать не могу.

— Ты хочешь, чтобы я её уволила?

— Вообще-то, да. Раз у неё ума не хватает самой уволиться.

— Через две недели она сама уйдёт, перед началом учебного года.

— Ника, я не переживу эти две недели! Ты посмотри, что она делает! А этот дурак её ещё и слушает. — В конце концов я не выдержала, из гостиной вышла и на Завьялова взглянула со значением. — Ген, иди ужинать. Хватит уже по углам шептаться.

Он выглядел задумчивым и немного пришибленным. На меня оглянулся и кивнул.

— Иду, Вась.

— Ну, так иди! — разозлилась я и на Свету посмотрела даже не с претензией, а с явным недовольством. Та моё настроение, конечно же, прочувствовала, но от Завьялова отступила крайне неохотно. А на лице такое выражение, словно я им помешала в очень важный момент. Наверное, чувство неудовлетворённости в Свете было достаточно сильно, потому что она решила мне объяснить и даже пристыдить немного:

— Мы говорим о Стасе. Ничего другого, правда. Но ситуация сложная, нужно что-то решать...

Ох, зря она это сказала. Я руки на груди сложила и прищурилась, глядя на неё, сделала вид, что не замечаю Генкиного приближения. Он-то, в отличие от Светы, прекрасно знал, что когда я смотрю с прищуром — это плохой знак. Даже начал:

— Вася, — и спиной попытался Свету от моего взгляда закрыть. Но не тут-то было. Я его в сторону отодвинула, и на соперницу снова взглянула.

— А с какой стати ты что-то решаешь? Ты, вообще, кто? Что ты лезешь в чужие дела и в чужую семью? — Света глаза опустила, но меня это нисколько не удовлетворило. В отличие от доверчивого Завьялова, я знала, что это открытая форма снисхождения и даже пренебрежения ко мне, а совсем не уступка и не признание моей правоты. Я Генкину руку оттолкнула. — Помочь она пытается, беспокоится! Беспокоишься — поезжай к его матери и держи её за руку, а Генке мозги заговаривать не надо, без тебя всё решим!

— Марина Петровна просила меня поговорить...

— Правда? Что бы уж наверняка? Со всех сторон? В очередной раз Стасика спасайте? Вырастила тунеядца, а Гена — спасай?!

— Но они же братья!

Я на Свету в упор взглянула.

— Это недоразумение.

Генка за талию меня обнял и в гостиную увлёк. А я всё на Свету оглядывалась и от злости пылала. Встретила красноречивый взгляд Ники, которая, без сомнения, всё слышала, я фыркнула и Генкину руку снова оттолкнула. Правда, указала на накрытый стол.

— Садись ужинать.

Завьялов спорить не стал, пошёл к столу, а я на диван рядом с Никой села, закинула ногу на ногу.

Мачеха посмотрела на меня.

— Отвела душу?

— Если бы, — тихо проговорила я, а после глубоко вздохнула, переводя дыхание.

Генка метался. Пропадал целыми днями то на работе, то к матери ехал и с ней там сидел и успокаивал, потому что она без конца ему звонила и требовала отчёта о предпринятых им действиях. Прошла неделя, уже во всех подробностях было известно, как и во что влип Стас, даже папка нам с Никой об этом рассказывал, и при этом весьма выразительно стучал себя кулаком по лбу, даже не намекая, а прямо говоря о том, что Генкин младший брат полный идиот. Хотя, об этом я знаю доподлинно и уже давно. Позже я сумела Генку разговорить и узнала подробности. При этом лишний раз убедилась, что все действия Стаса можно было расценивать, как стопроцентную глупость. Или же он окончательно потерял разум, подсев на наркотики серьёзнее, чем все предполагали, даже Генка. Иначе как можно объяснить тот факт, что он связался с заезжей гоп-компанией? А всё от своей неуёмной любви похвастаться и почесать языком. Стас ведь большой любитель поговорить с незнакомыми людьми на тему "кто я". Правда, в основном это сводилось к рассказам о старшем брате, который всегда даст денег и вытащит из любой передряги. Вот и в этот раз приём сработал. Как сам Стас признался следствию, первым к нему подошёл бармен "Чёртова логова". Начал осторожно выспрашивать, что Стас о делах брата знает, чем тот с ним делится и насколько доверяет. Этот недоумок, конечно же, сказал, что Генка едва ли не всё ему рассказывает. Уж не знаю, поверили ему или какие-то другие цели преследовали, но в оборот его взяли. Прикармливали, подбадривали, а каждый свой промах и смелый шаг, не оставшийся незамеченным, на Стаса списывали. Он пришёл, он увидел, он разболтал. Даже следствие сомневается до сих пор, что Стас мог что-нибудь узнать о крупной денежной сумме, хранившейся в "Логове", скорее всего это бармен всё разведал. Они кружили вокруг клуба, отвлекали внимание, присматривались, собираясь подставить голову Стаса под удар, оставив его после ограбления в городе, без денег и виноватого. Не учли одного — что рядом с ними тоже может кто-то крутиться и всё подмечать, и так же прислушиваться. Генка сказал, что милиция была в курсе готовящегося ограбления. Деталей, скорее всего, не знали, но тут им Стасик удружил, совершенно бездарно попавшись накануне пьяным за рулём чужой машины. Правда, это был не угон, хозяин автомобиля нашёлся на пассажирском сидении, в том же состоянии, что и Стас, если не худшем. Они возвращались из клуба, оба находились в сильном алкогольном опьянении, у Стаса в кармане героин, видимо, для дозаправки, сбили мужчину, хорошо хоть тот остался жив, не сильно пострадал. Но эти двое удостовериться в этом не удосужились, попытались скрыться с места происшествия, правда, далеко не уехали, их патрульные остановили. Говорят, оказавшись в отделении, Стас ещё долго кричал, чей он брат, и даже грозить пытался, намекая стражам правопорядка на серьёзные последствия их действий, но ничего не помогло. На него только чуть надавили, и он тут же выложил всё, что знал о готовящемся ограблении. Вот и получилось, что милиция очень вовремя вмешалась в поимку грабителей, испортив папке и Завьялову всё удовольствие от завершения долгой охоты. Но зато Филин ходит гоголем и посмеивается, наслаждаясь тем, что органы правопорядка вынуждены защищать его интересы. А вот Генка мечется, не зная, чем помочь младшему брату, и стоит ли это вообще делать. Да ещё советчицы разные под ногами крутятся! Только смуту наводят.

Однажды, приехав в гостиницу, я столкнулась с Петром Яновичем Самойленко, нашим семейным юристом. Он из Генкиного кабинета вышел, мне улыбнулся, но спросить я ничего не успела. Вслед за ним из кабинета появилась Оксана, и я из принципа промолчала, решила, что потом Генке выскажу. Это же надо додуматься, Самойленко для Стаса нанять! Может, ещё Падву из Москвы пригласить? Раз уж мы не мелочимся.

Но, видимо, Генку это всё тоже достало. Он начал сомневаться, чем злил всех своих родственников. Что-то в деле Стаса шло не так, и никто не торопился вытаскивать его из тюрьмы, вступаться за него, и из-за этого на Генку родня ополчилась, не понимая, что происходит, но и я ликовать не торопилась. Генка сейчас в таком состоянии пребывал, что предугадать его дальнейшие поступки практически невозможно. Но при этом я сделала всё, чтобы свести его общение со Светланой к минимуму. Стоило Завьялову порог дома переступить, я тут же оказывалась рядом, и больше от него не отходила. Не мешала, молчала по большей части, не приставала с расспросами, но и Свете шансов не оставляла. Генке сестры и матери хватает, чужое мнение без надобности.

Но в один из дней терпение у него всё-таки кончилось. Он приехал в Яблоневку днём, выглядел измотанным, мне даже показалось, что осунулся за последние дни. Ненадолго в папкином кабинете заперся, а потом ко мне в комнату поднялся. Я глаза от книги подняла, посмотрела выжидающе, но Генка ничего говорить не стал, рядом со мной прилёг и руку за голову закинул. Я в лицо ему заглянула.

— Не спал сегодня?

Он лишь поморщился и плечом неопределённо дёрнул. А затем попросил:

— Почитай мне.

Я начала читать вслух, середину романа, название которого Генка наверняка и не слышал никогда, но его это вряд ли волновало. Я читала, а он глаза закрыл, и голос мой слушал. Дышал вроде бы спокойно, но я всё равно бросала на него тревожные взгляды время от времени. Я надеялась, что он уснёт, но Завьялов вместо этого вдруг спросил:

— Вась, что делать?

Я страницу перевернула, и как можно спокойнее ответила:

— Ничего.

Он глаза открыл, посмотрел с интересом.

— Значит, пусть его посадят?

Я разозлилась и книгу захлопнула.

— Да, Гена, пусть его посадят. Потому что он это заслужил, понимаешь? Туда ему и дорога.

Генка зубами заскрипел, и взгляд от меня отвёл.

— Он мой брат, Вась. И это не недоразумение, как ты говоришь. Это факт.

— Он алкоголик и наркоман. Вот это факт. Причём, он совершенно безбашенный тип. Сколько раз ты его уже спасал, Ген? Не раз и не два. И от тюрьмы тоже спасал. Это хоть что-то изменило? Только хуже стало. И почему ты думаешь, что в этот раз что-то изменится?

— Я не думаю.

— Тем более. — Я села, повернувшись к Завьялову спиной. — Он едва не убил человека. И вины не чувствует. Так от чего ты собираешься его спасать? Он выйдет, и в этот же вечер отправится в очередной клуб свободу свою отмечать. Гена, это никогда не кончится, и оставлять так нельзя! Он не больной. Он недоумок и сволочь. А от этого ты его не спасёшь. А если он убьёт кого-нибудь? — Я даже вскочила. — Кого тогда в этом винить? — Я красноречиво на Генку взглянула. — И прав папка: клиника его не спасёт. Потому что Стас не хочет спасаться. Это ты хочешь его спасти! Но у тебя ничего не выйдет, потому что это его жизнь, и он сам выбирает свою дорогу.

— Тюрьма его тоже не спасёт.

— Не спасёт, — согласилась я со вздохом, — но, возможно, заставит задуматься. Пусть живёт сам, своим умом. Хватит уже... на тебе ездить. У тебя своя жизнь, у него своя.

Генка печально усмехнулся.

— Только мать у нас одна.

— Знаешь, что я тебе скажу на это? И не сверкай на меня глазами, я всё равно скажу. Я очень рада, что тебя не она воспитывала, а бабушка. Ты чего боишься? Что она с тобой общаться перестанет? Очень в этом сомневаюсь. Помиритесь быстрее, чем ты думаешь.

— Вась, он не выживет в тюрьме!

— А здесь он, по-твоему, выживет? Да он сдохнет под каким-нибудь забором, ты его всё равно не спасёшь! Пусть хоть ответит за то, что совершил. Это будет справедливо, и ты сам это знаешь. Именно поэтому сомневаешься и не торопишься что-либо делать. Он всё это заслужил, — тише добавила я. — Он ведь и сейчас уверен, что завтра его уже выпустят. Ты заплатишь, ты со всеми договоришься, и он дальше будет жить, как ему захочется. Гена, — я на кровать села и к нему потянулась. — Ген, ты лучше о себе подумай. Чего ты хочешь? Всю жизнь с ними нянчится?

Он смотрел на меня, очень серьёзно. Потом руку протянул и моей щеки коснулся.

— Тебе всё ещё нужен такой муж?

Я вздохнула.

— Ты дурак. — Придвинулась к нему и обняла. — Я понимаю, что тебе тяжело решиться, но так будет правильно. Поверь мне. Стас сам сделал свой выбор, пора и тебе его сделать. — Я губы нервно облизала, раздумывая, стоит ли сейчас сказать ему про ребёнка. Не понимаю, почему мне так трудно решиться. Возможно потому, что не об этом я мечтала? Когда про беременность узнала, оттеснив первоначальный страх, начала планы строить. Начала с того, как я Генке эту новость сообщу. Я хотела, чтобы в этот важный момент он смотрел только на меня, думал только обо мне, а уж точно не о Стасе. Не хочу, чтобы даже имя этого человека было как-то связано с нашим ребёнком. А уж начать с этого...

— Я не знаю, почему с ним это случилось, — сказал Генка, глядя в стену напротив. — Чего ему не хватало? У него всё было. Родители его любили. Что не так?

— Наверное, слишком любили. И слишком в него верили. Твоя мама всегда считала его чуть ли не гением, и всем капризам потакала. — Я Генку по щеке погладила, а сама призадумалась. — Так с детьми нельзя, — сказала я. — Их нужно любить, в них нужно верить, но прежде всего, научить отвечать за свои поступки. В Стасе этого нет. За него всегда проблемы решали другие.

— Может быть...

Я потёрла лоб.

— Странно, но за меня тоже всегда проблемы папка решал. Или ты. Но я всегда боялась перейти грань, неважно в чём... Нужно обязательно спросить папку, как он этого добился.

Завьялов голову на подушку откинул, чтобы в лицо мне посмотреть.

— Зачем?

Я от своих мыслей оторвалась и на него посмотрела.

— Что значит, зачем?

Он улыбнулся.

— Ты кому опыт решила передать?

Я не сразу сообразила, что он шутит, а когда поняла, по носу его щёлкнула.

— Ну тебя.

То, что мои доводы смогли Завьялова убедить, я осознала не сразу. Пару дней ничего не происходило, о Стасе мы больше не заговаривали, он продолжал сидеть, а вот Генка запил. В первый вечер я решила, что он стресс снимает, и ни слова ему не сказала, а когда он на второй вечер оказался пьяным, я уже насторожилась, но опять же промолчала. И только когда поговорила с Оксаной, которая брата разыскивала, а вышла, в конечном счёте, на меня, поняла, что Генка к моим словам прислушался. Он самоустранился от проблем со Стасом, а его родственники всполошились. Может, он ещё из-за этого запил, чтобы с ними не общаться? И муки совести заглушить пытался. Попытки были удачными, потому что уже на третий день на Завьялова можно было вешать табличку: "Не кантовать". Днями он отсиживался в своей квартире, отсыпался, я ему обеды привозила, а вечером его на подвиги тянуло — то в ресторан рвался, "работать", то в клуб, куда я его не пустила, и в итоге мы снова оказались в "Бархате", в компании Емельянова и новой блондинки. Саша попытался у меня осторожно выспросить о том, что с Генкой случилось, но я лишь рукой махнула, и Емельянов с расспросами отстал, сосредоточив внимание на своей девушке.