Пытка продолжалась, наверное, секунды три. Или даже целых четыре. И как раз тогда, когда я вознамерилась умереть, все закончилось. Окружающий мир обрел такую яркость и четкость, какую я давно за ним не помнила, хотя никогда не жаловалась на зрение. В мозгу воцарилась даже не трезвость — стерильность, как в Антарктиде. От изумления я не сразу нашлась, что сказать.
— Что с вами? — обеспокоился верховный маг, вглядываясь в мое ошеломленное лицо.
— Знаете, магистр... ТАК трезва я не была уже, пожалуй, лет двадцать.
Эльф с облегчением улыбнулся:
— Вы преувеличиваете, Юлия.
Лорд Дагерати нетерпеливо подался вперед:
— Юлия, вы готовы ответить на мои вопросы?
— Да, вполне.
— Вы присутствовали при встрече белль Канто с представителем Корпорации. Вам удалось что-нибудь...— герцог запнулся. Он еще не освоился с терминологией, которую следовало применять в отношении моих способностей, — почувствовать?
— О да. Зелье магистра Астэри отлично... гм... подействовало.
— Этот парень и правда не в курсе местонахождения заложницы?
— Не совсем. Там что-то нечисто... я не очень поняла. Я же эмоции читаю, а не мысли. Вроде бы ему действительно не сообщали, где находится Женькина сестра, но он сам откуда-то в курсе. Или догадывается, или подслушал, или, может, к боссу в компьютер влез... Как-то так.
— Он действительно заволновался, когда белль Канто упомянул последнее место... забыл название? Или мне показалось?
— Я тоже это почувствовала. Но ведь совсем не обязательно это связано с заложницей. Может, он обеспокоился, что Женька вообще знает об этом месте. Если я правильно поняла, официально это здание не принадлежит Корпорации. Или он сам узнал о нем не совсем легальным путем — вот и забеспокоился. Да в конце концов, может, у него любовница в Зеленограде живет. Мало ли причин для волнения.
— Я еще присмотрюсь к этому варианту, — пообещал Женя. — В любом случае, это лучше чем ничего. Надо же с чего-то начать. А что насчет этой истории с Найтингейлом?
— Похоже, он говорил правду. Во всяком случае, сам верил в то, что говорил.
— Хорошо, — лорд Дагерати поднялся. — Я им займусь. Белль Канто, что ты намерен делать дальше?
— То же, что и собирался. Навестить Мигеля. Я, правда, догадываюсь, что он скажет, но без его поддержки Фар-Леирато вообще может отказаться со мной разговаривать.
— Конкретизирую вопрос: куда именно, когда и в каком составе ты отправляешься?
Женька замялся, бросил беспомощный взгляд на Вереска — тот едва заметно пожал плечами. Глава Канцелярии усмехнулся:
— Женевьер, тебе все равно придется мне все рассказать, потому что именно мои люди будут организовывать телепортацию, а в случае необходимости — прикрытие. Я понимаю твои терзания и повторяю еще раз: у короны нет претензий к господину Дариолли. Его дела на территории Лирка меня никоим образом не касаются — до тех пор, пока они не затрагивают безопасность подданных Карантеллы... Так куда вы отправляетесь?
— Диг-а-Наррское побережье, — неохотно сказал Женя.
— Половина Диг-а-Нарра состоит из побережья. Конкретнее, белль Канто.
— Провинция а-Тан.
— Летнее поместье графини да Оратти, — с улыбкой уточнил герцог и, глядя на вытянувшееся Женькино лицо, с удовольствием добавил: — Мои люди не зря кушают свой хлебушек с маслом, что бы ты там ни говорил.
* * *
— Живописные руины, — признала я, выглядывая из развалин смотровой башни через дырку в стене. — Здесь даже кусок лестницы сохранился.
— Я знаю, — отозвался Женя снизу. — Я уже был в этой крепости. Дважды. Один раз по заданию Корпорации, когда искал в Эртане интересные места, второй раз с туристами. Но для туризма она все-таки слишком неудобно расположена, от нее до ближайшего телепорта — семь часов верхом, из них три — по пересеченной местности. Мало находится охотников на такое путешествие.
— А мы сюда зачем пришли? Что-то мне подсказывает — не для осмотра достопримечательностей.
— Отсюда нас заберет телепортист графини да Оратти.
— А мы не могли переместиться сразу к ней? Зачем такие сложности?
— Разумеется, нет. У магов Канцелярии нет координат ее поместья, — Женька ненадолго задумался. — По крайней мере, считается, что нет. В любом случае, это было ее условие. У нас есть еще около получаса, можем присоединиться к Вереску.
Я глянула вниз, туда, где мы оставили свои вещи. Вереск сидел у подножия холма и увлеченно читал книгу. Он отказался осматривать руины вместе с нами, заявив, что башню облазил еще будучи мальчишкой, а больше там смотреть нечего.
По правде говоря, от древней крепости (или, скорее, не очень большого форта) действительно сохранилось не так много: северная и западная стены уже заросли кустарником, лишь кое-где из зелени выглядывали каменные макушки, не желая сдаваться в плен лесному воинству. Лучше всего сохранилась восточная стена и угловая башня, в которой я находилась в данный момент.
Я выбралась на южную стену — от нее тоже остался приличный кусок — отряхнула пыльные коленки и двинулась параллельно Женьке, который шел снизу по каменным плитам. Поверхность стены была неровная, один раз мне пришлось прыгнуть, чтобы преодолеть разлом. Древний камень не выдержал удара каблука, осколки брызнули из-под ног.
— Юлька, не ломай памятник старины, — засмеялся Женя. — Потомки тебе этого не простят.
Стена обрывалась неожиданно и резко, до земли было метра два. Снизу прыжок с такой высоты казался пустяковым делом, но отсюда, сверху, мероприятие выглядело куда менее привлекательным: ногу, конечно, не сломаешь, но пятки отбить можно. Я заколебалась. Все-таки рискнуть или вернуться к башне и слезть по лестнице?
— Прыгай, не бойся, — подбодрил Женя. — Я тебя поймаю.
Вереск оторвался от чтения и посмотрел на меня. Я поняла, что о позорном возвращении к башне не может быть и речи, задержала дыхание — и сиганула вниз. Женька действительно очень ловко подхватил меня за талию — я даже не успела потерять равновесие. То, что он ас в деле ловли падающих девиц, я заметила еще в нашу первую встречу, но на этот раз его объятия были несколько крепче и длились куда дольше, чем того требовала ситуация.
— Жень, ты не слишком усердствуешь? — пробормотала я.
— Вовсе нет, — прошептал он, наклонившись к самому моему уху.
Я озадаченно покосилась на него. Женя ответил загадочной улыбкой. Потом по-хозяйски взял меня за руку и потянул за собой.
Это что еще за новости?
Вереск наблюдал за нами со странным выражением на лице. Кажется, он тоже был удивлен. Впрочем, не настолько, чтобы надолго задерживать внимание на этой сцене: к тому моменту, как мы спустились с холма, он уже был снова погружен в чтение.
Я аккуратно высвободила свою ладонь и устроилась на траве, оперевшись спиной о горку наших рюкзаков. Женя сел рядом.
— Юль, ты не возражаешь, если я положу голову к тебе на колени?
— Валяй, — разрешила я.
Вихрастая голова немедленно плюхнулась на мои вытянутые ноги, повозилась, устраиваясь поудобнее, и наконец удовлетворенно замерла. Женя выглядел довольным, как кот, сожравший кринку сметаны, только что не мурлыкал. Я хотела высказать по этому поводу что-нибудь едкое, но сдержалась. Посмотрим, что будет дальше.
— Вереск, а что вы читаете?
Полуэльф машинально поднял книгу, показывая мне обложку, но быстро понял ошибку — название и имя автора были написаны эльфийскими рунами — и пояснил:
— Фар-Сейнаро, "Волчонок".
— Вампир? Я не знала, что у вампиров есть своя литература.
— Почти нет. Эта книга — одна из немногих. Автобиографическая повесть.
— О чем она?
Вереск бросил на меня испытующий взгляд.
— Вы правда хотите знать или просто из вежливости спрашиваете?
— Конечно, хочу, — обиделась я. — Из вежливости и от скуки я могу и с Женькой поговорить.
— Около шестисот лет назад через заставу в Сумеречном Ущелье прорвалась стая волколаков. Во внешний мир им пройти не удалось — жители Зингара, вампирского поселения, расположенного прямо у выхода из Ущелья, уничтожили их. Но в самом поселке было много жертв. Вампирские правила на этот счет очень строги: все укушенные волколаками были немедленно убиты. Все, кроме одного: восьмилетнего сына Фар-Сейнаро, которого мать спрятала в лесу. Фар-Сейнаро разыскал жену, но видя ее страдания, не смог поднять руку на сына, хотя понимал, что спасти ребенка нет никаких шансов. Это завязка. А сама повесть рассказывает о трех неделях, которые они втроем провели в лесной хижине: автор повести, его жена и восьмилетний мальчик, их единственный сын, который постепенно превращается в волчонка.
— Разве волколак не превращается в волка только единожды в месяц, в полнолуние?
— Кто вам сказал такую чушь? — удивился Вереск. — Это опять что-то из вашей мифологии? Укушенный волколаком превращается в волка довольно медленно. У взрослого эльфа или вампира полная трансформация занимает около месяца, ребенку потребуется от недели до двух, человек вряд ли продержится больше трех дней. Потом, если у него достаточно сильная воля, раз в месяц — не обязательно в полнолуние, обычно в ту фазу луны, когда он был укушен — оборотень может принимать человеческий облик и способность мыслить разумно. Но это вряд ли принесло счастье кому-либо из волколаков: они при этом помнят все, что сотворили в облике волка.
— А... чем закончилось? — дрогнувшим голосом спросила я.
— Волчонок загрыз свою мать, и Фар-Сейнаро его убил. Другого исхода быть не могло. От укуса волколака нет противоядия, и трансформация — процесс необратимый. Лайри не хотела этого принять, но это факт.
— Не могу ее за это винить, — я зябко поежилась. — Надеюсь, мне никогда не придется делать такой страшный выбор. Я бы не смогла убить собственного ребенка — и вообще кого-либо, кто мне дорог.
— Если бы вы прочитали книгу, вы бы сделали это без колебаний, Юлия, — серьезно сказал полуэльф. — Она ведь не только — и, может быть, даже не столько — о трагедии родителей, которые теряют единственного сына, но и о том кошмаре, который переживает мальчик, превращающийся в зверя. Он всего лишь ребенок — перепуганный, растерянный, не понимающий, что с ним происходит. Вполне естественно, что его разумная часть ищет защиты и спасения у матери. Но инстинкты хищника, которые с каждым днем становятся все сильнее, видят в ней лишь источник свежего мяса и соблазнительно теплой крови. То, что мальчик продержался три недели прежде, чем вцепиться ей в глотку, говорит исключительно о его сильной воле.
Я слишком живо представила себе мучения малыша, и непрошенные слезы навернулись на глаза. Горячая капля упала Женьке на щеку. Он вскочил, встревоженно заглядывая мне в лицо:
— Юлька, ты чего? Ну, перестань, это ж было шесть веков назад! Ну чего ты, в самом деле!
— Материнский инстинкт, — невозмутимо пояснил полуэльф. — Истории о детских страданиях всегда вызывают у женщин слезы.
От этого циничного — хотя и, безусловно, справедливого — замечания плакать моментально расхотелось.
— Я смотрю, вы большой знаток женской психологии? — неприязненно осведомилась я.
— Это физиология, Юлия. Ничего больше. И это абсолютно нормально.
Тон его был спокойным, но мне почудилась скрытая насмешка. Невежливо отпихнув белль Канто, я резко поднялась.
— Тоже мне, физиолог непризнанный, Павлов местного разлива, блин, — сквозь зубы бормотала я, быстрым шагом направляясь в сторону леса.
Женя в два прыжка настиг меня и подхватил на руки.
— Идиот! — я взвизгнула от неожиданности. — Поставь ребенка на планету!
Он отнес меня на прежнее место и с довольной ухмылкой сгрузил обратно на траву. Я попыталась снова подняться, но Женька обхватил мои плечи так крепко, что я едва могла дышать.
— Отпусти!
— Ни за что. Ты тут же слиняешь в лес, и на тебя там набросятся дикие вол... эгхм... кролики. Мне будет тебя очень не хватать, — добавил он проникновенным шепотом.
Я дернулась еще пару раз — больше для виду — и затихла. Весь этот безумный фарс выбил из моей головы переживания о мальчике-волколаке и его несчастных родителях, и мысли вернулись к более насущной проблеме: что такое происходит с Женькой? Определенно, он вел себя очень странно. Так, словно имел на меня какие-то виды. Не то чтобы мне это не нравилось... черт, да еще месяц назад я бы взвыла от восторга, заметив такое внимание с его стороны. Но с тех пор многое изменилось. Во-первых, у него появилась девушка — об этом знал весь дворец, и даже его величество, хоть и посматривал в сторону ухажера дочери с подозрением, не проявлял открытого недовольства их отношениями. Во-вторых, та ночь с Вереском повернула какие-то шестеренки в моей голове. Нет, я не влюбилась: при свете дня я могла признаться себе в этом со всей определенностью. Но иногда, ночами, я вспоминала горячее дыхание на своей щеке, неуловимый запах вереска, смеющиеся глаза — "Сумасшедшая девушка!.." — и наваждение накатывало с новой силой. В общем, все стало как-то сложно, и я уже не была уверена, что хочу более близких отношений с Женькой. По крайней мере, мне нужно было время, чтобы во всем разобраться.
— Жень, можно тебя на минуточку? Поговорить надо.
— Конечно, — с готовностью откликнулся он. — Пойдем прогуляемся по памятнику старины.
Едва крепостная стена отделила нас от Вереска, я остановилась и требовательно посмотрела на Женьку:
— Что, черт возьми, происходит?
Он выдал мне самую обаятельную из своих улыбок. (Уж что-что, а улыбаться этот паршивец умеет.)
— Ты против? Мне казалось, я тебе нравлюсь.
— Нет! — кого я пытаюсь обмануть? — Ладно, разумеется, ты мне нравишься. Любой другой мужчина на твоем месте схлопотал бы по физиономии без лишних предисловий. Но это уже совершенно не важно.
— Почему?
— Потому что. Разберись сначала в своих отношениях с Вероникой.
Он проницательно посмотрел на меня.
— Это единственная причина?
— Это достаточная причина, — отрезала я. — Не уходи от ответа. Что все это значит? Ни за что не поверю, что ты внезапно воспылал ко мне порочной страстью.
— Неужели я был неубедителен? — он скорчил досадливую мину.
— Женя!!!
Ореховые глаза стали серьезными. Женька нагнулся, сорвал травинку, пробившуюся сквозь каменный пол, задумчиво повертел ее в пальцах.
— Понимаешь, Юлька, тут такое дело. У меня есть друг. Он полуэльф, и в некоторых вопросах проявляет поистине эльфийскую неторопливость. Я хотел его немного подтолкнуть в нужном направлении. Спровоцировать.
— Что?! — я не поверила своим ушам.
— Заставить ревновать, — невозмутимо пояснил Женя.
Звучало это так бредово, что я не сразу нашлась с ответом, и, чтобы заполнить паузу, выглянула из-за стены. Упомянутый полуэльф флегматично настраивал гитару. Если ему и было знакомо значение слова "ревность", то явно не в данном контексте.
— Жень, — осторожно поинтересовалась я. — А у тебя с головой вообще как?
— Не жалуюсь.
— Это хорошо. А то я уже начала бояться, что ты посеял свой разум там же, где совесть и чувство такта.
